***
— По вашему приказу мы велели закрыть врата замка и не выпускать никого из прислуги, хотя, я думаю, никто и не собирался убегать. Это было бы весьма безрассудно, — выкладывал Коль, пока они с Эймондом спускались в подземелье, держа в руках факелы, освещавшие едва ли и кромку черноты, что поглощала своим холодом, сыростью и вонью. — Странно, еще безрассуднее было остаться после такой трусливой попытки отравить особу королевской крови, — произнес Эймонд, гневно сдвинув брови. Эймонд вошел внутрь темницы, где держали пойманного преступника. Коль вошел за ним. Тут же в ноздри ударил запах затхлости, мочи и пота. Запах этот был везде, плотный и крепкий, садился на кожу, въедался в нее настолько сильно, что уже хотелось уйти отсюда и помыться. Где-то в углах пищали крысы, одна чуть не угодила под подошвы мужских ботинок и, махнув длинным хвостом, убежала куда подальше. Брезгливо сморщившись, Эймонд направил свой факел на лицо пленника: кандалы, обрамлявшие кисти его некрасивых плебейских рук, лязгнули громко, резко, долговязая фигура вскочила с места, из-за чего хлесткий запах чужого немытого тела обдал по лицу принца. Выглядел этот узник грязным скользким типом. Особенно выделялись его рыжие волосы, которые так не вязались со смугловатой кожей и темными глазами. — Это он, — подал голос Кристон, — виночерпий Род. — Мой принц, мой сир! Смилуйтесь! Я ничего не делал. Ничего не понимаю, — начал тут же причитать узник, словно бы у него был шанс убедить всех в своей невиновности. — Ты служил на вчерашнем пиру? — бесчувственно задал вопрос Эймонд, приказав Кристону принести ему пару «побрякушек» для того, чтобы разговор вязался. — Да, служил, — склонив голову, ответил виночерпий. — Я наливал вино столу Веларионов. — Нет, — хищная и победная улыбка скосила лицо Эймонда. — Мой принц, я наливал вино Веларионам! Больше никому! — Тебя видели у королевского стола, — вмешался сир Кристон, появившийся с некими инструментами в руках, внушавшими страх. — Так что я бы посоветовал тебе не пререкаться и говорить правду. Эймонд взял из его рук щипцы и оглядел. Он раньше никогда никого не пытал, и сомнение в собственной способности сделать кому-то больно физически, а не морально, даже удивило его. Однако одно лишь воспоминание о вчерашнем, когда в руках его лежало хрупкое тело, на которое посмел кто-то покушаться, тут же вытащило его из омута чистоты, воззвав холодное и жестокое благоразумие. Принц приблизился ближе к узнику, у которого уже выскочили глаза от вида той вещицы в руках Эймонда, однако тупое упрямство, или может наивная верность заказчику, не позволили ему вымолвить и слова, заставив обречь себя на страдания. Эймонд улыбнулся и кивнул: он предлагал милость, его отвергли, дальнейшее это уже не его вина, не его заботы. Схватив виночерпия за левую руку, Эймонд резко с силой оторвал ему ноготь. Чужая склизкая кровь тут же брызнула на одежду, испачкала кожу рук и лица. Но это его не остановило. — Принц Эймонд, позвольте мне. Не пристало Вам заниматься черной работой, — игнорируя вопли страдающего, Кристон тронул своего воспитанника за плечо. — Нет, — коротко ответил Эймонд, и тут же удивление окутало его разум, заставив на секунду замереть. С чего ему вдруг стало так злостно? Почему он, глядя на эту рыжую мразь, бьющуюся в агонии, преисполнился ненависти и желанием сжечь его дотла, принося больше и больше боли? Показать ему настоящее пекло?.. Складывалось ощущение, что причиной этим всколыхнувшим эмоциям служила его принцесса-жена. Его? На языке чувствовался вкус горького ядовитого пепла, смешанного со вкусом чужой крови. Появился внутри комок непонимания собственных мыслей и желаний, давя на голову железной хваткой. Это еще больше разгорячило кровь, текущую с яростью в жилах. — Я всегда думал, что самый бесполезный палец на человеческой руке — это мизинец. А ты так не думаешь? — вкрадчиво спросил Эймонд, сталкиваясь с глазами, полными ужаса и осознания. Тут же сталь валирийского кинжала одним ударом с хрустом лишила виночерпия этого «бесполезного» пятого пальца. В этот раз он кричал громче и сильнее. Эхо боли отражали влажные каменные