Помолвленные.

Вопль Смерти. Гигантский злобный альбинос-мутант с алыми глазами, пожирающий острова как песочное печенье. Покрытый множеством шипов и когтей, огромный извивающийся ящер с рядами острых точно бритва клыков. Безудержный монстр, решивший полакомиться архипелагом и закусить его жителями, оставив океан безжизненным и пустым. С другой стороны сошедший с ума вождь берсерков, мечтающий перебить всех драконов, Ночную Фурию в особенности, и семью сбежавшей невесты, а саму её забрать с собой. Больной на всю голову, не принимающий действительности или убеждений других, твердолобый упрямец, решивший добиться своего любыми способами. Вот же дурень… И, в довершение ко всему прочему, раздор в команде. — Отступаем, ребята, — Беззубик проскочил рядом с летящим снарядом и развернулся под слова Иккинга. — Их слишком много. — Вы отступайте, — Сморкала сжал рога Кривоклыка как рычаг, — а я закончу начатое! Лидеру всадников не понравилась очередная глупость: — Сморкала, — вскинув руку в попытке удержать всадника, Иккинг нахмурился, — у нас другое упражнение. Вернись! — вот и комнадно-приказной тон, совсем как у Стоика. Бурча под нос, Сморкала направил Ужасное Чудовище к катапультам, до тла сжигая оружие. Один из подпалённых механизмов выстрелил, взметнув громадный камень в воздух и сбив Астрид с Громгильды. С воплем она полетела вниз, врезаясь в сухие ветви деревьев. За ней спикировал Беззубик, едва успев словить до удара о землю. Разнокрыл приземлился рядом, и Эйра подскочила к ним, проверяя брата и подругу на возможные повреждения. — Хвала Тору, вы в порядке, — она выдохнула, сжимая бессознательныю Астрид в объятиях. Потребовалось время, чтобы воительница пришла в себя и открыла глаза на радость окружившим всадникам: — Что? Что случилось? — невнятно спросила Астрид. Мимо с боевым кличем пронёсся Сморкала, довольный расправой над «врагами». Ужасное Чудовище приземлилось на поляне, позволяя всаднику сойти на землю. Юный викинг, окрылённый мнимой победой, не заметил всеобщего напряжения, начиная возносить свою значимость, на что остальные, даже близнецы, смотрели с нескрываемым потрясением. — Что? Что вы так смотрите? В смысле, я конечно знаю, почему вы так на меня смотрите, — неверно уловив суть, мальчишка напряг мышцы, но восхищения так и не дождался. — Что? Это Иккинг придумал упражнение! — викинг направил ладонь в сторону всадника. — Ты что, так и не понял, что натворил своим своеволием? — он терял терпение, раздражаясь. — А-эм… Да! — растерявшись на мгновение, Сморкала вновь нахохлился. — Мы с Кривоклыком совершили гениальный манёвр, — дракон с согласием рыкнул. — Он едва не привёл к гибели Астрид! — Иккинг устал сдерживаться, переходя на полукрик. — Да ладно, она жива и здорова, — он отмахнулся. — Только ты тут не причём, — Астрид, опирающаяся на плечо Эйры, поднялась. Внезапно она вырвалась и побежала к Сморкале с желанием придушить всадника. Иккинг, обхватив воительницу, остановил раскидывающуюся проклятиями и ругательствами девушку от убийства наездника и постарался успокоить. Продолжая злиться, Астрид вернулась к Громгильде, а Иккинг принял для себя важное решение: — Хватит, — отрезал он, — мне это надоело. — Это мне надоело, — перебил Сморкала и непонимающе уставился на лидера, — а тебе что надоело? — Ты всегда всё делаешь по-своему, — по словам проговорил мальчишка. — Да-а, знаешь, почему? — он ткнул в грудь пальцем. — Я забочусь о себе любимом, — над головой пролетело пламя. — И о нём слегка, — Сморкала кивнул на Кривоклыка. — Правильно, — Иккинг насупился. — Как тебе верить, если ты не выполняешь указания? — Если бы это была не тренировка… — вклинилась Эйра, спрятав взгляд за крылом Лимонника. — И что? Что ты мне сделаешь, командир, — он насмешливо выделил последнее слово, обращаясь к Иккингу. — А вот что, — Эйре не нравилось, куда это вело. — До следующих указаний ты исключён из команды. Треск. Так много треска — трещало в голове или снаружи? Сморкала отошёл, в неверии распахнув глаза и оглядев Иккинга так, словно он пошутил, а затем и Эйру в надежде услышать слова защиты в свою сторону, но ничего. Молчание, нарушаемое лишь удивлёнными голосами всадников. — Что? — вернув дар речи, Сморкала переспросил, моля богов, чтобы он ослышался. — Ты наказан, — Иккинг скрестил руки. — Ты не можешь меня наказывать, ты мне не отец, — паника подступила к всаднику. — Ещё как могу, — меньший викинг теперь возвышался над ним, тыча в жилетку