Ненаписанное письмо

      Следующая декада при дворе ознаменовалась возвращением из ссылки леди Кенеллис Гайа, но та, прилюдно признав Альмейдо королем Ларада, испросила позволения удалиться обратно в свое поместье. — Отвыкла, ваше величество, — статная, все еще очень красивая дама с убранными в высокую прическу совершенно седыми волосами, в самом деле, чувствовала себя слишком неуютно в этом дворце.       Юный король пригласил ее на личную аудиенцию, и леди Кенеллис, прекрасно понимая, что он желал бы услышать, не отказалась. И ответила, не дожидаясь его вопроса: — Нет, ваше величество, фавориткой вашего отца, да будет к нему милостиво Высокое Небо, я только считалась. На деле же у него не было никаких фаворитов. Меж нами было дружеское участие, если так позволительно сказать. Я понимала, как ему не хватает возможности отдохнуть там, куда не позволено входить ни слугам, ни даже супруге. Король Эдерих приказал поставить в моем будуаре ширму и небольшую кушетку, на которой и отдыхал раз в три дня, пока я вышивала. Иногда не спал, и мы беседовали… Ни за какие блага мира я не променяла бы эти краткие часы. — Вы… любили его?       Леди Гайа усмехнулась, прикрыв губы веером. Но потом все же сказала: — С детства, мой король. Но выбрал он не меня.       Отпустив ее, Альмэ задумался, что было бы, будь его матерью эта женщина. Но мысли были бесплодны и глупы: что толку думать о неслучившемся? И он отбросил все, кроме дел насущных. А их было воистину много — законопроект, разрешающий связи мужчин, равноценные брачным союзам, а так же связи, равнозначные союзам «дэйе — андэй»*, был уже проработан и готов к обсуждению на Совете. Альмэ разобрал все прецеденты, послужившие основанием для запрета однополых связей, и теперь закон содержал множество ограничений. Но все же позволял создать союз или покровительство. К некоторому удивлению Альмейдо, право короля избрать себе фаворита регулировалось совсем иным законом и оставалось неизменным с древнейших времен. Что ж, тем проще будет жить двум, нет, одному юному ларадцу. Себя он, как ни смешно, юным больше не чувствовал. Скорей уж наоборот — старым и усталым до крайности.       Однако следовало брать себя в руки: через полдекады был запланирован грандиозный прием с объявлением об ожидаемом через положенный срок пополнении в королевском семействе, а так же турнир, хотя вот от последнего Альмэ с радостью бы отказался. Казна все еще не позволяла излишних трат, а турниры и балы Альмейдо искренне считал излишествами. Но на турнире настаивал Совет: это была одна из вех, указующих на мир и благополучие в стране. Король лишь потребовал максимально снизить расходы на проведение этого празднества, пообещав, что проконтролирует все сам, хотя был не уверен, что у него банально достанет на это времени.       На приеме, согласно древнейшим традициям, существовавшим даже у горцев, один из приближенных должен был объявить себя рыцарем, готовым до последней капли крови и вдоха защищать беременную супругу сюзерена. Альмейдо счел необходимым переговорить об этом с Карином Ильтариа, и тот, хотя и намеревался сам возложить на свои плечи эту обязанность, согласился, что объявление Рыцарем королевы и фаворитом короля юного адъютанта будет основой бесконечного числа слухов, но правильным решением. — Старо как мир, ваше величество, — Карин с усмешкой покосился на юношу, отрешенно трогающего кончиками пальцев эфес своей шпаги, висящей на подлокотнике кресла. — Что именно, кэй Ильтариа? — Ну, как же: король, влюбленный в оруженосца, оруженосец, влюбленный в королеву. Сюжет для баллады. — Не приведи Высокое Небо! — вздрогнул Альмейдо. — К тому же, я не влюблен в адъютанта. — Но народу будет безразлично, — развел руками советник. — Он все додумает сам. Смиритесь, ваше величество, такова судьба королей — становиться героями баллад. О вас их уже насочиняли столько… — Да, я в курсе, — дернул плечом Альмэ.       