Ненаписанное письмо

      К разговору о произошедшем в десятый день осени комендант все же вернулся. Но уже после праздника Перелома зимы. Чем ближе становилась весна, тем больше замыкался в себе принц Альмейдо. Словно пытался отгородиться стеной ледяного равнодушия от солдат гарнизона крепости Анстранн. Чтобы никто и не подумал помочь ему, когда в следующий раз приедет король.       Ирвин же не желал отгораживаться. Ему в голову пришла мысль научить принца защищать себя. Идея была не лишена крупиц смысла: может быть, Лайенис, получив отпор, не станет насиловать собственного брата? А для того, чтобы Альмэ мог хоть немного потягаться в силе с королем, тренировки следовало начинать уже сейчас. Поэтому одним солнечным морозным утром капитан Геллар постучал к узнику и предложил ему прогулку.       Альмэ едва не запрыгал на кровати: он так давно не выходил на свежий воздух, что, кажется, забыл его запах. Юноша быстро умылся, оделся и выскочил за дверь, как кот с подожженным хвостом. И изумленно остановился: в руках у капитана были две шпаги.       - Вы давно фехтовали последний раз, ваше высочество? – осведомился Ирвин, чуть прищурив серые глаза, пряча ведьминские огоньки в них.       - Капитан, вы сейчас нарушаете все и всяческие правила и статусы. Вы знаете об этом? – юноша помедлил и кивнул сам себе: - Несомненно, знаете. И все равно делаете так, как считаете нужным. Вы упрямее дикого жеребца!       Ирвин протянул ему перчатки и уже открыто улыбнулся. Улыбка делала его моложе. И, что греха таить, красивее. Альмэ взял перчатки и медленно надел их, расправляя краги.       - Что ж, идемте. Меня, конечно, учил сам мэтр Абели, Первый клинок Ларада. Но я давно не касался оружия и отдаю отчет себе в том, что ваше воинское мастерство выше моего.       - Я дам вам фору в три укола.       - Не нужно, это будет нечестно, - за вежливой перепалкой Альмэ не заметил, как они спустились во двор. Там капрал гонял тех, кто был свободен он несения службы.       Они сбросили плащи на каменную лавку у стены донжона. Ирвин протянул принцу шпагу, слегка поклонившись. Альмэ взмахнул клинком пару раз на пробу и вынужден был признать, что капитан Геллар подобрал ему оружие точно по руке. Солнце ярко блеснуло на лезвии, когда юноша, отсалютовав, сделал первый выпад.       Фора даже в пять уколов не спасла бы Альмэ от проигрыша. Через десять минут поединка он понял, что его учили не бою, а танцам. А вот Ирвин не умел красиво парировать и финтить. Он умел убивать. Уже трижды капитан останавливал острие своей шпаги в паре волосков от цели. И, насколько мог понять принц, это были бы смертельные удары.       - Достаточно, ваше высочество, - комендант хрипло вздохнул и вбросил шпагу в ножны, подал юноше его плащ и оделся сам. - Я понял, что начинать вас учить надо либо с самого начала, либо чему-то иному.       Альмэ, слегка обидевшись, хмуро вернул свое оружие мужчине и пожал плечами:       - Я не боец, капитан, я художник.       - Орте, дай мне нож, - крикнул Ирвин капралу. Тот, не прекращая поединка с одним из подчиненных, швырнул коменданту короткий широкий нож, слегка изогнутый и без гарды. Ирвин вскинул руку и поймал его, будто вынул из воздуха. Протянул принцу.       - Попробуем с этим. В замкнутом пространстве шпагой махать надо уметь. Каэтом драться просто. К тому же, его легко спрятать за голенищем или в рукаве.       