Сморкалы. — Да… что ты? — он запнулся. Иккинг распрямил плечи, почти нависая над ним. Растерянно отступив, Сморкала опустил голову в проигрыше и забурчал, уходя к Кривоклыку. Выкрикнув в свою защиту ещё пару фраз, он улетел на драконе в непонятном направлении. Тошно на душе, как и всегда, но сейчас плохо с удвоенной силой. Что ж это за год-то такой? «Если мы не можем доверять ему на простых тренировках, то как сможем доверить ему наши жизни в бою с Дагуром?» Слова Иккинга прокручивались снова и снова. Он невзначай бросил на неё подозрительный взгляд, когда разговаривал с Астрид. Недоверие всполыхнуло не только к Сморкале, но и к ней. Подпитываемое странным поведением, оно росло и у других всадников. Незримая плёнка воды, держащая её, когда кубок наполнен доверху, готова вот-вот порваться и пролиться. Двойняшки решили развеяться, немного полетать над островом как обычно. Обоим две недели назад исполнилось по шестнадцать, что для сестры казалось самым страшным возрастом по многим причинам. Не разговаривая в слух, но обмениваясь мыслями, парили над морской гладью около часа, прежде чем вернуться. Полёт немного остудил волнение, вот только… Приземлившись у арены, Иккинг зашёл первым. За ним следовал Беззубик и Лимонник. Затем и Эйра, услышавшая вопрос брата к близнецам, развешивающим шкуры животных в стойле Ужасного Чудовища, а после их беспечный ответ. — Ну, раз уж Сморкалу выставили из команды, а наши стойла рядом с его, — Задирака провёл пальцем в воздухе, очерчивая границы, — мы снесём стену, и тут будет простор! По фен-шую. Разумеется, в память о Сморкале, чтобы он скорее был забыт… — близнец состроил фальшивую скорбь и осёкся. — То есть, э-э никогда не был забыт… — Стой-стой-стой, — Иккинг вышел вперёд, прерывая мечты всадника, — я не выгонял его из команды. Он лишь временно отстранён от учений. — Да? — спросил Задирака, притворяясь серьёзным, хотя получалось у него слабо. — У тебя нет выбора, после того как он нагло проигнорировал твой приказ! Он заслужил, чтобы его стойло… поглотило другое стойло! — словно дирижёр он взмахивал веткой, описывая собственные слова. — Да, — вторила Забияка. — Единственный путь — это полное исключение! Иначе ты рискуешь потерять уважение других наездников, — а вот у близняшки быть серьёзной получалось куда лучше. — Ух ты, — поразилась Астрид, — а ведь она права! — Что? — Эйра перебила близнецов, расписывающих красоту убранств обновлённого стойла. — Сморкала же не нарочно это сделал, да вы ж его знаете… — Эйра, — воительница склонила голову набок, потупив взгляд, — ты смотришь на людей и не замечаешь их проступков. Это мешает ясно мыслить. Травница нахмурилась, уловив скрытый посыл, и подошла ближе, подперев бока руками: — О, а ты ведь не о Сморкале сейчас толкуешь, не так ли? — она покачала головой и развернулась, подзывая Лимонника. — Я ведь совсе-е-ем слепая, — напоследок кинула Эйра и скрылась, разгневанно бормоча. Иккинг и Астрид переглянулись, облачённые новой головной болью. Задирака, болтающий о вышивке, поднял клочок ткани и продолжил рассуждать о поломке перегородки, на что наездник Ночной Фурии закатил глаза и выбил полотно из его рук: — Никто не станет ломать стены. Я поговорю со Сморкалой, когда он вернётся, — он положил ладонь на грудь, а затем указал на рядом стоящую всадницу, — а Астрид — с Эйрой. Воительница нашла подругу у реки в лесу. Та сидела у берега, скребла веткой на песке и с пустым лицом разглядывала вырисовывающиеся цветки. Нарочно издав шум, чтобы не напугать Эйру внезапным появлением, Астрид зашаркала к ней и осторожно села в метре от травницы. — Что за цветы? — Фиалки, — она пожала плечами, ставя точки в центр раскрытых бутонов. — Я знаю, что ты права, частично уж точно, но всё равно паршивое чувство. — Эйра, — Астрид повернулась к ней туловищем, — я не имела в виду ничего плохого. Это просто, знаешь, бывает… — Опасным, — закончила травница и иронично усмехнулась. — Да, я успела заметить. Они тихо рассмеялись, успокоив друг друга. На лице Астрид остались мелкие раны от веток, на которые она успела наткнуться при падении. Эйра передала ей колбочку из сумки, расслабленно улыбаясь. Но отвлёкшись, она дёрнулась и вывела в цветке лишнюю кривую линию, перечеркнувшую половину центральной фиалки. — Умение рисовать у нас унаследовал Иккинг, — она откинула ветку. — Я-то всё понимаю, вот в чём проблема. Да ещё и куда больше, чем хотелось бы. — И хорошо можешь пользоваться этим, — Астрид достала