Баллады о том, как бесстрашный юный герой в одиночку прошел сквозь дебри Небесного Трона до Акхала-Раг, вынудил горцев сдаться и заключить мир, уже распевали на площадях столицы. И, что хуже всего, Альмейдо знал, откуда эта чушь пошла. Он боялся, что горские родичи обидятся, но дед успокоил его: — Это все предсказуемо, Алади. Пусть поют — это ведь куда лучше, чем то, что могли бы сочинить, зная правду.       Альмэ только кивнул, принимая его правоту.       Прием неумолимо приближался, а с ним приближалась и первая, «официальная», так сказать, ночь в компании не супруги, а фаворита. Это тоже было в традициях, и Альмейдо мысленно проклинал все и всяческие традиции, потому что не этого он хотел. Раэллис делал вид, что совершенно не взволнован, хотя ему не давалось лицедейство, и искусанные от волнения губы привлекали любопытные взгляды придворных. Впрочем, они же маскировали следы поцелуев, жадных и почти жестоких, когда Альмэ прижимал адъютанта к стене, вклиниваясь коленом меж его ног. От этих полубезумных ласк оставались синяки на плечах и запястьях у обоих, Раэллис сходил с ума, желая и запрещая себе желать большего, чем то, что давал ему король. Альмейдо считал, что уже свихнулся, но не позволял себе ничего больше, чем торопливое изучение руками и губами тела своего пока еще не фаворита и даже не любовника. Хотелось — до невероятия, до задавленного в груди крика. Но он только прижимал к себе тяжело, рвано дышащего после выплеска адъютанта, запрещая ему шевелиться, вбирал его запах, считая вдохи и выдохи и заставляя тело смириться и успокоиться. И лишь в одиночестве своей спальни позволял воспоминаниям нахлынуть и принести разрядку — короткую и не удовлетворяющую целиком.       Тронный зал дворца никогда не был особо любим Альмейдо, на Маэллис и вовсе навевал не самые приятные воспоминания, но обоим пришлось смириться с тем, что прием будет именно в этом огромном, украшенном зеркалами и позолотой, лепниной и фресками помещении. Мозаичный мраморный пол отражал бьющее в окна солнце: вопреки традициям, прием был назначен не на вечер, а на утро, собственно, как и все официальные мероприятия с воцарением Альмейдо. Придворным пришлось смириться и учиться вставать с рассветом, а ложиться на закате. Послаблений король никому делать не собирался.       Шуршали тяжелые наряды дам, их веера, позвякивали драгоценности, то и дело цокали серебряные или медные набойки на каблучках дамских туфель, а то и не только дамских. В распахнутые настежь окна врывался теплый ветер начала лета, играл с завитыми локонами, перьями и разносил запахи пота, пудры, притираний и масел. Стоя за дверью королевской галереи, Альмейдо сжимал тонкую кисть жены и с тревогой всматривался в ее бледное личико: — Лис, все хорошо? Тебе снова нездоровится? — Все в порядке, я перетерплю. — Что сказал лекарь?       Она улыбнулась, привстала на цыпочки, дотягиваясь до его уха: — Что это, несомненно, будет мальчик, если он уже сейчас треплет мне и тебе нервы.       Возмутиться такой несправедливой оценке Альмэ не успел: церемониймейстер грохнул в пол окованным наконечником своего жезла и провозгласил выход королевской четы. — Если снова станет нехорошо — тотчас говори мне, уйдем. Мы не обязаны оставаться до конца приема. Только до объявления Рыцаря и фаворита, — Альмэ повел ее по ковровой дорожке в зал, помог подняться на три ступени тронного возвышения и сесть. Сам остался стоять, обводя взглядом собравшихся придворных.       