mr. kitty — home
Всё приходит в движение непозволительно быстро и даже как будто в дешёвом кино: вот Тэхён, в лице резко сменившись, бросает свои ледяные, злые слова, а вот через мгновение Чимин уже возникает между ними двумя, закрывая любовь всей своей жизни собой, сияя краснотой нечеловеческих глаз и оскалив острейшие зубы в оскале. Подняв глаза, Юнги замечает, что действующий наследник сеульского клана застыл в той же позе, однако собой закрывает уже его младшего брата: сам же Чонгук, округлив в испуге глаза, на вампирской разборке явно впервые присутствует, а потому совершенно теряется и совершенно не знает, что ему делать. Зато Юнги доводилось быть свидетелем... случаев. И теряться из-за того, что два года он не помнил о них, он не собирается: Нижний мир — не тот мир, где есть возможность задуматься и хорошенько осмыслить всё то, что хочешь сказать. Но ему не впервой разнимать Чимина с кем-то из его касты, так что порядок. — Ведёте себя не как представители могучего и старого рода, а как две бродячих собаки, что не могут кость поделить, — его голос звучит очень спокойно, даже, можно сказать, равнодушно — и именно такой резкий контраст в возникшей на мгновение паузе отрезвляет некогда дружных и отзывчивых братьев, вынуждая принять адекватные облики и выпрямиться. — А ты хорош... — присвистнув, замечает ещё один парень: объективно очень красивый, с широким разворотом могучих плечей и густой чёрной подводкой на веках. Если пораскинуть мозгами, то можно легко догадаться: наверняка будущий тэхёнов Советник, который, скорее всего, перешёл к младшему брату в наследство от старшего. А Советника Чимина-наследника звали... — Я не хорош, Ким Сокджин, — мгновенно меняясь в лице и смягчая свои интонации, Юнги дружелюбно ему улыбается, поднимаясь с дивана, — просто по-своему опытен. — Чимин любил драться? — вскинув бровь, интересуется тот. Значит, имя Юнги помнит верно, раз его не поправили. — Не сказать, что именно драться. Просто всегда имел свойство регулярно пытаться делать что-то подобное, — и, протянув руку, Мин со спины без капли застенчивости ерошит чужие светлые волосы. Он запомнил их ещё чёрными, но и этот цвет Чимину безусловно хорош. Ему пошёл бы даже мешок вместо одежды, потому что он самый прекрасный мужчина на свете, которому в один странный миг Вселенная решила вдруг выбрать в партнёры всего лишь Юнги. Он видит, как Пак от касания вздрагивает. Однако то не от неожиданности или же неприязни, отнюдь: так может вздрагивать кот перед тем, как расслабиться и интенсивно поддаться неожиданной ласке. Вот и Чимин делает так же: вздрогнув, тут же смягчается и даже подаётся назад, чтобы уплотнить это касание, сделать его более сильным. Однако руку Юнги убирает: ещё будет время на то, чтобы предаться любви и той душещипательной нежности, которую они столько лет друг другу дарили с таким неистовым пылом, будто только-только влюбились, а не состояли годами в своих отношениях. — Почему ты отзываешься обо мне как о несмышлёныше, который норовит накосячить? — бубнит обиженно тот, кого знают сейчас как физически самую вампирскую особь их современности в совокупности с чудом прощённым преступником. Время когда-то было лихое: пока Чимин готовился к убийству Чихёна, Юнги раз за разом перерывал Бессмертный Устав (копию книги ему за баснословную сумму продал Хосок) в тщетных попытках найти хоть шанс на надежду в этих священных страницах. Не нашёл по итогу, но многие строчки врезались в память так чётко, будто он специально заучивал их наизусть.«Уж коли освобождён был вампир из оков, что пленили его по исходу Суда, то значит, на то воля Божья. Отныне чист он, как чист душой тот младенец, что издал первый крик при рождении; как чист первый выпавший снег; как чист горный ручей, что течёт там, где ни единого раза не ступала нога человека»
