Даже мертвые нынче согласны прийти, И изгнанники в доме моем. Ты ребенка за ручку ко мне приведи, Так давно я скучаю о нем.
А. Ахматова. Заболеть бы как следует, в жгучем бреду…
В одно ничем не приметное тихое весеннее утро Мерида спускается вниз в лёгком белоснежном платье. Волосы распущены и жгучими плетями рассыпаны по плечам и спине. Она проходит на кухню. В это время не спят только Аделинда и Софи, даже господин ещё не покидал своей спальни. Главная служанка сразу же вздергивает бровь, но наливает ей кофе, ничего не спрашивая. У Мериды на лице — безмятежность нетронутой даже ветром морской глади. — Сегодня к вечеру отпустите всех слуг по домам. Пусть приходят завтра после полудня. Простой им оплатят, я уже обсудила это с Крепусом. Она отпивает из чашки, по-кошачьи жмурясь. — Он тоже уедет в город. Я бы и вас прогнала, но вы же никуда не уйдёте, — Мерида смотрит на них с улыбкой, от которой по спине бегут мурашки. Так улыбаются висельникам палачи перед тем как нажать на рычаг. — Вы запрете двери и зашторите окна. И кто бы не постучался — ни за что ему не откроете. Это приказ. Она допивает кофе и выходит в сад. День обещает быть жарким и душным — с самого утра в воздухе повисает дурманная грозовая дымка. Софи что-то шепчет на незнакомом Аделинде языке. — Не думала я, что и здесь помнят о Еремее, — она ловит встревоженный взгляд Аделинды и фыркает. — Не беспокойся, лапушка, это всего лишь присказки и страшилки для пугливых детишек. Все будет хорошо. День тянется медленно и выматывающе. Даже во всегда прохладном доме собирается липкий жар, неприятно пристает к коже. Они с Софи делают графин ледяного базиликового лимонада и спасаются только им. Солнце поднимает на улице пыль и марь, и даже обычно шустрые кристальные бабочки летают неторопливо и ленно. — Гроза будет к ночи. И сильная, — говорит Софи, тяжело осев на табурет, — У меня всегда к ней ноги ломит. Аделинда чувствует себя не лучше. От духоты в голове пусто как во время тяжёлой лихорадки. Даже работники на виноградниках попрятались от полуденного зноя в тень старых деревьев. Лишь госпожа порхала по поместью бледным мотыльком, словно жар и горячий воздух обходили ее стороной. Ворс ковров приглушал ее и так тихие шаги, поэтому Аделинда всегда вздрагивала, заметив краем глаза белое пятно рядом с собой. — Тяжко вам, бедные, — шептала Мерида ей в ухо, сдувая слипшиеся от пота волоски с шее — от этого по всему телу пробегал мороз. — Ничего, завтра все пройдёт и станет легче, просто потерпите. Она крутанулась на месте волчком: волосы взмыли в воздух темным вихрем, а просторное белое платье словно стало живым. Это движение оголило тонкие, изящные ноги. Аделинда заметила, что на правой лодыжке у госпожи плетёт вязь чёрная бахрома татуировки. Мерида перехватила ее взгляд. — Красиво, правда? Это соломонова печать. Тоже растёт в моем саду. — И тоже ядовита? — Конечно, малышка. Наконец-то день клонится к закату. Рыжее солнце последний раз освещает поля — и заслоняется фиолетовыми глубокими тучами. В поместье зажигают лампы, которые сразу же начинают мигать и шипеть, поэтому Софи, чертыхаясь, говорит достать свечи. В доме остаются лишь они втроём. Мерида самолично закрывает все оконные ставни, даже лезет на старый пыльный чердак, где хранится ненужная мебель. Низко над полями и виноградниками начинают летать ласточки и летучие мыши. Мерида готовит им горячий шоколад и приносит на маленьком подносе в гостиную, где Аделинда с Софи заняты вышивкой. Изумрудные сумерские птицы обретают свои крылья гладкими шелковыми нитями под их руками. — Какая честь, госпожа, — сухо говорит Софи, смотря на свою чашку. — Ну что ты, Софи, мне совсем не сложно! Софи одними губами говорит Аделинде: не пей. — Может быть, раз уж вы так любезны сегодня, то принесете мне с кухни