***
Вик почти не удивилась, когда ее и Томаса пригласили в их лицей на открытый урок в старших классах. Конечно, вся эта история должна была окончиться, так или иначе, уж слишком она затянулась. Виктория не отказалась, даже уговорила Ферагуццо, настояв на своем визите в лицей. Никто так не делает, но Вик хорошо знала, что выхода у нее нет — пора разобраться со своими страхами раз и навсегда. Она шла в классную комнату, где у нее и Томаса проходили занятия иностранным языком, с гордо поднятой головой. Уборные, где ее, совсем девчонку, били за то, что она защищала одногруппниц от тупых парней, остались позади, как и страх, засевший глубоко в сердце. Она могла бы легко догадаться, кто стоит за всеми этими угрозами и покушением, если бы не была так сильно погружена в жалость к самой себе. Виктория де Анджелис догадалась, что враги не уходят со временем — они всплывают из прошлого в самый неподходящий момент. Ее били и издевались, но преподаватели закрывали глаза, потому что ее смелость не нравилась им намного больше, чем истязание ребенка в стенах лицея. Вик помнила их презрительные взгляды, их суровые глаза о том, что в следующий раз она будет осторожнее. Не будет. Она будет кричать и рвать на себе одежду, чтобы быть услышанной. Правила, придуманные глупыми стариками, однажды изживут себя, и Виктория верила в это как ни во что другое. — Нет, Винченсо, я иду с тобой, — Томас, как всегда был упрям, пока они вдвоем стояли около раздевалок и выясняли отношения. — Не-а, — Вик даже не смотрела на него, буравя взглядом отремонтированную стену. Когда она училась, здесь была выковыряна дыра. — Не идешь. Потому что тебя пригласили в другой класс. Забыл? — Подождут, — он упрямо мотнул головой, справляясь с желанием схватить ее за руку. — Со мной все будет в порядке, — Вик улыбнулась и пообещала, что соврала ему в самый последний раз. А сейчас она шла навстречу своей судьбе и почти не боялась, потому что сил на это уже не осталось. Позади остались мальчики, которые, конечно, будут волноваться, а после — злиться, но впереди Вик ждало прошлое, с которым пора выяснить все отношения и оставить его в прошлом. Виктория толкнула дверь, заходя в знакомую учебную аудиторию, и первое, что она увидела — двенадцать подростков, смотрящих на нее с обожанием. И уже потом заметила приторную улыбку на лице преподавательницы. — Здравствуй, Виктория, — маэстра Эрика мягко скользнула ей за спину и закрыла дверь. Ловушка захлопнулась.Часть 15, в которой Вик возвращается в прошлое
31 июля 2023 г. в 10:00
Виктория не пошла в комнату, как намеревалась сначала, в какой-то момент ее ноги зажили собственной жизнью и завернули на кухню, останавливаясь возле окна, выходящего во двор. Там черными фигурами стояла приставленная Ферагуццо охрана, и при виде нее Вик скривилась, но не от отвращения к ним и не от злости к Фабрицио, она скривилась, потому что понимала: весь этот цирк был затеян ради нее одной. Было бы не так стыдно, если бы столько внимания обращали не на одну только Викторию, но нет, она сейчас именно в той ситуации, которая есть, и изменить ничего не в силах. Вик злилась, конечно, до электрического разряда на кончиках пальцев, но продолжала смотреть в окно и видеть за ним чистое небо Рима и безликую охрану Ферагуццо. Она чувствовала себя героиней до жути странного сюжета, в котором шаг вправо, шаг влево — расстрел, и это в самом буквальном из смыслов.
Тоска — пойди разберись в себе в свете всей этой суматохи. Виктория собственных мыслей-то не слышит, какое тут благоразумие, к которому Лео призывает почти в каждом своем СМС. И ведь до сих пор до дрожи в коленях страшно выложить то, что лежит в душе, подобно черным камням. Вик дернулась, словно от удара, когда осознала, что оставила мальчиков одних в комнате после того, как получила очередную угрозу. На смену жалости к себе пришло чувство вины, и Виктория до боли закусила губу, приводя себя в чувства. Так уж случилось, что больше бегать от них нельзя — боль от ее действий больше, чем от глупых угроз невидимки. Вик протяжно вздохнула, обняв себя за плечи, и уже собиралась вернуться, как порог кухни переступил кто-то еще.