стены, покрытые плесенью, отражали железные решетки, сохранившие царапины ногтей, а огонь факелов дрогнул. Послышался скрип дверей и через секунду Кристон удивленно произнес: — Принцесса? Резко обернувшись, Эймонд увидел Визерью, которая с безразличием перевела взгляд с него на узника. — Ты сбрендила? Что ты тут делаешь?! — гневно крикнул Эймонд, осознавая, как он выглядел: весь в чужой крови и в поту. Еще больше его разозлило то, что его волновало, каким увидит его Визерья и что о нем подумает! — Я лично хочу знать, кто это был и зачем это сделал, — тут же ответила она, без брезгливости оглядывая облик Эймонда. — Уходи отсюда. — Нет. Эймонд шумно выдохнул. Как можно быть такой упрямой! Если ей так хочется смотреть на пытки, то пусть. Он не будет против, несмотря на нехотение, идущее вразрез с мыслями о хладнокровии. Невозможно было представить ее, такую тонко красивую, изящную, излучающую яркий белый свет, в этом ужасном месте, где темнота топила все признаки хорошего. Неуместна была. — Кто это был? — ледяном голосом задала она вопрос страдальцу, терявшему сознание. — Так он тебе и ответил, — хмыкнул Эймонд, вытирая кровавые руки о тряпку. — Принц Деймон и принцесса Рейнира, — тихо простонал виночерпий, повергнув всех присутствующих в полнейший ступор. На миг темницу окутала тишина. Однако была она разорвана неверящим криком принцессы, что с силой и гневом схватила Рода за воротник грязной рубахи. — Говори правду! Иначе я самолично отрежу твой язык! Говори! Как ты смеешь лгать?! — Визерья, — Эймонд схватил ее за плечи, оттаскивая от узника, потерявшего сознание, — хватит, идем. — Нет! — она повернула к нему свое лицо, глядя удивленными глазами. — Он ведь врет, это так очевидно. — Принцесса, он потерял сознание, — тихо вмешался Коль, кивая Эймонду. Эймонд вывел ее из подземелья. За всю дорогу она ничего не сказала. Ничего не спросила. Лишь поглядывала на грязные пятна, оставленные Эймондом, на своем черном платье. По этим потухшим глазам читалось, как много у нее было вопросов, которые она не смела озвучить. — Да, он врал, — Эймонд нарушил тишину, — но мы не можем быть уверены. — Ты говоришь так, потому что ненавидишь Рейниру, — Визерья отстранилась от чужой хватки и отвела взгляд в сторону. — А ты как будто бы не принимаешь сказанное не из-за чувств? — едко кольнул он в ответ. Они оба замолчали, понимая, что каждый по-своему в чем-то да прав. Как бы Эймонду ни хотелось разочаровать ее, но любой вариант исключать было нельзя. Что Деймон, что Веларионы, у каждого были свои мотивы. Это стоило обсудить в кругу «зеленых», куда и повел Эймонд Визерью после того, как поменял свое окровавленное одеяние на чистое.***
Это был первый совет, в котором участвовала Визерья. Эйгон и Отто пришли в замешательство от слишком быстрого привлечения принцессы в их планы, однако упрямство королевы и среднего принца никому не давалось в контроль. Если они чего-то да хотели и уже приняли решение, то этому не миновать. Свечи тихо горели, освещая залу. Иногда лязг доспехов Коля нарушал задумчивую тишину, в которой пребывали присутствующие. Эймонд сидел за столом, скрестив ноги и оглядывая своим пристальным взором остальных, его взгляд часто останавливался на Визерье, которая сидела рядом и молча думала в ожидании, когда кто-то начнет разговор. Похоже, она чувствовала себя весьма неуютно здесь. — Значит, это Рейнира и Деймон? — Отто остановился у камина, протягивая сухие длинные руки к огню. Зрачки его загорелись, но не обрели искры, жизни, все так же оставались сухими. — Нет. Зачем им убивать меня? — Визерья, сидевшая за столом, напряглась и метнула злой взгляд на десницу. — Принцесса, если вы действительно на нашей стороне, на стороне истинного наследника, — Отто кивнул на нерадивого внука, что понуро опустил глаза, — то вы являетесь угрозой для вашей сестры и дяди, учитывая растущего в размерах, скорость и прочую физическую характеристику вашего дракона. Ни для кого не является секретом то, какой Деймон жестокий, алчный и бесчестный. «Как будто бы мы отличаемся от него», — мысленно усмехнулся Эймонд. — Или вы защищаете их? — Отто склонил голову, с