***
Виктория собиралась неспешно, словно пыталась оттянуть момент, вызывая злую ухмылку у самой себя. Сосредоточенно красила губы в яркий вишневый цвет, похожий на тот, что поцелуями был оставлен на клочке бумаги. Оттеняла глаза розовым, нежным и невинным, как подаренный цветок. Размеренными движениями наносила румяна, вздрагивая от касания кисти. Сердце ее замерло, как и отражение в зеркале — напуганное, с осунувшимися щеками и дикими глазами. Что же она с собою сделала? Но у Вик ответа на этот вопрос не было, как и на тот, почему она все еще молчит. — Это так нелепо, Чили, — вздохнув, она обернулась к любимице, что устроилась на кровати и оттуда лениво наблюдала за ее сборами. — Сама подумай, этому фанатику консервации до меня не добраться, — Вик рассуждала вслух. — И до мальчиков тоже. Мы же не в колледже, правда? — она грустно улыбнулась, и тут Чили спрыгнула с койки и прочапала к ее ногам, сев. — Все будет хорошо, подруга, я тебе обещаю. Чили наклонила голову вбок — то ли вопросительно, то ли осуждающе. И, слава Всевышнему, не ответила. Виктория даже прыснула и на сей раз весело. В ее жизни просто началась черная полоса, с которой она обязательно справится, ведь по-другому просто не может быть. Тем более, что не ей одной сейчас трудно. Вик задумчиво поправила волосы, и ее взгляд упал на вчерашнюю записку, которую она закрепила на зеркальной раме. Три строчки нужных слов и три поцелуя, предназначенные ей, три поцелуя, которых она себя сознательно лишила. Виктория боялась даже представить, что по поводу ее самоизоляции думают мальчики. Наверняка сокрушаются, беспокоятся, строят догадки. И чувствуют себя абсолютно бессильными. Вик вцепилась пальцами в край столика, и от ее напора, казалось, расколется древесина на мелкие щепки. Она так запуталась в своих чувствах, так погрязла в жалости к самой себе, что совершенно позабыла о тех, кого любила всем своим сердцем, кто, правда, заслуживал всего ее внимания. Они, а не гребаный сталкер со своими маниакальными идеями. Виктория чертовски сильно просчиталась, совершила ошибку. В эту же секунду по ту сторону двери раздался голос Томаса, немного встревоженный и печальный. Словно это было ее же чувствами, Вик ощутила прилив безнадеги, такой горькой и мерзкой, что от нее свело скулы. Ни с того ни с сего решила поизображать из себя жертву обстоятельств, загадочную и отстраненную. Ну что за абсолютный бред. Виктория вдруг почувствовала, как сильно зла на себя, как эта злость сжирает ее изнутри, набрасываясь неумолимой волной. Вик давно не испытывала такого, лютый гнев на саму себя. А Томас стоит за дверью, не смея зайти, ведь она сама обозначила границы, сама толкнула его и их всех в грудь, вынуждая отступить. И Виктория честно не знает, что еще могла сделать, ибо правильного ответа на этот вопрос нет. Она ведь пыталась сделать вид, что ничего не происходит — ее хватило лишь до того момента, пока не пришел Итан со своим проникновенным взглядом и теплыми объятиями. Происходит, и это признают все в доме, кроме самой виновницы. — Томас, — она постаралась, чтобы голос звучал бодро. — Я почти готова. — Мне подождать на улице? — Да… — а потом, секунду подумав, поспешила добавить: — Можешь здесь. Я почти закончила. Дверь скрипнула осторожно и словно бы неверя. Томас вошел так тихо и крадучись, что Виктория даже украдкой улыбнулась, продолжая смотреть в зеркало и не смотреть на него. Томас делал робкие шаги по вновь возведенному мосту, первым пробираясь к спрятанному в терновнике сердцу Виктории — как и тогда. Она понимала, что ни с того ни с сего восстановить то, что сама же старательно ломала, у нее не получится. То, что рухнуло от легонького толчка, не подымется за долю секунды. А Виктория начала догадываться, что ее прятки ни к чему хорошему не приведут, — прямо сейчас, чувствуя каждой клеточкой своего тела присутствие Томаса, родного и любимого — до одуряющей страсти и целомудренной нежности, до глубокого уважения и пронзительной верности. Она вдруг подумала, как бы страшно было всего этого лишиться в одночасье по собственной глупости — это было в тысячи раз страшнее пустых угроз от далекого, практически несуществующего сталкера. Вик неожиданно резко обернулась, застав Томаса присевшим на край ее кровати, и чуть не задохнулась от переполнявших ее чувств. Словно чаша, полная вина, она едва могла сдерживаться. Виктория словно заново увидела его медово-зеленые глаза, длинные красивые пальцы, печально вздернутые брови и пушистые пшеничные пряди. Губы, изогнутые в подобии вопросительно-горькой улыбки. Она ведь помнила его прикосновения, его вздохи и взгляды из-под ресниц в минуты особой истомы. И лишь сейчас испугалась по-настоящему. — Вик? — Томас даже привстал, верно разгадав ее тревожно-возбужденные мысли. Я тоже люблю тебя, Томасито. Люблю вас больше всего на свете. Но во слух сказала лишь: — Можно идти, — посыпав сверху приторной улыбкой. Виктория давно не испытывала такого отвращения по отношению к самой себе, но не могла выйти победительницей из битвы с самой собой. Пока что.Часть 8, в которой Вик ведёт войну с самой собой
28 июня 2023 г. в 14:36
Виктория очень красивая. Итан не мог сказать наверняка, но, возможно, он подумал прежде всего об этом, когда увидел ее тогда, на первом прослушивании. И ее красота была в живости глаз, в уверенности голоса и раскованности движений. Вик была красива не только в том опошленном смысле, в котором обычно подразумевают (хотя, чего греха таить, и в этом смысле она тоже была дьявольски красивой). Но Итан смотрел в ее глаза и видел безграничную энергию и силу, видел доброту и серьезность, видел смешливость и любовь, столь огромную, что ее могло хватить на целый мир.
