Ненаписанное письмо

      Осень наступила неожиданно, как будто Альмэ спал и видел сон, тягучий, как невнятный кошмар, а потом проснулся в звенящую осеннюю зарю. Проснулся, чтобы узнать о назначенной на сорок девятый день осени свадьбе брата с герцогиней Дастана. Траур был отменен, лиловые стяги и одеяния сняты, на башнях столицы и дворца снова заплескались бело-золотые стяги династии Ларадэев. Снова вскинулись на задние лапы увенчанные золотыми полумесяцами пурпурные львы на штандартах. А младший принц стал мрачен, будто не свадьба намечается, а похороны.       Кто придумал совместить свадебные торжества с днем рождения короля и принца? Не иначе, как матушка. И то сказать, экономия какая, два праздника в один уложатся. В столицу прибыла невеста с родственничками. Герцогиня Маэллис была еще больше похожа на сушеную воблу. Длинное лошадиное лицо ее старательно изображало радость, но тощая даже в придворных пышных нарядах фигура была уныла, как огородное пугало после осенних дождей. У Лайё от вида невесты сводило челюсти, а Альмэ просто скрежетал зубами от злости. Но поделать ничего не мог. Ему было пятнадцать, и идти против воли матушки можно было в мелочах, но не в таких вопросах. Их с братом слишком хорошо натаскивали в искусстве государственного управления.       Черный вестник — какой он? Это может быть запыленный гонец, может быть голубь из приграничного гарнизона, может быть слуга. Но самый черный вестник — это твоя собственная мать, которая приходит перед сном в твою спальню и рассказывает такое, от чего хочется немедленно взобраться на Сторожевую башню замка и прыгнуть, размозжив себе голову о булыжник двора. Альмэ никогда не думал, что случится так. Но случилось.       Вдовствующая королева-мать пришла как раз тогда, когда он уже собрался раздеться и лечь.       — Матушка? — младший принц склонился в учтивом поклоне, улыбаясь: как же давно она не приходила пожелать ему сладких снов! Наверное, лет с пяти. А когда выпрямился, улыбка сбежала с лица. Мать стояла перед ним строгая, со скорбно сжатыми губами, и в глазах ее, таких же серо-голубых, как у Лайё, плескался холод.       — Сядьте, сын мой. Мне нужно с вами поговорить.       Он кулем рухнул в кресло, сердце замерло от предчувствия худого. И не обмануло.       — Я давно должна была сказать это вам. Еще тогда, когда умер король Эдерих… — она поднесла к сухим глазам платок, и Альмэ напрягся. К чему этот спектакль? Если он в чем-то виновен, так пусть уж отругает, а он повинится.       — Вы — не сын короля.       Если б он не сидел, то колени бы подогнулись.       — Что, простите? Матушка…       — И не мой сын.       Мир разлетелся на сотни хрустальных осколков, в ушах зашумело. Альмэ с силой потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок, но это было невозможно.       — Как же так, мама?       — Мой ребенок умер сразу после рождения. Повитуха принесла младенца из деревни, сироту, мать которого скончалась в родах. Король ничего не знал, он объезжал границы. Ему сказали, что родился сын. Я боялась признаться, что в смерти нашего ребенка виновата я сама, во время беременности я каталась верхом и упала. Так что безродный сиротка стал младшим принцем. Короля Эдериха не смутил ваш цвет волос, среди его предков было немало рыжих и темноглазых.       Альмэ дышал, как загнанная лошадь, глядя на ту, что считал матерью, как несправедливо и жестоко наказанный щенок.       — Когда я узнала о вашем пагубном увлечении принцем Лайенисом, я сразу поняла, что это дурная кровь. Но через неделю все закончится. Вас отвезут в замок Анстранн. Это на востоке, у приграничных гор.       Альмэ знал, где это. Однажды, лет в десять, ездил с братом и отцом… королем и принцем, если уж говорить правду, объезжая границы. Анстранн был не так мрачен, как Хорнет, походил на вырезанную из искрящегося коричнево-золотистого наебита (3) игрушку. Но только издалека. Вблизи горный замок был неприступной крепостью, суровой, как острие копья. В восточных горах было не так мерзко, как в Хорнетских, но приятного от пребывания в Анстранне Альмэ мог вспомнить мало. Разве что — яркие горные маки и вересковые пустоши, расстилающиеся в предгорьях.       — Почему? Я… я могу просто уехать… В Чаграт или в Лабру… — пролепетал юноша, с трудом совладав с языком.       — Потому, что тому, кто злоумышляет против брата, место в заключении, — королева встала, и, словно по сигналу, двери спальни распахнулись, в них ворвались с десяток стражников.       — Именем короля, вы арестованы!       Альмэ вскочил, растерянно озираясь, но через мгновение уже стоял у окна, готовый прыгнуть с третьего этажа в сад:       — За что? Я ничего не сделал!       — Вы готовили покушение на государя.       — Ложь! — голос сорвался на жеребячий писк.       — Взять его!       Прыгнуть он не успел, стражник ловко подсек его копьем под колени. Альмэ ударился о подоконник виском и потерял сознание на несколько минут. Когда же пришел в себя, его руки уже были туго стянуты за спиной, голова мерзко кружилась, и болело колено, по которому пришелся удар древка. А за спинами солдат стоял хмурый Лайё. И в глазах его был такой же лед, как у королевы-матери.       — Лайё! Брат, это неправда! — крикнул Альмэ, выдираясь из рук солдат. Юный король только сжал кулаки, не удостоив брата взглядом.       — В каземат. Мы поговорим с нашим братом завтра утром.       Но утром младшего принца просто заковали в цепи и запихнули в карету с решетками на дверцах и наглухо занавешенными окнами. Тюремщики его были молчаливы, да и сам Альмэ молчал, глубоко внутри переживая предательство тех, кого он считал семьей.       В Анстранн карета с опальным принцем прибыла через две недели. Цепи с него сняли, но покидать свою комнату запретили. Двери в нее запирались снаружи, на окнах стояли новенькие толстые решетки, внутри была лишь простая дубовая кровать, неподъемный табурет и стол, дверца вела в туалетную комнату, где обнаружилась дубовая ванна и прикрытое крышкой отверстие выгребной ямы. Пленнику выдали черную одежду из грубого полотна, пару рубах да плащ из волчьего меха. Альмэ хотелось удавиться от отчаяния. Но он лишь стиснул зубы и потребовал к себе коменданта.       Комендант Анстранна оказался старым воякой, который помнил маленького Альмэ еще с той поездки. Он сомневался в вине принца, но его дело было исполнять приказы, а не думать.       — Капитан Геллар, принесите мне письменный прибор, — взмолился Альмэ. — Я напишу брату, он должен разобраться и поверить мне!       — Как скажете, ваше высочество, — пожал плечами комендант и вышел. Через пять минут принцу принесли грубую серую бумагу и облезлое перо в щербатой чернильнице. Так начались долгие годы его заточения. __________________________       3 — наебит — старинное и просторечное название авантюрина.