Да уж, сколько здесь присутствующих втайне надеется получить титул Рыцаря королевы? А сколько дам принарядились в надежде, что будут названы фаворитками короля? Но не светит никому, кроме… Глаза поймали светлый, бестрепетный взгляд юноши в гвардейской форме, при полном параде, даже в белоснежных перчатках, стоящего у окна. Раэллис знать не знал о том, кому достанутся весьма важные звания в иерархии двора. Никто не знал, кроме Карина Ильтариа, а тот умел держать язык за зубами. Тем более не знал Совет. Ох, как же бесились старики, когда король непреклонно заявил, что ни одна, ни вторая кандидатуры обсуждаться не будут.       Советники пытались еще заставить его избрать Первого рыцаря, но заткнулись, стоило только увидеть заледеневший взгляд короля. Он сообщил, что его Первый рыцарь погиб, как герой, и похоронен под стенами Наордэя. Иного рыцаря у короля быть не может и не будет.       Но сегодня, здесь и сейчас, места тяжелым воспоминаниям не было. Альмэ внутренне встряхнулся, еще раз обводя взглядом приближенных. — Сегодня я счастлив объявить, что супруга моя, королева Маэллис в тягости, и, как заповедано Высоким Небом, избрать для нее того, кто поклянется кровью и жизнью своей хранить королеву.       Тишина после его слов установилась полнейшая, казалось, даже ветерок замер. — Лейтенант Раэллис Стэйар!       Адъютант вздрогнул, неверяще поднял голову. — Подойдите.       Уже на третьем шаге растерянность на лице юного Раэ сменилась маской спокойствия и сосредоточенности. Он дошагал до тронного возвышения и опустился на одно колено, рывком отстегнув крепление своей парадной шпаги от пояса и приподняв ее на ладонях. — Моя жизнь, мой клинок, моя честь — у ваших ног, моя королева. Клянусь беречь и защищать, как преданный пес, по первому слову моей кэйи и до последней капли крови! — отчеканил он.       Альмейдо спустился к нему, принимая оружие одной рукой, второй — ленту в цветах Ларада, поданную церемониймейстером, которую ловко повязал на рукоять шпаги. Раньше лента вынималась из волос королевы, но сейчас остался только ритуал. — Поднимись, Рыцарь королевы. Служи с честью, я доверяю тебе самое драгоценное, что есть у меня, — король вернул оружие, своими руками затягивая пряжки на ножнах.       Когда он поднялся и сел, Раэллис занял теперь уже по праву свое место на второй ступени тронного возвышения со стороны королевы. Альмейдо невольно усмехнулся: сейчас двор явно будет шокирован. Ну и пусть. Иногда это полезно. Стоит только глянуть в алчущие глаза женщин, да и некоторых мужчин там, в зале, чтобы понять, насколько верен выбор. Они все ждали слов Маэллис, ведь объявление Рыцаря и фаворитки всегда проходят одновременно. И королева поднялась, принимая у церемониймейстера тонкий золотой браслет, украшенный эмалевыми гербами — знак отличия, которым признанная фаворитка будет гордиться, ведь она, по сути, становится младшей супругой короля, без прав королевы на власть, но с ее обязанностями, по крайней мере, теми, которые для беременной королевы будут слишком опасны или обременительны. Длительные приемы, охота, выезды по стране, если придутся на этот период. Не самая легкая, как сейчас кажется этим дамам, обязанность. — Правом королевы, — зазвенел голос Маэллис, обводящей взглядом молчащую толпу, — объявляю фаворитом…       Глухой ропот пронесся над придворными и стих. Оспаривать право королевы? Дураков не было. — …лейтенанта Раэллиса Стэйара.       Бедняга снова вздрогнул, вскинул голову, ловя взгляд королевы. — Подойдите, лейтенант.       Да, именно так: право короля снисходить к подданным, принимая клятвы, право королевы — возводить их, даруя милость. Браслет с едва слышным щелчком закрылся на жилистом, но изящном запястье юноши. — Берегите короля, мой Рыцарь, — тихо шепнула королева. — Клянусь, моя кэйа, — так же тихо ответил Раэ.