Tutte le strade conducono a Roma

      Томас, наверное, не придет. И правильно сделает, ведь Виктория повела себя как самая настоящая стерва, бесчувственная и холодная. Она обняла колени руками, забившись в угол кровати, и скривила губы, адресуя злую ухмылку самой себе. Ей сейчас казалось, что другого выхода просто нет, ведь продолжая отталкивать, она перестанет бояться того, что мальчики все узнают и будут пытаться ее защитить. Виктория так боялась показаться слабой, но ведь перед ними — не страшно?..       Теперь дело было даже не в этом — Вик слишком задержалась, чтобы рассказывать обо всем сейчас. Поздно отступать, так она думала. Но она так сильно изголодалась по ласке, по человеческому теплу, по объятиям и совместным ночам. Виктория неожиданно простонала, готовая разорваться на части прямо сейчас. Сущее наказание. Может, сталкер этого и добивался — чтобы она отдалилась? закрылась? осталась совсем одна?       Подобные мысли испугали Вик настолько, что она даже вздрогнула, резко раскрыв глаза. Так обычно и поступают все недруги — разъединяют. Главная сила Виктории — в мальчиках, а их — в ней. Это было так просто и сложно одновременно, что она едва ли не захлебнулась в собственных размышлениях. Но довести до конца свою мысль не успела — в дверь осторожно поскреблись. Непрошенный приступ паники пришлось спрятать глубоко в душу, и Вик подобралась, не веря в то, что Томас — а она была уверена, что это именно Томас — пришел к ней.       — Заходи, — хрипло выдавила Виктория, но была услышана — дверь скрипнула.       — Привет, — он замер на пороге, растерянно улыбнувшись. В его руках был поднос, нагруженный всякой всячиной, и это ввергло Вик в полнейшее замешательство. Помимо тарелок с ужином там наблюдалась роза.       — Это для меня? — не зная, что еще сказать, спросила она, дернувшись в его сторону, но Томас оказался проворнее — быстрым шагом подошел к ее кровати и сел на край.       — Да. Мы вместе готовили, — чуть додумав добавил он, смешно поморщив нос. — Итан и Дамиано думают, ты на них злишься.       — Я? Нет…       — Скажешь им? — Томас обратил на нее вопросительный взгляд.       — Нет…       Замолчали. Виктория подумала, что их разговор чертовски странный и нелепый, словно картонный. Ей стало смешно, но она не сумела выдавить из себя улыбку, все смотрела на Томаса, такого родного и любимого, такого несчастного. Вик поймала его взгляд и с ужасом заметила, что он потух. Там не было искорок, как раньше, которые вспыхивали при виде нее, словно самые красочные фейерверки. Теперь там был лишь призрачный пепел. Это она сделала?       Виктория помотала головой. Молчание сводило ее с ума, но она не могла взять себя в руки, пытаясь примирить два начала, что безжалостно боролись в ней. Одно призывало оставить все потуги и во всем сознаться, несмотря на то, что последует после, втрое же велело молчать до самого конца, быть сильной. Но Вик уже не была уверена в том, что проявляет именно силу, отдалась от тех, кого любила всем своим сердцем. Она так давно не видела улыбку Итана, что казалось, будто сошла с ума. Острая нехватка его взгляда, его рук, а ведь они разошлись на ссоре! Разошлись на том, что Виктория обидела его самым болезненным из способов.       Правда ли она верила в то, что Итан не поймет ее? Нет. Более того, Виктория была уверена в том, что он быстрее Томаса и Дамиано разберется в ее чувствах, отгонит всех демонов и возожжет пламень ее сердца. Итан был ей бесконечно близким, бесконечно родным. И снова вспомнилась обида в его глазах, жгучая, острая. Вик тяжело вздохнула, обратив на себя очередной взгляд Томаса.       — Остывает, — заметил он, осторожно пристроив поднос на тумбе. Виктория тут же хотела взять розу, но Томас ее притормозил: — Когда я уйду.       — Какой загадочный, — улыбнулась она, послушно отняв руку.       — Не больше твоего, — Томас тоже хмыкнул, но в его голосе проскользнула боль. — Когда нам ждать тебя обратно, Винченсо?       — Что?..       — Когда ты вернешься к нам? — он был серьезен.       — Я здесь, — Вик качнула головой и вновь улыбнулась, натянуто, неестественно. Она прекрасно понимала, о чем шла речь.       — Нет.       