Tutte le strade conducono a Roma

      Нет, не было такого, чтобы Викторию отнесли в постель в каком-нибудь свадебном стиле — разве что совсем немного. И, признаться, она совсем не была против, когда Дам повалил ее на подушки, нависнув сверху все с той же фирменной улыбочкой, какая выражала весь спектр его многочисленных чувств от целомудренной нежности до греховного желания. Вик прекрасно видела, как же сильно этот римский бог ее хотел, хотел всю — со всеми неправильными выводами и застарелыми страхами тоже. И она тоже его хотела.       Виктории очень понравилось, как автор одной из статей о них (или это была биография) сравнил Дамиано с Фебом и Либером одновременно. Верно, было в нем что-то и от божества света, и от божества виноделия, словно воплощение чего-то нового, вызова новым устоям, например. Как сама Вик — один сплошной вызов всем нормам приличия в данный момент, когда ее рука бесстыдно заскользила под тканью его рубашки. Но ее движения были размеренными и неторопливыми, смакующими каждое мгновения, не дразняще, но самозабвенно.       — Решила свести меня с ума, tesoro mio? — прохрипел Дам, когда Виктория как бы невзначай оттянула пирсинг на его соске и совершенно невинно улыбнулась.       — Да брось. Ты давно уже безумен, — отпарировала она, прикрыв глаза, когда незаметно подкравшийся Томас чувственно поцеловал ее шею, прерывая пикировку.       — С тех самых пор, как встретил вас, — шепотом согласился Дамиано, искоса наблюдая за Итаном, что улыбался краешком рта, готовый прижаться губами к любому открытому или полуоткрытому участку его тела.       — Какие вы болтливые, — хмыкнул Томас, лишь на мгновение оторвавшись от шеи Вик, чтобы сверкнуть в сторону Дамиано насмешливым взглядом.       — Нервы ни к черту, — коротко отозвался Дам, наконец, завлекая вожделеющего Итана в страстный поцелуй, полностью овладев его ртом.       Томас, кажется, воспринял это, как сигнал к действию, и тоже прильнул к губам Виктории так отчаянно и нежно, что ее сердце едва ли не выпрыгнуло из груди. В голове мелькнула мысль о том, что какой-то час назад или даже меньше, они оба были в темном переулке в паре шагов от чего-то необратимого. Она едва ли не задохнулась снова, но вовремя нашла ладонь Томаса, переплетая свои и его пальцы, и полностью отдалась поцелую, мягко касаясь его губ в извинение. Неожиданно Виктория подумала о том, как, наверное, красиво смотрится вишневая помада на этих губах. Она чуть отстранилась, чтобы осмотреть лицо Томаса, и представила, как он целовал ту записку для нее, оставляя яркий след своего поцелуя. Как он дрожал от страха в том переулке.       — Прости меня, — прошептала Виктория так тихо, что едва ли слышала сама, но Томас услышал и — понял. Взгляд его чуть потемнел, а пальцы сильнее стиснули ее ладонь.       — Не думай об этом. Не сейчас, — чуть громче, чем Вик, ответил он, снова потянувшись за ее поцелуем. — Позволь нам… защитить тебя.       — Мы здесь за этим, — добавил Дамиано, совершенно не вклиниваясь в разговор, напротив, гармонично дополняя его. — Больше никто не напишет тебе никакую гадость. Больше никто не посмеет причинить вред.       — Ты так уверен, — Виктория хотела бы, чтобы это прозвучало как издевка, но получилось как сомнение.       — Это в наших силах, — тихо проговорил Итан, с какой-то свойственной лишь ему элегантностью переползя через Дама, и замер возле нее, проникновенно и чувственно глядя ей в глаза. — Просто доверься нам.       — Я верю, — словно загипнотизированная, Вик кивнула, потянувшись ладонями к его лицу. Нерешенный пассивный полуконфликт между ними натянулся звонкой тетивой, оглушая своим дребезжанием Дамиано и Томаса, которые благоразумно занялись друг другом, но не их.       