Добрый дух «Kaonashi»

Новое утро встречает Олега хмурым и пасмурным небом, скрытым плотной сетью серых облаков, через которые не могло пробиться суровое декабрьское солнце. Шепс успокаивает себя тем, что в школе Лина с Димой, а днём матери нужен отдых и желательно покой, и он поднимается с кровати, заварить себе крепкий чай. Иначе Олег это утро банально не переживёт. Мать спит в зале на диване, прямо рядом с журнальным столиком. На нём бутылёк валерьянки, стакан воды и таблетки. Возле дивана на коврике калачиком свернулась Булка. Следы вчерашнего скандала в виде вмятины на входной двери и нескольких разбитых тарелок на кухне Олег пытается исправить самостоятельно. Осколки собирает в мягкую салфетку и выбрасывает, а обивку двери натягивает так, чтобы тёмное пятно бросалось в глаза хотя бы не сразу. Шепс думает, что любит утро. А ещё думает, что уже в сотый раз наступает на одни и те же грабли. Каждый вечер. Каждый чёртов вечер. Интересно, надоест ли когда-нибудь отцу пить? Как скоро? Мать, вечно уставшая и избитая, чуть ли не со слезами на покрасневших глазах умоляла Олега отойти. Не лезть, не вступаться, не мстить отцу. Коробит уже это вечное «не» в любой попытке помочь. Он помнил, когда это началось. Помнил тот вечер, когда случилось нечто непоправимое, нечто страшное, то, что оставило свой отпечаток на долгие годы. Когда младший Шепс будто бы вырос за один вечер, открыл глаза, столкнувшись с суровой колкой реальностью и наконец осознал, в какой находится опасности. Второй класс, осень. Промозглый холод. Олег возвращается со школы в гордом одиночестве. В классе неожиданно нарисовался новенький, смешной и неуклюжий, в рубашечке, которого всегда забирала мама с маленьким мальчиком на руках. Она всегда такая улыбчивая и счастливая, с горящими глазами и доброй улыбкой. Этот новенький летит к ней, тут же обнимает за шею, счастливо смеётся, а Шепсу хочется их обоих прямо сейчас задушить. Почему они такие радостные? Из-за чего улыбаются, почему так рады друг друга видеть? Почему его мать вынуждена ходить такой усталой и бросать взгляды на Сашу, который при любом удобном случае сразу уводит маленького Олега дальше от кошмара? Что хорошего можно вспомнить из детства? Точно ни о какой счастливой семье главного врача города, какую уже вообразил себе Матвеев. Но Олег не тряпка, нет. Он привык справляться самостоятельно. Как и в тот вечер, он был уверен, что справится с отцом, пусть тот выше и сильнее. Не справился. Саша снова увёл. Соседи сразу же вызвали полицию. Вообще, соседи — это громко сказано. Соседка. Бывшая воспитательница в маленьком детском садике, на нынешний день уже вышедшая на пенсию, Светлана Семёновна давно знала о проблемах в семье главного врача города, ещё до того, как эти проблемы перешли все грани. Она часто сталкивалась с кем-то из Шепсов на лестничной клетке, ловила тяжёлые, помутнённые усталостью взгляды, успевала разглядеть синяки и царапины, первая застала младшего Шепса с сигаретой на лестничной клетке, и никто из семьи об этом не узнал. Словом, воспоминаний, связанных с этой женщиной у Олега было немало, и ни в одном из них не было чего-то такого, что можно было сказать Светлане Семёновне в укор. Она вела себя тактично в общении, никогда не любопытствовала, не распространяла глупые слухи по подъезду, и Олег в какой-то степени был даже рад, что именно она вызвала полицию в тот вечер. Приехали быстро. Саша запер дверь в свою комнату, предварительно словив умоляющий об этом взгляд матери, и накрыл, как он думал, спящего Олега пледом. Но Олег не спал. Слышал крики, слышал вой сирен за окном, слышал надломленный мамин голос — а потом всё затихло. Саша вышел, почти что крича в коридор. Мать молчала. Олег медленно поднялся к кровати и подошёл к двери. Резко стало тихо, а потом раздалось твёрдое: — Его посадят. Молчание. Это говорил Саша — Олег почти физически ощутил