Последнее желание

      — Мне очень жаль, — Визерья пыталась сказать это искренне, когда подошла к Рейнире. Но она не чувствовала ни грусти, ни сопереживания, и от этого должно было делаться стыдно в каменеющем сердце, должно было дать треск и трещины, расколоться на мелкие части, а вина за обман не тронула даже кончики волос.       Рейнира не ответила, как обычно не знают, что отвечать во время похорон близкого человека, потому что растерянность и нежелание верить в произошедшее оказываются сильнее. Протянув руки, она обняла родную младшую сестру. И жест этот оказался таким неожиданным, что Визерья застыла на месте, не зная, что делать.       — Ты сильно выросла.       Когда они покидали Дрифтмарк, между Визерьей и Рейнирой остались недосказанности, чувствовавшиеся как невидимая, липкая паутина на теле. Прохладный ветер острова не смёл ее ни с кого.       — Я знаю, ты добрая девочка, Визерья. Но твоим мягким сердцем пользуется Алисента, вытягивает из него всё самое прекрасное, выдавливает желчь, — вынесла ложный вывод Рейнира, прощально обнимая младшую сестру.       «Ничего ты обо мне не знаешь», — подумала Визерья и сдержала усмешку, появившуюся из-за слов Рейниры, ничего не ответив ей на эти предъявления. Пусть и дальше так думает. В то же время стыд перед ней пронизывал Визерью. Возможно, сестра когда-нибудь простит ее, но точно уж никогда не забудет того, как оказалась преданной родной кровью.       И стоя теперь перед входом в Драконье Логово, ожидая своего друга сердечного, Визерья глядела на огромную Вхагар, которая появлялась среди темно-голубого неба и затем снова уплывала внутрь высоких да пушистых облаков. Ее зоркий глаз видел, с каким усердием управлял ею Эймонд, вкладывая все свои силы. Ему будет сложно с ней.       Владение драконом изменило Эймонда от кончиков волос до пят ног, пропитав каждую частичку его тела и души непревзойденной храбростью, уверенностью и ещё большей дерзостью. Ранее злобный, вялый мальчик, поддававшийся в положение жертвы, теперь не шел плакать в юбку матери, а спешил проучить каждого, кто смел пятнать его честь. Визерье думалось, что потеря глаза также сказалась на добавившейся агрессии.       Резкий прилив жаркого летнего ветра ударил по Визерье, заставляя обернуться лицом ко входу в пещеру. Драконосмотрители вывели наружу белоснежного дракона, с узкой, но складной грудью, большого и наводившего восторг, нежели страх. Казалось, Ледяное Дыхание заметил, куда смотрела его хозяйка, и ревностно требовал обратить на себя внимание. Впервые за несколько недель по-настоящему улыбнувшись, Визерья медленно подошла к зверю и протянула ладонь к его красивой чешуйчатой морде с рогами. Он блаженно закрывал глаза и строго посматривал на Визерью, будто осуждая ее за долгое отсутствие, но говоря, как скучал по ней. Больше всех Визерья верила в то, что Таргариены действительно имеют огромную связь со своими драконами. Она верила в то, что они являются духовно одним целым до конца жизни. Иначе как можно было объяснить поведение Ледяного Дыхания, когда он чувствовал и понимал душевное состояние своей всадницы, и не подчинялся никому кроме нее. Для всех он являлся самым громким и озорным драконом, для Визерьи же — ее лучшим другом и существом, который понимал и слушался ее. Однако не все всадники и их драконы имели подобные трепетные отношения. Только те, кто рос бок о бок с ними с самой колыбели.       — Здравствуй, мой друг, — самым ласковым голосом поздоровалась Визерья, взбираясь на спину Ледяного Дыхания. — Rȳbagon naejot issa, Suvion Jelevre!— но, кажется, даже приказ не был необходим, ведь дракон замер, терпеливо ожидая, когда тельце ее окажется в седле, а руки крепко ухватятся за цепи. — Sōvegon!       