Она почти не удивилась, когда увидела перед собой малость озадаченного Дамиано, и даже могла поклясться в том, что его она ждала больше всех остальных. В этом снова не будет ни ревности, ни предвзятости, ведь Виктория давно определилась, кому именно принадлежит ее сердце. Всем троим. В равной своей степени.
— Будешь кофе, tesoro mio? — совершенно обыденным тоном спросил Дам, справившись с минутным замешательством. Он явно не преследовал мысли встретить ее на кухне.
— Да, — Вик потребовалась пара секунд, чтобы выдавить ответ, потому что она вдруг осознала, что осталась с Дамиано наедине впервые… за бесконечно долгое время.
Итан встретил ее, когда Виктория бежала от дождя после посиделки с Лео, Томас выступал переговорщиком несколько дней, единственный, кто имел негласное право навещать ее в приступах «сильного одиночества». От Дамиано же Вик закрылась глухой дверью с самого первого дня, не позволяя смотреть, касаться, чувствовать. И совершенно забыла, что отказаться от его присутствия подобно тому, чтобы навсегда запретить дышать себе воздухом. Они же припаянные друг к другу, сцепленные, связанные. Все четверо, конечно, но если души каждого из них были сотканы из одной и той же по плотности нити, то у Дамиано и Виктории она была одинаково красного цвета. Вик слишком легко об этом забыла.
Судя по тому, как неловко Дам ссыпал зерна в кофемашину, его коснулись похожие мысли. Он вдруг резко развернулся к ней, торопливо изучая лицо на предмет малейших перемен, и нахмурился каким-то своим мыслям. Слова застряли в его горле, Виктория поняла это по тому, как сама же была бессильна сказать хоть что-то. На мгновение они стали отражениями друг друга, растерянными, напуганными, совершенно беззащитными. Дамиано никогда не покажет того, как сильно боится того же, что и Вик. Она знала его лучше не потому, что имела власть над ним (хотя в минуты особой страсти и это имело огромное значение), а потому что видела в его глазах саму себя. Среди тысячи других, Виктория выбрала его одного. После миллиарда ссор и триллиона криков она убедилась, что с выбором не ошиблась.
— Как ты себя чувствуешь? — Дам повторился в вопросе, но сейчас он прозвучал иначе, нежели когда был задан при всех. Вик повела плечами, но отворачиваться себе запретила.
— Мне страшно, — она шептала, ведь испугалась, что от голоса и ему тоже станет невыносимо страшно. — Мне очень страшно, Дамиано.
Он вздрогнул, словно совсем не ожидал такого ответа, хотя предполагал его с самого начала. А Виктория даже не жалела о том, что сказала об этом именно ему. Сейчас ее решение было самым правильным из когда-либо принятых, даже не поспоришь. Вик уткнулась взглядом в родное лицо, словно слепой котенок, и подумала о том, что если Дам кинется ее уверять, что все в порядке и скоро закончится, то она даже ему поверит. Но Дамиано этого делать не стал, потому что никогда не бросал слов на ветер. Все совсем не в порядке. Он молча сделал шаг к ней и заключил в тысячные за этот день объятия. Виктория, чтобы не расплакаться, пыталась распробовать вкус этих объятий, сравнить с предыдущими.
Когда ее обнимал Томас, пока она ловила солнечные лучи и думала о том, что не сможет даже дышать без них, то все вокруг словно бы окуталось этим самым солнечным светом. В объятиях Томаса было легко и тепло, он был обещанием хорошего дня, и Вик дарила ему точно такие же обещания, потому что с ним они всегда были на равных. Виктория не помнит такого, чтобы Томас хотя бы в одном споре не занял ее сторону, но в то же время он умудрялся сохранять нейтралитет. Ее солнечный мальчик никогда не давал волю эмоциям, всегда уживался с ними в непосредственной гармонии, и поэтому Вик верила каждому его обещанию. Обнимать Томаса — все равно, что вернуться домой.
Руки Итана были сильными и крепкими, такие ни за что не дадут упасть, сорваться вниз. Сегодня, когда Вик получила очередную угрозу, подумала о том, что в его руках могла бы ощутить себя в безопасности. Ее личная цитадель — Виктория не устанет это повторять вместе с тем, что отчаянно не хочет видеть в объятиях Итана необходимую безопасность. И пусть она уже смерилась, что так или иначе остается сильной девочкой даже под его защитой, все равно не хочет этого. Вик мечтала, чтобы эта надежность существовала вне понятий «защита» и «безопасность». Обнимать Итана — все равно, что спрятаться от дождя под теплым одеялом.