повисшую в воздухе тяжесть, не сказанные слова, застрявшие в горле. Мать продолжала молчать. Натянуто, тяжело, тягуче. Олег даже её лица не видел, хоть и был уверен, сердится. А ещё грустная наверняка. Олегу страшно даже без отца в квартире. Ощущение, будто бы весь воздух, мебель и стены пропитались отвратительным горьким алкогольным смрадом. Младший Шепс морщится, натягивает капюшон маленькой кофточки на голову. Снова вспоминает новенького. Интересно, почему этому Диме так повезло? Олег слышит, как мать срывается с места и летит к входной двери — ключ шумно проворачивается в замке несколько раз, на лестничной клетке слышны голоса. Полиция. Кажется, на сегодня их присутствие — единственное, что может спасти от кошмара. Саша тенью пролетает в свою комнату и хватает с пола раскрытую сумку, быстро накидывая туда вещи. Резкими движениями, злобно, хмуро, на пол летят футболки, тетради с универа, спутанные проводные наушники. Олег смотрит на это всё, и чувство безысходности давит на грудь. Его будто бы не видят, не чувствуют, не понимают, что ему тоже тяжело. Что он не железный, живой, он тоже чувствует — пусть и по-своему, по-детски. Неужели они этого не понимают? Неужели в этом доме никому до его чувств нет дела..? — Как минимум пару дней его не будет, — холодно оповещает Саша, выходя в коридор с сумкой на плече. — я поживу в гостинице. Я не знаю, как до тебя ещё донести, что откупать его каждый раз, это не выход. Снова тишина. Мать стоит, смотрит на него стеклянными глазами. Олегу страшно оставаться здесь без него. Олегу в принципе страшно, а уж без Саши, единственного родного человека в этом доме, оставаться совсем не хочется. Вот уже проворачивается ключ в замке, слышится скрип открывающейся двери — Олег не выдерживает. Он быстро вылетает в коридор вслед за Сашей — кулаки сжаты, во взгляде читается непреодолимая решимость. Мать обеспокоенно смотрит на него, хмурит брови, как будто перед ней нашкодивший щенок, которого нужно осадить и как следует наказать прямо сейчас... — Саш, можно я с тобой? Олег тут больше не останется. Пускай мать порывается сказать всё что угодно, пускай дёргается вперёд, желая отобрать младшего у Саши, образумить как следует — Олег её слушать не будет. Саша заберёт его в лучший мир. В сухой и гостиничный. И там уж точно никто кричать не будет. Тот вечер прошёл слишком тихо и спокойно, чтобы не представить этот лучший мир практически немым. Олег вообще не любит этот день вспоминать. Этот и ещё парочка недоразумений, тесно связанных только с отцом и его проблемами, которые автоматически становились проблемами Олега. И Шепсу проще забыть их, закопать в своём сознании и больше никогда к ним не возвращаться, чем пытаться оправдать отца и решить, так ли он виноват, или его просто жизнь помучила? До школы оставалось ещё около часа. Олег занял кресло на кухне, поставил кофе на маленький столик и взял в руки гитару. Сразу вспомнился его первый вечер здесь — когда Влад ещё только придумал эту глупую затею. Когда Шепс ещё не знал, во что это выльется. Когда считал Матвеева совершенно недалёким и неинтересным персонажем. Когда-то, когда всё было не так, как сейчас. Сильно же он тогда ошибался. А теперь вот привязан к Диме почти намертво, всерьёз размышляя о том, что если проведёт с ним всю свою жизнь, то больше ему, пожалуй, ничего и не будет нужно. Возможно, когда-нибудь они поговорят по-настоящему, Дима обязательно поймёт его — конечно поймёт, а как же иначе? Они решат все возникающие проблемы вместе, но пока главной проблемой было спокойно зайти в ВК и прочитать последние сообщения, в которых его, Шепса, сейчас безбожно разоблачали. Олег держит телефон в руке, несколько секунд тупо пялится в экран, на эти непрочитанные сообщения, боясь даже заходить в ВК. Палится. Он слишком сильно палится, даже буквально не делая ничего. Просто своим отсутствием заставляет Диму