Визерья долгое время парила в воздухе. Она летала над городом, стараясь не пересечься с Вхагар и Огненным Пламенем. Дело было не в страхе за свою жизнь, а из-за Ледяного Дыхания. Размером он скоро мог догнать взрослую Сиракс, но всё равно пока не отличался изворотливостью и скоростью. Пока только умом и послушанием.       Suvion Jelevre, или Ледяное Дыхание на всеобщем языке, появился из кладки дракона-самки Пламенная Мечта. Это было то самое яйцо, выбранное Рейнирой для Бейлона, а затем украденное Деймоном, но возвращенное назад в колыбель выжившей малышки. Иногда глядя на Ледяное Дыхание, Визерья предавалась странным мыслям, что бы было, если бы Бейлон, ее брат, ее близнец, остался жив и управлял своим драконом? Как это всё выглядело бы? Конечно, не проходили мимо мысли о том, что всё было бы по-другому, будь Бейлон жив, а Визерья мертва вместо него. Ей казалось, что отец сожалеет об этих решениях судьбы и богов. Она слышала сплетни и разговоры слуг про прошлое, проворачиваемое иначе в их суждениях, и лучшими исходами ее возможной смерти, которое привело бы к спасению мальчика.       Наверное, поэтому Визерья мечтала стать самой быстрой всадницей самого быстрого дракона, чтобы, как и Эймонд, иметь свою значимость и громкое имя, и проводила с Ледяным Дыханием больше времени, чем разрешалось со стороны отца и драконосмотрителей. Отец считал, что она смотрит на мир другими глазами, полными лживых надежд и глупых мечтаний, а вторые говорили, что дракон может стать одержим своей хозяйкой и требовать постоянного внимания или, наоборот, сделать с ней что-то плохое. Но Визерье всегда было все равно на слова остальных. В своих мыслях она являлась умнее их.       Ледяное Дыхание услышал приказ Визерьи вернуться назад и резко приземлился на землю, не сумев замедлиться, приближаясь вниз. Поднялась пыль, забилась в ноздри и глаза. Визерья, чуть не упав с драконьего седла, вскрикнула, отчаянно хватаясь за цепи. Испуганный рев Ледяного Дыхания заставил ее сжаться, мучительно закрывая глаза от боли в ушах.       — Lyka, taoba! Gīda ilagon!— взмолилась Визерья.       Ледяное Дыхание постепенно успокоился и позволил Визерье покинуть его спину. Драконосмотрители, со страхом ожидавшие принцессу внизу, сразу же оттащили ее в сторону, а дракона отогнали вовнутрь пещеры. Визерья быстро и рвано дышала, отказываясь верить в случившееся.       — Я не знаю, что на него нашло. Он никогда так не делал, — она шла к своей лошади, с сожалением оглядываясь назад.       — Всегда стоит быть начеку. Драконы — дикие и опасные существа. Настолько непредсказуемые, что могут напасть на собственного наездника, — старик Джорах, старший из драконосмотрителей, шел рядом с ней. Его душа могла успокоиться только после того, как он увидел бы то, что принцесса села на свою лошадь и в безопасности покинула холм Рейнис.       Визерья нисколько не была согласна с ним, но промолчала, подумав, что так будет разумнее. Впервые ее окутали сомнения, и она отогнала все лишние мысли, когда лишь подошла к своей лошади. Эйгон и Эймонд уже ожидали ее на своих крупных, дорнийских скакунах, подаренных дедом.       — Это был весьма драматичный спектакль, — тихий смешок сорвался с губ Эйгона, — и концовка меня разочаровала.       — Тебе бы лучше помолчать, брат. Она чуть не убилась, — вдруг произнес Эймонд, удивив как Эйгона, так и Визерью.       — Да, ты прав, — Эйгон усмехнулся как лис, затевающий наглое убийство в курятнике. — Отцу это ой как не понравится.       — Ну же, расскажи ему. Насоли мне от души за просто так, — Визерья уселась на свою лошадь, всем видом не скрывая своего презрения, но потом, пришпорив животное, поскакала вперед и крикнула брату: — Расскажешь ему, если только обгонишь меня!       Топот двух дорнийских скакунов уже зазвучал следом.

