Система Спаси-Главного-Злодея-Сам

Лю Цингэ никогда бы не подумал, что кто-то настолько милый, как эта девица, решится выдвинуть Шэнь Цинцю обвинение. Девушки, с легкой иронией подумал он, явно не так просты, чем кажутся на самом деле — сначала они кажутся белыми и невинными овечками, но вся их маска дружелюбия вмиг исчезает, если они решают кого-то обвинить. Впрочем, не все же девушки такие, верно? Девушкой, узнавшей Шэнь Цинцю в лицо, оказалась Цю Хайтан. Сяо Юй припомнил, что в оригинальном романе ее появление знаменовало собой одно: окончательную потерю достоинства Шэнь Цинцю. Хотя Цю Хайтан уже миновала весну своей юности, ее кожа белизной и нежностью напоминала лепестки магнолии, которую искусная рука изрядно приукрасила макияжем. Тонкая талия, пышная грудь — воистину ее внешность нельзя было назвать заурядной. И именно это предопределяло, что ей суждено войти в гарем Ло Бинхэ. Вот только до этого она уже успела закрутить с Шэнь Цинцю. А если быть точнее, то с Шэнь Цзю, который давно уже как мертв, но девица об этом не знает, искренне считая, что вот этот Шэнь Цинцю, который на самом деле является попаданцем, подобно Сяо Юю — это и есть обвиняемый. В какой-то степени Лю Цингэ сочувствовал ей, но совсем немного. Девица потеряла брата и сошла с ума от ненависти к бывшему рабу, которого ее братец хотел предложить своей обожаемой сестре в мужья, да только вышел облом. Она совсем не знала, каким ее братец был на самом деле, ведь в ее присутствии тот был весьма любезен и обходителен с Шэнь Цзю, но стоило сестре покинуть их, как господин Цю превращался в тирана. Автор романа, можно сказать, вообще почти не углублялся в детство Шэнь Цзю, а ведь зря. Интересно, как бы девица отреагировала, узнай она, что ее брат — это гнусное чудовище, которое умерло вполне справедливо от рук Шэнь Цзю. Но что-то юноше подсказывало, что, скажи об этом ей — и госпожа Цю не поверит словам. Пока он размышлял над психологией семейства Цю, девушка беззастенчиво и с яростью пялилась на Шэнь Юаня, лицо которого выражало полную обреченность. Цю Хайтан обнажила свой меч с видом: "Если до этого дойдёт, я сперва убью его, а потом — себя!" — и громогласно вопросила: — Я задала тебе вопрос! Отчего ты не осмеливаешься даже взглянуть в мою сторону? Сяо Юй покрутил между пальцами Чэнлуань, готовый в случае чего броситься на защиту Шэнь Юаня, хотя тот и не был настолько беспомощным, как он сам. Мимолётнее сочувствие к девице мигом улетучилось, на смену которому пришел гнев. Неужели она всерьёз считает, что Шэнь Юань захочет на нее смотреть? — Хотя чему тут удивляться, — голос Цю Хайтан, которая упорно не замечала Лю Цингэ, был полон горечи, — ведь я так долго тебя искала, а ты ни разу не дал о себе знать! Выходит... выходит, ты забыл меня потому, что наконец-то достиг высокого положения, о котором мечтал — ты ж теперь недосягаемый лорд горы Цинцзин! Ха-ха, прими мои поздравления! Шэнь Цинцю, как заметил Сяо Юй, казалось, даже смутился, не зная, куда девать глаза, наконец решив глядеть прямо перед собой, старательно сохраняя на лице отстраненное выражение. По толпе поползли шепотки. — Цинцю, эта молодая госпожа и ты… вы действительно давние знакомые? — в свою очередь прошептал Юэ Цинъюань. Знакомые? Серьезно? Лю Цингэ взглянул на Юэ Цинъюаня так, словно у главы школы Цанцюн вдруг выросла вторая голова, не веря тому, что тот был готов поверить проходимке на слово. Разве глава школы в самом деле был готов начать верить всем подряд, кто ненавидел Шэнь Цинцю? Это было каким-то безумием. Цю Хайтан, каким-то образом расслышав эти слова, бросила: — "Давние знакомые"? Вот уж не только знакомцы, уверяю я вас! Мы с этим ханжой с детства любили друг друга! Я — его жена! "Какая нафиг жена?! Ты была невестой, но не женой!" Неожиданно оказавшийся рядом Шан Цинхуа растерянно воскликнул: — Э? Правда, что ли? А почему шисюн Шэнь никогда о вас не упоминал? Приподняв краешек губ, Шэнь Цинцю наградил его фальшивой улыбкой. Лю Цингэ в полной мере разделял его настроение — разве не этот любитель дешёвой мелодрамы расписал его гнусным злодеем? И у него еще хватает наглости наслаждаться инсценированным им шоу! Лю Цингэ знал, что Шэнь Юань как-то поведал ему, что Шан Цинхуа тоже попаданец. Тогда, узнав об этом, Сяо Юй не мог не позлорадствовать над горе-писателем, хотя и не стремился даже начать общаться с этим гнусным человеком. Зачем? Ему это было попросту не нужно. А все эти зеваки — разве они не заклинатели? Почему же они столь беззаветно упиваются грязными сплетнями? Эй, вы все, шли бы вы отсюда… по своим заклинательским делам! Вам совсем заняться нечем? Цю Хайтан горько усмехнулась: — Этот господин — просто животное в человеческом обличье, мерзавец, пустивший всем пыль в глаза. На его месте я бы тоже не осмелилась поднять голос перед честными людьми. Великий мастер Учэнь успел хорошо узнать всех трех заклинателей с Цанцюн, в том числе и заботившегося о нем Шэнь Цинцю, к которому проникся тёплыми чувствами. На протяжении противостояния заклинателей с хребта Цанцюн и дворца Хуаньхуа у него не было шанса вмешаться, но теперь он наконец взял слово: — А-ми-то-фо, позволю себе заметить, что, о чем бы ни говорила эта милостивая госпожа, ей следует изъясняться прямо. Голословные наговоры не внушают доверия. Лю Цингэ одобрительно покосился в его сторону, но этот момент Цю Хайтан, как назло, поистине сделалась центром всеобщего внимания. Она раскраснелась, чувствуя скрестившиеся на ней взгляды, и, выпятив грудь, во всеуслышание заявила: — Если в моих словах есть хоть слово лжи, я, Цю Хайтан, прошу пронзить меня десятью тысячами отравленных демоническим ядом стрел! — уставив указующий перст на Шэнь Цинцю, она заявила с горящими ненавистью глазами: — Вот этот человек, нынче занимающий пост лорда пика Цинцзин хребта Цанцюн, обладатель прославленного меча Сюя — никто не знает, что за низкой тварью он был прежде! Эти бранные речи заставили Ци Цинци нахмуриться. Лю Цингэ, презрительно поджав губы, выставил вперед острый кончик лезвия Чэнлуаня. — Попрошу милостивую госпожу следить за своими словами! Негоже вам, юной деве, так говорить о мастере пика Цинцзин, не имея доказательств. Цю Хайтан бросила взгляд на Лю Цингэ, стушевавшись. В настоящий момент Цю Хайтан сама занимала пост мастера в одной из мелких школ. Подобный упрёк со стороны главы пика Байчжань малость ее осадил, но старый глава дворца тотчас поддержал ее: — Госпожа Цю, нет нужды в подобной резкости. Почему бы не дать этой молодой госпоже высказаться? Ведь, как известно, нельзя заткнуть рот всем. Бросив на него благодарный взгляд, Цю Хайтан стиснула зубы. Лю Цингэ громко фыркнул, даже не думая скрывать презрение по отношению к наглой девке, но на его фырчание никто не обратил внимания. Цю Хайтан вновь возвысила голос: — В двенадцать лет он был лишь жалким рабом, которого моя семья приобрела у иностранного торговца. Поскольку он был девятым по счёту, его назвали Цзю — малыш Цзю. Видя, что он подвергался жестокому обращению, мои родители прониклись к нему состраданием, взяли его в дом, научили языку и чтению, обеспечивали его едой и одеждой так, что он ни в чём не нуждался. Мой брат также относился к нему как к члену семьи. Когда Шэнь Цзю исполнилось пятнадцать, мои родители скончались и главой семьи стал старший брат. Он освободил Шэнь Цзю и побратался с ним. Что до меня, то, воспитываясь бок о бок с ним, я поддалась его обаянию… по правде говоря, мы зашли довольно далеко… казалось, мы были созданы друг для друга... и в результате, был заключён брачный союз. Побратался с Шэнь Цзю, с рабом? Уважаемая, вы это сейчас серьезно? Лю Цингэ ни капли не верил ее словам. С точки