сопоставить факты. Спалиться на аллергии — что может быть ещё тупее. Хорошо бы сегодня спросить у Лины лично, что она там Матвееву такое наплела, но сегодня они точно придут вместе и на протяжении всего учебного дня вряд ли друг от друга отлипнут хоть на минуту. Олег, конечно, не ревнует, нет. Но по дороге в школу думает, что откусит кому-нибудь голову, если этот кто-то посмеет приблизиться к Матвееву. На улице холодно и промозгло, снег хрустит под ногами. Шепс натягивает шарф на нос и ускоряется. На входе шумно отряхивает куртку, громко стучит подошвами ботинок об пол. Быстро влетает по лестнице на второй этаж и заходит в класс, упорно игнорируя на себе все любопытные взгляды. Скучали, видимо. В классе тепло, но из открытого окна дует, и поэтому Олег быстро закрывает его, вдруг ощутив, как его крепко обнимают сзади. Чьи-то руки сцепились на шее, а к спине быстро прижалось что-то теплое. Шепс мягко коснулся чужих рук в ответ. — Привет, Марьян. — Привет, — Романова аккуратно отпустила его, обеспокоенно глядя в глаза. — тебя классуха сегодня придушит, будь аккуратнее. Она думает, что ты прогульщик, на тебя директору настучали, Олеж. После уроков сказала тебе к нему заглянуть... — Чёрт, — шикнул Олег. Только этого ему сейчас не хватало. — что-то говорила ещё? Марьяна замолчала, замялась, не решаясь продолжать. Острый взгляд уткнулся куда-то за чужую спину, Шепс терпеливо ожидал ответа, глядя исподлобья. Стало неспокойно, одноклассники противно зашептались, поглядывая на них. Олег окинул сердитым взглядом класс. Вмиг стало тихо. — После каникул новогодних надо, чтобы кто-то из родителей в школу заглянул и объяснил твои прогулы, — Марьяна развернулась, чтобы уйти, но вдруг остановилась и добила Шепса окончательно. — ещё Диману просила передать, тоже к директору. — А он-то что? — искренне удивился Олег, не успевший отойти от первого шока. — А у него дома какие-то проблемы, он один остался. Еленка сказала, опека им займётся, если до родителей достучаться не выйдет. — Романова говорила с абсолютно спокойным лицом, даже голос не дрожал. Олег думал, что если сейчас заговорит он, его голос сорвётся от волнения. Это страшно, когда окружающие узнают правду. Шепсу кажется, что людям вообще лучше ничего не рассказывать — они попытаются помочь. И в итоге сделают ещё хуже. — Я сам ему скажу, хорошо? Марьяна кивает, Олег не помнит, как произносит короткое сухое «спасибо» и отходит к последней парте. До звонка пару минут, скоро появятся Лина с Димой, а до того времени хорошо бы Матвееву ответить. Он берёт телефон в руки, открывает диалог, наконец пролистывая непрочитанные сообщения. Отписывает короткое сообщение и заходит на страничку Саши. На аватарке он улыбается, совсем как настоящий, реальный. Олегу даже грустно эту улыбку стирать. Но звонить придётся — а как иначе? Мать вряд ли восстановиться за праздники, чтобы появиться в школе. Значит нужен Саша. — Алло, Саш? — тихий вздох на том конце трубки говорит о том, что Олег как минимум не вовремя. — Привет. Слушай... Ты пока сюда не собираешься? — Не планировал вроде, — раздаётся в трубке задумчивый голос. — что-то случилось? — Да там... По мелочи кое-что, — Шепс нервно закусил губу, выходя в коридор, подальше от шумящих одноклассников. — Мама как? — Не особо, — честно отвечает Олег. — дома отдыхает. Этот продолжает пить. — Тогда приеду, — твёрдо отвечает Саша. — не знаю точно, когда. Но приеду. До скорого. И он спешно отключается. Олег удивлённо смотрит в погасший экран, приподнимает брови. Даже про саму суть проблемы ничего сказать не успел. Неужели Саша настолько занят рано утром, что даже поговорить некогда? Вообще, Шепс даже немного огорчён таким холодом, но все чувства мигом отходят на задний план, когда на лестнице мелькает белобрысая макушка Лины. Олег убирает телефон в карман и идёт ей навстречу — слишком много всего надо сейчас спросить.

