Ненаписанное письмо

      Наверное, впервые за два года заключения Альмэ искренне радовался предстоящему дню своего рождения. Семнадцать – это совершеннолетие, это уже возраст! И неважно даже то, что встретить его придется в тюрьме, хотя за прошедший год принц привык к горной крепости, как к дому. Гуляя по стене, он вежливо раскланивался с отдающими честь солдатами, а когда к этим прогулкам присоединялся комендант, было вообще прекрасно. Капитан Ирвин знал множество солдатских баек, а принцу нравилось смеяться над нехитрым грубоватым юмором этих историй. Он уже не краснел, слыша ругательства или соленые шуточки солдат. Искреннего и открытого юношу в крепости любили. Жалость же умело прятали именно что за этими шутками и руганью. Жалости принц бы не вытерпел.       Он вообще старался не подавать виду, что ему здесь плохо. В самом деле, плохо не было, но тоска осталась. Тоска и обида, детская обида на предавшего брата. Впрочем, Альмэ знал: стоит ему снова увидеть Лайё, он все простит. К тому же, в глубине души он верил, что, когда королева-мать уйдет в Закатные Врата вслед за королем Эдерихом, брат вернет его в столицу. В самом деле, наверное, брат держит его здесь, лишь подчиняясь воле матушки. Это и понятно, королева была властной, а подчиняться ей они привыкли с младенчества. Мать всегда знала, как лучше.       Осень накатывала на предгорья, как золотой шквал, лишь вересковые пустоши казались пурпурным морем. Это ненадолго. Осень здесь начиналась в последние три декады лета, а за половину декады до дня рождения принца приходили снегопады. Мимолетная красота завораживала, как и все быстротечное.       Капитан Геллар постучал в комнату принца, дождался разрешения и вошел. Альмэ, как маленькая птичка-зарянка, стоял коленями на узком подоконнике зарешеченного окна и смотрел на предгорья. Медленно повернул голову, старательно улыбаясь вошедшему мужчине.       - Доброе утро, Ирвин.       Капитан предпочел не заметить влажный блеск черных глаз.       - Доброе, мой принц. Как вам спалось? Вы отказались от завтрака.       - Прости, не хочется…       Ирвин смотрел, и Альмэ опустил голову, отводя глаза. А что он мог сказать? Что сегодня ровно год, как приезжал брат? Что накатила такая тоска, хоть вешайся, и он с трудом удержался от соблазна?       - Оденьтесь теплее, ваше высочество, - на стул рядом с Альмэ упали теплый шерстяной плащ и камзол.       - Я не хочу на стену, Ирвин. Извини.       - Альмэ, - мужчина подошел и властным, коротким движением приподнял подбородок юноши, заставляя его смотреть себе в глаза, - оденься, пожалуйста. Мы не на стену.       Он долго думал над тем, что собирался сделать. По сути, это было прямое нарушение приказа, как и эти прогулки по крепостной стене. Но в Анстранне принца, а тем более - коменданта никто бы не выдал. Люди были проверенные, надежные.       Альмэ покорно оделся, и капитан Геллар едва не под руку выволок его из комнаты, потом, к изумлению принца, через другой вход в отданное Альмэ крыло замка, они не поднялись вверх, а спустились по узкой винтовой лестнице. И принц вспомнил: этим путем он шел в самый первый раз, когда его привезли в Анстранн в цепях! Они пересекли широкий каменный двор-колодец, подошли к воротам, и капрал-привратник отпер им небольшую дверцу.       Альмэ замер, не в силах сделать ни единого шага, только часто дышал, пытаясь надышаться вольным ветром впрок. Потом рванулся прочь с дороги, в сплошные лилово-багряные заросли вереска, запинаясь о корни и переплетение стеблей, упал, раскинув руки. Запах - медовый, горько-сладкий, терпкий, как лучшее вино - оглушал, пьянил, будоражил кровь. Шелестнуло. Рядом с принцем, аккуратно расправив плащ, сел капитан. Тоже засмотрелся на волнующееся под ветром вересковое море. Сорвал метелочку багровых цветов, растер в пальцах. Оба молчали. Принц смотрел в небо, бездумно лаская тонкими пальцами стебли. Комендант смотрел на него, стараясь не думать о том, что этому мальчишке уготована судьба вечного пленника, а ему – вечного стража.       - Капита-а-а-ан! – донесся крик с башни. - Всадники на дороге!       - Идем, Альмэ. Тебя не должны видеть вне стен крепости.       - Спасибо, Ирвин, - юноша торопливо сорвал несколько веток вереска.       В свои комнаты он успел вернуться как раз к моменту, когда заскрипел, опускаясь, подъемный мост на заставе через горную речку, преграждающую путь к Анстранну. Поставил ветки в кувшин с водой и прилип к окну. Сердце екнуло, когда увидел знакомые золотые волосы: брат! Брат все-таки приехал!       Когда открылась дверь, он бросился навстречу Лайенису так, будто боялся, что это морок, и он сейчас растает. Обнял, прижимаясь лицом к груди:       - Ты приехал! Я так ждал, Лайё!       Король молчал, только прижимал его к себе. В дверь постучали, вошел комендант:       - Обед, ваше величество, ваше высочество.       Альмэ улыбнулся, выглянув из-за плеча брата:       - Спасибо, Ир… капитан.       Король нахмурился, глядя, как комендант расставляет на столе блюда и кувшин с вином.       - Убери охрану и слуг с этого этажа. И проследи, чтобы нас никто не беспокоил.       - Будет сделано, сир, - капитан вышел, плотно прикрывая дверь. Через минуту прогрохотали сапоги солдат, и все стихло.       - Ты приехал за мной? – в голосе Альмэ было столько надежды, а в глазах – столько любви, что Лайенису показалось, что он тонет в них. Он грубовато отодвинул брата, рассматривая, как прицениваются к платью на рынке. Разница между ними была огромна: высокий, плечистый, переросший подростковую нескладность двадцатилетний мужчина казался слишком крупным рядом с тонкокостным, хрупким юношей. Золотистые веснушки на нежной коже подчеркивали бледность Альмэ, длинные, девичьи-густые черные ресницы бросали тень на щеки. Глаза принца лихорадочно блестели.       - Ты останешься здесь еще на некоторое время. Так надо.       - Но… Матушка жива? – Альмэ закусил губу, опуская голову.       - Да, королева еще жива.       - Понятно…       Король оглядывал стены, увешанные рисунками Альмэ, уголки его губ чуть насмешливо скривились в улыбке:       - Ты, кажется, нашел себе занятие по душе?       - Я рисую, да. Мне не остается ничего иного, - юноша дернул плечами, отходя к камину.       - Я вижу, у тебя тут даже любимая модель появилась, - Лайё сорвал со стены один из портретов коменданта, покрутил, рассматривая.       - У меня не такой уж богатый выбор, брат.       - Ты ему уже отдался? – Альмэ не заметил, как король оказался прямо за его спиной, плечи сдавила жестокая хватка сильных, привыкших к мечу, рук. Он вздрогнул, попытался вывернуться. Руки Лайё стали жестче. – И как он? Лучше меня?       - Пусти! Что ты… что ты вообще такое говоришь! – у Альмэ перехватило горло от целого шквала чувств, которые вызвали несправедливые слова брата.       - Ты маленькая шлюха, сладкая похотливая дрянь! – король рывком развернул юношу к себе, прижал к стене, раздвигая коленом ноги. - Думаешь, я поверю в то, что мой маленький братик целый год обходился без сильных мужских рук и толстой дубины в своем горячем задике?       Альмэ в панике забился, пытаясь оттолкнуть его, слезы вскипели на ресницах от обиды, резанувшей по сердцу не хуже ножа:       - Я ни с кем, кроме тебя, не спал!       - Лживая шлюха!       Звук пощечины эхом отдался меж стен, мотнулась рыжая копна, в которой запуталась вересковая метелочка. Альмэ вскрикнул и осел в руках короля, по подбородку поползла капля крови из разбитой губы.       - Только не пытайся строить из себя невинность, ягненочек, - эта кровь, слезы, вспухающий алый след на щеке привели Лайё в ярость, желание вскипело в крови вулканом. Он рванул камзол брата и наткнулся на молчаливое сопротивление. Альмэ вырывался из рук, как дикий зверек, бил, вспомнив разом все уроки мастера, обучавшего тогда еще принцев фехтованию и кулачному бою. Но силы были неравны, через минуту Лайенис уже выкрутил ему руки, безжалостно и жестоко. Оттащил на кровать. Огляделся, раздувая ноздри, как хищник. Сорвал с балдахина плотную шелковую завязку с кистями и сноровисто, как на охоте, спутал запястья юноши.       - Пусти! Ненавижу тебя! Убирайся! – голос Альмэ звенел от ярости и страха. И этот страх только подстегнул похоть, распаляя больше самого нежного шепота. Король рванул манжету рубашки принца, оторвал ее и с наслаждением запихнул в рот брату, повернув его голову к себе за волосы.       - Не смей на меня кричать, маленький ублюдок.       Дальнейшее слилось для Альмэ в единый непрерывный кошмар, полный боли. Он желал бы потерять сознание, но спасительное беспамятство не приходило. А сильнее тела корчилась и кричала от невыносимого страдания душа. Юноша молил, чтобы это было лишь кошмарным сном, чтобы он проснулся и понял, что не было ни двух лет заточения, ни слов матери, ни этого ужаса, чтобы в окна его спальни светило яркое солнце первой декады осени…       - Ты всегда был слабым, - король утирался разорванной рубашкой Альмэ, стоя у камина. Сквозь пелену слез принц видел только его силуэт на фоне пламени. – Слабым и прилипчивым, как пиявка. Сколько же раз мне хотелось стряхнуть тебя, как репей с рукава! Но матушка запрещала. Говорила, что ты должен жить, что я не имею права причинить тебе вред, пока… Пока не придет время. Но теперь уже можно, да.       Он глотнул вина из серебряного бокала, облился, выругался. Стер алые потеки и капли с груди, начинающей обрастать золотистыми волосками.       - У меня родился сын. Хотя, тебе-то какое дело? Дядей ему ты не станешь в любом случае. В столице о тебе уже давно позабыли. Придворные стараются не помнить имен тех, кто злоумышлял против власти. Так безопаснее.       Окровавленные обрывки сорочки полетели в камин. Король одевался, поглядывая в окно.       - Надо было выезжать раньше. Но ты слишком сладкая шлюха, чтобы я мог так быстро оторваться от тебя. Ничего, мы выедем утром.       Тяжелое, пахнущее потом, вином и семенем тело оказалось рядом, а у Альмэ не осталось сил на сопротивление. Он только отвернул голову. Слезы катились и катились по щекам, не избывая боль, ее было слишком много. Он лежал без сна, глядя широко распахнутыми глазами в стену. Мыслей не было, только тяжелый гул, будто рой пчел бился внутри черепа.       К утру Альмэ забылся тяжелым черным сном, из которого его вырвала новая волна боли. Это король снимал напряжение перед дальней дорогой. Вторгаясь в судорожно сжимающееся тело, срывая корочки со свежих ран, оставляя новые синяки поверх успевших налиться лиловым вчерашних. Альмэ только глухо вскрикивал сквозь так и не вынутый вчера кусок полотна. Когда все закончилось, Лайенис умылся, оделся и с издевательской заботой укрыл брата меховым покрывалом:       - Сладких снов, мой милый. Я приеду через год.       Альмэ слышал удаляющиеся шаги и голос короля: «Он спит, не тревожьте его до вечера». Ирвин выполнит приказ, значит, надо постараться освободиться раньше, чем он зайдет. Нельзя, чтобы его видели… таким. Нельзя. Иначе останется только прыгнуть со Сторожевой башни, искупая позор и свой, и брата.       Юноша пошевелился, сдержал крик от рванувшей все тело боли, кое-как сполз с высокой кровати. И обессилено опустился на колени, прижавшись плечом к ее краю. Скрипнула дверь. Альмэ вздрогнул и вжался лицом в перину. Прозвучали мягкие шаги, одышливое дыхание. Что-то коснулось холодом онемевших запястий. Руки безвольно упали. Ирвин поднял его, стараясь не касаться царапин, ссадин, синяков и укусов. Укутал в собственный плащ и осторожно усадил в кресло. Это было больно, но терпимо. Вышел, негромко отдавая приказ согреть воды для принца. А Альмэ сидел и смотрел на веточки вереска, пытаясь вспомнить его запах.