the rasmus — dancer in the dark
В какой-то момент Чонгуку даже немного становится стыдно за то, что ему не представилось времени как следует повпечатляться открывшимся тайнам из их с Юнги прошлого. В конце концов, как говорится, не каждый же день узнаёшь себя заново, как не каждый день находишь все подтверждения фактам того, что ты не сумасшедший, коим тебя все привыкли считать. Пока они с Юнги пытались хоть как-то существовать этот год, Чон не мог всё от мысли отделаться: словно во всей истории его бытия не хватало деталей — тех, что были наиболее важными. И сейчас, в тот самый момент, когда ему нужно было сидеть и тщательно взвешивать, как теперь поступить — рассказать ли Юнги, и если всё же рассказывать, то как сделать так, чтобы брат не позвонил куда-нибудь в скорую, — отголоски того, чего он даже не помнил, ударили прямо в затылок. Словно этого ждали всё это время — не дали переварить и опомниться, не дали скоординировать действия. За ними явно кто-то следил, а потом нанёс страшный удар чистой магией: из обрывков ярких дебатов, которыми Чонгук сейчас окружён, он осознал простой факт — они двое выжили лишь потому, что из всех собравшихся в комнате Тэхён самый быстрый и наблюдательный. Отчасти и потому, что является опытным: дело не в прожитых наследником сеульского клана годах, а, в общем-то, в его фронтовом прошлом. Что-то из тебя не уходит даже тогда, когда ты уже много лет мёртв. Это то, что сказал Ким Сокджин в первые минуты дискуссий. Военная сноровка Тэхёна осталась при нём даже спустя почти целый век, а умение выжить впиталось в его чёрное сердце вместе с кровью бойцов, которых он лишал жизни во время Второй мировой. — Будь на его месте я, мы бы сдохли, — признался Сокджин, покачав головой. — У Чимина тоже богатый опыт ведения войн, однако он куда медленнее, потому что сильнее сам по себе. В общем, да, Чон Чонгук, тебе опять повезло. После чего разум оцепенел на мгновение, а потом начал хаотично метаться: кому и зачем вновь понадобилось лишать его жизни? И, что самое важное: за чьи грехи? Чонгук теперь помнит всё, а потому стопроцентно уверен: в его практике не было переходов дорог влиятельной нечисти. Он просто знал о существовании этого тёмного мира, не собираясь об этом кому-либо рассказывать — неужели этого оказалось настолько достаточно, что его продолжают подстерегать даже после того, как он стал его частью? А как же Юнги? Он так и вовсе был совершенно один и без памяти о том молодом человеке, что, по словам одного лучшего друга, с места сорвался и бросился вон, как только Тэхён позвонил сообщить, что на них кто-то напал и им нужно вернуться в квартиру для координации действий. Чимин отписал, что со старшим братом всё в норме, уже через десять минут, однако от этого стало полегче совсем ненадолго: угроза продолжает нависать над остатком их несчастной семьи, и никуда не уходит. — ...не побоялся совершить покушение на наследника клана, — это то, что долетает до уха, когда Чонгук, вырвавшись из собственных мыслей, решает вслушаться в разговор между Хосоком, Сокджином и своим повелителем. Тэхёна сейчас не узнать, словно того подменили: холоден, собран, глаза мечут молнии и он почти не говорит, предпочитая по большей части лишь слушать. Однако парадокс данных метаморфоз кроется в том, что Хосок замечает немедленно, словно прочитав мысли младшего брата своего «лучшего друга»: — Твой вид сейчас вызывает у меня ностальгию. Хочется аж поприветствовать тебя старого. Устроить пирушку в честь возвращения степенного младшего брата-зануды, который сидит в пыльном шкафу и предпочитает общаться только лишь с рухлядью. — Торжественные церемонии не выигрывают от повторений, особенно когда человек чувствует в них фальшь и комедию, — флегматично отвечает Тэхён, ни на кого, в общем-то, даже не глядя. А затем, закусив ноготь большого пальца, переводит глаза на