***

Дима резко жмурится, когда яркий свет ударяет по глазам, а на пороге появляется Лина. Она виновато шипит и тут же снова нажимает на выключатель — комната погружается во мрак. — Пардон за вторжение. И доброе утро, кстати, — Матвеев услышал приближающиеся шаги. Глаза давно привыкли к темноте, и Дима разглядел протянутую вперёд руку. — пойдём завтракать, я нам бутеры с какао намутила. — Доброе утро, — сонно бурчит Дима, поднимаясь. Темнота, повисшая за окном, совершенно не напоминала ему утро, а липкий страх ещё стягивал болью всё тело. Беззастенчиво укутавшись в чужое одеяло, Матвеев зашагал на кухню и забрался на тот же стул, на котором сидел вчера вечером и ел домашнюю пиццу в самой уютной атмосфере. Почему-то Дима вновь вспомнил про Каонаси. И про Олега. Интересно, есть ли хоть что-то общее между этими двумя людьми, или Матвеев снова ошибся? — Лин? — Ау? — А как ты думаешь, из нас двоих это Шепс изумительный пиздабол, или я опять накручиваюсь? Дима думает, что это проблема. Любой исход сулит лишь вытекающие из него последствия — возможно, Матвеев уже сходит с ума. От этой мысли внутри словно прокатывается кусочек льда. Дима предпочитает эти проблемы закуривать. А реальную, физическую сердечную боль так просто с дымом не выпустишь — с ней вообще мало что можно сделать. Матвеев трёт грудь ладонью и старается слишком глубоко не дышать. — Ты о чём? — нахмурилась Лина, садясь напротив и двигая к себе чашку с какао. Дима не заметил, как стали подрагивать её руки. — Ты про аллергию вчера заговорила, — задумчиво произнёс Матвеев. — у Олега. И у Каонаси тоже... — Ну, не только же они двое аллергики, — дёрнула Лина плечом. — почему сразу Каонаси — Олег? Ты спросил у него, на что аллергия? — Слушай, а ведь не спрашивал... — усомнился Дима. Джебисашвили беззвучно выдохнула, зажав рот рукавом. Повисла тишина. Матвееву же его ночные мысли теперь стали казаться глупыми и совсем необоснованными. Возникла странная ассоциация, а Диме она слишком приелась. Настолько, что половина ночи прошла на страхе, а во сне снова мучали кошмары. Матвеев чуть не рассмеялся от собственной наивности — надо же, в такую глупость поверил. Сам себя накрутил, сам поверил. Ничего необычного. Словно в подтверждение мыслей экран телефона загорелся новым сообщением. Дима быстро разглядел всего несколько слов, и от сердца отлегло в ту же секунду. Kaonashi 06:34 у меня сезонная, думал, не так важно. весной начнётся на ромашки Матвеев подумал, что разобрался в личности Каонаси раньше, чем успел натворить глупостей, и это его безмерно радовало. Дальше завтракали молча. Лина лишь иногда нервно покусывала губы, поглядывала на Диму, словно не решаясь что-то ему рассказать. Поверил бы, стал ли он её слушать, или снова закрыл бы глаза на проблему? Неизвестно. Матвеев не выглядел глупым, но в тот момент его слишком легко удалось переубедить. — Швиль, зайдём ко мне? — нарушает тишину Дима. Лина подходит к посудомоечной машине, сгружая туда две тарелки и два бокала. — Учебники на сегодня возьму. — Зайдём, — кивнула Джебисашвили, переводя взгляд на подбежавшую Герду. — До школы у нас полчаса, точно всё успеем? — Точно. — решительно отозвался Дима, мгновенно подлетая. — Спасибо большое, кстати. За всё. Матвеев не слышит короткое «не за что», не видит лёгкую улыбку на лице Лины. Она заглядывает в свою комнату, где Дима уже накрывает постель пледом и спешно летит в коридор за курткой. Покачав головой, Лина быстро проходит в зал, натягивает чёрную кофту, чтобы было потеплее, и проходит в коридор следом. Так начинается сонное утро — уютно, атмосферно и безумно комфортно. Дима думает, что ещё обязательно вернётся сюда. Начинает светать, когда они вдвоём пересекают улицу и оказываются возле знакомого подъезда. Матвеев достаёт ключи, проходит, быстро поднимается на свой этаж. Лина шагает за ним, иногда с опаской оглядываясь. Чужой подъезд, чужие люди, незнакомые соседи. Она быстро нагоняет Диму и пристраивается рядом, когда мимо них по ступенькам вверх пролетает какой-то мужчина. Матвеев тут же останавливается. Мужчина проходит к выходу на крышу, резко достаёт из кармана ключ и, поднявшись по стремянке, мгновенно закрывает на большой железный замок единственный выход. Сразу же прячет ключ в нагрудный карман и начинает спускаться, явно