Виктория, не отводя взгляда, перекочевала на колени Итана робко, словно делала это впервые. Вся та боль от вынужденной разлуки и стыд от сказанных впопыхах слов взорвались в ней подобно фейерверку и отразились в ее глазах, словно в зеркальной глади. И Итан все это увидел, безошибочно разгадав суть ее тревожных мыслей и ее робости. Он же понимал ее, знал, как никто другой в том понимании, в котором не знал даже Томас. И Виктория до жжения в сердце хотела его поцеловать, чтобы восстановить ту крепкую связь, какую имела только с Итаном.       Ее пальцы скользнули по опущенным вдоль тела рукам, задержали на крепких плечах, метнулись к груди, лаская и изучая. Вик слышала, как упоенно целуются Дамиано и Томас, но сама не спешила, завороженно глядя в черные глаза, ни на секунду не прерывала зрительного контакта. Она видела в этом какое-то особое удовольствие, известное только ей и Итану. А он сидел перед нею, почти не дышал, лишь иногда ерзал коленями в нетерпении, а Вик только сильнее сводила ноги и льнула к сильной груди.       — Я не хотела тебя прогонять тогда, — прошептала она, широко распахнув глаза, и принялась судорожно изучать любимое лицо на предмет малейших перемен. — Ты зашел в тот самый миг, когда я была особенно уязвима — уязвима перед тобой. И если бы я не нагрубила… я бы все рассказала. А я не хотела, чтобы ты видел меня слабой. Только не тогда.       — А сейчас? — Итан подался вперед, почти что врезаясь в ее губы.       — А сейчас я поняла, что лучшим моим решением было бы все рассказать еще в тот клятый день. Прости меня, — Виктория выдохнула это вместе со всеми своими чувствами, что сейчас клокотали в ней неугомонными волнами.       — Мне не за что прощать тебя, — отозвался Итан, сомкнув руки на ее подрагивающей спине, и оцеловал губами ее волосы. — Прости, что мы так поздно заметили, — он не дал ей отреагировать на свои слова, притянул ее к себе, касаясь жаждущих губ в мягком поцелуе, таком желанном и необходимом, что Виктория могла поклясться, что снова готова расплакаться, но уже от переполнявшего ее счастья.       Она полностью доверила себя Итану, отвечая на его поцелуй так, как хотела давно. Касалась ладонями его плеч и шеи, пару раз предприняв попытку стянуть с него одежду, но оба раза останавливала саму себя, желая насладиться этой невинной близостью в полной мере. Итан ласкал ее губы, блуждал руками по спине почти не касаясь, и был таким теплым и надежным, что дух захватывало. Сзади них слышалась возня, которая тоже не перерастала дальше поцелуев, и Вик видела во всем этом долгожданный покой, который не ведала с самого начала тура, ведь после возвращения домой на нее и мальчиков тут же накинули плотный мешок, сотканный из тревог и, как оказалось, вполне осязаемых угроз. Сердце пропустило удар, и Виктория здраво расценила, что пора было переходить к более откровенным действиям.       На этот раз, когда она предприняла попытку избавить Итана от одежды, он остановил ее сам, мягко разведя ее руки в стороны, и повалил на простыни, не отрывая взгляда от ее лица.       — Доверься, ты помнишь? — мягко напомнил он, а Виктория думала только о том, какой он, вне сомнений, твердый и горячий в своих узких джинсах. — Скажи, чего ты хочешь? Я сделаю это.       — Чтобы ты снял, наконец, эту гребаную одежду. И поцелуй меня. Пожалуйста, — добавила она, вовремя осознав, что ее просьба прозвучала несколько грубо и нетерпеливо.       — Итан, будешь церемониться с ней, Виктория трахнет тебя самостоятельно, — как бы невзначай заметил Дамиано, и его чеширская улыбка мелькнула у Вик перед глазами, тут же переливаясь в ласковый поцелуй. — Хочешь, я разденусь для тебя?       — Удивительно, что ты все еще этого не сделал, — она картинно выгнула бровь, но тут же притянула озадаченное лицо для нового поцелуя. — Пусть это сделает Итан, — развратно прошептала Виктория, хмыкнув.       Дамиано понимающе улыбнулся, подмигнул им обоим и вновь отвернулся к заскучавшему Томасу, прекрасно зная, что его звездный час еще впереди. Вик игриво шлепнула его по ляжке и вновь оказалась на коленях Итана, сменив страстную себя на нежную и все еще виноватую. Дам едва ли не выбил ее из колеи, чертов засранец, но Виктория точно знает, чего хочет прямо сейчас — целовать до потери сознания смуглое лицо, при этом не упустив ни одной, даже самой крошечной родинки.       — Тебя хочу, — доверительно сообщила она, ловко подцепив низ его рубашки, и дернула ее, стаскивая через голову.       В ней говорило не желание, чей смысл опошлен вековой человеческой историей, а любовь в той своей первичной ипостаси, соединяющей в себе все известные понятия этой самой любви. Вик правда хотела его руки на своей коже, чтобы чувствовать тепло, хотела прижиматься грудью к его, чтобы слышать грохот сильного мощного сердца, хотела запускать пальцы в длинные шелковистые волосы и совсем слегка оттягивать их до хриплого стона, что обязательно сорвется с чувственных губ. И еще она хотела, чтобы в этот самый момент совсем рядом целовались Томас и Дамиано, или на какой уровень уже перешла их бессвязная возня. Виктория всем своим сердцем желала ухватить миг за хвост, чтобы поселить его в своем сознании, и, следуя за этим порывом, она томно выдохнула в лицо Итана и прижалась к его губам, прося через этот поцелуй прощения и крича о любви.       И он даровал ей его — это сладостное прощение, когда ответно толкнулся языком в жаркий рот и засипел от удовольствия. Вик, чувствуя триумф от маленькой победы, и опьяненная властью над мужским телом, — ведь сегодня все трое готовы ради нее на все, как бы мелочно это ни звучало, — рассредоточила свои пальцы на крепкой груди, не разрывая поцелуя, и принялась слепо изучать каждый миллиметр распаленной кожи.       В какой-то момент Томас мазнул поцелуем по ее спине, и Вик осознала, что сама по-прежнему одета. Впрочем, Итана это нисколько не расстраивало, судя по горячим выдохам и пылающим почти черным глазам. Он любил ее любой, даже упрямой в том понимании, которое грозит ссорой и болезненным молчанием. И самым удивительным было то, что Виктория не ощущала себя слабой даже после того, как мальчики все узнали, не ощущала себя жалкой или пристыженной. Наверное, в этом и была самая простая истина их отношений.       (Лео, как обычно, был прав).       Вик улыбнулась в родные губы напротив и переключилась на родинки, которые видела в своих печальных снах, о которых грезила наяву. Она целовала созвездия на лбу и щеках, не пропуская ни одного, словно звезды считала. Ласкала дыханием, завороженно наблюдая за тем, как дрожат густые ресницы после каждого ее прикосновения. А потом совершенно не намеренно качнула бедрами, через одежду ощутив, какой Итан горячий и твердый там, в своих джинсах, и это подтолкнуло ее на мысль, что раздеться все же не помешает.       