печенья? Негоже пить пустой шоколад. — Ради тебя, дорогая, ничего не жалко! Мерида выскальзывает из гостиной. Некоторое время Софи сидит неподвижно, а потом одним быстрым движением выливает обе чашки в цветочный горшок, где растет огромный старый бонсай. — Не переживай за дерево, Крепус в детстве так часто выливал в него суп и молоко с пенкой, что ему уже точно ничего не страшно, — она подмигивает Аделинде, — А мы с тобой не хотим пропустить эту ночь! — Софи, нет на кухне никакого печенья! — госпожа топает ножкой и притворно хмурится. — Точно, простите меня, совсем старая стала. Я ведь его еще с утра докрошила птицам... Часы пробивают восемь. Мерида в последний раз обходит весь дом, долго стоит за спиной Аделинды, положив изящные белые руки на спинку кресла. — Ну что вы сегодня как егоза, — вздыхает Софи, — Идите уже по своим делам, мы и сами сейчас разойдемся по спальням. Мерида вглядывается в лицо Софи. От неровного свечного света ее бледность ее лица кажется нездоровой. Она нервно покусывает свои полные алые губы. — Ты точно меня поняла, Софи? Никому не открывать! — Я знаю, госпожа. Даже если мой сын или ваш муж вдруг попросит впустить их в дом — я к двери даже близко не подойду. И ее не пущу, — она кивает на Аделинду. Мерида прикрывает глаза и выдыхает сквозь зубы. —...Хорошо. Наконец она подходит к парадной двери и закрывает ее на засов. Снимает с себя украшения: серебряные серьги с рубинами, обручальное кольцо и подвеску, что подарил ей господин Крепус на Рождество. Поворачивается к Аделинде, словно хочет что-то сказать. Вдруг на улице раздается треск — будто упала одна из каменных статуэток. Следом слышится приглушённый девичий смех. — Ой! А этот Барбатосик всегда здесь стоял? Надо будет подарить нового! Мерида? Мерида, мы тут! Вы-хо-ди! Перед Аделиндой вновь предстаёт колдунья из страшных сказок — спокойный взгляд, тихая улыбка на недрогнувшем лице. Она заливисто смеётся тем смехом, в котором нет радости, — и упархивает на кухню, словно грациозный лебедь. Хлопает дверь чёрного входа. Софи вздыхает. — Хоть с тобой она похожа на настоящего человека. Хорошо, что ветры, боги или кто там ещё привёл тебя сюда. По стенам начинают бить крупные капли дождя, вскоре к ним прибавляются мощные удары, будто кто-то со всех сторон бьет по особняку кулаками. — Град пошёл, — говорит Софи. Они все также сидят в сумрачной гостиной, утопая в мягких уютных креслах. Вышивать при таком свете трудно — поэтому на смену приходит вязание, где можно отпустить свои мысли и слепо довериться рукам. Следом по нервам разбивается громкий громовой раскат, от которого дрожат стекла. В дом наползает холод, какого даже в зимние ночи Аделинда ещё не чувствовала. Софи встаёт — и она подскакивает следом. — Да сиди ты, я за покрывалом. Она действительно возвращается спустя несколько пугающе долгих минут. Присаживается на диван и хлопает на место рядом с собой. — Ну иди сюда, бояка. От Софи пахнет тёплым запахом теста и листьев мяты, она как раз сегодня пекла вкусные мятные пряники. Аделинда пригревается и задрёмывает под мерные движения ее рук и щелканье спиц. Ей снится густой заросший сад с мутным прудиком посередине. В нем плавают рыжие карпы с белыми боками, а в воду осыпаются мелкие сиреневые лепестки с высоких плакучих деревьев — она видела такие на расписках ширинах из Инадзумы. На ветвях сидят чёрные вороны и смотрят на неё, не мигая. Ей снится бескрайнее поле красных цветущих маков. Ветер колышет их хрупкие соцветия, а вдали виднеется синее море, сливающееся по цвету с небом. По полю бежит маленький мальчик, запуская воздушного змея. Она понимает, что этот ребенок — ее сын, которого не было. Сон сменяется за миг до того, как мальчик поворачивает русую голову в ее сторону. Ей снится глубокое ущелье с изрезанными скалами