Чонгука с коротким: — Ты как? — Как чудом выживший, который ни хрена не понимает, что происходит, — признаётся мальчишка. — Есть ли что-то такое, о чём я ещё должен знать? — этот вопрос он задаёт уже колдуну, глядя тому прямо в глаза. Может, он ведёт себя немного неправильно и излишне здесь давит. Однако когда речь идёт о Хосоке, ему больно особенно — тяжело принимать сердцем факт, что человек, который был рядом с тобой двадцать четыре на семь, всё это время не ощущал к тебе того же тепла, а лишь выполнял поручение. Сейчас, когда чародею пока что не нужно играть свою роль, Чон может видеть его настоящего: равнодушного и ироничного, смотрящего на него, как на жука, и абсолютно не чувствующего ни капли привязанности. Будь чонгукова воля, он бы запретил этому лживому псу подходить к своему старшему брату, однако здравого смысла в нём куда больше, чем многие думают. Хосок, бесспорно, сильнейший колдун в этом городе. И если он продолжит выполнять свою миссию и ошиваться рядом с Юнги, чтобы того защищать, то кандидата на эту роль лучше им не найти. Нет, определённо, Тэхён мог бы сравнять этот счёт, но, стоит думать, к бывшему парню своего старшего брата он и по сей день настроен с негативными нотками. Так что, да, стоит завалиться уже, и принимать данностью факт: они для Хосока оказались лишь частью работы. Нет, даже хуже: выплатой долга. — Из бесплатного — нет, — отвечает тем временем маг, не отводя собственных глаз. — Ах, точно, — кивает Чонгук. — Не беспокойся, я скоро привыкну. — К чему? — К тому, что ты лицемерная задница, которой неведомо чувство привязанности. Или же доброты. Или отзывчивости. Подставь сюда любое определение тёплых эмоций и здоровой человеческой дружбы. — Ты сам ответил себе же, — судя по виду волшебника, тот не обижается: кривит тонкие губы, головой темноволосой качает, словно в досаде. — Человеческой дружбы. А я не человек. Узнай твой вид обо мне, меня бы сожгли, как жгли ведьм в Европе во времена Инквизиции. — У тебя две руки. Две ноги. Член между ног. Мы никак внешне не отличаемся, Чон. Ты человек. — Здорово, что ты так считаешь, но у меня другой взгляд на это. Если тебе легче думать, что я пидорас, которому на тебя наплевать, то спорить не буду, потому что второе утверждение верно до абсолюта, а первое — наполовину. Мне на тебя и впрямь наплевать, однако я и не был обязан тебя любить, мелкий. Меня приставили к твоему старшему брату в первую очередь. Я и его не обязан любить. — Тебя как послушать, так ты вообще никому ничем не обязан, — резюмирует Джин. — Нет, это не так, — внезапно спокойно отвечает Тэхён. — Мне он по гроб жизни обязан. Верно, Чон? — Эти вампиры, что обожают ощущать своё превосходство, — кривит губы Хосок. — Что мне ещё нужно сделать? Отсосать тебе? — Разве ты был бы не рад такой перспективе? Как давно ты не трахался? — Не рад был бы, ведь твой член побывал в каждой мусорке этого города, — цыкает маг. — Так что такая опция идёт по тройной стоимости. Чонгук не уверен, что хорошо понимает всё то, что здесь прямо сейчас происходит, и меньше всего ему, если быть откровенным, хочется знать подоплеку каждой токсичной издёвки, пикировку которыми он невольно и начал. Однако вид наследника сеульского клана, что инстинктивно подался вперёд, слегка закрывая сидящего рядом Чонгука собой, говорит об одном: прямо сейчас Тэхён, не акцентируя на этом внимание, его защищает от возможных нападок Хосока. Может, ещё не пришёл в себя до конца после того, что случилось, чёрт его знает, однако вид этого парня, что становится крайне серьёзным только в экстренных случаях, будто говорит чародею: «Если ты сейчас скажешь ему хоть ещё слово, то я порву тебя на куски». Чонгук бы многое отдал, чтобы узнать, что Хосок действительно думает: в конце концов, слегка поостыв от чужого вмешательства в их с магом ссору, он понял простейшую истину. Если бы