охотничий нож, ухватившись за конец рукояти. — Не может оружие быть острым со всех сторон. Всегда есть что-то тупое, например, как… — Не говори «Сморкала»! — перебила Эйра и свалилась от смеха от лица пойманной на месте Астрид. — Вот так можно и использовать эту способность! Было приятно просто сидеть, как и в детстве, смеяться с любой чуши, приходящей в голову. Пусть Астрид и не мастер в выражении эмпатии, но а кто в этом и правда хорош? Зато сейчас её искреннее недоумение невозможно спутать с чем-то другим. — Готи обучила тебя древним методам чтения мыслей? — воительница лукаво сощурилась. — Ага, вот смотри, сейчас ты покраснеешь, — Эйра легла на живот и упёрлась подбородком в ладонь. Астрид склонила голову набок, с недоумением уставившись на усмехающуюся травницу. Девчонка поднялась и звонким, очень разборчивым голосом заговорила, оглушая половину опушки. — Ты и Иккинг… — её рот мгновенно зажали под суматошный смех. И конечно, Эйра оказалась права. Холодная, бравая воительница покрылась багрянцем из-за поддразниваний. Бедные Иккинг и Астрид, вечно подверженные её шуточкам, хотя и не заходящими слишком далеко. Но всё же бедным подросткам и этого хватало сполна. — Беру слова назад, ужасный дар! — она отвернулась, преувеличенно сердито скрещивая руки. Собираясь что-то сказать в добавок к своему паясничеству, Эйра застыла и прислушалась, а затем дёрнула плечо Астрид. Приглушённый листвой и ветками гул доносился с центра деревни, вселяя уколы беспокойства. Переглянувшись, они бегом направились к деревушке, намереваясь разобраться с происходящим. Народ собрался у скалистого берега бухты и глазел на необычные действия: высокий мужчина уложил Сморкалу, что находился в отключке, на землю. Сначала жителям и вовсе показалось, что он мёртв, но очнувшийся викинг слабо прохрипел, отменяя похороны. Успокаивая всех, Стоик с Иккингом прошли через расступившуюся толпу, вопрошаясь причинами сборища, на что Сморкала поднял дрожащую руку и указал на фигуру: — Я его поймал… Гха… — мальчишка вновь отключился, подхваченный подоспевшими наездниками. Эйра поднял взгляд, начиная с сапог, затем колени, туловище и… лицо изгоя, которого, как она думала, как видела собственными глазами, убил её жених. Элвин Вероломный стоял, будучи живым призраком, отчего травница побледнела и сама чуть не рухнула без чувств рядом со Сморкалой.

***

— Элвин Вероломный! — читал Плевака вердикт. — Племя Хулиганов обвиняет тебя в следующих преступлениях: предательство, попытка предательства, предумышленное предательство, заговор с целью предательства и… — кузнец устало пробежался по другой половине похожих преступлений, — ну, в общем вы меня поняли. Викинги кричали, требовали правосудия, а кто-то и его головы. Эйра же, до сих пор впечатлённая внезапно воскресшим врагом, хранила молчание, переваривая рассказ Сморкалы, который успела услышать только она, перед тем, как он отключился во второй раз. Мальчишка приземлился на остров, который как раз решил пожевать Вопль Смерти, а Элвин спас бедолагу. Невероятно подозрительно… Но с другой стороны, зачем ему это понадобилось? — Народ, а ну тихо! — Стоик раскинул руки, прерав улюлюканье. — Элвин Вероломный, ты будешь заключён под стражу, пока суд не вынесет справедливый вердикт, — обратился он к пленному. — И это ваша плата герою, который спас уважаемого человека? — кандалы обвили его громадные запястья. — Уважаемого? — Задирака вскинул бровь. — Сморкалу? — Забияка встала в ступор. — Элвин, я тебя знаю, — Стоик спустился, подходя ближе к заключённому. — Ты старался не ради Сморкалы, а ради самого себя. Изгой горько усмехнулся, с иронией поднимая тяжёлые наручники перед лицом вождя. С прошлой встречи, когда Эйра его видела в последний раз, он изменился: побледнел и скинул с десяток килограмм, можно было разглядеть фиолетовые пятна под тёмными глазами. Измученный вид только подкрепил его положение — зачем ему спасать всадника? — И зачем бы я по-твоему стремился в стан врагов? — Элвин тяжело выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. — Я сделал это ради нас обоих, Стоик. У меня есть к тебе предложение… Казалось, что травница слышала точь-в-точь эти же слова, сформированные практически так же. Неужели их заклятые враги посещают одни и те же уроки по запугиванию и переговорам? Или то прерогативы вождей? Что-то за своим отцом она такого не замечала, что явно к лучшему. — Меня не интересует, — оборвал Стоик. — Это всё, расходитесь, — бросил