Обратно в прошлое

      Я до сих пор помню то чувство, когда шла с ним, держась за руку. Это, пожалуй, как слепому идти над пропастью, зная, что в любой момент ты можешь промахнуться и упасть. Все сжалось внутри, рука напряглась, словно живя отдельно от моего тела. Голова болела, а в мозгах только одна мысль: как бы поскорее попасть домой. Почему-то тогда показалось, что мы шли очень долго. Возможно, потому, что за это время мы не произнесли ни слова. И когда наконец остановились, я смогла с облегчением выдохнуть.       — Какой у тебя подъезд? — спросил он.       — Спасибо, но дальше я сама справлюсь.       — Я только доведу тебя до двери.       — Я не столь слепа. Я справлюсь.       В какой-то момент я почувствовала, как он сжал мою ладонь посильнее. Это заставило меня поднять глаза и взглянуть на него.       — Хорошо. Но я хотел бы услышать, запомнила ли ты, как нужно себя вести? Повтори, о чем мы говори раньше.       Так захотелось сейчас вырвать свою руку и побежать, но мое тело перестало меня слушаться.       — Я… Я никому не расскажу, что произошло. И... буду выполнять все, что скажешь. Верно?       — Вот видишь, как все просто! — Он поднял другую руку и коснулся сначала моей переносицы, а потом провел по щеке. — Будешь послушной— и тебя никто больше не обидит.       "Черт возьми! Я тебе не ручной щенок! Если бы не разбитые очки, я бы сейчас так побежала, ты бы только пятки мои и увидел". Когда за моей спиной захлопнулась дверь подъезда, я прошептала себе под нос: "Слава богу!"       Странно, но новость, что я споткнулась и упала, никого не удивила. Вот и хорошо, потому что придумывать что-то другое у меня не было сил. Всю ночь, пытаясь уснуть, я вспоминала наш разговор. Что он имел в виду под "быть послушной"?       Кстати, я всю жизнь была послушной девочкой. Эта привычка формировалась у меня с детства. Большие надежды со стороны родителей наложили отпечаток на дальнейшую жизнь. Но из уст этого парня это звучало как-то иначе. Вроде бы он приказывал мне, как какой-нибудь служанке. Естественно, это не входило в мои планы. Поэтому на следующий день я вошла в аудиторию так, будто ничего и не произошло. За моей партой никого не было. А вот Тупак был тут как тут.       — Вы только посмотрите, какой замечательный цветочек к нам пришел! Обезьянка в новых розовых очках. Даже пластырь на носу — и тот розовый.       Я притворилась, что даже не слышу этих обид.       Вынув тетрадь и пенал, приготовилась к паре.       — Эй! "Королева красоты", математику дай списать, — сзади очень больно потянули за косу.       "Где же твое "пожалуйста", кретин!"       Взяв тетрадь, я резко развернулась и швырнула ею в Тупака. Надо было видеть, какие у него были глаза, когда он убрал руки от своего лица!       — Ты чего?!.. Как?.. Ах ты же!.. — Он схватил мою косу и так больно потянул к себе, что я оказалась лежащей на его парте лицом вверх. — Ты что, умереть решила, сова недобитая?       Тупак склонился над моим лицом так близко, что я даже увидела на его подбородке недобритую щетину и большой угорь под нижней губой.       Представляете, о чем думает человек, которому в какой-то момент становится все равно, что произойдет? Даже боль не преодолевала моего упрямого характера. Даже в этом положении я смогла заметить его недостатки.       Именно в этот момент, когда Тупак навис надо мной, и появилась посторонняя рука, схватившая его за ворот рубашки.       — Быстро отпустил ее! — раздался знакомый голос.       — Кира, ты бы видел, что она сейчас вытворила, — голос Тупака дрожал, когда он это говорил.       Пожалуй, я хорошо его достала.       — Ты не понял, что я сказал? — повторил Яворский.       Мою косу отпустили.       — Кира, но Витек прав, эта корова становится наглой, — где-то сбоку раздался голос Катьки.       Вся троица в сборе.       Ответа на слова этой девки не было, но когда наконец я поднялась и села на свое место, то увидела, как она презрительно смотрела на Яворского.       — Как знаешь! — ответила она, должно быть, на его взгляд. — Смотри, чтобы потом не жалеть.       Она перевела взгляд на меня. Я сразу заметила, как ее тонкие губы скривило от злобы.       — Чего уставилась, корова!       Ничего нового я не услышала в свой адрес. Бывало и ужаснее. Хотя это прозвище скорее подходило ей. У меня хватило здравого смысла промолчать и отвести от нее взгляд. Это получилось не очень удачно, потому что следующее, что я увидела, недовольное лицо Яворского.       "Что?!" — хотелось сказать мне. И он, должно быть, это понял. Спасло меня только появление в аудитории преподавателя. Единственное, что мне досталось, это фраза:       — На следующем перерыве поговорим.