Он поправил хватку пальцев юноши на рукояти, обхватил его ладонь своей и встал за спиной. У Альмейдо перехватило дыхание, он поспешно сглотнул, пытаясь сбросить накатившее оцепенение. Это был не брат, нет! Капитан не причинит ему вреда. Но хотя разум понимал, тело одеревенело. Напряглась каждая мышца, кровь дико бухала в висках. Он не различал слов, только голос, встревоженный, чужой голос. Пальцы разжались, нож звякнул по булыжнику. Дыхание с хрипом рвалось из мгновенно пересохшего горла. Закаменевшие плечи обхватили чьи-то ладони, его встряхнули. И будто зажгли солнце. Щек коснулся холодный ветер, пахнущий снегом. Тяжелая пелена упала с глаз, Альмэ заморгал, глядя на капитана.       - Я…       - Прошу прощения, мой принц. Я не хотел вас напугать. Позвольте, я провожу вас назад, - Ирвин был хмур. Альмэ помотал головой, хлестнули по щекам рыжие пряди.       - Это я прошу меня простить, капитан Геллар. Если можно, я просто посмотрю, как тренируются ваши солдаты.       Вот так, взять себя в руки, будто ничего не произошло. Хотя сердце колотится все еще где-то в горле, а по спине ползет противная капелька холодного пота, и рубашка липнет к коже. И кристально ясно: так будет каждый раз. Не важно, научится он обращаться с каэтом или нет, как только брат схватит его за руку, как только окажется за спиной, он замрет, как околдованный. Он никогда не боялся этого. Но в тот день в нем что-то сломалось, будто на горле сжался незримый ошейник.       - Я прикажу согреть вам вина, ваше высочество, - капитан расстегнул фибулу и накинул на плечи юноше свой плащ. И Альмэ понял, что дрожит. Он благодарно улыбнулся мужчине, плотнее укутываясь в тяжелый мех.       Вечером, разливая по бокалам терпкое вино, отсвечивающее янтарем, капитан спросил:       - Что случилось сегодня во дворе, Альмэ?       Принц принял у него бокал и качнул головой, глядя в пламя камина:       - Не знаю. Мне показалось… это неважно.       - Это потому…       Юноша резко вскинул руку, прерывая вопрос.       - Не надо, Ирвин, я прошу вас… тебя, не надо спрашивать. Ответы ты и так знаешь, не заставляй меня говорить это вслух.       - Я хочу помочь, мой принц.       - Ты поможешь мне тем, что не станешь вмешиваться. Я не хочу, чтобы Лайё заставил тебя или кого-то еще в крепости делать то, что будет вам противно. А если он почувствует, что вы мне симпатизируете, то отправит меня в Хорнет. Поверь, я предпочту смерть заточению в том гиблом замке. Тем более что от столицы до Анстранна две недели пути, а до Хорнета – один день. Понимаешь? – он поднял голову и с надеждой заглянул в серые, как осенние туманы, глаза.       Капитан кивнул.       - Понимаю, Альмэ. Одного не могу понять: почему он это делает?       Принц пожал плечами, отпивая глоток вина. Потом все же ответил:       - Мы с детства были не разлей вода. Я любил его, восхищался им. Ведь у меня такой замечательный, умный, сильный, красивый брат, - в голосе принца не было сарказма. Даже сейчас он любил Лайё, того, каким он был для маленького Альмэ. – Я готов был сделать для него все. Лайё разбил вазу? Я брал вину на себя и покорно сносил наказание. Лайё пристрелил любимую левретку матушки? Я говорил, что играл с арбалетом и нечаянно нажал на пусковой крюк. Я прикрывал все его проказы, даже когда они становились слишком жестокими, и не видел в этом ничего неправильного. Наверное, ты помнишь осколки хрустального бокала в кормушке у лошади капрала Вальдеса? Разбил его я, а вот прятал брат. Но я, как всегда, сказал, что я. Отец хотел выпороть меня, но почему-то не сделал этого.       - Я просил его за тебя, - хмыкнул Ирвин, покачивая бокалом.       - Ты? Почему? – вскинул на него глаза юноша.       - Я видел, кто пробрался в конюшню. Не придал значения, думал, вы играете. Потом поднялся переполох. Ты выгораживал брата, а я, когда король отослал вас с ним в спальню, рассказал ему, как было дело.       - Вот как… Ясно теперь, почему Лайё был так зол наутро. Отец позвал его тогда к себе, наверное, отругал. Но это был единичный случай. Во дворце же все привыкли валить вину на меня.       - Король Эдерих был умным человеком.       - Но он был вечно занят государственными делами. А матушка верила всегда Лайё.       - Ясно.       - В тринадцать я понял, что меня тянет к брату. Так, как не тянуло ни к кому больше. Это было странно. Я испугался. Но кого мне было спрашивать?       - Ты спросил у книг, - угадал капитан, тщательно давя в себе желание немедленно убить короля, даже глаза прикрыл, чтобы не выдать себя взглядом.       - Да. Я нашел «Поучения и наставления отрокам» Иринея Благороднорожденного…       - Занятная книга. Запрещенная уже более ста лет к распространению в списках или оттисках.       - Разве я знал тогда?.. Для меня книжная мудрость была непререкаема. Я показал фолиант брату. Там же, в библиотеке, на этой проклятой книге я и лишился девственности. Как и мечтал, с ним. Тогда он был нежен и ласков… - в бокал капнула, сорвавшись со щеки, слезинка. Альмэ не заметил, залпом допив вино. – Налей еще, пожалуйста. Я не могу говорить об этом на трезвую голову.       - Завтра тебе будет плохо, - предупредил капитан, но бокал наполнил.       - Мне плохо сейчас. Завтра мне будет никак, - Альмэ замолчал. Трещали поленья в камине. Тонко посвистывал сквознячок в раме. Юноша тряхнул чисто вымытыми, пушистыми волосами и откинул голову на спинку кресла. На тонком горле дрожала жилка. Черные веера ресниц прикрыли обведенные тенями глаза. – Проделки брата становились все более жестокими. Тогда я этого не понимал, будто был слеп. Мы спали вместе каждую ночь. Это было какое-то безумие. Я не мог обходиться без него, без его ласк, которые день ото дня становились все требовательнее и жестче. А потом умер отец. Когда осматривали его коня, под чепраком нашли колючку, из-за которой бедный Тагрис и взбесился. Я услышал об этом случайно. Никто ничего не сказал, но теперь мне кажется, что в этом обвинили меня. Лайенис стал королем. Потом королева узнала о нашей связи. Мне пригрозили заключением в Хорнет. Лайё разозлился. Он придумал эти дурацкие охоты. Таскал меня на них, пока остальные били дичь, мы, как безумные, любились в охотничьем домике. Так прошел год. А накануне свадьбы меня обвинили в покушении на короля и сослали сюда. Вот и вся история… - юноша замолчал, снова залпом выпил вино и протянул бокал капитану: - Налей, Ирвин. Хочу напиться до белых ведьм во снах.       - Хватит, Альмэ, - комендант попытался забрать хрупкий хрустальный сосуд из его руки, но принц стиснул пальцы. Хрустнуло. Окровавленные осколки рассыпались по ковру. Альмэ рассмеялся, глядя, как из порезов на его ладони и пальцах капает кровь. Ирвин, вполголоса поминая подземельников и северных ведьм, плеснул вином на ладонь юноши, потом осторожно вынул из ранок осколки хрусталя и плотно перемотал своим платком. Поднял Альмэ из кресла, обнимая за плечи, довел, почти таща на себе, до кровати. Уложил. Потянулся накрыть покрывалом. Принц вцепился порезанной рукой в ворот его сорочки.       - Останься, пожалуйста, - глаза его лихорадочно блестели, дыхание коротко и резко рвалось из пересохших губ. - Прошу, Ирвин…       У капитана екнуло в груди. Он осторожно отцепил руку юноши, накрыл его и сел рядом, успокаивающе погладив разметавшиеся по подушке рыжие прядки.       - Спи, мой принц. Я посижу, пока ты не уснешь.       Альмейдо рассмеялся, смех перешел в рыдания. Принц забылся глухим пьяным сном, все еще всхлипывая. А Ирвин сидел рядом, держа его за пораненную ладонь, кусал губы и ненавидел весь белый свет.