до ужаса довольный собой. — Вы чего сделали..? — севшим голосом спросил Дима, когда мужчина снова поравнялся с ними и окинул обоих осуждающим взглядом. — А это чтобы молодёжь вроде вас на крышу лишний раз не совалась, — отозвался тот. — нечего вам там делать. И мужчина пошёл дальше, негромко насвистывая. Матвеев шумно вздохнул, явно сдерживая поток недовольных высказываний. — Крышу мою закрыли. — бурчит Дима, словно Джебисашвили только что не видела всего произошедшего. — Был там, выходит? — сочувственно поинтересовалась Лина. Матвеев грустно кивает, ощущая, как чужая рука обнимает его за плечи. — Ладно, не кисни. Взломаем потом, у него судя по всему замки древнее, чем он сам. Принесу невидимку, будем как в фильмах про шпионов. — Как мистер и миссис Смит? — слабо улыбается Дима. Лина радостно кивает. Вообще-то Матвеев не против. Джебисашвили его снова вытаскивает из собственной грусти. Волшебница просто. Взглянув на время и осознав, что страдать по закрытой крыше некогда, он ойкнул и ускорился. Тихая осиротевшая квартирка встречает их поскрипыванием старой двери. Дима проходит, прикрывает за Линой дверь и прямо в ботинках идёт в свою комнату, на ходу расстёгивая рюкзак и скидывая учебники на кровать. Лина стоит в пороге, опираясь спиной на дверной косяк, рассматривает незамысловатый интерьер, старенькие обои, комод в коридоре. Тихо улыбается. Приятно находиться в той же обстановке, в какой лучший друг находится большую часть своей жизни. — И вы одни тут с бабушкой живёте? — Одни, — отзывается из комнаты Матвеев. — лет с двенадцати я тут. Здесь много каких важных событий произошло. Поэтому могу спокойно назвать это место своим домом. Дима выходит в коридор с рюкзаком на одном плече. Волосы взлохмачены, зато синяки под глазами уже не такие заметные. Лину этот факт очень радует. В школе Дима сразу же уматывает на перекур, словно это нельзя было сделать на улице. Лине кажется, что уходит он вовсе по другой причине, но она молчит, уходит в класс. Там Олег, с которым надо бы ещё раз попытаться поговорить, предупредить обо всём. Он ходит по опасному острому краю, и скоро Дима его оттуда столкнёт. Лина знает, что осталось немного. Они с Димой расстаются у лестницы, и Джебисашвили поднимается наверх. Шепс уже ждёт её, даже смотрит выжидающе. Лина проходит, скидывает рюкзак и приглашающе хлопает по свободному стулу рядом с собой, которое Олег тут же занимает. Джебисашвили оглядывается на одноклассников, проверяя, все ли заняты и не собирается ли кто подслушать их разговор. Вообще, обсуждать важные вещи в классе при свидетелях крайне неудобно, но вариантов нет — звонок уже дали, а учителя мигом начнут отчитывать, если увидят кого-то в коридоре. — Короче ситуация такая, — начинает Лина, убедившись в конфиденциальности их разговора. — каким-то хреном я его перебудила, что это не ты. Хотя и не планировала! — с нажимом произносит она последнюю фразу. — Он снова думает, что ты это ты, а Каонаси это Каонаси. А ещё он наивный. Это плохо. — Что ты ему сказала? — уточняет Шепс, игнорируя злой тон. Сейчас это узнать важнее. Олег вспоминает, что Диме нужно ещё передать о походе к директору и мгновенно мрачнеет. — Что у многих людей аллергия бывает, — просто отвечает Джебисашвили, пожимая плечами. — и ты про другую ему сказал. На ромашки... Вообще поражаюсь тебе — столько времени не палиться, общаясь с ним, а в один момент вот так вот на аллергии проколоться. Как ты это только делаешь. — Неважно, я облажался, да, — отмахивается Олег. — он как вообще сам? — Нормально вроде. Но опять с кошмарами. Ему, видимо, ты ещё и снишься. Короче, чтобы всё это прекратилось, тебе нужно признание. Я знаю, где вам лучше всего поговорить... — Лина говорила быстро-быстро, а оттого непонятно. Шепсу приходилось прикладывать усилия, чтобы разобрать слова. — Короче, до тридцать первого две недели, на новый год кое-где увидимся... Неожиданно в класс почти бегом залетела классная руководительница, потряхивая тёмной копной волос. Елена Викторовна вела за плечо невысокую черноволосую девушку, удивлённо озирающуюся то на неё, то на своих новых одноклассников. Новенькая. Лина шепнула короткое «потом», а Олег, словив укоризненный взгляд учительницы, быстро юркнул на своё место. Урок начался. Дима так и не вернулся.