он жителям, — все по домам. Вопль Смерти идёт прямо на Олух, как подытожил Рыбьеног. Только этого ещё не хватало прямо сейчас… Всадники мгновенно бросились к тренировкам, стараясь придумать, как не подпустить бешеного дракона к ним. Нарезая круги на арене, они судорожно накидывали идеи, а головы кипели от количества работы, стремясь к неконтролируемой перезагрузке в виде обморока. Кривоклык внезапно ворвался в проход и преградил путь Сардельке, летевшей на полной скорости. Громмель не успел затормозить, и они вместе с всадником врезались в Ужасное Чудовище, которое едва заметило толчок, как и всадник, беззаботно спрыгнувший с седла. А вот Рыбьенога придавило Сарделькой, выбивая воздух из лёгких. — Привет, народ. Соскучились? Ну разумеется, ха! — он ответил на свой же вопрос. — Можно было не спрашивать. Близнецы, уже обустроившие стойло Кривоклыка по своему усмотрению, протестующе заныли и рухнули на каменный пол. Иккинг же, всё ещё недовольный, вернул лидерский тон: — Сморкала, я рад, что ты здоров… — Кто? Я? — он усмехнулся, перебивая всадника. — Хах, здоров как бык. — Ты нарушил закон. Опять, — подчеркнул Иккинг, вскидывая руки. — И сам чуть не погиб из-за своего своеволия! — И что? У травницы уже голова болела от нескончаемых споров за этот день. Ну почему они могли разрешить проблему с Астрид за десять минут, а эти двое не унимались с рассвета? Тем временем день уже близился к ночи. Либо она прервёт их, раскидав по разным углам, либо упадёт без ног. Астрид понимающе постучала по её наплечнику, переживая ту же усталость. Ох уж эти мальчики. — Ты всё ещё наказан! — Что?! — вскрикнув, Сморкала чуть не упал от неожиданности. Близнецы радостно вернулись к украшению стойла, бодро пританцовывая, подпевая и ловко прибивая шкуры к стенам. И как это им удаётся держаться такими спокойными в центре урагана. В чём секрет? А может, тогда стоит и присоединиться к ним, чтобы поберечь нервы? — Я выследил Вопль Смерти и-и-и… — он начал защищаться, пытаясь не сбиться, — и взял в плен Элвина Вероломного! — Кажется, ты был без сознания, когда «брал его в плен», — Астрид состроила кавычки. — Астрид, ну ты хоть не лезь, пощади меня, — Эйра сдалась, присоединяясь к близнецам, радым любой помощи. — Я применил лисий приём, — оправдался Сморкала, засветив кривой улыбкой. — Ничего не изменилось. Ты всё ещё наказан, — Иккинг повернулся к Ужасному Чудовищу, — и ты тоже. Пойдём, Кривоклык. Дракона, случайно сбивший Задирку с ног хвостом, завели в стойло и закрыли решёткой. Ящер печально опустил веки, кладя шипастую голову на лапы, отчего Беззубик и Лимонник с сочувствием синхронно замурлыкали. — Так же нельзя, Иккинг… — Сморкала в неверии наблюдал за запертым Кривоклыком. — Ты не в праве запереть моего дракона! Кривоклык… Мгм, — он поджал губы и опустил плечи, уходя с арены. — Сморкала, погоди, — Эйра ухватилась за его плечо, возвращая к стойлу. — Лимонник проведёт ночь с Кривоклыком, не переживай за него сильно, ладно? Мы поговорим с Иккингом и всё уладим. Разнокрыл ловко влез меж прутьев и юркнул под крыло бо́льшего дракона, из-за чего Ужасное Чудовище благодарно фыркнуло раскалённым воздухом, нагревая место для собрата. Лимонник, не имевший возможности поджигать спальное место огнём, восторженно заурчал, засыпая с Кривоклыком. Класс Кочегаров славился не только высокой огневой мощью, но и горячими телами. Немного успокоившись, Сморкала слабо улыбнулся и тихо поблагодарил Эйру, заработав похлопывание по шлему. Мальчишка на прощание посмотрел на свернувшихся калачиком драконов и ушёл с травницей, уже придумывающей тактику по переговорам между двух упрямых викингов. Эту милую сценку наблюдали не только всадники. И с не очень хорошим настроением. Дагур заскрежетал зубами, до боли и треска стекла сжимая подзорную трубу. Ревность полыхала в нём, растеклась как лава. Мечтая переломать кости и свернуть шею наглому мальчишке, берсерк вовремя опомнился, так как едва не спрыгнул на арену, чтобы осуществить замысел. Нет, нужно перетерпеть, исполнить план, а вот тогда уж можно и порезвиться… — Отлично, — стараясь отвлечься от собственнических мыслей, он вернулся к стратегии. — Драконы заперты в стойлах на арене. О-о-х! — Дагур почти с блаженством выдохнул, представляя ближайшее будущее, и согнулся, поднимая кулаки вверх. — Когда Иккинг со своими однокашниками до них доберётся, будет уже по-о-оздно! — берсерк поставил ногу на ящик с драконьим корнем и дико засмеялся.