зрения девицы ее брат, может, в самом деле "побратался" с рабом, но на самом же деле его отношение к Цзю было даже хуже обращения с собакой! В глазах женщины заискрились слёзы: — Когда старшему брату исполнилось девятнадцать, в наш город прибыл бродячий заклинатель и поселился неподалёку, чтобы совершенствовать тело и дух. У городских врат он установил платформу, где дети, а также юноши и девушки до восемнадцати лет могли опробовать свою духовную силу. Он желал найти выдающийся талант, чтобы взять его в ученики. Заклинатель в совершенстве владел многими техниками бессмертных, так что все жители города только и делали, что рассыпались в похвалах. Когда Цзю взошёл на платформу, его уровень духовной ци оказался настолько высок, что заклинатель выбрал его. Преисполнившись восторга, он бросился домой и сообщил, что хочет нас покинуть. Само собой, старший брат ему не позволил: в его глазах жизнь заклинателя была полна превратностей и лишена стабильности. К тому же, он ведь заключил союз со мной, так о каком уходе могла идти речь? Тогда они с братом сильно повздорили, и с этого дня Цзю сделался угрюмым и раздражительным. Мы думали, что у него это пройдёт, и просто ожидали, когда он смирится с положением дел. Резко переменившись в лице, она продолжила: — Кто же знал, что вместо этого он явит свою звериную натуру? Взбеленившись, он убил моего брата и нескольких слуг и под покровом ночи бежал вслед за этим самым заклинателем! Я же была всего лишь беспомощной девочкой, понятия не имеющей, что делать дальше. Моя семья погибла, очаг разорён — что же мне оставалось? Я принялась за поиски виновника своих бед, но годами не могла выйти на его след. Заклинатель, взявший его под свое попечение, вскоре погиб жестокой смертью, и с ним след прервался... до этого дня, когда я по случайности попала в Цзиньлань. Если бы не это счастливое совпадение, боюсь, за всю свою жизнь мне бы так и не удалось отыскать этого злодея, который кусает кормящую руку и вонзает кинжал в спину благодетелей. Разве я могла подумать, что за это время он достигнет столь высокого положения — лорда величайшей школы Поднебесья! С тех пор он сильно переменился, но это лицо... даже обратись оно в пепел, я бы ни с чем его не спутала! И я не побоюсь назвать заклинателя, сподвигшего его на преступление — как выяснилось, он сам собственными руками забрал неисчислимое множество жизней. Его имя — У Яньцзы! У Яньцзы и впрямь пользовался определённой известностью в преступных кругах. Весть о том, что один из двенадцати горных лордов был его учеником, привела толпу в полный ужас. Однако их потрясённые возгласы. Слушая ее, Сяо Юй презрительно скривил лицо. Несмотря на то, что она говорила частично правду, все же в этой истории были и нестыковки. Его душу заполнило жгучее негодование и желание высказать девице все в лицо, что ее слова — это все же грязная ложь и клевета. — Глава школы Юэ, — изрёк старый глава дворца, — вы не находите, что при разборе подобных дел нельзя допускать, чтобы личные привязанности повлияли на результаты расследования? Я полагаю, что в ваших же интересах способствовать тому, чтобы не остаться в памяти людей как глава школы, при котором на репутацию хребта Цанцюн легли несмываемые пятна… Воистину, подобный исход был бы прискорбным для всех собравшихся! — Что имеет в виду глава дворца? — ровным голосом вопросил Юэ Цинъюань. — Я считаю, что в сложившейся ситуации самым лучшим решением для Шэнь Цинцю было бы покинуть свою школу и на время расположиться во дворце Хуаньхуа — пока мы не установим истину. Как вы на это смотрите? Всем было ясно как день подлинное значение этого "расположиться". Под пышной резиденцией дворца Хуаньхуа находилась подземная Водная тюрьма. Ее расположение в дополнение к прославленному лабиринту дворца делало ее надежнейшим местом заточения для