***

Расставшись с Линой, Матвеев заворачивает вниз, уже под лестницу в маленькую каморку. Там он спешно достаёт сигареты, быстренько поджигает конец и затягивается, наконец расслабляясь и медленно сползая по стенке на пол. Голова запрокинута, дым летит в потолок, красивым белым туманом повисая в воздухе. Дима выпускает колечко. Слишком хорошо. Дима кусает губы, боль граничит с окутывающим удовольствием. Нет, это слишком хорошо. Минуты тянутся медленно, сигарета тлеет, а на весь коридор уже распространился запах дыма. Матвеев думает, что может сработать сигналка, не сразу вспоминает, что она сломалась лет пять назад, с последнего недоремонта в школе. Сейчас Диме даже встать и открыть окно лень — хочется взять и сдохнуть прямо здесь, в дыму и кайфе. Перед глазами пелена, впереди что-то тёмное мечется и ищет выход. Матвеев смеётся, чувствует боль в лёгких и быстро примолкает, оставляя лишь глупую улыбку. Кладёт пальцы на шею. Пульс бьёт, он всё ещё жив. Снова тени. Снова всё по новой. Резко за стеной послышались шаги. Дима замер с сигаретой в руках, искренне надеясь, что ему показалось. Но резкий скрип двери тут же доказал обратное. Кто-то явно шёл сюда, видимо, учуяв дым и желая разобраться, кто курит прямо в школе. Матвеев прижался к стене спиной ещё крепче, почти вплотную, не дыша и не шевелясь. Сердце колитилось в голове и в горле одновременно, а не выпущенный дым давил на лёгкие. Это конец. Шаги приближались. От страха невозможно были пошевелиться, кто-то явно хочет найти источник дыма, и сейчас этот источник пойдёт получать от директора. Тлеющая сигарета жжёт пальцы, но Дима молчит, ни звука не издаёт. Сейчас бы сбежать, да вот только с четырёх сторон стены, а к единственному выходу приближается неумолимый стук каблуков. Вот и всё. Через несколько минут он будет сидеть у директора, а потом на него напишут заявление. В глазах начинало темнеть, но Матвеев всё равно не дышал. Сейчас лучше задохнуться, чем дать обнаружить себя. Неожиданно всё затихло. А затем послышался звук отдаляющихся в противоположную сторону шагов, судя по всему, к ступенькам на второй этаж. Не веря в своё счастье, Дима аккуратно высунулся, глядя вслед удаляющемуся силуэту. Неясно было, кто это. Относительно высокий, с тёмной макушкой, в мятом пиджаке. Дима подумал, что где-то уже видел этого человека. Стоило ему скрыться, как Матвеев закашлялся, наконец выпуская дым. Нужно было идти в класс, звонок уже давным-давно прозвенел. Дима поглядел на тлеющую сигарету в руке, а затем на лестницу. Докурить очень хотелось. Чуть подумав, Матвеев зажал сигарету в зубах, быстро затянулся и выдохнул, поднимаясь на второй этаж. У двери в коридор снова затянулся. Подержал дым в лёгких, открывая дверь и проходя. Выдохнул. Снова затянулся. Монотонные действия успокаивали, запах дурманил и становилось совершенно наплевать, что теперь дым распространился на два этажа. Но всё же, чтобы не наглеть окончательно, Дима быстро подошёл к окну и открыл его, выкинул сигарету. За окном падал снег, ледяной воздух обжигал щёки. Дым начинал надавливать на глотку, когда Матвеев подошёл к классу и уже протянул руку, чтобы открыть дверь, как она открылась с другой стороны, едва не впечатав ему по лбу. Выпустить дым Дима не успел. Учительница строго глядела на него сквозь очки. — Где ты был? — требовательно спросила она, складывая руки на груди. Матвеев в ужасе распахнул глаза, понимая, что отвечать сейчас никак не получится. И дышать. Сейчас можно было лишь беспомощно хлопать ресницами. На него с удивлением уставились одноклассники, и только сейчас Дима заметил за спиной учительницы невысокую девушку, смотрящую на него с ещё большим интересом, чем все остальные. Запоздало сообразив, что им обещали новенькую, Матвеев почувствовал себя ещё большим