***

      Сразу же после возвращения в замок сир Кристон Коль забрал принцев на тренировку. Проигравший небольшую скачку до дома Эйгон противился некоторое время и устало смирился.       — Король желает вас видеть, принцесса, — кинул он перед уходом, оставив Визерью одну и встревоженную. Эймонд посмотрел на сестру многозначительно, но ушел молча, сжав губы в своем привычном тоне.       Принцесса не удосужилась принять ванну и смыть с себя грязь, пропитавшую лицо, шею да руки, а сразу же поспешила к отцу, который ожидал ее в саду. Визерья застала его сидевшим перед морскими видами, с книгой в руках. Рядом ютились веселая Хелейна и шестилетний Дейрон, блестящими глазами слушая отца. Его спокойный голос читал им легенду о ночном безликом рыцаре, спасающим народ от злой опасности. Услыхав знакомые неторопливые шаги дочери, Визерис поднял голову. Конечно же, по его изменившемуся выражению лица Визерья поняла, что обязательно сейчас выслушает за неподобающий леди вид. Догадки ее подтвердились.       — Дочь конюха ли это? Или моя? — Визерис закрыл книгу и убрал в сторону, обратившись к расстроенным детям: — Продолжим вечером. Теперь же идите к матери.       Няни забрали Хелейну и Дейрона, оставляя короля наедине с дочерью.       — Простите, отец. Я не успела принять ванну, — Визерья села рядом с отцом, после того как он утвердительно кивнул на соседний стул.       — Как Ледяное Дыхание? — вдруг заинтересованно спросил он, чем поверг Визерью в ошарашенное удивление. Отец всегда звал к себе лишь для того, чтобы провести с ней воспитательную беседу, но никак не из личного участия к ее жизни, поэтому она заранее готовила себя к этому испытанию. Вариант, что он так быстро узнал об «маленьком» инциденте в Драконьем Логове, отпадал сразу. Позже она думала, что лучше бы так и было.       — Он растет со скоростью ветра, что нельзя сказать о его прыти, — отвечала Визерья, всё так же предаваясь загадкам такого поведения.       — Ты достаточно часто занимаешься с ним. Это просто его ужасный нрав, — Визерис улыбнулся, будто речь шла вовсе не о драконе. Кажется, так и было, потому что Визерья на миг ощутила себя на месте отца.       — Хотите предложить оставить попытки его воспитания? — подключилась она в игру.       — Нет, скорее, передать это кому-то другому, — Визерис наконец заглянул в тусклые глаза дочери, собирая волю, чтобы сказать что-то важное, что он собирался сказать давно. — Пришло время, — загадочно произнес он.       — Чему? — Визерья чувствовала что-то страшное. Голос ее дрогнул, когда она задала вопрос. И отец этого словно не заметил. До нее плавно, словно яд в крови, дошло, что сейчас решается судьба таргариенского наследия, но на кону стояла не жизнь чешуйчатого зверя, а ее собственная.       — Служить королевству.       Ветер приятно ласкал лицо, бережливо дул на ссадины и открытые ранки. Со стороны показалось бы, что это просто идет мирная и спокойная беседа отца и дочери. Но Визерье желалось, чтобы в море, находившемся далеко внизу, поднялся страшный шторм и заглушил голос человека, который заключал ей приговор.       — Это окончательная воля моего отца? — Визерья сжала под столом свою ногу, впиваясь ногтями в плоть. Лицо ее не выражало абсолютно ничего, но душе хотелось расплакаться. От страха, обиды и снова страха.       — Это решение твоего короля, — Визерис вмиг изменился в голосе, который пропитался серьезностью. Он убедительно схватил ее за худые, скорее костлявые плечи, чтобы быть уверенным в ее осознанности происходящего. Визерис давно знал, как она любила уходить в собственные мысли, притворяясь в несущественности чужих слов. — Визерья, ты уже давно не маленькая девочка. Я не имею право удерживать тебя здесь. Не строй такой обреченный вид. Твой будущий жених из солидного и известного дома Веларионов.       — Кто? — безучастно спросила Визерья, отводя глаза в сторону зеленой листы и ярких цветов.       — Сын Веймонда — Деймион Веларион. Напряжение между нашими домами не приведет к добру, поэтому я обещал тебя ему, дабы укрепить связь. Ты должна быть рада.       Визерья знала, что ее отказ не примет никто. Она смирились. Ведь не имела другого выхода.       — Дайте мне срок, отец. Один год, прошу.       — Почему? Что…       — Ради памяти моей покойной матери, пожалуйста, — на лице Визерьи появилась мольба, которую Визерис видел впервые. Та сухость и всегдашнее презрение исчезли на секунду, раскрывая наружу другую сущность девочки. При упоминании Эйммы он не смог держать дальше суровость, и строгость его дала трещину.

