Ненаписанное письмо

      Честно говоря, Альмэ даже не предполагал, где искать Вискола. И даже если бы знал, мгновенно заблудился бы в непроглядном предутреннем мраке, полном мягких белых хлопьев снега. Ветер стих, и это было странно: неужели Страж передумал? Принц покрутил головой, но видимость не улучшилась. Кроме того, теперь он совершенно не соображал, откуда пришел и куда возвращаться. Вроде бы от границ лагеря отошел не так уж и далеко, можно покричать. Но сразу стало стыдно. Засмеют, как маленького. Потерялся в трех соснах. Впрочем, покричать, вернее, позвать вслух Стража можно попробовать. Плохого от этого явно не случится. Вот только открыть рот и выговорить имя Стража как-то не получалось.       - Ой, ты что же, совсем с ума сошел – раздетым бегать? – от раздавшегося за спиной голоса-шелестения Альмэ подпрыгнул и едва не заорал. Правда, уже от радости: голос Вискола он узнал.       - А я тебя ищу, - зачем-то попытался оправдаться он.       - Но почему без плаща? Холода не чувствует твой разум, но вот тело замерзает, как бы тебе ни казалось тепло, одеваться ты должен. Вот, возьми, - на плечи ошарашенному юноше лег богатейший плащ из белых соболей. Ларадец снова смотрел на удивительное тело, похожее на ледяную статуэтку.       - А ты как же? Ты не замерзнешь?       - Замерзну, - кивнул Страж и улыбнулся. Альмэ понял, что все самые потаенные желания и мысли его раскрыты перед этим непостижимым существом, как написанные каллиграфическим почерком на белоснежной чагратской бумаге. А потому и смущаться не стоит, и медлить нельзя. Он шагнул к Стражу и легко подхватил его на руки. Это оказалось не тяжелее, чем держать клочок тумана. Вискол был почти невесом, словно и впрямь соткан из воздуха и снежной пыли. Его тело было холодным и твердым, но в то же время удивительно живым и пластичным. Альмэ спрятал его под полы накидки, и Страж обвил его шею алебастровыми тонкими руками, прижимаясь к груди, доверчиво и нежно, как ребенок. Его волосы взлетели вверх и обвились вокруг, как прохладный шелковый шарф. А принц вдруг понял, куда ему надо идти. Развернулся и зашагал к лагерю, стараясь не слишком сильно прижимать к себе Стража. Все никак не мог приноровиться.       - А почему у тебя всегда распущенные волосы? – спросил, чтобы занять мысли чем-то иным, кроме легкого тела в руках. В серебристой массе живой медью поблескивала прядка рыжих волос.       - Не знаю, - безмятежно отозвался Вискол. Его словно бы не волновало, куда его несут. – Мы не заплетаем кос, как люди. Зачем?       - Ну… все время ходить простоволосым и таскать за собой такой плащ… Красиво, не спорю. Но ведь неудобно. Споткнуться можно, зацепиться, - сказал, и сам понял, как глупо это прозвучало. Страж подтвердил догадку, звонко рассмеявшись ему в плечо.       - Ты ведь сам видел, как я управляюсь с ними.       - Видел. Мне просто интересно, можно ли их вообще заплести, - смущенно улыбнулся юноша.       - Ты любопытный, но сдержанный. Это хорошо, - Вискол выпростал узкую ладошку и погладил щетинистую, давно небритую щеку Альмэ. А тот вдруг вспомнил, что на нем грязная, в кровище и наверняка воняющая потом одежда. Страж снова рассмеялся, прильнул, как побег снежной лозы, тронул холодными, как лед, губами, куда дотянулся: колючий подбородок. Ойкнул.       - Не целуй, губы наколешь, - щеки Альмэ заполыхали не хуже королевских роз.       - Ты горячий, Дитя Полудня. Когда держишь, кажется, я таю… Как будто уже пришло весеннее солнце. Отпусти меня, Альмейдо, мы пришли.       Когда и как они пересекли границу лагеря, и почему дозорные их даже не заметили, Альмэ старался не думать. У него гулко бухало в груди, полыхали щеки, и сладко тянуло под животом, и это было стыдно. И странно: испытывать желание к тому, кто даже не человек, чье тело не создано для плотской любви. Он скинул с себя плащ и укутал в него Вискола, чувствуя, как мгновенно остывает согретое тело Стража. Отдернул полог палатки и вошел, щурясь на свет масляной лампы.       - Вы, кажется, просили доказательств, кэй Ильтариа? Прошу, знакомьтесь – Вискол, Страж Полуночи.       