***

Темно и сыро, довольно холодно — Эйра успела дважды чихнуть, пока они спускались, а брат лишь раз, проиграв в «кто кого переболеет». Слабый свет факелов едва ли показывал путь, и Беззубик учтиво разжал пасть, осветив сгустком плазмы мрачные коридоры. Чернь отступила, и они смогли дойти до нужной камеры ни разу не споткнувшись. Точнее, почти ни разу — одноногому всаднику путешествие далось чуть труднее. — Астрид сказала, ты хотел нас видеть, — изгой засмеялся от слов одногого всадника. — Чего тебе, Элвин? Пригвождённый к стенам кандалами, пленник с трудом поднял голову, рассматривая поздних посетителей: двойняшек, смотрящих на него с одинаковым выражением лица, точно как у их отца. Элвин позабавился сравнению, вспоминая молодость. — Иккинг, Эйра, у меня есть к вам предложение, — подошёл ближе к прутьям. — О, это ново, — иронизировал всадник. — Наш друг Дагур, — Элвин бросил на Эйру непонятный взгляд, затем вернулся к Иккингу, — слегка вылез из оглобель. Вы не находите? — Да, с этим не поспоришь, — согласился наездник, а травница лишь склонила голову набок. — Он прогнал меня с моего острова, а я хочу туда вернуться, — Элвин звучал как побитый подросток, желавший отомстить обидчику, позвав кого постарше. — И у нас будет втрое больше проблем, — уловив, куда он клонит, Эйра покачала головой. — Ага, чтобы ты собрал армию и разрушил наш остров, — брат согласился. — Ой, ну что вы. Я был очень расстроен, — грубый бас совершенно не подходил его вежливому тону. — Все двадцать лет? — синхронно спросили всадники. — Ужасно расстроен! — раздражение просочилось в его слова, на мгновение оттеснив показное дружелюбие. — Знаете, когда человек всё теряет, он начинает смотреть на жизнь по-другому. Распахнув рот, Эйра отошла от прутьев, ужасаясь от слов, прилетевших прямиком в сердцевину. Наверное, это и происходило со всеми окружающими, да и с ней последние полгода. Образ рыжеволосого берсерка вновь ненароком посетил её, заставив умолкнуть. Изгой заметил это, решив сыграть на сентиментальности девчонки, но брат защитно преградил путь, хотя выйти пленник никак не смог бы: — Ты хочешь сказать, что изменился? — недоверчиво спросил Иккинг. — Я хочу сказать, что я пытаюсь! В хриплом низком голосе на этот раз не сквозили привычные оттенки жеманства. Неужто он и правда… Нет, если думать так про любого врага, то и Дагура начнёшь оправдывать за каждое преступление. А куда ещё хуже-то, чем сейчас? Ну уж нет, одной головной боли хватает сполна. Но взгляд Элвина тронул струны души, отвечающие за сострадание. — Ну ладно, — Иккинг отвернулся и подошёл к рычащему Беззубику, оглядываясь на изгоя, — если мы примем твоё предложение, что будет с Олухом? — Мы прогоним берсерков, и Изгои станут нашими союзниками, — ответил ухмыляющийся Элвин, вгоняя брата и сестру в напряжённое размышление.

***

Сапоги глухо топали по камню. Спокойным, почти прогулочным шагом по вражеской арене драконов в середине ночи мог идти только наглухо отмороженный. А точнее, Остервенелый. Он нёс зажаренную кабанину и кинул мясо перед стойлом Ужасного Чудовища. Зашуршав, показалась заспанная морда Разнокрыла, привыкшего ужинать приготовленным мясом. Пытки Йохана, хотя и кратковременные, принесли плоды — Дагур узнал немало полезной информации. Лимонник принюхался и куснул мясо, всё ещё сонный, но тотчас остановился, завидев тёмную фигуру посреди арены. Выскочив между прутьев стойла, дракон выпустил кипящую кислоту в Дагура, легко увернувшегося от едкой жидкости, хотя ботинки его чуть окрапило брызгами. По-змеиному зашипев, Разнокрыл слился с камнем, вот только, чтобы скрыть вонь приправ и особой добавки из недавно отведенного мяса, одной невидимости было мало. Ухмыляясь, берсерк рукоятью топора треснул по черепушке ящерицы, с облегчением и удовольствием расслышав отчётливый рык боли. Дезориентированный Лимонник упал, а тело его словно парализовало от хвоста до кончиков ушей, вернулось в привычный алый цвет. Дагур победоносно поставил ногу на шею Разнокрыла, поднося лезвие топора к тонкой чешуе. Он пихнул рептилию, отчего та жалобно заскулила. — Что? Вкусно было? — намертво застыл, как и обещали. Сдерживая желание разобрать тварь на части, Дагур отошёл, командуя забрать обездвиженного Разнокрыла и внести драконий корень. Этот ящер нужен ему живым, покуда тот служит значительным рычагом давления. И, как бы ему не нравилось, Эйра привязалась к этой ящерице, даже Дагур не мог отрицать этого. Сначала уж развенчать эту проклятую связь, а потом и жилетка из Разнокрыла в подарок! Стойла распахнулись, выпуская драконов, с интересом подходящих к одурманивающему корню. Ярко-зелёный витиеватый отросток сразу же разъярил драконов, сводя с ума обычно покладистых и спокойных рептилий. — Угощайтесь, — с презрительной усмешкой бросил Дагур, мгновенно переходя на скучающие выражение лица. Повеселиться этой ночью и он ещё успеет.