Когда-то давно они дали надежду. Такую отчаянную, невозможно безумную, ту, в которой Юнги хотел войти в склеп после Суда и добровольно отдать себя в жертву тому, кого любит. Хосок удержал: не руганью в духе: «Что тогда будет с Чонгуком?!», а полноценной угрозой. — Я сделаю печать такой силы, Юнги, что как только ты попытаешься переступить порог склепа, то тебя испепелит заживо. Смерть будет бессмысленной, глупой и явно не той, которой от тебя будет ожидать твой любимый. Но переступить порог склепа у него не получилось вовсе не из-за того, что Хосок или Чимин того не желали. По итогу он два года просто не помнил о такой своей цели. — Я не отзываюсь о тебе как о несмышлёныше, глупый, — здесь и сейчас рад он сообщить молодому мужчине, которого столько чёртовых лет любит всем сердцем. Столь сильно, что хорошо понимает: больше никого, никогда. И дело даже не в истинности. — Я просто приоткрываю завесу Сокджину. Так сказать, называю причины, по которым он должен радоваться, что по итогу ты ему не достался. — Поверь мне, я рад, — сообщает Сокджин достаточно бодро, — хотя, стоит подумать, что Чимин не просил бы меня общаться с персонами, которые мне неприятны. Даже в случае крайней необходимости. Он умный, он бы точно нашёл другой путь. — Конечно, я не стал бы просить, — фыркает Пак. — В случае крайней необходимости я бы приказывал. — Ты мне очень нравишься, — внезапно, прямо и просто сообщает почти-Советник своему подопечному. — Я бы даже сказал, что нравишься мне до безумия. В тот самый день, когда твой старший брат убил вашего общего младшего брата, лишился короны и был приговорён к смертной казни, где-то был благословлён один маленький я. — Пошёл бы ты нахуй, подлиза клыкастая, — столь же внезапно, прямо и просто отвечает Тэхён своему воспитателю. — Приложу все усилия, чтобы Ким Намджун вплотную занялся этим вопросом. — Никогда в жизни я не влюблюсь в Ким Намджуна! — А я и не буду просить, чтобы он в тебе распустил бутоны любви. Я буду на коленях стоять перед ним, чтобы он тебя просто-напросто выебал и ты уже перестал гавкать тут попусту, — вскинув нос горделиво, отвечает наследник сеульского клана. — Гавкаешь тут только ты, псина сутулая! — воспламеняется Джин незамедлительно. — Это нормально? — шёпотом интересуется Юнги у Чимина. Тот, плечами пожав, комментирует: — Не имею понятия, я вообще с ними двумя не контачу, потому что между мной и Тэхёном не отношения, а лютый пиздец, который уже не исправить. Выглядит довольно занятно, но я и сам не могу понять, стоит ли вмешиваться. — О, поверьте мне, это ещё пока лайт, — буднично бросает Чонгук, проходя мимо на кухню. — Дома они ведут себя хуже. — Чонгук, ты сейчас находишься дома, — с нажимом и угрожающе произносит Юнги. — О... оу, — затормозив, тянет братец, а после, плечами пожав, немного краснеет щеками: — Оговорочка вышла. — По Фрейду, — Чимин тихо фыркает, за что незамедлительно получает ладонью прям по бедру. — Я имел в виду, что у Тэхёна в квартире они ругаются хуже, так что это только разминка, — поясняет Чонгук и где-то на этом моменте они с Юнги смотрят друг другу в глаза. Старший брат не имеет понятия, что читается в его собственном взгляде, но результат превосходит все ожидания: — Бутерброд хочешь? — сделав «эгьё», переводит стрелки малой. — Хочу, чтоб в твоей башке появились мозги, дабы ты впредь не попадал в ситуации, откуда я не буду знать, как тебя вытащить! — А ты, случайно, не Елена Гилберт, пацан? — внезапно лениво тянет Тэхён, мгновенно отключившись от возмущённых потоков брани Сокджина. Юнги, вздохнув, понимает: путь к попытке наладить хотя бы нейтралитет на этой линии фронта будет весьма тяжёл. — Нет, Тэхён, я не Елена. — Может быть, ты тогда Бэлла Свон? — с усмешкой интересуется Ким. — Не пойми неправильно, просто забавно, когда смертные пытаются играть во всесильных. — Нет, Тэхён, я и не Бэлла. Я Мин Юнги. Бойфренд твоего старшего брата уже много лет, и я не сдвинусь с этой позиции до своей смерти, — спокойно отвечает Юнги. — Нравится это тебе или нет. Извини? — Я ошибся, — кивнув, поправляется тот. — Ты не Елена и даже не Бэлла. Ты Мэтт Донован, парень. Давай, для канона событий попробуй убить меня пистолетом. И в то же мгновение совершает резкий уклон вправо: кулак Чимина свистит в сантиметре от уха. Тэхён руку старшего брата перехватывает таким быстрым движением, что Юнги даже не успевает