Когда этот безумец выскочил наружу полураздетый, Карин еще минуту сидел в изумлении, потом рванул следом, прихватив забытый принцем плащ. Но снаружи оказалась непроглядная тьма, странно скрадывающая звуки, как войлок. Он прислушивался, но так и не понял, куда направился юноша. Поэтому оставалось только вернуться назад, в тепло, и ждать, пока Альмейдо замерзнет и вернется, поумерив и пыл, и обиду. Впрочем, ждать пришлось недолго. Полковник только и успел – откупорить бутыль с вином и разлить его в стаканы, поставив их на край жаровни: вернувшегося мальчишку надо будет напоить горячим. Вино едва успело согреться, как полог отдернулся и рыжий наглец ввалился в палатку. А следом за ним… Вот тут Карина Ильтариа к полу-то и приморозило.       Он слышал столько легенд и сказок о ведьмах севера, от самых страшных крестьянских баек до романтических слащавых баллад. Но все они сходились в одном: ведьме нельзя смотреть в глаза. И подпускать к себе нельзя: поцелует – душу высосет. Но он взглянул в сияющие внутренним огнем сапфиры и пропал. Отвести взгляд не получалось, да и желание сделать это постепенно уходило. Но Карин не был бы собой, уступи он любой, даже самой сильной нечисти. Он внутренне собрался, вызывая в себе ярость, и рванулся прочь из затягивающего в омут взгляда.       - Ты сильный, - Страж улыбнулся, отводя глаза. Карина поразил его голос. Он и в самом деле пугал. Так пугает путника, заблудившегося в степи, шелест ветра и снега по насту. – Я не трону тебя больше. Что ты хотел услышать от меня?       Полковник собрался. Все-таки, они тут не в бирюльки играют, война – дело не шуточное. Как и разговор с легендарным существом, которое пришло по зову принца крови Ларада.       - Его высочество сказал, что ни мы, ни горцы не сможем больше воевать, потому что Стражи закроют Наор-Дагэ.       - Это правда. Мы не хотим кровопролития. Его было достаточно.       - А чего вы хотите? – вкрадчиво поинтересовался полковник, чуть подаваясь вперед. Страж вздохнул, наклоняя голову, задумчиво перебрал тонкими пальчиками рыжую прядь в снежно-серебряной гриве, конец которой терялся где-то снаружи. Потом поднял голову и просто сказал: - Помогите принцу Альмейдо продержаться до прибытия короля. Остальное он сумеет сам.       Карин Ильтариа кивнул: что-то такое он и подозревал.       - А какой интерес у вас, Стражей, в том, что королем станет его высочество Альмейдо?       Снежное существо повернулось к рыжему принцу и тронуло ладонью его плечо, по которому серебрилась выбившаяся из растрепанной косы прядь.       - Он принадлежит не нам, но и нам тоже. И мы принадлежим ему. Горы должны сойтись с долинами, а страна – стать единой, как было до Наор-Дагэ. Вы забыли, но мы помним, что дети равнин и дети гор были одним народом. Круг должен сомкнуться, а кровь Ларадэев – очиститься от проклятия, - Страж повернулся к изумленно смотрящему на него полковнику, улыбнулся: - Ответ написан в твоем сердце, Карин Ильтариа. Я узнал все, что желал. Прощай. Проводи меня, Альмейдо.       Карин смотрел, как юноша подхватывает Стража на руки и выходит. Потом, не чувствуя вкуса и температуры, схватил горячий стакан с жаровни и залпом выпил согретое вино. В голове будто снежная буря похозяйничала: обрывки мыслей, чувств, планы, слова смешались во что-то невообразимое.       - Свихнуться можно, подземельники меня дери… И что он узнал? Высокое Небо, ну и ночка…       Альмэ вышел на границу лагеря, так и неся Стража на руках. Тот, казалось, задремал, прильнув к его плечу, по крайней мере, серебряные ресницы были сомкнуты, бледные тонкие губы изгибались в легкой улыбке. У самого прохода в засеке Вискол встрепенулся и соскользнул с рук юноши.       - Спасибо, Дитя Полудня. Дальше я сам. А то ты снова замерзнешь.       - Не замерзну. Спасибо, что пришел на зов, Вискол, - Альмэ почему-то не разжимал рук, в кольце которых стоял Страж. Но признаваться самому себе в странных желаниях было стыдно. Дитя Полуночи поняло все и без слов. Вискол потянулся, привставая на цыпочки, дотронулся ледяными губами до губ Альмэ. Простое касание длилось и длилось, перетекая во что-то невообразимое, от чего закружилась голова и зашумело в ушах. Но страж отпрянул, почти испуганно, тяжело дыша и прижимая тонкие руки к груди.       - Ты горячий… Мне нельзя… прости, мне нельзя было пить тебя. Теперь будет больно и тебе, и мне. Возвращайся, тебе надо согреться. Иди же! – он взмахнул руками, словно отталкивая юношу. Невесть откуда взявшийся вихрь развернул принца, рванул, толкнул в спину, увлекая назад, в лагерь, и растаял. Альмэ снова стоял у палатки полковника. А губы, казалось, окунули в колючий снег, и теперь он таял, оставляя привкус сладкой родниковой воды.