***

Придя в дом, Эйра завалилась в кровать, отказавшись от ужина несмотря на просьбу Иккинга хотя бы перекусить. Сердце его кровью обливалось при взгляде на выпирающие скулы и болтающуюся одежду сестры — в последнее время та ела очень мало. Аппетит пропал, унесённый вестями о Вопле Смерти и выходках Дагура. Потому сейчас она лежала в кровати, слушая расспросы Иккинга об Элвине. Сон не приходил, хотя обычно легко охватывал её, стоило лишь коснуться подушки головой. Потому она сдалась, возвращаясь к излюбленному горько-сладкому занятию — перечитыванию старых писем. Ещё до войны, до приручения драконов. Эйра даже переоделась в тунику Дагура, которую ненароком забрала с собой. Зеленоватая грубая льняная ткань с непонятным и необъяснимым комфортом укрыла теплом истинного владельца рубахи. Мёртвая тишина звёздной ночи. Так поэтично, но скучно и обыденно — да кому не лень писать о звёздах и ночи? Тем же, кому не лень писать о любви и боли, — одиноким и требующим от мира тепла, которое получают в своих же выдумках меж строк. Что ж, это объясняет, почему её жениха привлекла поэзия. Она знала причину, по которой Элвина сослали. Готи поведала ей в один из особо тоскливых для всадницы дней, чтобы немного успокоить старушечьими рассказами. Молодые викинги, будучи сцепленными ещё с пелёнок, закадычные друзья, нехило повздорили. Элвин ослушался приказ на тот момент не вождя, а лишь его сына — Стоика. Многие серьёзно пострадали, и будущий лидер, оказавшись во главе острова, сослал бывшего лучшего друга. Раньше Эйра не понимала, как можно так поступить с дорогим человеком, даже если он ошибся. Ведь близкие это всё, что у нас есть, верно? Но сейчас ей казалось, что дети вождя вынуждены вновь проживать то же самое, следуя по стопам отца, набивая те же синяки. Иккинг с твердолобым, но все же добрым Сморкалой, а Эйра… А Эйра с тем, кто безумно влюблён в неё с самого детства. Даже не пытаясь больше уснуть, травница решила просто отдохнуть и полежать в постели, украв восемь часов у сна взамен на спокойствие и тишину, вот только… Сигнал тревоги. Гон подбросил её в кровати. Тревожное предчувствие нахлынуло с новой силой, а паника закралась в уголки подсознания, норовя время от времени стрелять в конечности судорогами. Почти сорвав занавески, Эйра спрыгнула с выступа на пол, неосторожно приземлившись, отчего лодыжка, практически зажившая, вновь заныла. Следом, звеня металлической ногой, спустился Иккинг, и двойняшки выбежали на площадь, охваченную ужасом: — Дагура видели на арене! «Время покажет, на что я готов пойти.» На глаза навернулись слёзы, не печали — искреннего и до боли сводящего внутренности ужаса. Потянуло вытошнить пустой желудок, окропить траву желудочным соком и кислотой. Кислотой… — Лимонник! — она бросилась бежать до арены, только потом осознав, что сглупила. Но брат среагировал, подхватив Эйру на Беззубика, чтобы вместе добраться до арены на Фурии. Секунды полёта казались минутами, часами. Сестра нервно сжала жилетку брата и прикусила губу, моля всех богов, чтобы с их драконами всё было в порядке. Но боги несправедливы. — Драконий корень, — задохнулся Иккинг, осознавая масштаб трагедии. — Иккинг… — пытаясь не завизжать от ужаса, Эйра зажмурилась и резко открыла глаза. Непонятная решимость перебила дрожь. — Быстрее, вниз! Он кивнул, и Беззубик практически рухнул с неба, высаживая наездников к остальным. — Дагур подкинул драконий корень, чтобы драконы перебили друг друга, — мальчишка оглядел команду, намереваясь продолжить, но его перебил запыхавшийся от бега Сморкала. — Иккинг, слушай, я должен сообщить… — Сморкала, не сейчас. — Нет, — Эйра прервала брата, обращаясь к викингу, — говори. Темноволосый викинг был на грани слёз, с усилием подавляя их и дрожаще улыбаясь травнице. Он быстро затараторил: — Элвин! Я освободил его, у него какой-то план, он… он точно не смог бы сбежать сейчас… —… потому что хочет отомстить Дагуру, — одновременно успокоенная тем, что изгой не будет вероломствовать против их острова, но и обеспокоенная за шкуру своего идиота-жениха, Эйра продолжила мысль едва дышащего Сморкалы. Иккинг помедлил, пытаясь осмыслить сказанное. Твёрдо кивнул. Он