Но их связь была слишком крепкой, чтобы Итан на секунду не опередил все ее мысли и последующие действия. Разгоряченный и до предела возбужденный, но по-прежнему нежный и аккуратный, он второй раз за вечер повалил ее на простыни, и его спутанные волосы занавесили ей весь обзор и мягко ниспадали на плечи, оставляя возможность видеть только его лицо. Виктория улыбнулась, пьяняще, нетерпеливо, и когда Дамиано совсем рядом с ними издал что-то среднее между стоном и вскриком, Итан торопливо стянул с нее футболку. Прежде чем подцепить лямку лифа, широко облизнул пространство от пупка до ложбинки между грудей, заставив Вик выгнуться жаждущей ласки кошкой. Она глухо заскулила, и в этот момент рука Дамиано нащупала ее, их пальцы сплелись крепким узлом. Виктория не могла объяснить, как за долю мгновения догадалась, что это был именно Дам, но такова была природа их любви. А еще у Томаса пальцы тоньше и длиннее, это она хорошо знала.       Итан уже почти разобрался с полупрозрачным лифом, от которого было одно лишь название, и припал губами к давно вставшим от возбуждения соскам. Его горячие губы на тонкой прохладной коже Виктории создавали почти электрическое противостояние, ввергая в состояние полутранса. А может, это сказывались несколько дней вынужденной и потому болезненно тягостной разлуки. Вик не понимала до конца, зато точно знала, что прямо сейчас до дрожи в коленях хотела, чтобы пальцы Итана перестали кружить над ее пупком и уже, черт, опустились ниже.       Виктория коротко рыкнула, нетерпеливо заелозив ногами, и возмущенно шикнула, когда Итан поднял на нее совершенно невинные глаза, продолжая играться с сосками. Дамиано, конечно, мог бы опустить какую-нибудь шуточку на этот счет, если бы не был занят обеспечением собственного оргазма. Впрочем, судя по совершенно вышедшим из-под контроля стонам Томаса, этот миг был не так далек.       — Итан, ну ты же не Диана, в самом-то деле, — выдохнула Виктория, а потом резко накинулась на него, по-собственнически седлая. — Ну, все, Мистер Бог Целомудрия, моя очередь, — хищно произнесла она, безапелляционно потершись ягодицами о его стояк и прогнувшись в спине. — Не могу уступить Дамиано, — призналась она, опустившись к уху Итана, и ласково куснула за мочку.       — Ваша жажда соревнования однажды доведет всех нас, — так же тихо проговорил он, но благосклонно улыбнулся, возвращая Вик власть над своим телом.       — Или только тебя, — Виктория пожала плечами. — Доведет до оргазма.       — Итан, уже готов стонать, как сучка? — подал голос вышеупомянутый, все это время, кажется, с интересом за ними наблюдающий. Его дыхание было сбито в пух и прах, и, кажется, он был совсем близок к разрядке. Вик хмыкнула — все же без шутки не обошлось.       — А ты? — она дернула щекой, не оборачиваясь, и ее лицо озарила широкая улыбка. Не было страха, не было липкой тревоги, которая сдавливала ее сердце на протяжении этих клятых дней. Сейчас для Вик существовали только распаленный Итан, Дамиано, что рассмеялся ее словам дробно, будто жемчуг рассыпал, и Томас, нежный и тяжело дышащий на смятых простынях, под властью Дама. Большей гармонии Виктория в своей жизни не знавала.       Она глубоко вздохнула, разом смывая с себя всю смешливость, и томно взглянула на лежащего под ней Итана из-под полуопущенных ресниц. Пальцами пробежалась по животу и бокам, несильно сжимая кожу, накрыла ладонями грудь и нагнулась к лицу, опаляя жаром его приоткрытые губы. То, как жадно Итан ловил каждый ее вздох, заставляло вспыхивать спичкой от кончиков волос до самых пят. Виктория едва ли не взвыла от нетерпения, но заставила себя продолжить сладкую пытку, ведь прекрасно знала, что ожидание — самая приятная часть процесса.       Она жарко выдохнула и отерлась бедрами о стояк, не отводя взгляда от лица Итана. Хоть он и пребывал в таком же непосильном ожидании, но смотрел на нее по-прежнему нежно и обожающе, словно Вик была не девушкой, а какой-то невиданной драгоценностью, которую Итану дали подержать в руках.       — Очень красивая, — в подтверждение ее мыслей, он приподнялся на локтях и ласково поцеловал, как бы намекая, что ждать он готов сколько угодно, но ночь все-таки не резиновая.       