прищуром глядя на принцессу. Визерья молчала слишком долго для этого вопроса. Пару секунд. Но даже этот промежуток мог сказаться на мнении десницы или королевы, вызвав внутри переполох, состоящий из недоверия, сомнений и неуверенности. — А может это вы? — Визерья решили переметнуть стрелки на старца, чем тут же вызвала нужный эффект растерянности. — Как я пришла сюда, вы так и выказываете мне свое недовольство. — Визерья, — королева подняла голову, не желая выслушивать упреки в сторону ее отца. Все это время мать сохраняла странное молчание. Может она и знала отца, но, кажется, чутье ее подсказывало, что и Визерья не зря сомневается в словах виночерпия. — Стал бы я рисковать жизнью своего внука ради того, чтобы покончить с вами? Звучит ужасно глупо. Мне ваша смерть ничего не даст, — в грубом тоне ответил Отто. — Хватит, — Эймонд решил вмешаться. Обстановка накалялась до звона в ушах. Он до сих пор не мог понять, с чего бы деду был ненавистен брак его с Визерьей. Если только у старика уже не существовали собственные планы насчет внука… Эймонд сжал руки. Слишком много Отто утаивает. Мать в том числе. Будто бы не доверяет своим детям, или все еще считает их неразумными. — Либо это сделали Веларионы, либо наши любимые родственники из Драконьего Камня. Завтра я выясню это, — решив проявить больше ответственности к важному делу, произнес Эймонд. Нужно заработать уважение к собственной персоне. — И это все, что у нас имеется? — королева недовольно поднялась с места. — Отбросьте чувства. Иначе мы постоянно будем на шаг позади «черных». Я не собираюсь терпеть потери и раскол между людьми, которым доверяю, — она задержала свой взгляд на отце и принцессе. — Война близко. Она твердым шагом вышла из залы. Видно было, как Алисента устала. Слова давались ей с трудом, и она часто хваталась за виски, когда кто-то начинал выяснять отношения и копать друг другу ямы. Она и так достаточно возилась с больным королем. Эймонд, ради поддержания здоровья матери, не хотел бы ее вмешательств, но без Алисенты Эйгон не сядет на трон. Даже с помощью деда-десницы. Ведь именно она своим хладным умом сохраняет равновесие в кругу импульсивных. — Матушка права, — Эйгон выдохнул, — хватит надеяться на то, что Рейнира тебя все еще любит, если вообще когда-либо любила, Визерья. Визерья резко поднялась с места, грохнув стулом, из-за чего Эймонд поднял брови в удивлении. Надо же. Умеет она выходить из себя. — Какая еще любовь?! Вы ничего не понимаете, — резким шагом она покинула комнату, так же громко закрывая двери. — Не дело женщин соваться в дела мужчин. Чрезмерно они эмоциональны и чувствительны, — Эйгон самодовольно поджал губы. Эйгон глубоко ошибается. Эймонд успел удостовериться в том, что женщины способны на все, если того захотят. Им лишь нужно время. Ради собственных целей они проявляют и жестокость, и острый как кинжал ум. И сейчас Визерья отказывалась верить в слова узника не потому, что питала любовь к сестре, а правда кроилась слишком глубоко и далеко от глаз, чтобы оказаться настолько поверхностной. Этот небольшой совет «зеленых» прошел почти впустую. Не нашлось какой-то важной зацепки, а узник все семь — как иронично да символично — дней пыток, больше не выдавил из себя ни буквы. Лишь бессвязные крики пронзали темницы и уши, откликаясь так долго, что даже снились ночами в кошмарах. Но Эймонд привык. Пришлось. Подобная авантюра первая, но теперь уже не последняя. Ради войны, ради победы он пойдет на все. За все это время он практически больше не видел Визерью. Однако случилось то, чего Эймонд страшился и ждал: спустя неделю виночерпия кто-то убил. Зарезал как свинью. Это и стало поводом для принца, дабы увидеть Визерью. Нельзя так надолго оставлять ее одну. Собравшись с мыслями Эймонд направился в комнату принцессы. Остановившись перед дверьми, он только поднял руку, как его окликнул незнакомый женский голос. — Мой принц, прошу прощения, — некая леди, похоже, компаньонка Визерьи, учтиво поклонилась ему. — Не хотела вас отвлекать. Но я считала должным предупредить вас — как супруга принцессы — она почти ничего не ест. Как бы госпожа вовсе не слегла