Томас неожиданно сел перед ней на колени, посмотрев снизу вверх. За окном ветер прозрачными пальцами прошелся по стеклу и взлетел на крышу, оставив после себя мелодичное дребезжание. Виктория слушала эту музыку и смотрелась в печальные янтарно-зеленые глаза, узнавая в них отражение собственной тоски. Томас опустил голову и тут взял ее ладонь, обхватив длинными пальцами, и поднес к своему лицу, трепетно прижав к щеке. Вик только вздохнула, упрямо мотнув головой. Его кожа была теплой, а ее рука — слишком холодной. Так страшно обжечься о чувства, которых она, похоже, больше не достойна.       — Не нужно, — прошептала Вик, но не отстранялась, только завороженно смотрела на то, как Томас прижался губами к кончикам ее пальцев.       — Оставайся с нами, — в голосе была мольба. — Что нам сделать? — повторил он вопрос, заданный чуть раньше. Виктория прикрыла глаза.       — Просто относитесь ко мне как раньше. Ничего же не случилось.       — Не случилось? Вик, это… очень громкое заявление, — Томас слегка опешил, явно удивившись ее прямо высказанному намерению игнорировать все произошедшее между ними.       — Знаю. И мне очень жаль, — она зябко повела плечами, наконец, отняв руку.       — Я понимаю, не так давно мы вместе, и о глубоком доверии я не говорю, но Вик, — Томас остановился, чтобы перевести дух. Сейчас его устами говорили все трое. — Мы любим тебя, Винченсо. Я думаю, этого достаточно.       — Не всегда, — бросила Виктория, поздно опомнившись. Томас скривился, словно его насквозь пронзили стрелой. Она сама и была этой стрелой. — Я не это имела ввиду…       — Не узнаю тебя, — тихо проговорил Томас, низко опустив голову. — Как раньше? Я постараюсь, Вик. Я постараюсь.       — Спасибо, — она искренне улыбнулась и была бессильна сказать еще хоть что-то.       Вновь повисло тягостное молчание, отравлявшее все кругом. Томас все так же сидел на коленях, задумчиво теребя прядь своих волос, и хмурился своим мыслям. Виктория просто захлебывалась его присутствием, не в силах насладиться мгновениями, проведенными вместе, так, как раньше. Чувство тревоги росло — она предчувствовала, что сейчас случится нечто необратимо, отчего сбежать будет бессильна. Речь шла не о чем-то физическом, о — сознательном. Вик не сможет избежать выбора, который ей сейчас предстоит сделать. Мысли опередили следующие слова Томаса:       — Если ты просишь об этом, пойдем в клуб, Винченсо? Как раньше.       Сердце пропустило удар, и Вик даже ухмыльнулась своей проницательности. Если она откажется — это отразиться вообще на всем. Сомнений ни у кого не останется, подозрения удвоятся, а внимание обострится. Такой риск куда больше того, чтобы сходить куда-то с Томасом, напиться и протанцевать до самого утра. Виктория даже посчитала, что такое стечение обстоятельств будет более выигрышным — она сможет вновь стать собой, затеряться в толпе и, в то же время, быть самой яркой искоркой во всеобщей суматохе. Громкая музыка не даст свершиться сокровенному разговору, а алкоголь никогда не развязывал Вик язык, напротив, обострял все ее чувства (не считая того раза, когда Дамиано дернул ее на себя, предотвращая столкновение с авто — или мотоциклом).       — Почему нет? — улыбка вышла практически настоящей, Томас даже улыбнулся в ответ, явно выдохнув от облегчения.       — Завтра? — больше было похоже на попытку поставить перед фактом, чтобы у Виктории не было шанса передумать. — Ешь, почти остыло, — он махнул рукой в сторону тумбы и спешно поднялся, переполненный энтузиазмом и почти мальчишеской радостью. Сожаление застряло комом в горле, и Вик едва ли не всхлипнула, продолжая улыбаться. — Ну, я пойду.       У самой двери Томас обернулся, словно о чем-то забыл, но единственным, что он оставил в этой комнате, были слова:       — Мы любим тебя, Винченсо.       Любимлюбимлюбим.       Молотом по наковальне, и Вик обессиленно свалилась лицом на подушку, протяжно застонав, когда дверь осторожно захлопнулась. Ни одного лишнего касания — а чего же она хотела, отталкивая каждого из них так упрямо и беспощадно? Виктория скривила губы, чуть повернувшись, и тут ее взгляд упал на розу, что лежала на подносе рядом с тарелкой пасты. Рука сама потянулась к цветку, и вместе с тем, как Вик сомкнула пальцы на стебле, на пол полетел клочок бумаги, задетый ею по неосторожности. Кажется, он был исписан торопливыми и знакомыми каракулями. Догадка кольнула сердце, и Виктория нагнулась к полу, подбирая записку.       И не успела прочесть полностью, как слезы закапали из глаз, окропляя несчастный цветок, прижатый к груди. Вик глухо завыла, не в силах справиться с захлестнувшими ее эмоциями.       Так, может, к черту все это?