заметить его, но Пак тоже не промах: сделав подсечку, валит их двоих на пол, где наследника сеульского клана прижимает к ковру лопатками и, склонившись к нему, буравит чужой алый взгляд своим — точно таким же. С пару секунд, потому что потом цедит зло: — Ты можешь быть быстрее меня, но я всегда буду сильнее. Все твои выкрутасы у меня в памяти, Ким. Если не хочешь, чтобы я попал в склеп за второе братоубийство, лучше закрой свою пасть. — Брейк! — это восклицает вернувшийся на шум с кухни Чонгук, однако Сокджин уже подходит к Чимину и, приложив кучу усилий, стаскивает бывшего наследника сеульского клана с действующего: — Бросьте, ребята! Можно не впутывать в вашу вражду Чонгука с Юнги? Они ни в чём не виноваты, окей? — Они виноваты, — это Тэхён рычит одновременно с чиминовым «Они невиновны». Советник вздыхает, покачав головой. — Окей, Чонгук ни при чём, однако... Юнги под взглядом красных глаз этого парня, который его, кажется, всей душой ненавидит, чувствует себя почти неуютно. Почти. Ведь правда и логика всё ещё являются его вторым именем в этой старой, тяжёлой истории: — Ты можешь обвинять меня в чём угодно, Тэхён, но ваши разборки конкретно меня никак не касаются, и ты это знаешь. Ты делаешь меня виноватым, потому что так тебе проще, хотя эта размолвка завязана только на вас, двоих братьях. Тебе легче сказать: «Ой, этот парень, Юнги, стал причиной того, что мы потеряли друг друга», чем включить свою голову и, наконец-то, признать: вы потеряли друг друга не из-за меня. Я только следствие там, где мог стать дополнением, и каждый из нас был бы счастлив. Но ты так не хочешь. Почему — хороший вопрос, и отвечать на него предстоит только тебе. Но не передо мной, потому что при всём понимании я не потерплю, чтобы меня оскорбляли в собственном доме. Так что выйди из этой квартиры, и больше не возвращайся, наследник сеульского клана. В это мгновение он ожидает, что Тэхён скажет... много всего. Однако вампир, смерив его полным презрения взглядом, делает пару коротких кивков в сторону выхода: Сокджин, всё ещё держащий Чимина, отпускает того, и, извиняясь перед каждым собравшимся взглядами, идёт за своим подопечным. Но чего Юнги совершенно не ожидает, так это того, что Чонгук, вздохнув, пойдёт следом за ними, чтоб обернуться на входе в гостиную и бросить негромкое: — Моё место теперь рядом с ним, хён, ты же знаешь. Прости, что не могу тебя сейчас поддержать. Может быть, я вернусь домой к вечеру и мы обсудим всё, что случилось. Идёт? Юнги возразить бы — да слова не идут. Никаких, кроме двух проклятых, что формируют собой фразу «кровавое рабство». А потому, со вздохом кивнув, Мин отпускает младшего брата последовать за его повелителем. Когда они остаются одни, Чимин возвращается назад на диван и негромко вздыхает в ту тишину, что аж звенит между ними двумя. Юнги сказать нечего — шок от собственных воспоминаний резко сменился на удивление после того, как сюда пришли Тэхён, Сокджин и Чонгук, а затем то оставило после себя послевкусие горечи от всего, что случилось. Он не дурак: знает, что абсолютно не виноват в том, что случилось между двумя другими, вампирскими братьями — знает, что отчасти в этом виновен Чимин, что два года назад не смог найти нужных слов убеждения и не прислушался к чувствам Тэхёна. Знает, что отчасти также виноват сам Тэхён, не захотевший идти на уступки, потому что имел на то право. Но теперь Чонгук по одну сторону бурной реки этой ссоры, а Юнги — по другую, и ему ни хрена это не нравится. — Он не убьёт его, — повторяет Чимин, пальцем оглаживая тыльную часть кисти Юнги. — Помнишь? Они, скорей всего, истинные. Да и Тэхён имеет слишком тяжёлое прошлое и знает отлично, что значит потерять члена семьи. Он может вести себя очень по-детски, но специально причинять тебе боль таким образом точно не станет. Он не такой. Ещё хуже, чем если б Чонгук просто был кровавым рабом этого парня. — Я верю, что он не убьёт его и что он не такой. Дело совсем не в Тэхёне. — А в чём? — В том, что весь этот год я даже не думал о том, чтобы поверить своему младшему брату, не старался прислушаться так, как