опять. Эймонд замер. Ну, конечно. Кто бы осмелился доверять кому-то и продолжать есть как ни в чем ни бывало после попытки отравления? И за все это время, наверное, никто и справился о ее самочувствии. Он — точно. Некое чувство стыда разлилось по крови, пробуждая тупую злость на самого себя. Как мог он оказаться таким безнравственным и беспечным? Дыра вместо глаза вдруг заколола болезненно, скрутились мысли и воспоминания в голове слабым покалыванием. Эймонд поневоле тронул свою повязку. — Прикажите накрыть нам поесть, — произнес он, хмуря брови. Затем добавил: — И пригласите отведывателя. Эймонд бесцеремонно шагнул в комнату. Открытое окно, разливающее вместе со свечами свет, демонстрировало луну на черном небе. Служанка помогала принцессе одеться в ночное платье свободного кроя, и стоя спиной, Визерья не видела Эймонда. Только после того как служанка поклонилась ему, она повернулась лицом. Снова бледная, снова едва живая. — Зачем ты здесь? — безразлично спросила она его, когда они остались одни. Эймонд медленно шел к ней, держа руки за спиной и произнося отрывками слова. — Захотелось увидеть дражайшую жену. Тебя этот ответ устраивает? — после молчания Визерьи, он продолжил: — Виночерпий был убит. Равнодушие на лице принцессы треснуло, ее тонкие брови поднялись в неверии и удивлении. — Как так вышло?.. — Не знаю. Стражники ничего не видели и не слышали. Неизвестно, кто и как к нему пробрался в темницу. Но ясно, что во дворце есть предатель. Эймонд оказался почти у ее лица. Слишком близко. Так и чувствовался ее запах, почти прозрачный, как она сама, но приятный до одури, чувствовался холод ее почти что белой, как снег, кожи. Эймонд на секунду прикрыл глаза, выдыхая кислород. Нет-нет, терпение. — И что сказал десница? — она все продолжала смотреть на него неотрывно. Не замечала той потерянности, какой пропитала его своим присутствием, материальностью. — Что он мог сказать? — Эймонд сделал шаг назад, возвращая себя собственного от пут ее чар. — Винит в этом Деймона. — Эймонд… Это был крайне опрометчивый шаг. Особенно учитывая то, как она произнесла его имя. Так волнующе и воздушно-трепетно. — …а что думаешь ты? Ее это вправду волнует? Эймонд не выдержал. Его пальцы коснулись ее распущенных локонов. Длинных и тонких, похожих на лунное серебро. Они оба застыли. Затаили дыхание от неверия произошедшего. Очи принца не смели смотреть на ее, пронзающих его сейчас своей миловидной растерянностью. Не выдержит. Сорвется. А может, пусть… — Эймонд… Двери опочивальни открылись, заставив Эймонда убрать руку и сдвинуться с места. Визерья не стала зацикливаться на этом, когда увидела, что слуги принесли поесть. Ее удивленный взгляд метнулся от них к нему. — Что это значит? — Это значит, что мне не нужен мертвый всадник на драконе, — тут же ответил он строго. — Хватит себя уничтожать. Если ты не будешь есть, я заставлю. Визерья тут же нахмурила брови. — Я сама знаю, что делать. Спасибо за твое «беспокойство». — Хочешь узнать, кто упрямее? — Эймонд навис над ней мрачной скалой. — Поверь, я не так мягок, каким кажусь. — Не нужно напоминать, я уже в этом убедилась, — презрительно бросила Визерья, не убирая от него недовольного взгляда. — Не бойся. Я позвал отведывателя, — мягче произнес Эймонд после некоторого молчания. После того как отведыватель попробовал блюда, Визерья все же принялась есть под пристальный взор Эймонда, усевшегося напротив. — Хватит так смотреть, ты не даешь мне есть нормально, — злобно буркнула она. Впервые на ее лице появился румянец смущения. Эймонд закатил глаз, улыбаясь губами. Нравилось ему ее будоражить до красного на щеках. И даже если во время трапезы они больше не обмолвились и словом, Эймонду впервые было не одиноко. Он покинул покои Визерьи с нежеланием. Возможно, она и не заметила за сегодня ничего странного в нем, но он игнорировать свое изменившееся поведение по отношению к ней не мог. И даже хорошо, что она не заметила. Им ведь все равно идти по разным дорогам. По крайней мере, после войны. Когда Эймонд дошел до своей спальни, то увидел ожидавшего его Кристона; королева желала поговорить с сыном о чем-то важном.