С Дамиано сложнее. Виктория никогда бы не решилась сказать, что его объятия даруют ей чувство защищенности или уюта, но она нуждалась в них в необъяснимом своем постоянстве. Сейчас она стояла, не смея даже пошевелиться, и ощущала его руки, сомкнувшиеся на ее спине, слышала его дыхание, щекочущее волосы на затылке, его губы, что хаотично касались мочки уха. Вик коснулась его в ответ и едва ли не растворилась, потому что их гребаное единство иногда ввергало в полнейшее замешательство. Обнимать Дамиано — все равно, что заново учиться дышать.
Виктория смаковала эти объятия, словно впервые в жизни, и желание расплакаться утонуло где-то в глубине души. Ну уж нет, пора с этим кончать. Она судорожно вздохнула, чуть отстранившись, чтобы посмотреть в глаза напротив. Заглянула в самую суть, пытаясь дотянуться до сердца, задохнулась в собственных ощущениях, ведь такого сто процентного совпадения в духовном плане еще нужно поискать. А она нашла. Едва не потеряла, пытаясь отказаться, но кто из ныне живущих способен отказаться от половины себя самого? Точно не Виктория.
— Я должна извиниться? — шепотом спросила она, разбивая затянувшуюся тишину. Дам криво усмехнулся.
— Нет. Я извинюсь. За то, что не сразу увидел. Не понял, как ты страдала наедине сама с собой. Как мучилась. Мне дерьмово от этого. И, знаешь, это я виноват в том, что ты так долго молчала. Нужно было получше объяснить, что на меня, нас, можно положиться. Можно, слышишь? — он вдруг схватил ее за плечи, несильно встряхнув. — Я голову разобью, но защищу тебя, понятно?
— Голову не надо, — Виктория улыбнулась сквозь слезы и потянулась рукой к его лицу. — Такой свирепый, — она огладила подушечками пальцев скулы, скользнула к нахмуренным бровям, и продолжила бы так до самого лба, если бы Дамиано не перехватил ее ладонь и не прижал к своим губам.
— Ты… веришь мне? — Дам взглянул на нее из-под полуопущенных ресниц тем блядским взглядом, которым смотрит только в минуты особого откровения.
— Да, — Вик не сомневалась в своем ответе. Не сомневалась ни в ком из них.
Следующие полчаса, что они вдвоем прокуковали на кухне, Дамиано напевал Майли Сайрус или Дэвида Боуи, а Виктория говорила, чтобы он пел лучше про Каролайн и внимательнее смотрел за тем, сколько ложек сахара кладет в кофе. Она не могла объяснить почему, но сейчас чувствовала себя как никогда хорошо. Наверное, так же было в их совместное утро, после того, как Вик все рассказала. Она смотрела на лохматого Дама со спины и улыбалась до боли в мышцах. Да, черт возьми, Дамиано совмещал в себе и уют, и безопасность.
— Когда ты зачитала сообщение, я подумал о том, что где-то слышал или видел подобный стиль написания, — он сказал это, прервав исполнение «Nothing Breaks Like a Heart», и Виктория не сразу поняла, о чем была речь, поэтому просто молчала. — Я не смогу это объяснить, и это может показаться безумием, но эти дерьмовые метафоры мне знакомы.
— Откуда? — Вик осилила только этот вопрос.
— Не знаю. Я… не понимаю.
— Эй, — она мягко шагнула к нему, касаясь плеча. — Над этим работает детектив, помнишь?
— Кстати, об этом, — Дам горько усмехнулся, кивнув на телефон. — Лео написал, что уже нарыли кое-что. Немного, но… Хочешь прочитать?
Виктория заторможенно кивнула, наблюдая за тем, как Дамиано открыл диалог с Леонардо и показал ей. Она даже не сразу осознала то, что все оказалось так просто, а потом медленно подняла глаза на Дама — нет, он ничего не понял. Лео писал, что имя, выданное киллером, звучало как никнейм некого Кастильо, чей аккаунт был давно удален. Однако ник остался в архивах, и детектив смог его откопать. Но никто до сих пор не догадался, кто скрывался за маской сталкера. Но Виктория догадалась. Догадалась прямо сейчас, стоя на кухне и глядя на Дамиано невидящими глазами.
— Все в порядке?
— О, да.
Так вот почему он узнал стиль письма.