бессмертных. Несмотря на то, что бегство из этого узилища и так представлялось невозможным, заключённых стерегла многочисленная стража, а оснащению камер пыток позавидовал бы самый жестокий тиран. Как правило, заточению в Водной тюрьме подвергались наиболее гнусные злодеи из числа заклинателей, запятнавшие руки кровью невинных или преступившие иные непреложные законы. Проще говоря, подземные чертоги дворца Хуаньхуа были для заклинателей тем же, что тюрьма — для обычных людей. Помимо преступников, туда также на время расследования помещались заклинатели, подозреваемые в том, что представляют собой опасность для Царства людей. После судебного разбирательства, в котором участвуют представители всех четырех главных школ, они принимают назначенное наказание. — Вы все сказали? — оскалился Лю Цингэ. Гнев, что бурлил в груди, грозил вырваться наружу. Давно уже он не испытывал ничего подобного, но, черт возьми, Шэнь Юань — хороший человек и все эти обвинения просто до невозможности смехотворны!... Чэнлуань опасно заискрился. Стоявшие напротив него адепты Хуаньхуа также обнажили мечи, устремив на него сверкающие лезвия и пылающие яростью взоры. — Шиди Лю, опусти оружие, — велел ему Юэ Цинъюань. Сяо Юй бросил на него гневный взгляд, но меч все же опустил. Удовлетворенно кивнув, Юэ Цинъюань продолжил: — Подобное обвинение нельзя основывать лишь на словах. Внезапно висящий на его поясе длинный меч с черной, словно тушь, рукоятью, дернулся, являя всеобщим взорам цунь (3,25 см.) сверкающего белизной лезвия. В то же мгновение над всей площадью нависла невидимая гигантская сеть, по которой безостановочно курсировала духовная энергия. При этом меч испустил пронзительный звук, от которого адепты помоложе машинально закрыли уши, чувствуя, как неудержимо ускоряется их сердцебиение. Это был меч Сюаньсу! Внезапная атака произвела ошеломляющее впечатление на членов всех школ. Выходит, Юэ Цинъюань велел ему отступить, лишь чтобы устроить заварушку собственными руками? Неужто мир перевернулся? Заклинатель даже почувствовал уважение к главе школы Цанцюн, поняв, что тот хочет вершить справедливость своими руками, и все же смутная тревога продолжала терзать его, поэтому он не торопился вовсе убирать свое оружие в ножны. Лезвие показалось лишь на один цунь, но все внезапно осознали одну вещь. Для того, чтобы восседать на месте главы пика Цюндин, требуется нечто большее, чем приятный характер и невозмутимый нрав! — Устанавливайте барьер! — провозгласил старый глава дворца. Неужели война? На сей раз демоны даже не успели толком выступить на сцену, как люди уже передрались. Лю Цингэ удивленно моргнул, не веря своим глазам — Шэнь Цинцю внезапно выхватил свой меч из ножен и швырнул его так, что Сюя вонзился в землю у ног старого главы дворца Хуаньхуа. Бросить меч врагу было равносильно сдаче — тем самым он признавал законность своего заточения. Старый глава дворца незамедлительно подхватил меч и велел заклинателям своей школы отступить. — Шиди! — тихо произнёс Юэ Цинъюань. — Шисюн, не говори ничего, — отозвался Шэнь Цинцю. — Пусть правда говорит сама за себя. Цинцю желает подчиниться приговору. Сердце Лю Цингэ словно пронзили сотнями стрел, он нерешительно опустил Чэнлуань и воззрился на Шэнь Юаня, на лице которого была виноватая улыбка. Что, черт возьми, ты делаешь?... — Шисюн, что ты делаешь... зачем?... — Так надо, — виновато улыбаясь, Шэнь Юань слегка дотронулся ладонью до плеча Бога Войны. — Они же живого места на тебе не оставят!... — Зато потом все решится в мою пользу, — Шэнь Цинцю был непреклонен. Глупый, глупый шисюн, с горечью подумал Сяо Юй. Он внезапно понял, что успел привязаться к этому человеку, пусть они и не общались очень часто, но только теперь в груди словно разверзлась черная дыра. На его месте Сяо Юй бы бился до последнего!... Понимая, что он не