мне стоило бы. И из-за меня он теперь в такой ситуации. Я... — голос Юнги даёт слабину, и он замолкает. — Не виноват, — убеждает Чимин, сжимая его руку крепче и, наклонившись, участливо смотрит прямо в лицо. — Кто бы в здравом уме поверил тому, что вампиры действительно есть? Да даже я сам не поверил бы, честно! Рассмеявшись негромко, Мин шмыгает носом, а после — даёт себя утянуть и прижать к чужой, столь знакомой груди. Он зацеловывал ту тысячи раз, знает каждый участок бледной чувствительной кожи. И зацелует ещё тысячу раз, честное слово, просто пока что... всё сложно. Ему нужно время. — Я не могу выкинуть мысли о том, что целый год до смерти наших родителей Чонгук жил со знанием, что Нижний мир существует и что я являюсь в него вовлечённым. Целый год он знал о том горе, что нас постигло с тобой, и сейчас, анализируя то, что случилось, хорошо понимаю: он сильно мучился, пусть и сам попросил тебя оставить воспоминания. — Из уважения ко всему тому, что, по его словам, я когда-либо делал для вас, — со вздохом кивает Чимин. — И в частности — для тебя. Как он сказал... — Я хочу, чтобы в нашем доме был хоть кто-нибудь, кто мог бы почитать твою память, — цитирует Мин своего младшего брата. А затем, прикрыв глаза, выносит себе приговор: — Когда он был мне нужен и я даже не мог знать об этом, он был рядом со мной. Мучился, очень страдал, но продолжал быть — играл с Хосоком роль моих самых близких друзей, потому что для нас с тобой это было необходимо. А когда я был нужен ему целый год, я... — Оказывал ему всю необходимую помощь. Не преуменьшай всё то, что ты сделал после того, как погибли ваши родители, пока я не мог тебе как-то помочь. — Почему ты объявился спустя целый год? — задаёт Юнги новый вопрос, глядя на него снизу вверх. — Я почти весь год молча охранял тебя, если ты не забыл, — напоминает вампир. — Пару раз тебя хотели ограбить, к примеру. Но не ограбили. — Но не попытался заговорить. — Мне было нужно время, чтобы принять всё то, что случилось после того, как я выбрался. Потом я хотел дать тебе шанс попробовать... жить лучшую жизнь. Но ты пришёл ко мне сам, — и, вздохнув, Пак откидывается на спинку дивана. — Я этого не ожидал. Был просто в шоке, но мне нельзя было подавать вида, потому что тогда бы ты мог заподозрить что-нибудь... странное? Что я, например, был твоим сталкером. — Но ты был им, — с улыбкой замечает Юнги, коснувшись чужой острой скулы. Он похудел. Как такое возможно, когда ты веками не меняешь свой рацион? — Мало питаюсь сейчас, — правильно понимает Чимин его замешательство, длиной всего в пару секунд. — А сталкером я был из самых светлых своих побуждений, — добавляет с усмешкой. — Почему ты мало питаешься? — Тяжело с выходами. У Дона есть связи, и всем, кто находится под его могучим крылом, легко достать кровь из больниц. Я же отшельник теперь. Беглый неуязвимый преступник с правом на «Вето». У меня таких выходов нет, как нет и протектора. — Если ты хочешь... — после лёгкой заминки начинает Юнги. — Даже не предлагай, — обрубает Чимин достаточно жёстко, вызывая у любви всей своей жизни вздох раздражения. — Мне не жалко! — Я верю. Но я боюсь, что остановиться у меня не получится. — У Тэхёна ведь получается! — Он куда сильнее, чем ты можешь подумать, — качает Пак головой. — Я превосхожу его только физически. В остальном мой младший брат — это моё самое прекрасное детище. Мы должны поменяться местами, потому что он правда был рождён для того, чтобы когда-нибудь стать кровососом, но не обращённым, а вампиророждённым. Это и правда его, как говорится. — А ты? — и, коснувшись его пухлых губ подушечкой пальца, Юнги улыбается мягко. — Для чего был рождён ты, по-твоему? Чимин мягко целует чужую сухую и грубоватую кожу. А потом признаётся: — А я бы всё отдал на этой планете, чтобы не знать про весь Нижний мир, быть простым смертным и состариться вместе с тобой. Kimi wo ai suru tameni umareta, и ты это знаешь. Юнги ему улыбается нежно. И перед тем, как прижаться к чужим пухлым губам своими, немного обветренными, шепчет в ответ едва-едва слышно: — Kono jyo:shi to wa boku no ikigai kana.