***

      На завтрашний день в честь тринадцатилетия Эймонда и помолвки Визерьи с Деймионом Веларионом король и королева решили устроить охотничий турнир за пределами Королевской Гавани, в одном из лесов рядом с городом.       Стояла солнечная и жаркая погода, не подходящая для начала июня. Кареты с семействами короля и лордов приехали в уже готовый большой разбитый лагерь со множеством палаток. Именно сегодня Визерья должна была увидеть своего будущего мужа. Теребя синее походное платье, она глядела в окно, наблюдая за уплывающими в сторону деревьями и пышными кустами. С ней вместе ехали Эйгон и Эймонд, беседовавшие между собой, пока они не заметили волнения единокровной сестры.       — Так спешишь увидеться со своим будущим муженьком? — подал голос Эймонд.       — И да, если тебе будет необходим совет в любовном вопросе, не стесняйся обращаться к своему брату, — Эйгон расплылся в некой гордой улыбке, имея в виду себя.       — Спасибо, обойдусь, — пропустив мимо ушей очередную колкость, Визерья повернула к Эймонду удивленное, но нахмуренное лицо. — Откуда ты знаешь?       — Неделю назад уже все узнали. Кроме тебя, как я вижу.       — И ты ничего не сказал мне?       — А с чего я вообще должен говорить тебе об этом? — насмешливо спросил Эймонд, презрительно добавив: — Doru-borto.       — Orvorta.       Когда она успела стать частью того общества, которого Эймонд удостаивал ядовитыми насмешками? Уже со вчерашнего вечера он вел себя так странно и недовольно, будто ему, несмотря на день рождения, не нравилось абсолютно всё: что погода, что дворец, что его обитатели. И когда мимо королевы не прошло подобное поведение среднего сына, и она тут же отправила его молиться, чтобы успокоить его под взором богов, но рассердила больше. Мейстер скинул все на взрослеющий организм, хотя Визерья чувствовала, что за всем этим крылось нечто большее, чем просто бушующий нрав подростка.       — Ты опять издевался над ним, Эйгон? — спросила Визерья, когда карета прибыла на место и Эймонд ушел отдыхать в свой шатер.       — Почему сразу я? — Эйгон следил за слугой, который нес его вещи внутрь, и ухмылялся. — Кто же знал, что ему не понравится взрослая жизнь с привкусом женского тела?       — Он ведь ребенок! — тут же догадавшись, о чем шла речь, Визерья сморщилась, представив все гадости, какие, возможно, творили с Эймондом там, в доме утех.       — Да, поэтому ему нужно скорее становиться мужчиной.       Эйгон говорил так, будто не совершил ничего ужасного. У него имелись свои понятия собственной правоты и правила нечеловечной морали. Привыкший к подобному образу жизни, он думал, что брату это понравится. Они все росли вместе, и если Эйгона Визерья знала как собственную личность, то Эймонд оставался для нее закрытой крепостью, как и она для него. Никто не мог разбить оковы этой крепости, ведь не существовало тех, кто хотя бы пытался. И все же, Эймонд — не Эйгон.       На завтрашний день празднество пустилось в жизнь. Пока юные принцы, и даже Дейрон, готовились к охоте, Визерья сидела в шатре с мачехой и Хелейной, среди разодетых женщин, безостановочно щебечущих самые последние и интересные новости. Просторный шатер полнился плотными запахами разнообразных ароматов женских тел и кушаний. Казалось, это закрывало доступ к воздуху, запирая Визерью в одной комнатке с цветами резких запахов. Она ощущала себя лишней, как всегда, и молча наблюдала за женщинами, оценивая их наряды, их поведение и выражение их лиц. То, что она умела лучше всего, — наблюдать в стороне и изучать врагов. И с самого начала дня ее внимание приковала к себе громкая женщина в вычурном желтом платье с многочисленными белыми рюшками, наблюдавшая со всей внимательностью и пристрастием за Визерьей.       — Очень жаль, что принцесса Рейнира не удостоила нас своим визитом, — говорила та самая дама, леди Рейна Веларион, которая, как выяснилось, оказалась женой Веймонда Велариона. Затем, обратившись к Визерье, продолжила говорить с ней таким образом, словно говорила с тахтой, на которой сидела принцесса: — Будущая невеста моего сына ни капли не похожа на свою сестру. Смогут ли ее столь худые и узкие чресла выносить детей?       Гнев наполнил Визерью, разливая по ее телу жаркую злость. Неужели этой женщине хватает смелости оценивать ее как овцу на рынке? Она молчала и сдержанно посмотрела на королеву, та, заметив ее многозначительный взгляд, ответила вместо падчерицы:       — Не волнуйтесь, воля принцессы сильнее.       Несмотря на праздник, устроенный в честь ее сына, Алисента сидела в не совсем довольном духе. Сухая тактичность скрывала под собой нервированный тон. Заметив сие обстоятельство королевы, леди Рейна решила закончить этот разговор.       Будь у Визерьи другая роль, другая натура, выказываемая обществу, она со вкусом и хладнокровием осадила бы леди Рейну, сделав замечание за такую наглую дерзость. Но Визерья всегда молчит и уверяет себя в том, что нанесет удар в последний момент, когда обидчики ее будут в самом наихудшем положении.       Снаружи раздался звук горна, призывающий ко вниманию. Женщины вышли наружу.       Глаза Визерьи с восхищением смотрели на дюжину наряженных всадников, больших скакунов, породистых гончих и охотничьих псов, клацающих пастями с нетерпением. Нынче из-за неважного самочувствия короля редко устраивались подобные турниры, поэтому Визерья позабыла о своих тревогах, увидев собравшихся и почувствовав дух леса. Охота должна была начаться, а прежде участвующие лорды, рыцари и прочая знать, получали от кого-то из женской части платки, как веру в их победу, вышитые ими в шатрах.       Алисента подошла к королю и вручила ему свой платок, расшитый узором оленя, как символ благородия и ума.       — Удачи вам, моя милость, — королева улыбнулась мужу.       Эйгон получил от Хелейны, и тут же на лице его отразилось возмущение, ведь он ещё утром просил ее сшить ему платок с драконом из золотой нити, напоминающей ему Солнечный Огонь, а Хелейна расшила его черным пауком с длинными мохнатыми лапами. Он хотел было выразить свое недовольство, но грозный взгляд отца заставил его молчать, тихо выплюнув слова благодарности.       Алисента, оказавшаяся рядом с Визерьей, подтолкнула ее вперед.       — Твоя очередь, дорогая.       — Но кому мне вручить? — сердце застучало быстро-быстро, а глаза забегали от всадника к всаднику. Ей показалось, что все взгляды устремились на нее. Подобное волнение было у Визерьи впервой.       — Кому захочется, — прошептала вдруг Хелейна, позабыв о своей обиде на старшего брата.       По обычаям, и вообще учитывая сегодняшний день объявления помолвки, девушка вручала свой платок будущему мужу. Визерья отлично об этом знала, но сердце ее не желало отдавать платок Деймиону Велариону, будто она отдала бы ему часть своей души и мыслей, с которыми она недавно вышивала. Не понималось ей, почему вдруг нутро ее противилось так яро.       Ноги сделали шаг в сторону коней. И казалось, с каждой сделанной нетвердой поступью сердце стучало непривычно быстрее и громче, что могли слышать все. Деймион, мужчина лет тридцати с упрямым и грубым лицом, наблюдал за ней с горделивой ухмылкой, восторгаясь собой. Кажется, его нетерпение передавалось его скакуну, из-за чего тот фыркал и топтал землю копытом. Но тут же лицо его переменилось сначала в недоумение, затем в ясное неудовольствие: Визерья протянула свой белоснежный платок с зелёными нитями, вышитыми змеями, Эймонду. Тот, в свою очередь, удивился, и брови его, секунду назад выражавшие раздраженность, поднялись в замешательстве и недоверии. Но платок он взял и спрятал внутрь охотничьего костюма.       — Да прибудет с нами сила Семерых! — крикнул Визерис, и с воинственными кличем всадники рванулись внутрь леса.       Всё у нее внутри перевернулось и сжалось от того ненавистного взгляда, каким окинул Визерью Деймион.