Шёпотом

***

Lorn — Debris

      Раннее прохладное утро с едва прорезающимися лучами солнца. Хосок с силой на выдыхе выпускает сигаретный дым из лёгких, глядя на серое небо. Зловонный запах повсюду, или же это от него так несёт трупным смрадом, непонятно. Одежда, кожа и каждый волосок пропитаны гнилью, которую он рубил всю ночь без остановки, как и все остальные способные. Усталость подбивается к ногам, однако им ещё предстоит многое пройти.       — И ты всё-таки не умер, Намджун… — Слегка улыбается, повернувшись. — Приспособленный. Тот стоит такой же, с ног до головы в дерьме, курит не спеша, разглядывая мечтательно безнадёжное небо посреди опустевшей улицы. Несколько мужчин в военной форме суетятся по территории, растаскивая трупы и швыряя их к воротам. Необходимо избавиться от мусора, ибо жечь слишком много придётся, да и вовсе не безопасно. Неизвестно, какие последствия могут быть от пропитанного мертвецами воздухом в концентрации такого количества. Вокруг разруха, сотни мертвечин, чьи части тел разбросаны по земле, некоторые словно гирляндами на деревьях висят. Разбрызганная и размазанная кровь повсюду не только гнилая и чёрная, но и свежая алая прослеживается. Плодородная земля, над которой пахали с усердным трудом все живущие здесь, растоптана. Больше половины скотины сожрали, и теперь уже трупы бедных животных лежат, словно они никогда и не жили, выпотрошенные. Их оставалось только прикончить, чтобы не мучились и не уподобились пришедшим по их душу. Точнее, мясо. Хосоку тяжелее всех было пробивать их черепа, нежели людские. А люди спрятались, сидят сейчас испуганные, разбежавшись по своим домам с началом Ада. Не выходят, и ещё неизвестно, когда выйдут.       — У меня приказ, а ещё жена и сын живые, — едва слышно отвечает Намджун, ухмыльнувшись в ответ, а затем хмурится. Сникает. — Я не имею право умереть. Нет, я не имею право даже думать об этом. Хосок громко рассмеялся от досады, пихнув в крепкое плечо напротив, а затем сплюнул от неприятного ощущения на языке, отвернувшись. Воды хочет выпить, но под рукой ничего нет. Снова поворачивается, всё ещё удерживая ладонь на чужом плече.       — Если бы это работало… Скажи это своим товарищам, а ещё всему человечеству, которое погибло. — Кивает в сторону вышек, по очереди на каждую акцентирует внимание, а затем оборачивается в сторону своего дома. — Зато Чонгук живой. Пока территорию не почистят, не выпускай его, окно я заделал как смог. Люди, заступившие в смену в тот день, лежат мёртвые на этих вышках. Кто-то так и остался сидеть на стульчике, держа винтовку, чьё-то тело свисает, болтаясь, вот-вот и упадёт на землю. До сих пор с их мёртвых тел капает кровь.       — Их убили, и по этой же причине никто не заметил, как открылись ворота. Уже некому было замечать, и, надо же, их головы специально не тронул. Он заранее всё продумал, и пока шло собрание…       — Всё это уже не имеет смысла, — перебивает Хосок, отрицательно мотая головой. — Я не поленился их пристрелить, они больше не встанут. Их нужно аккуратно снять оттуда каким-то образом, чтобы по-человечески похоронить. Наблюдает за потерянным Намджуном, тому даже больно слышать об этом. Изо всех сил держится, пытается сделать вид, что всё хорошо.       — Ты, должно быть, в ахуе, мужик?       — Мягко сказано.       — Могу понять. Какой-то… — Хмурится Хосок, отойдя в сторону и напоследок хлопнув по плечу. Постукивает лезвием по дереву, оставляя резцы. — Какой-то старый псих среди ваших устроил это, и неудивительно, что охрану так легко положили. Они бы просто так не дали себя убить, они были способными ребятами, я видел. — Вонзает в кору резким ударом с доносящимся хрустом.       — Если бы я заступил в смену, на их месте сейчас мог бы быть я. — Намджун стоит неизменно, глядя в небо, потому что тяжело смотреть на землю, превратившуюся в ту идентичную. За стенами. Окурок вылетает из его грязных пальцев. — Никак не ожидаешь, что тебя убьют, если к тебе кто-то подойдёт среди своих. Я бы точно не ожидал.       — И долго ты этого психа ещё будешь держать? — Хосок пятится, вспомнив, что за их спинами валяется убогий виновник без сознания. Они его крепко верёвками связали, чтобы и шелохнуться не смог.       — Не знаю, что с ним делать. Я не знаю, — вздыхает, не оборачиваясь, — нужно что-то придумать.       — Убить, что же ещё? Чего здесь думать? — искренне удивляется, приблизившись к нему снова с прищуром. Намджун поворачивается с озадаченным выражением лица, приподняв бровь и скрестив руки на груди. — Ты ещё думаешь? — Хосок встряхивает его за плечи, однако быстро отпускает. — Ты своими глазами видел, как он девушку прирезал. Живую! — Стукнул указательным и средним пальцами в его солнечное сплетение. — И я видел вместе с тобой! Уверен, он хотел её потомить немного в своём доме, чтобы потом, когда она станет гнилой, снова выпустить внутри стен и устроить этот пиздец.       — Эта девушка была его дочерью, — разбито отвечает Намджун, не особо реагируя на то, как его пытаются тормошить. — Билл был славным и сильным стариком, я его хорошо знал и уважал. — А затем садится на землю, бухаясь, морщится и встряхивает руки, обратив внимание, какие же они измазанные. — Но… в какой-то момент он начал странно себя вести. Не думал, что это обернётся подобным. У меня в голове не укладывается. Хосок становится напротив него, чуть наклонившись, старается, чтобы услышали его разумные доводы:       — Убить, Намджун. Это не имеет смысла, кем он был. Если он умом тронулся, это чревато, как видишь… — Медленно оборачивается, взмахнув мачете, ведёт им точно секундной стрелке по циферблату, сделав круг в триста шестьдесят. — Последствиями. Какие мотивы? Только поехавшая психика. Сколько из-за него погибло, пятнадцать?.. Речь идёт о выживании людей, и подобная угроза недопустима. По-моему, ты, как и все военные, должен это понимать. Я следую вашей же идеологии. На улице гробовая тишина не только внутри стен, но и за её пределами. Как только Хосоку удалось подобраться к воротам сквозь рычащую араву, он выскользнул и принялся убивать, маневрируя и отвлекая, уводил их за собой и рубил, а они, тупее любого скота, послушно ковыляли в ловушку. Таков был простой план, ведь этот поток всё равно бы продолжал ломиться в закрытые ворота. Происходящее только бы привлекло внимание других, соблазнив присоединиться. Те, кто просто проходил мимо и мог не заметить стены, однозначно пополнили бы армию мертвецов, увеличивая её с геометрической прогрессией. Сколько бы ещё могли выдержать стены в таком случае? Внутри людей хватало, чтобы зачистить территорию. Намджун вместе с остальными выжившими справился неплохо. Приказ свой не нарушил, запрещающий выходить за пределы, однако это не подразумевало бездействие внутри. В конечном итоге справились, однако жертв было не избежать.       — Двадцать один. Я не привык калечить людей, тем более, когда этот человек тебе нечужой.       — А я привык, Намджун. Чем раньше, тем лучше. Это место было безопасным, а теперь здесь опаснее, чем на воле. И всё это из-за одного человека.       — Чимина сейчас не хватает, и я не лучший его заместитель, чтобы принимать такие решения.       — Согласен, с его отбитой башкой старик бы уже по частям отдыхал, и я бы выдохнул. Наверное, все бы выдохнули. Думаю, он бы его убил на месте, а не церемонился. — Хосок медленно направляется в сторону лежащего пленника, выдернув лезвие из ствола дерева. — Так что прекращай, дай мне его уже прикончить, и я уйду спокойно на поиски, как планировали, а вы дальше сами, без меня.       — Я тоже так думаю, и от этого ещё хуже. Дружище, у тебя ведь тоже отбитая голова, — с неким озарением произносит Намджун, и не сказать, что для него это новость.       — Вовсе нет. В твоём понимании я тоже не люблю калечить людей. Кому вообще это нравится? Психам? Но если старый останется живым, вы все глупо сдохните. Вопрос времени, — Хосок выдерживает паузу, наблюдая за разбитым Намджуном. Слишком много потерь за одну ночь. Он может его понять. — А как ты собираешься следить за ним, если оставишь живым? Это безнадёжный человек, увы. Мне жаль, но ещё больше мне жаль тех, кого он убил. Эти люди были вашей защитой, и теперь вы её потеряли.       — Притихни, а то больно говорливым стал. — Намджун хмурится от замешательства, прикрыв ладонями лицо. Прекрасно понимает сложившиеся обстоятельства, а также последствия, которые могут быть, однако для него существует огромная разница между убийством людей и мертвецов.       — Так точно, с удовольствием, но только после… — Замахивается лезвием, сорвавшись с места, быстро проходит мимо Намджуна. Уверенно направляется к старому Биллу, точно целясь по жилистой шее.       — Стой! — Намджун резко вскакивает, среагировав моментально, ударом с ноги выбивает мачете из чужих рук.       — Да чтоб тебя! — Хватает за грудки с силой. — Чего ты медлишь?! — Встряхивает, с напором толкая в сторону, трясёт его без остановки. — Не мешай. Всё и так хуже некуда. У Хосока терпение давно кончилось, как только началось ночное нашествие мёртвых. Раскиданные «гирлянды» — его рук дело, как и большинство лежащих разрубленных трупов. Что-то щёлкнуло переключателем, когда это произошло. Отчаяние, досада, гнев и злость вылились в бесконтрольное убийство всего вокруг, что сыграло на руку всей общине и помогло выжить.       — Ты совсем не глупый, прекрасно всё осознаёшь, просто не хочешь марать руки. Я понимаю тебя, тебе тяжело, поэтому сделаю это, только не мешай. Намджун пытается его усмирить и оттащить, однако это совсем не просто. Пытается всеми способами отбросить его в сторону, но как бы ни пытался, не выходит. Хосок будто тонну стал весить, тяжёлым булыжником к земле прирос, не сдвинуть. В этот раз никакие приказы его не сдержат, и слушать он уже больше не будет. Начинается драка в борьбе за чью-то жизнь. Тишина пространства тем временем начинает разбавляться странными пересвистами караула. Что бы ни происходило, но люди всегда заступают в смену, и сегодняшний день — не исключение. Они отчего-то зашевелились, скапливаясь в одном месте у самых ворот. У Хосока нет времени ждать и тем более — терпеть ещё больше. В конце концов, он не может оставить Чонгука, зная, что живой человек внутри стен опаснее, чем мертвецы снаружи.       — Да успокойся ты уже, боже! Да что с тобой?! — И всё же Намджуну удаётся оттолкнуть Хосока в сторону, однако тот не отступает. Подбирает выбитый из рук мечете с земли и ползёт на четвереньках к Биллу, а затем поднимается на дрожащих коленях, снова замахнувшись. В этот раз Намджун не успевает вовремя подоспеть, чтобы предотвратить попытку прямого убийства, поэтому мигом достаёт пистолет, направив дуло и сняв с предохранителя.       — Мужик, ты серьёзно сейчас? Опять?! — Хосок на секунду останавливается, замешкавшись. Смех волей-неволей вырывается, пока он стоит, угрожающе наклонившись к человеку в бессознательном состоянии. — Надеюсь, ты шутишь. Вдруг раздаётся протяжный и громкий свист за стенами, что заставляет обоих отвлечься от вспыхнувших конфликтов. Намджун оборачивается, а Хосок чуть ослабляет хватку на рукояти.       — Ты никуда не пойдёшь, — ставит ультиматум, снова поднимая прицел.       — Как ты меня уже… — тяжело выдыхает, сжав губы. — Сука, да в чём дело опять?! Мы же всё выяснили давно, сколько можно? — Хосок игнорирует любые слова, сосредоточившись только на том, кого необходимо убить. Хмурится, и как же тело изнутри ходуном ходит из-за бешенства. Снова сплёвывает в сторону, будто это поможет. Воды жаждет. Скрип открывающихся тяжёлых ворот. Вооружённые столпились, засуетились и начали строиться в две шеренги по обе стороны. Хосок и не заметил, как они вновь залезли на вышки и теперь выглядывают в поисках чего-то, игнорируя тела своих погибших товарищей.       — Сюда, скорее, на помощь! — кричит кто-то сверху. — С Джо что-то случилось! Намджун цокает языком, не опуская ствола, однако улыбается довольно с ухмылкой. Его глаза буквально заблестели от радости. Хосок продолжает стоять в подвешенном состоянии, замер с оружием в замахе и наблюдает, как тот скорым шагом удаляется молча, слившись в суете остальных. Щурится, присматриваясь к открывшимся воротам, видит, как бегут в их сторону люди в военной форме. Четверо. Нет, скорее, это похоже на бег мертвецов годовалой гнилости, однако есть чёткое понимание и наглядные признаки, почему это не так. Двое держат одного, подставив свои шеи для опоры, быстро бегут, хоть и шатаются. Ноги его волочатся по земле. Наверняка пострадавший едва в сознании. Впереди них ещё один, не сказать, чтобы лучше выглядел, однако держит оборону и стреляет из арбалета, попутно отбиваясь ножом от пятерых нападающих мертвецов. Откуда они успели взяться только? Хосок уверен, что всех перебил. Одёргивает себя тут же, ведь это глупый вопрос. Они везде. Движения нападающего развальные, но резкие, не позволяющие попасть под удар или чью-то голодную пасть. Он не только себя обороняет, скорее, не позволяет близко подобраться к тем, кто тащит. В конечном итоге все четверо забегают внутрь, и ворота сразу закрываются за ними. Встречающие отдают честь воинского приветствия, а затем начинают переговариваться о чём-то. Пострадавшего сразу же укладывают на землю, и Намджун принимается его раздевать, осматривая. Хосок наблюдает за этим, и у него складывается впечатление, будто это в порядке вещей заезженного сценария. Намджун что-то кричит остальным, и те убегают по его поручению. Что-то с ногой у того парня, и даже с расстояния десяти метров видит её неестественное положение.       — Фух, блять, что-то я… — кряхтит тот самый оборонщик, еле шагая и отходя в сторону от толпы. — Так заебался. Грязный, худющий, обросший и трясущийся, его тело в камуфляжном рванье валится на колени, видно, что от физического бессилия. Швыряет арбалет, будто бы это оружие виновато во всех бедах планеты. И всё же его глаза широко раскрыты и глядят на небо, голова запрокинута, руки свободно болтаются, пальцы ладоней переминаются. Пухлые губы дрожат в улыбке, а затем его убогий скелет медленно наклоняется, и вместе с тем улыбка растворяется в нахмуренном смятении.       — Хосок, а ты какого чёрта делаешь?.. — тянет хрипом, заприметив на дистанции непонятное происходящее, участником которого является его одичалый. — Слезь с Билла! На его слова Хосок не реагирует, после чего еле поворачивается в противоположную сторону, обращаясь злостно:       — Намджун, какого чёрта происходит?! Что за дедовщина?!       — Потом объясню, я очень занят, как видишь, — пыхтит и возится, помогая Джо вместе с остальными, которые уже успели принести бинты и другие необходимые медикаменты по поручению.       — Я сейчас устрою настоящую дедовщину, что происходит? Почему ты ему позволяешь? — возникает, стараясь подняться на колени, но тело не слушается, качается из стороны в сторону, из-за чего он снова падает, подставив ладони. Дедовщину устраивает его изнурённый организм.       — Чимин, честное слово, вот заткнись сейчас! — рыкнул Намджун сквозь толпу, поливая сломанную ногу спиртом. Наклоняется к Джо и слушает его стабильное дыхание. Много крови потерял, но ситуация поправима. — Всё схвачено. Отставить сомнения.       — Ты у меня допиздишься, Намджун, сам отставляй! — прикрывает ладонями лицо, хрипя. Кашляет надрывно. — Чёрт, только помоги ему. — Отмахивается и хмурится, путаясь в своей речи. Словно что-то невидимое извне его мучает. — У нас не было возможности, сделали, что смогли. Остальное я доложил.       — Принял. Позже доложу тебе о ситуации подробнее, — чётко, ровно, по приказу. — Не отвлекай меня сейчас. Все молчат, ни единого слова из их ртов не вылетает. Почему-то это тоже кажется Хосоку заезженным сценарием. Люди начинают выходить из домов с опаской, кроме пожившей и выжившей Люсиль. Она бежит напролом с криками и истерикой, ведь её внук Джо вернулся. К сожалению, ему не повезло, хорошо, что вообще живой. Намджуна даже не видно, потому что все остальные окружили и, вероятно, волнуются за пострадавшего. Буквально вчера им было всё равно, никто и не думал идти на помощь, а сейчас сходятся в единых молитвах, чтобы врач поколдовал, помог и спас, точно Бог. Остальные трое прибывшие едва стоят на ногах рядом, обняв друг друга, словно образовали цепочки звеньев, чтобы не свалиться и продержаться ещё подольше.