этому парню и правда было плевать, он бы не тыкал об этом каждому здесь с таким рьяным усердием. И если бы дело было лишь в долге Чимину с Тэхёном, он бы не делал всё то, что он делал: не повёз бы Чонгука с лихорадкой в больницу, когда сломалась машина вызванных медиков, не водил бы их за свой счёт в парк развлечений раз в месяц, не устраивал бы дурацкие празднования, вбивая в поисковике запрос «Какой праздник сегодня». Он мог бы быть другом. Мог бы быть ближайшим из всех людей в мире, однако никто никогда не просил его брать на себя... так много всего. И если ему было б плевать, он бы не делал всё это. Чонгук в этом уверен. Но и в другом сейчас тоже уверен: чародей Тэхёна боится. Он как новенький здесь не может знать разницу сил между магом и кровососом, как не может знать, действительно ли его покровитель настолько сильнее некогда фактически члена семьи, однако тот факт, что Хосок откровенно пасует, когда Ким берёт слово и даёт всем здесь понять, что обижать Чонгука он не позволит, весьма очевиден. О причинах остаётся гадать — или же выловить Сокджина при случае и со всем вкусом его допросить. Если он, конечно же, доживёт до этого самого случая. В свете последних событий уже нельзя быть в чём-либо уверенным. — Сдаётся мне, Дон уже в курсе случившегося, — прекращает их перепалку Сокджин, в задумчивости привалившись к стене. — Есть идеи, что следует ему рассказать? — Я уверен на сотню процентов, что он не в курсе, — внезапно сообщает Тэхён. — Мы с Хосоком займёмся расследованием, пока есть такая возможность: поедем на место и попробуем отследить, что за магия нанесла удар по машине. Ты отвезёшь Чонгука ко мне и наберёшь моего старшего брата. — Никто не хочет Хосока спросить?! — вскидывается чародей незамедлительно. — Зачем мне звонить Пак Чимину? — склонив к плечу голову, интересуется Джин. — Ему предстоит приложить все усилия, чтобы задержаться с бывшим подольше, — скривив губы будто бы в отвращении, отвечает Тэхён. — Брат Чонгука тоже сейчас под угрозой. Ему нужен тот, кто сможет его защитить, а Хосок, который столько времени несёт этот крест, сейчас нужен мне. — Зная Чимина, хочу задать верный вопрос, — внезапно негромко произносит колдун, и есть в его голосе нечто такое, что заставляет всех собравшихся в комнате повернуть в его сторону головы. Вид у Хосока крайне задумчивый, а ещё — слегка напряжённый, будто прямо сейчас он хочет спросить нечто такое, что может изменить ход истории. — Тебе как... политику в вампирском сообществе. — Жги, — Тэхён, услышав о себе как о политике, конечно же, морщится. — «Уж коли освобождён был вампир из оков, что пленили его по исходу Суда, то значит, на то воля Божья. Отныне чист он, как чист душой тот младенец, что издал первый крик при рождении; как чист первый выпавший снег; как чист горный ручей, что течёт там, где ни единого раза не ступала нога человека». Это то, что говорит ваш Устав. — Меня пугает тот факт, что ты знаешь его лучше меня. — И всё же. Кто-то из нечисти угрожает некоему смертному, устраивая опасный для жизни перформанс. Некоему смертному, который, согласно этой статье, уже непричастен к Нижнему миру — Чимин-то Уставом «прощён». Считается ли узнавание о нашем мире вот конкретно только сейчас — преступлением? Тэхён смотрит на Джина с ноткой задумчивости. Тот, поджав задумчиво пухлые губы, сохраняет молчание какое-то время. А затем мотает головой в отрицании: — Случаи разные. В первый раз Чимин рассказал о нас просто так, из больших светлых чувств и в надежде приобщить этого парня к нашему миру. Однако сейчас рассказать Юнги обо всём преступлением считаться не будет, ведь преступник — тот, кто может ему угрожать. Самооборона, не более. И со стороны того же Чимина, и с точки зрения знания смертного о Нижнем мире. Даже если он вернёт ему воспоминания, то это преступлением больше не будет. Но угрозу предстоит