Виктория намек поняла, оскалилась, разорвав поцелуй, и проворно уцепилась пальцами за его ширинку, раздевая быстро и уже нетерпеливо. В какой-то момент чьи-то горячие губы прижались к ее спине, и Вик едва ли не зарычала, оказавшись в опасной близости от потери контроля над ситуацией. Это абсолютно точно был Дамиано, которому надоело наблюдать за их прелюдиями издалека, теперь ему, конечно, захотелось поучаствовать. Вик не могла ему отказать, тем более сейчас, когда она руками совсем слегка сжимала пульсирующую твердую плоть и беспомощно терялась в собственных ощущениях. Ночь горела, будто сотни костров, а Виктория ловила распаленной кожей тысячи поцелуев и готова была расплакаться миллионный раз за этот день.       И когда она осторожно опустилась на горячий член и шумно выдохнула, слезы все-таки брызнули из глаз. Слишком хорошо, слишком много, слишком тесно. Итан был несоразмерно большим для нее, Вик знала, поэтому напрягла пальцы ног и колени, не садясь полностью, выдыхала рвано и громко. Дамиано принялся нацеловывать ее спину бессловно, совсем на него непохоже, торопливо и ласково, и Виктория двинулась на пробу, поморщившись от непривычки — в прошлый раз (почти неделю назад), она занимала совсем иную позицию, о которой в приличном обществе не говорят.       Стоны, громкие, сладкие, наполнили комнату подобно аромату свечей, а Вик только и могла думать о том, как хорошо, что Итан помещается в нее не полностью, ведь тогда бы Томасу не пришлось бы поддерживать ее за ягодицы, умаляя нагрузку. Она закрыла глаза, отдаваясь этому рваному темпу, этим чертовым ощущениями, таким болезненно-приятным, что хоть душу выворачивай наизнанку. Виктория поймала себя на мысли, что готова была продлить эту ночь навечно, лишь бы не переставать слышать хриплые стоны Итана, который лихорадочно хватался за ее руки; не переставать чувствовать влажные поцелуи Дамиано, которые он рассеивал практически по всему ее телу; не переставать думать о руках Томаса на своих ягодицах.       Пальцы Дама совершенно бесстыдно коснулись ее клитора, и Вик вскрикнула от неожиданности, пронзенная насквозь импульсом удовольствия. Видимо, она вся сжалась изнутри, потому что Итан тоже вскинулся, издав граничащий с рычанием звук.       Господи Иисусе, они сводят ее с ума.       — Мы любим тебя, Виктория, — прошептал Дамиано куда-то ей в шею, не переставая массировать клитор, и Вик не удержалась от протяжного стона, сделав последнее движение бедрами. Казалось, прямо в эту секунду душа отделилась от тела, отправившись качаться на волнах экстаза.       Лишь каким-то чудом Виктория смогла почувствовать, как Итан кончил следом, и его член запульсировал внутри нее, синхронизировавшись с биением ее сердца, и это было похоже на то, чего ей так сильно не хватало. И можно сколько угодно опошлять смысл этих слов, но Виктория знала точно, что имела ввиду. Она выгнулась и упала в объятия Томаса, мелко подрагивая; он прижал ее к себе трепетно и нежно, руками оглаживая расслабленное после разрядки тело. Без лишних сомнений, это был лучший, мать его, оргазм в ее жизни.       — Мы пойдем в душ, tesoro mio? — Дамиано поцеловал за ухом.       — Ты идешь к черту, Дам, — невнятно пробурчала она, намереваясь уползти в сторону подушек. — А я — спать.       — Кажется, узнаю нашу Вик, — довольно проговорил он, но дальнейшие его комментарии Виктория больше не слышала — провалилась в долгожданную негу.       Впервые за несколько мрачных ночей ее сон был крепок и спокоен, ведь теперь его было кому охранять. Сегодня (и всегда) Виктория была в безопасности.