придурком. Опоздал, накурился, а теперь ещё и не может говорить, потому что внутри только дым. Учительница, очевидно, уставшая ждать ответа, махнула рукой и пробубнила короткое «проходи быстро». Лина с удивлением проследила взглядом, как Дима, шатаясь, подошёл к их парте, почти что упал на свой стул, оттянул рукав кофты и, прижимая руку ко рту, резко выдохнул туда, сразу же заходясь в беззвучном кашле. От него слишком палевно пахло сигаретами. — Ты дурак что ли в школе так накуриваться? — прошептала она, чуть наклонившись. Учительница продолжала что-то вещать, но Матвееву было, мягко говоря, без разницы. Он молча вытер вторым рукавом покрасневшие глаза и выразительно глянул на Лину. — Я чуть не сдох сейчас, — агрессивно прошипел он в ответ, снова кашлянув. Джебисашвили развела руками, мол, кто тебе виноват? — а это что за ангел к нам снизошёл? — А, это, — кивнула на новенькую Лина, будто бы только сейчас её заметила. — ты всё пропустил как обычно. Просим любить и жаловать — Ирина Игнатенко! Она сказала это слишком громко. Учительница мгновенно вскинула голову и сверкнула линзами очков. Дима наткнулся на её свирепый взгляд и откровенно перепугался за Лину. Словив строгое предупреждение о возможной рассадке, оба мгновенно примолкли. Ира продолжала без стеснения разглядывать Матвеева, пока тот, шипя, тёр глаза и часто-часто моргал, сдерживая рвущийся наружу кашель. — Итак, ребята, я очень надеюсь, что вы сможете поладить с новой подругой! — Елена Викторовна уж очень по-доброму улыбнулась. Дима наконец привёл себя в относительный порядок, зарёкся больше не рисковать так с сигаретами и наконец позволил себе рассмотреть новенькую. Чёрные, смоляные волосы, хитрые коричневые глаза. Худая и хрупкая, с тонкими бледными запястьями, на которых красовались браслеты. Симпатичная, конечно. Изящная. Похожа на очень красивую куклу. Заинтересовала она не только Матвеева. Многие стали с любопытством рассматривать Иру, когда учительница предложила ей занять любое свободное место, а сама открыла классный журнал. Влад по-прежнему сидел на второй парте, единственный из всего класса не обращал совершенно никакого внимания на новенькую. Но Иру будто бы наоборот заинтересовал этот холод — она с лёгкой полуулыбкой кивнула на стул рядом с Череватым, который сейчас занимал его рюкзак и, глядя Владу прямо в глаза, негромко спросила: — Можно? Учительница задумчиво угукнула, кусая кончик шариковой ручки и внимательно рассматривая журнал, явно не расслышав, к кому Ира обращалась. Влад поднял голову, встречаясь с Игнатенко взглядом. Дима с интересом наблюдал за дальнейшими действиями Череватого — интересно, разрешит? Тот пожал плечами и быстро забрал рюкзак со стула. Ошарашенная этим действием Лина проследила, как новенькая спокойно прошла по классу и заняла место рядом с Владом. Матвеев удивлённо приподнял брови. — Швиль, ты чего? Нормально всё? — Она к Владу села. Она села к Владу. Нет, ты видел это? Ты не видел это. К Владу села, ты представляешь вообще?! — шипела она, вмиг краснея от злости. Дима обеспокоенно глянул на задумавшуюся учительницу. Пока что вроде не слышит. — Ну села и села, что такого-то? — Ты не понимаешь, — вдруг грустно ответила Джебисашвили, едва не махнув рукой от безысходности. Дима открыл было рот, чтобы спросить, с каких пор Лину так беспокоит персона Влада, но тут же словил предупреждающий взгляд учительницы и затих. Судя по лицу Лины её как минимум хватил инсульт — как максимум новенькая не доживёт до завтра. Матвеев вздохнул про себя, немного посочувствовав Ире, что та успела нажить себе проблем, едва зайдя в класс, и открыл тетрадь, записывая число и так же мысленно поражаясь тому, как же скоро уже наступит новый год и как же мало на него может быть планов. Но так, наверное, только у него.