Ненаписанное письмо

      На письма Альмэ ответов не было. Хотя он писал их каждую неделю — на все той же мерзкой серой бумаге, такими же потрепанными перьями и плохими чернилами. Писал, запечатывал своим кольцом, которое у заключенного Анстраннской крепости никто не удосужился отобрать, и отдавал коменданту. Он не знал, отправлял ли их старый служака? А может быть, попросту сжигал в камине? Он вообще ничего не знал. И от неизвестности хотелось выть на зимние звезды, как горному волку.       Песни волков он слышал каждую ночь. Иногда даже видел из своего зарешеченного окошка-бойницы силуэты этих гордых хищников на ближних скалах. В крепости было промозгло и холодно, но для пленного младшего принца не жалели дров, камин в его комнате топился хорошо, изгоняя холод из каменных стен. Кто бы выгнал холод из сердца, которое болело, раненое беспощадными словами?       Альмэ плохо спал, забываясь лишь под утро свинцовым сном. Видел в нем белые башни столицы, весенние сады Ларада, тяжкую, темную зелень дворцового парка и звенящую, прозрачную осень. От таких снов тоска лишь сильнее вгрызалась ядовитыми клыками в душу, но слез у опального принца не было. После первой ночи в Анстранне — не было вовсе. Будто стены тюрьмы выпили их все до дна.       Зима в горах казалась бесконечной, весна с буйным цветением алых маков — мимолетной, как сон, лето — удушливо-жарким и сонным, как застоявшийся перед грозой воздух. А осень… осени принц Альмэ ждал как избавления. Будто сердце что-то чуяло. И не ошиблось.       Король Лайенис приехал в десятый день осени, на излете дня. Альмэ услышал шаги брата в гулких коридорах старой крепости и узнал, как узнал бы всегда, вычленив из сотен подобных. Вскочил, торопливо поправляя ворот простой сорочки без кружев и украшений. Заправил за ухо отросшую за год прядь, никак не желавшую укладываться в аккуратный хвост на затылке. Просиял в радостной улыбке навстречу королю… и угас, натолкнувшись, как на стену, на ледяной взгляд.       — Здравствуй.те, ваше величество, — надломлено поклонился, кусая губы. Выпрямился, уже спрятав боль под напускным спокойствием.       — Здравствуй, брат.       Голос Лайё был холоден, но он не обманул Альмэ. Это была лишь маска! Брат не поверил в матушкины слова, он во всем разобрался и приехал за ним!       — Сядь, Альмэ.       Младший принц послушно сел обратно на единственный в комнате стул, жадно рассматривая брата, ставшего настоящим королем. Как ему шел гвардейский мундир! Кажется, на черном сукне золотые волосы сияли неземным светом, прижатые простым золотым обручем без камней. А король оглядывал комнату-келью, хмурясь все сильнее.       — Ты здесь живешь?       — Что? А… да, меня не выпускают никуда, — слегка улыбнулся Альмэ. — Это ведь был твой приказ…       — Не мой, матушки. Королева Элланис очень плоха. Она не переживет зиму.       Альмэ прикрыл лицо ладонями, сглатывая сухой царапающий комок. Что бы ни сказала мать, а для младшего принца королева была и оставалась матерью, он все равно ее любил. Потому что у него никого больше не было. Мама, отец, брат… Семья, предавшая и отрекшаяся от «подкидыша».       — Ты должен знать, что матушкиным словам я не верю. Как и тому, что ты замышлял меня убить, — сухо сказал король. И Альмэ вскинул голову, растерянно улыбаясь:       — Значит, мне можно вернуться? Брат, я…       — Нет.       Радость угасла, как задутая сквозняком свеча.       — Почему?       — Пока жива матушка, тебе лучше остаться здесь. Конечно, не в подобных условиях, — Лайё выразительным взглядом обвел комнату. — Тебе отведут все крыло, доставят подобающую одежду и вещи. Но покидать замок я тебе запрещаю. Так надо. Поверь мне, как верил всегда, — король оказался рядом одним стремительным движением, вздернул брата на ноги, и Альмэ со всхлипом прижался к его широкой груди, обнимая и пряча лицо в густых золотых волосах.       — Я повинуюсь, Лайё, я повинуюсь тебе, как всегда…       Треснул ворот рубахи, ткань отлетела в угол, а юноша уже подставлял горло, плечи, грудь под жадные, резкие поцелуи, дыша, как загнанный олененок. Прочь полетела чернильница с пером, рассыпались по полу листы бумаги… Стол был угловат и жестко впивался краем в бедра, но что это значило, когда руки брата — еще более жесткие, губы — еще более требовательные? Они оставляли на бледной от постоянного сидения взаперти коже синяки и пунцовые следы, но Альмэ этого желал, страстно и яростно. Эта любовь походила больше на схватку, и вновь он покорялся, сдавался на милость старшего, выгибаясь в его руках и кусая запястье. Лайё отнял руку от его рта.       — Не молчи, сейчас — не молчи, Альмэ…       Эхо подхватило стон, множа его и мешая с треском огня в камине, тонким свистом осеннего ветра в щели рам и хриплым дыханием короля.       Спустя два дня, наполненных невероятным теплом, и одну ночь, горячую и истекающую страстью, как затравленный зверь — кровью, король уехал. Альмэ провожал его, стоя на башне Анстраннского замка, веря, что пройдет совсем немного времени, и они снова увидятся, чтобы больше не расставаться. Холодный осенний ветер рвал закатный огонь волос младшего принца, и Лайенис, обернувшись, увидел это рыжее знамя. Вскинул руку. Альмэ счастливо засмеялся и помахал в ответ.