доказать. — Я не просто так спрашиваю, — наконец, произносит Хосок, а затем достаёт телефон и, зайдя в галерею, демонстрирует фото странных рунических знаков на серой стене. И, мотнув в сторону, даёт распознать точно такие же символы, но уже на другой поверхности — белой. — Что это? — растерянно бормочет Тэхён. — Предупреждение. Мне. Это руны отслеживания. Да вот только на стене музыкального магазина Юнги и в подъезде на этаже их с Чонгуком квартиры, — серьёзно отвечает волшебник. После этого комната погружается в тишину, в процессе которой Чонгук понимает: он уже преисполнился ровно настолько, что его совсем не пугает тот факт, что колдун нашёл прямую угрозу их с Юнги безопасности, но заставляет глубоко внутри усмехнуться та сила нажима, с которой Хосок — человек «я не испытываю к вам двоим ни малейшей привязанности» — сейчас давит на наследника сеульского клана. — Если Чимин вернёт Юнги память и всё же расскажет ему всю правду о том, что это — не просто акт вандализма, ваш папаша не упечёт его назад в склеп? — глядя Тэхёну прямо в глаза, продолжает Хосок череду своих уточнений. — У Чимина будет возможность защищать его дальше? — Да, — не думая ни единой секунды, отвечает тот едва слышно. — Это прямое вмешательство Нижнего мира в жизнь смертного с целью уничтожения. Чимин не будет преступником, а Юнги будет позволительно узнать о нас снова. Самооборона, как Сокджин и сказал. Да и, в любом случае, Чихён уже мёртв, Чонгук приобщён к нашей среде, а Чимин — не наследник. Ситуации разные. — Отлично, — спокойно произносит Хосок с лёгким кивком, а затем, поднеся телефон к уху, какое-то время молчит в ожидании, чтобы после бросить отрывисто: — То, что я сейчас тебе сообщу, посадит тебя на очко, Пак, но вместе с тем ты будешь рад до усрачки. Возвращай память своему ненаглядному. Прямо сейчас, если тебе хочется, чтобы он всё-таки выжил. Подробности позже. Сделай это немедленно.***
Глядя на чёрную вязь на подъездной стене, Чимин отчётливо чувствует пульсацию магии на том заметном, что кто-нибудь может назвать вандализмом. В голове — голос Хосока, что раздавал приказания, в душе — страх за Чонгука, которого снова вовлекли в разборки их мира так грубо и невероятно жестоко, что мальчишку становится до ужаса жаль. Никто не хотел бы вдруг оказаться на месте младшего брата Юнги: человека, пережившего такое колоссальное горе и страх, а после — депрессию, чтобы теперь каждый миг своей жизни ощущать себя на волоске от новой страшной трагедии, где некто уготовил ему главную роль. Всё, что слегка успокаивает, являет собой наличие подле него чиминова младшего брата: кое-кто склонен делать много злых, импульсивных вещей, но отрицать его силу бессмысленно — слишком многое пережил Ким как и до, так и после своего обращения. Тэхёна можно звать, кем угодно: кровожадным, жестоким и мстительным; задирой, снобом и эгоцентриком; сволочью, бесчеловечным ублюдком и гадиной. Но назвать его слабым может только самоубийца: этот вампир принадлежит к той категории личностей, что могут взорваться на мелочь, как по щелчку, однако в моменты наивысшего стресса, как правило, сохраняют холодный рассудок. Даже если вспоминать их расставание, можно отметить то, как красиво Тэхён в тот день ушёл: очевидно же, что хотел сказать многое, но сказал только по делу, чтоб замолчать до суда, как молчал и во время процесса. Но Тэхёна лучше не злить. Потому что просто так злиться Тэхён не умеет: если сильно постараться задеть лично его, может лишь посмеяться — в конце концов, для себя любимого он всегда идеальный. Но совершенно иначе младший брат ведёт себя, когда речь идёт об угрозе всех тех, кто ему дорог. А мальчишка, которого он взял себе в кровное рабство, действительно стал таковым, и теперь Чимин совершенно не знает, как отнестись к этому правильнее: радоваться, что у Чонгука есть один из сильнейших