сможет уговорить Шэнь Юаня не делать этого, заклинатель злобно сплюнул в сторону адептов Хуаньхуа. На их лицах было видно самодовольство. Этот глава дворца страдал слабостью многих стариков — прицепившись к чему-то, им непросто отступиться. В сочетании с оговором сеятеля и обвинениями Цю Хайтан, его призыв к заточению Шэнь Цинцю обретал характер неизбежности. — Дальнейшее обсуждение не имеет смысла, — продолжал настаивать на своем Шэнь Цинцю. — Я сдаюсь добровольно. После мучительно длинной паузы Юэ Цинъюань наконец зачехлил свой меч — невидимая сеть тотчас исчезла. Повернувшись к нему, Шэнь Цинцю отвесил глубокий поклон. Своими словами и действиями он доставил шисюну немало огорчений — вот об этом он сожалел по-настоящему. Цю Хайтан все еще всхлипывала. Проходя мимо, Цинь Ваньюэ задержалась, чтобы утешить ее: — Молодая госпожа Цю, как бы не повернулось дело, три школы позаботятся, чтобы вы получили воздаяние за свои потери. — она намеренно выпустила из числа этих школ хребет Цанцюн, тем самым как нельзя яснее заявляя о своей позиции. Цю Хайтан явно была тронута, в глазах вновь заискрились слёзы, когда она подняла голову, чтобы поблагодарить девушку — при этом упал на стоявшего рядом Ло Бинхэ, и она поневоле зарделась. Лю Цингэ гневно кусал губы, наблюдая за этим действием. Если они думают, что кто-то останется в стороне, не попытавшись со всем разобраться и вызволить Шэнь Юаня из заточения — то они сильно ошибаются. Гунъи Сяо подошёл к Шэнь Цинцю в сопровождении нескольких адептов дворца Хуаньхуа, и в руках у него была до боли знакомая штуковина. Точно, вервие бессмертных, вспомнил попаданец — в Шуанху на задании вместе с Ло Бинхэ и Шэнь Юанем, помнится, демон связал его именно такой веревкой. Он вновь презрительно скривил губы. — Старейшина Шэнь, прошу меня простить, — извиняющимся тоном начал Гунъи Сяо. — Этот адепт будет обращаться с вами с должным почтением. Пока судилище не установит истину, я не допущу, чтобы старейшина испытал хотя бы малейшее неудобство. — Благодарю за заботу, — кивнул Шэнь Цинцю. Тем временем старый глава дворца как ни в чем не бывало предложил: — Что вы думаете насчёт того, чтобы устроить судебное разбирательство через месяц? Через месяц?... Но это чертовски долго! Неизвестно, что за это время успеют сделать с Шэнь Юанем и Лю Цингэ, возмутившись до глубины души, презрительно буркнул: — Да вы, должно быть, шутите. Пять дней и никак иначе. Чем дольше пробудет в Водной тюрьме Шэнь Цинцю, тем больше страданий ему предстоит вкусить — сознавая это, Сяо Юй намеревался сократить время до разбирательства до минимума. Само собой, старый глава дворца не согласился: — Боюсь, что при подобной спешке многое будет выпущено из вида. Переговоры всегда были специальностью храма Чжаохуа, так что настоятель тут же предложил компромиссный вариант: — Как насчёт десяти дней? — Не больше семи, — отрезал Юэ Цинъюань. — Дальнейшее промедление немыслимо. Со стороны это больше всего походило на сбивание цены на овощном рынке. Однако у Шэнь Цинцю были собственные соображения на этот счёт, которые он поспешил высказать: — Нет нужды в дальнейших пререканиях, прошу, следуйте воле главы дворца. Пусть будет месяц. Ох, неужели тебе так сильно хочется помучиться в заточении? И все же Сяо Юй не собирался так легко уступать, бросив: — Шисюн, я обязательно вытащу тебя оттуда. В ответ Шэнь Юань послал ему снисходительную улыбку, слегка покачав головой в знак протеста — он давал тому понять, что делать этого все же не стоит, если Лю Цингэ не хочет нарваться на проблемы. Но Сяо Юю было плевать, если он так легко втянет себя в это, ведь у него и без того других забот как будто не хватает. Стиснув зубы до скрежета, он молча наблюдал за тем, как адепты дворца Хуаньхуа уводят Шэнь Цинцю прочь. Все будет хорошо, он обязательно что-нибудь придумает.