только что согласился с идеей Сморкалы, чем удивил викинга, поражённо смотрящего на лидера, уже продолжающего давать указания: — Хорошо, понял, — Иккинг повернулся к наезднику Громмеля. — Давай, Рыбьеног. Это задание для вас двоих. Мы с Беззубиком туда не пойдём, он попадёт под действие корня. Ты берёшь Сардельку, летишь туда и вытаскиваешь оттуда корень, а остальные отвлекают драконов, — распорядившись, он наконец вздохнул, так как не дышал во время речи. — Слышишь, детка? Всё зависит от нас, — Рыбьеног подбадривающе похлопал Громмеля по голове. — Погодите… Я не вижу Лимонника! — Эйра встрепенулась, когда не смогла найти своего Разнокрыла. — Дагур забрал его, чтобы ты не зашла на арену к диким драконам, — подытожил Иккинг. — Он точно где-то рядом. Всадники забежали вовнутрь, вставая меж своими драконами и огненной стрельбой, стараясь успокоить взбеленившихся ящериц. Но те вспыхнули с новой силой, обнаружив ещё цели. Драконий корень, аномально большой и ветвистый, — действовал на них сильнее обычного. Уворачиваясь от выстрелов собственных драконов, всадники каждую секунду избегали мучительной смерти. Их вопли доносились по всей округе. Рыбьеног, верхом на непробиваемой Сардельке, успевал маневрировать и избегать пламени, взрывов и шипов. Подхватив драконий корень, Громмель направился к выходу, как вдруг перед мордой камнееда закрылись металлические ворота, преградив отступление. Берсерки встали по бокам арены, держа арбалеты наготове. Ночная Фурия приземлилась, и, стараясь запугать воинов, Иккинг грозно процедил: — Сию же секунду откройте ворота, не то… — …не то что? — отозвался насмешливый голос, от которого волосы встали дыбом. Окружённый вооружёнными берсерками, Дагур высокомерно оглядывал Иккинга и Ночную Фурию. Подчинённые, коих вновь было не сосчитать, направили арбалеты на всадника. Хладнокровный берсерк ухмылялся, злорадствующий с вершины своего главенства над ними. — Дагур, чего ты хочешь? — сглотнув, Иккинга натянул седло, впившись в него ногтями, а Эйра позади перестала дышать. — А чего я всегда хотел? — с яростью переспросил берсерк, склонившись перед ответом так, что глаза его заплыли чернью. — Мою невесту и Ночную Фурию! — он оскалился. — Отдай мне их, и я уйду с мирой. Выбор за тобой, — он пожал плечами, точно не говорил о всех тех ужасающих вещах секунду ранее. — Твой дракон и сестра или друзья, — он соединил кончики растопыренных пальцев, будто всего лишь играет. В то же время крики о помощи ударяли о голову, как кувалда о колокол, который не прекращал звенеть, как и истеричный смех Дагура: — Как это занимательно! Дамы и господа, что же он выберет?! — визг друзей смешался с хохотом берсерка. Прервавшись, он продолжил. — Так что, Иккинг? Эйра? Он наконец обратил внимание на невесту, с горящими глазами впиваясь в её лицо. Доказал, что берсерки не пускают слов на ветер, что пришёл забрать своё. Такой же дикий, как драконы на арене, Дагур дёрганно осматривал Эйру, точно свежее мясо под пастью одичавшего и голодного пса. Дополняя образ, он приоткрыл рот и сглотнул, отчего качнулся кадык, а затем поставил ногу на мешок, дёрнувшийся и зарычавший. Так вот где… — Лимонник! — едва не упав с седла, Эйра остановилась рукой Иккинга, не желающего отпускать сестру в руки маньяка. — Каков ваш ответ? — он вздёрнул подбородок, болезненно растянув улыбку. — Ответ такой, — как клочок суши посреди шторма в океане, — мы оттесним тебя и сами откроем ворота! — проревел отец, ведущий викингов позади. Вскинув молот, он издал боевой, неистовый крик, который поддержали воины, и бросился в бой, отправляя в отключку одного берсерка за другим. Двойняшки, ощутившие отцовскую защиту, воспряли духом и с решимостью отправились в бой. Беззубик поднялся в воздух. Пока Иккинг отбивал стрелы щитом, Эйра вынула из кармана что-то тканевое и шепнула дракону. Замахнувшись, травница бросила тканевый мешочек, и как только он оказался над головами берсерков, Беззубик метко подстрелил его, взорвав. Пыль разлетелась на метры, попала стрелкам в глаза, заставляя истошно вопить и корчиться на земле в попытках стереть едкий порошок с глаз. Но они делали только хуже, почти готовые выцарапать