Сначала чувства, испытываемые им, были сродне восхищению, с которым обычно смотрят на кумиров. Виктория была главной, даже если этого иногда не особо видно. Может, самой яркой звездочкой их коллектива для народа и является Дам, но именно Вик повела их за собой, осветив путь всех троих мечтой и — целью. Она была опорой по первости, уверенной в их общих силах, непреклонной, иногда излишне упрямой, но правой. Виктория — словно ведущая в танце, который принято танцевать вчетвером.
А потом чувство восхищения превратилось во что-то большее, озадачив Итана до невозможности. Каждое ее касание — намеренное или случайное — отзывалось пульсацией; каждое слово, каждую улыбку он начал ловить с жадностью, будто голодный. Вик не знала об этом, с прежней дурашливостью творя свои шалости: где на спину запрыгнет с крепкими объятиями, где шутливым поцелуем в щеку одарит, где под боком устроится и уснет. И, что самое странное, Итану казалось все это самим собой разумеющимся. Он не испытывал какой-то особой тревоги рядом с ней, напротив, тянулся, не боясь усугубить ситуацию. Это же Виктория, что могло случиться?
Могло и случилось. Будет ложью, если не признаться, что первой он полюбил Вик. Не так, как любят друзей — этим Томас и Дамиано обделены не были, а так, как любят всем сердцем и душой. И уже после осознания этого дружеские чувства к Томасу и Даму переросли себя, став на порядок выше всего прочего. Осознание этого было долгим и болезненным, было странным и пугающим. В современном мире, где почти везде любовь трактовалась как нечто прекрасное, не имеющее «плохого», не так сложно осознать себя в полной мере. Но Итан испугался своих чувств и своих мыслей, которые вопили о том, что ему нужны все трое; которые уверяли, что они — одно целое, неделимое и чудесное.
И теперь, когда та, кто первой приняла их любовь, кто научила не бояться, кто показала, что чувства в любом своем проявлении прекрасны, начала прятаться, избегая даже взгляда, их прекрасный мир, созданный огромным трудом, рушился с невиданной скоростью. Было больно в самом сердце, словно Вик вздумала душить его собственными руками, невзирая на плач и душераздирающие крики.
Итан был к ней привязан, к ее улыбкам и смеху, каркающему и нелепому, но самому красивому, как и сама Виктория — самая красивая во всем свете.
— Выше нос, — Дамиано боднул его в плечо, безошибочно разгадав суть его переживаний. Хотя, в свете последних событий, особого мастерства это не требовала — у них у всех были одни и те же переживания. — Томас, наш герой, пробил брешь в неприступной стене.
— Перестань считать это битвой, — одернул его вышеупомянутый, прибившись к молчаливому Итану с другого бока. — Мы пытаемся помочь, а не победить.
— Да, — Дамиано тут же посерьезнел. — Я говорил с Ники — ничего. Лавиния, Мартина, Ангус — он начал перечислять, словно представлял какой-то отчет. — Не знают. Это что-то случилось с Вик совсем недавно.
— После ее встречи с Лео, — резонно заметил Итан, невольно вздрогнув.
«Уходи. Ты не поймешь».
— Именно, — кивнул Дам и тут же сжал его руку в качестве безмолвной поддержки. — И что-то мне подсказывает, что наш кудрявый друг в курсе, хоть и отмалчивается, негодник, — он шутливо пригрозил отсутствующему Лео пальцем. Томас и Итан его веселья не разделяли, хотя понимали, что подобные шутки были только фарсом, маской, попыткой спрятать настоящие тревоги. И поэтому никто из них не стал уличать Дамиано в этом.
— Может, сама Вик запретила ему рассказывать? — Итан говорил тихо, будто сам с собой.
— Все возможно, — но Дам его услышал. — И, скорее всего, так оно и есть. Виктория запугала Лелло до смерти, плутовка.
Голос его непривычно задрожал, и Итан сделал единственное, что ему было сейчас под силу, — крепко обнял Дамиано, тяжело вздохнув ему в макушку. О их бессилии будут знать только стены дома, и никто кроме. Наверное, это станет уроком, проверкой на выносливость, и дать слабину они не имели права, ведь за их спинами — Виктория, погасшая и надломленная. Итан сам, если потребуется, закроет ее собой, как бы пафосно это ни звучало. Он уже перерос тот возраст, когда обида за себя стоит превыше реальных проблем, не было жалости к себе, ведь желание спасти Вик было сильнее всего прочего.
За свою любовь Итан Торкио будет бороться до самого конца.
— Лео написал, чтобы вы тоже завтра были в клубе. На расстоянии, — голос Томаса разбил тишину, заставив Дамиано вздрогнуть. У кого-то нервы совсем ни к черту.
— Зачем это?
— «На всякий случай», — он так написал. — Томас удивленно округлил глаза, глядя в экран смартфона.
— Он прав, — Итан мотнул головой и поджал губы. Тревога росла с каждой секундой.
Это было похоже на немыслимо сильное предчувствие, связь, если угодно. Он на подсознательном уровне чувствовал страх, испытываемый не им лично, а — Викторией. И Итан мог бы дать голову на отсечение, что Дамиано и Томас ощущали нечто похожее прямо сейчас, переваривая предупреждение Лео. Вик грозит опасность, — рано еще об этом утверждать, — но тучи над Римом сгустились, предвещая бурю. И теперь их задача — любой ценой защитить возлюбленную от предстоящего ненастья.