по краям. По ним струится темный, густой туман, в котором гаснут даже звезды. Нет, неправда. Аделинда задирает голову и видит, что вместо неба сверху нависают только купольные своды огромной пещеры, а то, что она приняла за звезды — лишь сияющие в темноте маленькие цветы. Ее будит Софи, что встревоженно ее осматривает. — Ты стонала во сне. Аделинда ничего не отвечает, пряча лицо у нее на плече. — Ну ничего, ничего. Уже ночь перекатила за середину, даже ветер стих. Слышишь, как тихо? А незваных гостей как не было, так и нет. И хорошо. И действительно, вместо ревущего ветра, дождя и грозы, дом саваном окутала тишина. Даже холод сменился — могильную стужу сменила обычная ночная прохлада. — Пойдем, — говорит Софи, — Посмотрим на нашу хозяйку. Впервые вживую увижу ведьминский шабаш, будет хоть что на том свете рассказать. Они поднимаются на второй этаж, в незапертую гостевую спальню. Софи легко раскрывает ставни, и приникает к окну. Аделинда пристраивается рядом. Сначала она ничего не видит — мир за окном сокрыт в сером, непроглядном тумане. Спустя время он рассеивается (или ее глаза привыкают к дымке и теперь могут различать больше?). Она замечает Цветочную луну на небе и мириады бирюзовых блуждающих огоньков. Они скользят меж виноградников, парят в воздухе, гоняются друг за другом. Сначала их движения кажутся Аделинде хаотичными, но потом она замечает, что огни тянутся все дальше и дальше от винокурни, к самому краю поля. Там полыхает огромный костер: огненные блики пляшут на неспокойной озерной воде, искры взлетают высоко в небо. Вокруг него в хороводе кружатся белые тени хрупких девушек — их волосы словно языки пламени. Как Аделинда не силится, узнать в ком-то из них госпожу, не может. Они все кружатся и кружатся, все быстрее и быстрее, не касаясь ногами земли. Огоньки летят к ним и сгорают в костре. Туман спускается ниже, ползёт к ним по мокрой земле и тоже начинает вихриться в диком танце. Аделинде кажется, что она видит тёмные очертания людей. Они возникают тут и там, около особняка, в виноградниках и тенях под деревьями, куда не проникает лунный свет. Софи хмурится. — И эти слетелись. Тени подбираются ближе к девушкам, ещё немного — и их озарят рыжие отсветы пламени. Но как только они вступают на помятую траву луга — что-то происходит. Тени падают на колени, хватаются за голову и распадаются на чёрные лоскутки. Вдруг Аделинда слышит песню. Чьи-то голоса, чистые и мелодичные как горные ручьи, выводят слова. Она звучит будто бы у неё внутри, в глубине души, где испуганно бьется сердце.Ла ла ла!
Светит полная Луна —
Девица стоит бледна
У раскрытого окна
Девица, девица,
Что ж тебе не терпится
Душу юную продать,
В сердце дьявола призвать?
Девица, девица,
Ла ла ла!
Некому довериться!
Ла ла ла!
Потом все вновь заслоняет непроглядный туман. Софи закрывает ставни и за руку доводит ее до комнаты. — Ложись спать, милая. Утро вечера мудренее. Аделинда думает, что не сможет заснуть, когда снаружи творится пляска магии, природы и смерти, но глаза закрываются сами собой. Она засыпает — и ей ничего не снится. С утра мир встречает ее ласковым солнцем — кто-то распахнул окна в ее комнате — и тишиной. На кухне уже привычно сидит Софи, попивая свой утренний кофе. Она кивает на поднос на столе. — Отнеси в спальню господина. Она медленно поднимается на второй этаж. Дверь в комнату чуть приоткрыта. На цыпочках Аделинда заходит внутрь и замирает. Мерида лежит на взбитых подушках, укрытая тёплым одеялом. Господин Крепус сидит рядом с кроватью на коленях и неотрывно смотрит на ее спящее лицо. Впервые в его глазах она видит что-то, что отчаянно напоминает нежность. Мерида сжимает его руку, и на ее лице блуждает мягкая, спокойная улыбка. Аделинда тихо ставит поднос на комод и выскальзывает из комнаты, прикрыв дверь.