глазницы. — У жениха нахваталась? С кем поведёшься… — Иккинг фыркнул со смехом и получил лёгкий толчок под ребро. Стоик, вырубивший всех берсерков около ворот, потянулся к цепям, начиная наматывать их и открывать вход, остановившись из-за знакомого голоса: — Стоик! Ложись! Слепо, практически машинально и без раздумий доверившись старому другу, вождь мгновенно пригнулся, избегая атаки Дикаря, откинутого пинком Элвина. Предателя отбросила со скал, а Дагур, увидевший живого мертвеца, в неверии сузил зрачки: — Ты?! — Я! — гордо ответил изгой. — И нечему тут удивляться. Я так просто не сдаюсь, — прорычал он. — Элвин! — Стоик встал и кинул меч застывшему изгою. — Ну не стой же как истукан! Внутри изгоя мерзкое, кишащее гнилью и ядом месиво зашипело, попало под лучи солнца и начало испепелиться, возвращая к почти забытому чувству — доверию. Он резко вскинул кулак, отправляя подбегающего берсерка в нокаут. Ударил бы чуть сильнее — и вовсе на небеса. Последний раз глянув на старого друга, Элвин отвернулся, доверив спину на защиту Стоика. Вождь продолжил опускать цепь: ворота открылись и выпустили мчащегося Громмеля с испуганным Рыбьеногом, которые со всей скорости сбили Стоика с ног и приложили головой о камень. Картинка мира смазалась, как и мышление, выводя из строя. Дочь его тем временем спрыгнула с Ночной Фурии и подбежала к мешку с забытым всеми Разнокрылом. Всех так увлёк бой, что маленькую наездницу и пойманного дракона даже не заметили, точнее, почти не заметили… Один из берсерков, разглядевший в девичьих очертаниях невесту вождя, направился к ней, решив немного выслужиться. Разнокрыл зарычал, предупредив Эйру, но травница с маленьким ножиком противостоять здоровому лбу оказалась не в силах. — Пусти! Ах ты… — она брыкалась, но сделала тем лишь хуже, услышав щелчок в суставах. Ей скрутили руки. До слёз обжёг угол вывернутых за спиной рук, а затем и удар по макушке, отключивший сознание. Безвольную Эйру потащили к лидеру. А берсерки проигрывали. Дагур же в неверии сделал пару шагов назад, оглядывая поле сражения. Проиграл в своём же плане, и доложивший об этом Дикарь, едва стоящий на ногах от травм, не успокоил его: — Я не уйду с Олуха с пустыми руками! — он с силой закрыл уши и затряс головой, стараясь заглушить голоса. Но голоса шли не извне. Закряхтевший Стоик вывел его из ступора, заглушил рой собственных криков, вернув самообладание и звериный оскал берсерка. Он скомандовал идти за ним и пленить полусознательного вождя, как вдруг его отвлёк знакомый цвет, мелькнувший в периферии, — медно-каштановый. Обернувшись, Дагур приоткрыл рот. Ему несли возлюбленную как подарок на день рождения. Он сразу же вырвал её из лап воина, прокричав остальным сворачиваться. Всё, что им сейчас нужно, они уже получили. Точнее, Дагур получил, восторженно обнимая любимую на руках. Стоика обмотали верёвками и повели следом, шатающегося и проклинающего Дагура. Но он завидел дочь в руках психопата и затих, молясь, чтобы берсерк не сделал с ней ничего в отместку за слова отца. Обхватив невесту одной рукой в полусидячем положении, берсерк достал меч и направил к горлу Стоика, как только они поднялись на уступ, чтобы показать названному брату свой приз. Дикарь держал топор у ярёмной вены вождя Олуха, тоже смотря вниз, на арену и выскочивших всадников. Дагур разразился смехом, наслаждаясь преимуществом, и мгновенно затих, переходя к ледяному выражению: — Всем стоять на местах, — они напряглись от слов берсерка, ожидая, что сумасшедший может выкинуть в следующий момент. — Дагур… — прорычал Элвин, до хруста костяшек сжимая ладонь. — Мы сейчас уйдём, — он начал взмахивать мечом, поддразнивая наблюдателей, сжимающихся от каждого неровного движения, — и, если я увижу за кормой хоть одного дракона, с всадником или без, вам придется искать нового вождя! — он вернул лезвие к горлу Стоика, потешаясь. — Всего доброго! Пока, — с фальшивым дружелюбием помахав им на прощание, Дагур с остальными скрылся. Никто не преследовал корабли. Они не рискнули бы. И Дагур отправился праздновать победу с ярким ощущением триумфа и невестой, приятно расположившейся в грубых руках. Месть на вкус неимоверно сладка.