MISSIO — Animal

      Хосок слабо вникает в происходящее, всё это ему кажется ненастоящим абсурдом. Он так и замер, пытаясь разглядеть и уловить знакомый голос, который почему-то стал неузнаваемым с примесями поломанного корыта в звучании. Даже не хмурится, ни морщинки на лице от замешательства, лишь раз мачете в руках дрогнуло. Из слов вырывается разве что:       — Чимин. — И сердцебиение начал ощущать в пятках.       — Да, — безэмоционально.       — Ты? — По всему телу разносится волна жара, начиная с головы.       — Нет? — смеётся как восьмидесятилетний дед при смерти. Тело его всё больше и больше склоняется к земле против воли. — Я сейчас больше похож на тебя в первый день. — Сопротивляется изо всех оставшихся сил, чтобы окончательно не приложиться головой, а затем снова встаёт на колени, опираясь на ладони. — А ты почему опять грязный такой, а? Нет, вы все! В баню ходил с тех пор вообще? Сколько времени прошло?       — Чимин... — У Хосока появляется одышка, будто верёвкой горло обмотали в удушье. Морщится, стараясь сдержать простреливающие эмоции.       — Слезь с Билла, это приказ! — доносится громко со срывающегося горла. — Непослушание чревато последствиями, я же предупреждал, — уже тише. — Дисциплина и порядок, друг мой, — едва слышно мягкой хрипящей интонацией. — Не будь таким диким, ещё будет возможность. Заладил свою старую песню как ни в чём не бывало, будто ничего не произошло. Будто это не он пропал на месяц и внезапно вернулся только что вместе с остальными. Сидит сейчас на согнутых коленях и несёт какой-то бред отбитого сумасшедшего человека.       — Чимин! — У Хосока глаза округляются и слёзы наворачиваются, уже не выдерживает психологически, чувства и эмоции рвутся наружу от длительного их усмирения. Злость и раздражение переполняют вместе с радостью, доводящей до отупения. Он не отходит от Билла потому, что как вкопанный к земле прирос. Ему стало плевать на старика с момента, как только он увидел за воротами тех четверых. Как только смутно разглядел того, из-за кого с ума сходил всё это время. Из-за этого чёртового призрака, что ему мерещился даже в мертвеце. Намджун бы от него просто так не отстал, если бы из числа пришедших не было Чимина. Всё же сходится.       — Да что такое?!       — Ты издеваешься надо мной, что ли?! — Хосок в прыжке с приседа мчится к нему, чувствует, как усталость, ощущаемая ранее, покидает. — Неужели ты… Ничего не существует вокруг, кроме жалкого, грязного, скрюченного и убогого образа перед глазами, надоедливого, измучившего его за эти несколько минут. И вместе с тем невероятное облегчение разливается в душе и сознании, словно горячее и сладкое молоко с мёдом. До чего же хорошо, как же радостно, наконец. Живой. Вернулся. Потерявшийся идиот. Перехватывающее дыхание от счастья, ощущение распахнувшихся крыльев за спиной уничтожает выстрел под его ногами в одну секунду, вернув в реальность. Подняв глаза, Хосок видит наставленные на него оружия, как на самого прокажённого из всех живущих людей на планете. Почему всегда так?       — Брось оружие! В сторону! — кричит выстреливший. Он же и тащил пострадавшего. Такой же грязный и уставший, но самый лохматый среди всех. Дёрганный, и вместе с тем явно обученный, надрессированный. Одно движение и ты труп, с ним явно шутки плохи. Если Намджун только пугал, то этот — стреляет без блефа. Хосок замер, после чего медленно поворачивает голову на свою правую руку: она держит мачете в замахе. Сглотнув неприятную слюну, резко выпрямляет пальцы ладоней, после чего кровавый клинок падает на землю. Снова поворачивается с потерянным взглядом на толпу.       — Отставить!!! — орёт с хрипом Чимин, что есть сил, порываясь встать. — Вы что творите?! — Со сжатым кулаком, поднятым вверх для команды. — Ты зачем стреляешь? Те мгновенно опускают стволы, подчиняясь. Народ запаниковал, начиная суетиться и вошкаться, словно в муравейнике. Отходят всё дальше, сторонятся. Все, кто спрятался, уже успели подтянуться.       — Он же на тебя бежал! — утверждает смельчак. — У него глаза неадекватные! Порубил бы тебя! У него в руке оружие, очнись! Он заложника держит!       — Господи… — пыхтит Намджун тем временем, не отвлекаясь от дела. — Мы вместе его связали, успокойся! Так нужно!       — Тэхён, ты совсем головой ёбнулся?! — Чимин вымученно кричит, у него быстрее всех терпение заканчивается. Еле ковыляет к Хосоку, шатаясь, а тот будто душой из тела вышел. Так и стоит с пустым взглядом, замерев с поднятыми руками, и с места не сдвинулся. Чимин поднимает уже знакомый отброшенный мачете, а затем разворачивается, направляясь в сторону своих товарищей, позади которых жители общины столпились. Снова хаос. На ровном месте. Намджун пытается не отвлекаться, ведь для него главный приоритет — помочь Джо, и неважно, что происходит вокруг. Над ним стоит рыдающая Люсиль, что вызывает ещё больше давления, выбивающее из колеи. И это тоже не должно помешать ему правильно действовать. Он такой же человек как и все, ему безумно жаль, но он может, нет, скорее, он должен действовать, абстрагировавшись от любых отвлекающих факторов. Счёт идёт на секунды. Жизнь необходимо удержать в этом человеке в лучшем виде.       — Я тебя сейчас сам порублю, Тэхё-ё-ё-ён, — еле слышно хрипит Чимин, протягивая имя. Подставляет лезвие к чужому горлу, приблизившись. — Вопросы? — уже шёпотом.       — Вопросов нет! — громким и чётким голосом.       — Ты ошибся, Хосок бы этого не сделал. Не наводи панику, и я охуеть как не в духе, если ты не заметил! — Чуть надавливая на кожу, так, чтобы не оставить порез, ведь поверхность наверняка заражена. Чимин, мельком взглянув на лезвие, замечает гниль, а затем продолжает: — И ты тоже не в духе, я знаю. Мы славно заебались за эту вылазку. Не за-ста-в-ляй ме-ня.       — По-нял. Дождавшись адекватного ответа, убедившись, что тот точно понял его, Чимин тут же убирает лезвие с чужого горла. Улыбается искренне и сожалеюще, а затем хлопает по плечу, дёрнув за ворот камуфляжной куртки со словами:       — Устал?       — Что за идиотские вопросы, Чимин?       — Я тоже устал. Иди, отдыхай. Здесь люди, мне ничего не угрожает, и тебе тоже. Я благодарен тебе за преданность и осторожность, но не стоит так себя вести. Выдохни. Мы дома, наконец-то.       — Так точно.       — Извини меня, — шепчет уставший командир, склонившись к плечу напротив. Тэхён кивает в ответ и продолжает стоять прямо, вытянувшись в струну сквозь усилия. Безмолвно протягивает ладонь для рукопожатия. Чимин сжимает в ответ, закрепив перемирие, а затем резко поворачивается, оглядывая всех.        — Это ко всем относится, дикари ебучие! Какого чёрта происходит! Это приказ, блять! Приказ!       — Так точно! — теперь уже хором отвечают, подкрепляя жестом отданной чести ладонью у виска. Чимин отворачивается, и его вздох настолько тяжёлый и хриплый, что ничьи лёгкие не смогли бы сделать подобного. Видит Хосока напротив и шепчет себе под нос, едва шевеля губами так, чтобы никто не услышал: «Господи, блять, помоги…»       — Послушай, — снова его зовёт любимый долгожданный голос. Хосок, пришедший в себя, так и стоит на месте. Всем телом, нутром, душой и сознанием тянется к нему, однако сдерживается. Держит дистанцию.       — Да, я очень внимательно тебя слушаю. — Чимин и сам не верит, что слышит его. Не верит, что вообще живой и действительно добрался домой. Останавливается на полпути, сжимая в левой руке подобранный мачете, а затем опирается ладонями на свои колени со сморщенным лицом, пытаясь удержаться. — Пока ещё.       — Обернись по сторонам, посмотри на вышки, дома и поля. Посмотри на всё, ты разве не видишь? Чимин медленно поворачивается сначала в одну сторону, затем в другую, так и не разогнувшись. Переступает и путается в собственных же ногах, вглядываясь в окружающее пространство. Снова этот вселенский усталый хриплый вздох, и задувающий ветер будто подхватил его дыхание. Это дуновение могло бы быть освежающим, но Чимин ничего не чувствует, кроме тошнотворной вони, к которой давно привык. Он её ненавидит. Ещё минуты три он слоняется по кругу, оглядывая и грязь, и разруху, и мёртвых людей, которых он знал не первый год, прежде чем спросит сухо:       — Почему?       — Потому что ваш Билл. — Кивает в сторону виновника, не оборачиваясь. — Он убил всех этих людей и умышленно открыл ворота. Запустил стадо.       — Где его дочь?       — Он её убил.       — Что?.. — разбитым хрипом в голосе, уже не получается безэмоционально. — Что ты такое говоришь? Эй?       — Я хотел его убить, — Хосок продолжает, прекрасно понимая, что Чимину тоже нелегко принять обстоятельства в эту секунду. Командир замолкает. Он явно не этого ожидал по своему возвращению. Хосок видит, что тот в замешательстве, не совсем в адекватном состоянии. Изнуряющая усталость граничит с гневом непринятия — типичная картина для того, кто на воле шныряется в поисках выживания и надежде на лучшее.       — И почему ты этого не сделал… всё ещё? — Чимин вымученно смотрит на него исподлобья, задав следующий вопрос после затяжного молчания. Изображение уже начинает плавать в его глазах. — Намджун, это всё правда?! — закричал, начиная понемногу разгибаться.       — Так точно! — громко отвечает, однако в голосе непередаваемое отчаяние и безнадёжность. Понимание и смирение с тем, что сейчас может быть в перспективе. Намджун особо не слышал их диалога, лишь выцепленные фразы, но совсем не сложно понять, о чём они могли говорить. Хосок стоит напротив в двух метрах, разглядывая Чимина поближе. В его голове только одно слово — ужас. Он никогда ещё не видел его таким злым и агрессивным, однако на его месте любой им станет. Отбитый точно немного не в себе. Его спокойные вопросы больше пугают, нежели, если бы они прозвучали на повышенных тонах. Хосок кривится от жалости и его внешнего вида, ведь красивый мужчина без морщин постарел лет на двадцать. Обезобразился и действительно больше похож на мертвеца, чем на живого человека. Ловит себя на мысли, что мог бы спутать ненароком, несмотря на свой опыт. Что ж, это уже произошло сегодня ночью. Хуже этого, кажется, ничего уже быть не может. Несмотря на это, он окончательно убедился, что ему не всё равно. Он полюбил его, пусть и фактически знал всего несколько дней. Хосок безумно счастлив, что он вернулся живым. Неважно, каким. Всё утерянное, поломанное и изуродованное можно восстановить, ведь его же восстановили.       — Принял, — цедит Чимин спокойно, ответив запоздало, а затем начинает шагать, спотыкаясь, проходит мимо и задевает плечом. Хосок его придерживает, крепко схватив, на что Чимин одёргивает свою руку, разозлившись. — Хотя принять сложно, если честно. — Шмыгает носом, и Хосок его отпускает сразу же. Чимин подходит к старику, что так и лежит связанным без сознания.       — Прости, Билл, не по уставу. Это недопустимо. — Замахивается и, чуть качнувшись корпусом, с силой ударяет чужим оружием по шее. Вот так просто, не медля. Отрубленная голова слегка откатывается с брызжущей кровью, омывая плодородную землю. Капли попали и на него, испачкав лицо.       — Чимин, — тянет Хосок, наблюдая, как тот сразу же идёт к нему с протянутым мачете. Взгляд в ужасе потонул, потерянности.       — Спасибо, годная игрушка. — Рывком передаёт, пихая в грудь Хосока.       — Чимин. — Принимает, перехватив за рукоять.       — Может… — игнорирует его, оборачиваясь к толпе. — Кто-то ещё хочет нечто подобное исполнить? Давайте! Обещаю, я выслушаю внимательно. Сука, да что ж такое творится?! Все молчат, боясь посмотреть в сторону Чимина и кровавого месива из человека, что был жив несколько минут назад. Ему плевать, кто стал свидетелем мгновенного суда, даже если там стоят дети. Ему плевать, что об этом могут подумать. Пускай лучше знают, какие прелести жесткости их могут ожидать. Страх помогает управлять толпой, и сегодня их «надежда» выбрала такую стратегию. Убивать людей — вовсе не шокирующее для него событие, однако это было давно, во времена бесполезных войн, как и их мотивов. В горячих точках плевать на всё, был лишь приказ, которому обязан. Любой, кто шёл против, автоматически считался врагом, даже если это человек, с которым рука об руку бился. Чимину казалось, что нынешнее время и обстоятельства просто не могут повторить «историю», ведь всё изменилось с тех пор. Все лишь хотят жить, объединившись вместе. Это лучшая стратегия в конце концов.       — Чимин, посмотри на меня. — Хосок хватает его за плечи и разворачивает на себя, отбросив мачете. Обезоруживает себя намеренно. — Посмотри на меня. — Хватается за его щёки, притягивая лицо так, чтобы полностью захватить чужое поле зрения собой.       — Смотрю, смотрю. — И Чимин смотрит со слезами, с ужасом в глазах.       — Я сейчас еле сдерживаюсь, чтобы не ударить тебя, ты меня понимаешь? — Спускается одной ладонью к плечу, ощущая дубовую ткань куртки, пропитанную десятками слоёв гнили. Придерживает его, ведь он и правда слишком ослаблен. — Я тебе клянусь, ты не представляешь.       — Ты такой красивый, весь в говне опять. — Чимин улыбается, шмыгнув носом. — Ты так поправился! Как же похорошел, я так рад! — Дотрагивается до живота в ожидании ощутить впалость, пробравшись под футболку. Она до отвращения грязная, но всё равно узнаёт свою вещь на нём. Сжимает мягкий живот, а затем спускается ниже с целью найти острющие тазобедренные кости. Не обнаруживает их, к своему счастью.       — Да.       — Сколько ты набрал? Мне так нравится тебя трогать, и тогда тоже нравилось.       — Понятия не имею. Не заговаривай мне зубы. — Накрывает своими ладонями те трясущиеся, что вцепились в его живот. — Блять, Чимин!       — Ну, Хосок.       — Да?       — Мне кажется, я сейчас совсем сойду с ума. Как-то всё… — Продолжает мять, словно игрушку антистресс.       — Понимаю. Всё плохо. Как обычно. — Несмотря на звериное желание зарубить Чимина на месте, вместо этого обнимает и прижимает к себе. Гладит по шее, придерживая второй рукой дрожащую спину. Чимин слабеет на глазах, будто истончается в пространстве. Хосок всё больше ощущает пусть и лёгкий, но наваливающийся вес на свои руки. Не может его ударить, когда он такой обессиленный. Чимин расслабляется, всхлипнув с хрипом, от чужого живота всё отцепиться не может, мнёт.       — Ты немного не в себе. Всё верно. Нужно отдохнуть, поспать, поесть. Постараюсь тебе помочь. Всё наладится.       — Я воняю, и ты тоже воняешь. Всё воняет. Мне плохо и мне хорошо.       — Ничего страшного, бывает. В баню пойдём?       — Конечно! — Оживился тут же, чуть подняв голову и пытаясь вырваться. Пробирается ладонями к пояснице.       — Мне перестать тебя обнимать?       — Нет! Нет, пожалуйста, не надо. Ты лучше мне скажи вот что. — И в этот момент Хосок ощущает за спиной холодный металл, скользящий остриём по коже. Телом напрягается, однако от Чимина не отстраняется. — Может, это ты устроил? — шепчет, примыкая к уху. — И я тебя сейчас просто убью. Может, Тэхён был прав? — Скользит к шее лезвием припрятанного ножа. — Давай. Ну же. У тебя есть десять секунд на ответ. Не ответишь — убью. Хосок молчит три секунды, замирая, а затем его накрывает старая добрая волна истерического смеха. Она заняла оставшиеся семь секунд. Он считает, что тоже сейчас сойдёт с ума вместе с Чимином от таких неожиданных заявлений и тем более угроз для жизни.       — Тяжело мне. — Десять секунд давно прошли, а Хосок продолжает стоять всё ещё живой. — Чимин, я хочу тебя убить сейчас. Честно. Что делать будем? Ты правда хочешь испытать меня? Я бы не хотел, — совсем тихим шёпотом. — Что произойдёт быстрее: ты воткнёшь мне нож в шею, или я сверну тебе голову? Проверим? Тишина и спокойствие вокруг. Ветер снова задувает, и в этот раз едва ощущается свежесть. Небо совсем серое и покрылось тучами, наверняка пойдёт дождь.       — А ты разве не скучал? — задаёт неожиданный вопрос Чимин, после чего он начинает смеяться и ослаблять хватку. — Надо почаще мне уходить. Я ещё не слышал, чтобы ты так много разговаривал. — Расслабляет свои напряжённые пальцы ладоней, после чего наставленный в Хосока нож падает на землю. — Мне кажется, что скучал.       — Я ничего не хочу на это отвечать.       — А я о тебе всегда думал.       — Понятно.       — Я тебя люблю, я же тебе уже говорил?       — Да, говорил. Если ты ещё раз так уйдёшь, я тебя найду, убью, а потом сожру.       — На твоём языке это означает «я тебя тоже люблю»?       — Да. Я тебя тоже люблю, Чимин.       — Это хорошо. — Тяжело вздыхает, услышав нечто невообразимое. Было бы больше сил, отреагировал бы более радостно и живо. — Ну, тогда попробуй в следующий раз так и сделать.       — Зря ты мне это сказал.       — Я серьёзно, попробуй. — Чимин из последних сил хватается, чтобы удержаться за реальность, продолжая приятный диалог. Ноги уже подкашиваются, тело не держат.       — Дождусь, когда ты окрепнешь, у тебя сейчас даже кости не обглодаешь. — Хосок прекрасно видит со стороны, что Чимину осталось немного, поэтому держит его крепко. Старается разговаривать побольше, забалтывая, не наводить панику. — У Чонгука и то больше мяса будет.       — Вот оно что, у меня всё так плохо?       — Да.       — А у Чонгука?       — Всё отлично, но мы поругались. Он меня теперь ненавидит.       — Помиритесь, — последнее, что говорит Чимин со смешком, закатив глаза, прежде чем потерять сознание. Он до последнего не позволял себе этого сделать, как бы тяжело ни было, однако сейчас организм вместе с подсознанием пришли к выводу — можно, наконец. Важно, что в руках Хосока, который после кричит Намджуну о помощи. Тот не удивляется, сообщая, что подобное не в первый раз. Ничего серьёзного и страшного. Чимин устал.

***