покровителей нашего времени, который прошёл подготовку во времена Второй мировой, или расстраиваться, что Чон скован такими страшными, порочными узами. Догадка бывшего наследника сеульского клана всё ещё остаётся догадкой, как Тэхён остаётся непредсказуемым: если вселенная внезапно решила вот так зло посмеяться и подсунуть Чимину под нос Юнги, который оказался его истинной жертвой, а потом тем же манёвром объединить Чонгука с Тэхёном, то Пак поверит в судьбу. В предначертанность уже когда-то уверовал, ощутив ту на себе, однако для того, чтоб убедиться в собственных мыслях (или найти опровержения им), ему с младшим братом нужно поговорить по душам. А душа Тэхёна для него уже как два года закрыта без прав на амнистию, и осуждать за это у Чимина полномочий и нет. Единственным, кто был виноват в той ситуации, оказался он сам. Скажи он Тэхёну, что хочет подвергнуть их обоих опасности не просто так, ради какого-то непонятного парня, а ради того, кто природно подходит на всю сотню процентов, скандала бы не было. Однако Чимин не посчитал нужным делиться: обнародовать свою принадлежность к столь редкой связи — это дать кому-нибудь в руки манипулятивный карт-бланш. Не Тэхёну, отнюдь: ему Чимин и сейчас доверяет, как не доверяет себе, однако жизнь научила — и у стен уши есть, и пока был жив Пак Чихён, о раскрытии глубины связи не стоило даже и мыслить. Как нельзя Тэхёну-наследнику подобным рисковать и сейчас, потому что от знаков пульсирует чужой, враждебной магией, а дорогая машина превратилась в бесформенный кусок металла. Впереди у Чимина — огромнейший в его жизни шаг, который он уже делал давным-давно, в прошлой жизни, однако сейчас разница в том, что у него нет старых регалий и привилегий — и не быть им уже никогда. Слава Богу, наверное, потому что он чертовски соврёт, если заявит, что сейчас, когда всё стало хуже по ряду причин, в чём-то груз не облегчился. Он поймёт, если Юнги его не простит. В конце концов, у него есть десятки причин, чтобы вогнать Чимину серебро в сердце и оставить дохнуть в качестве абсолютного зла, однако он заслужил знать всю правду о том, как он жил последние парочку лет. Вернее, не жил, а существовал, ведь всё счастье былое в итоге разрушил тот самый, кому он много лет с жаром признавался в любви и некогда клялся никогда не бросать. Страшно ли? Очень. А кому бы не было страшно? Он перед Юнги будет сейчас, словно нагой... хотя нет, сравнение глупое: Мин видел его обнажённым десятки раз, и Чимину за это давно уж не стыдно. Как Юнги и нагим душой его видел: лишь с ним вампир с грузом ответственности позволял себе быть невероятно открытым и честным. Сейчас... это всё новое. Совершенно другое. И, позвонив в дверь, Чимин ощущает, как сердце стучит, гоняя свежую кровь по его чёртовым венам. Проклинает себя за всё то, что когда-либо делал этой семье, и проклинает за то, что сделать ещё предстоит. Не заслужили Юнги и Чонгук пережить столько дерьма, сколько свалилось на них с его появлением. Дверь открывается. Парень за ней всё столь же прекрасен, как и в ту самую пору, когда они познакомились в школе. Стал старше, залегли морщинки в уголках небольших глаз, что раскрываются сейчас в удивлении. Узнал «незнакомца» с крыши своего же бывшего дома, куда пришёл как-то ночью, потому что Чимин отчаянно думал, а магия истинности всегда работает на счастье своих подчинённых. — Пак Чимин, — голос Юнги сквозит удивлением. — Весьма... неожиданно. — Ты даже представить не можешь, как ожидаемо, — посмеявшись невесело, качает Чимин головой. — Прости за вторжение. Но могу ли зайти? Это будет звучать сейчас очень странно, однако... у меня есть разговор к тебе. Кивнув медленно-медленно, Юнги отходит несколько в сторону, позволяя незваному гостю попасть в небольшой холл своей новой квартиры. Чимин, стараясь не сойти с ума от леденящего его душу ужаса, переступает порог.