Ненаписанное письмо

      Обед прошел в напряженном молчании. У Альмэ кусок не лез в горло, он чувствовал, что слова Вискола не настолько успокоили горцев, чтобы он мог чувствовать себя в безопасности.       - Ты боишься? – вопрос прозвучал несколько неожиданно, и юноша не смог сдержать мгновенной дрожи. Он поднял глаза от стола и посмотрел на Хранителя цитадели. Мудрые черные глаза, казалось, легко проникали в душу и читали ее, как раскрытую книгу. Он кивнул.       - Да. Это разумно, не так ли?       - Это естественно. Ты один, в самом сердце вражеской территории, среди враждебно настроенных людей.       - Я не считаю вас врагами. Вискол объяснил мне многое.       - Но ты потерял многих друзей, разве кровь их не взывает к отмщению? – Хранитель прищурился, внимательно глядя на принца.       - У меня есть еще и разум, кроме сердца и чувств. Да, я многих потерял. Но я не хочу больше крови. Это пора остановить.       - И что же ты предлагаешь, мальчик? – прозвучал другой голос, с чудовищным акцентом. Это заговорил один из седовласых баронов, сидевших за столом. - Чтобы Наор-Дагэ склонился под Ларад, как некогда пришлось склониться одной из наших женщин?       - Я хочу мира. Но об этом я буду говорить со всем тингом, - резко закончил Альмэ, порываясь встать.       - Сядь, сын моей дочери.       Альмэ замер, словно его заморозили, потом медленно сел обратно, потрясенно всматриваясь в резкие черты горного барона. Своего деда.       - Меня зовут Ринташ Несавит, - сказал горец. Альмэ машинально перевел: «Несгибаемый». Это подходило к барону, наверное, больше, чем имя, больше, чем его одежда или оружие. Это было прозвание, данное самими горами. Иначе как объяснить, что проигравший сражение барон не свергнут, не упокоился на дне одной из пропастей, «случайно» сорвавшись. Его не согнули годы, не согнула потеря единственной любимой дочери, которая должна была стать жрицей Высокого Неба и помощницей Стражам. Но не стала по прихоти победителя, который заметил ее, готовящуюся к обряду. На мгновение Альмэ показалось, что он увидел все произошедшее глазами Ринташа. Ослепительно синее небо, белые пики гор, сумрачный двор, сумрачный даже в такой день. И прекрасную простоволосую босую девушку в белоснежном одеянии. Она шла по двору легкой танцующей походкой, отрешенная и спокойная, несмотря на творящийся в цитадели хаос. Шла мимо трупов ее защитников, мимо солдат с обнаженным оружием. По залитым кровью плитам – босиком, пятная ею подол длинной накидки. Ее серые глаза были полуприкрыты длинными ресницами, в светлых волосах запуталось солнце. Эдерих увидел ее и пропал, мгновенно, будто заглянул в глаза ведьмы Полуночи.       - Он ее любил? – голос был чужим и хриплым. Вопрос, казалось, не относился к разговору, но барон понял.       - Он – да. Но Иланка не могла любить.       - Почему?       - Она была отдана своему служению с самого младенчества, она любила только одно существо.       - Отец взял ее силой? – у Альмэ пересохло в горле. Он знал, кого так любила мать. И кого возненавидела сильнее, чем короля Эдериха. И кого она хотела убить, развязав эту войну. Ей не нужны были кручи Наор-Дагэ. Ей нужен был Вискол. – Не надо! Не говори.       Юноша медленно поднялся и спустился с помоста. Никто не посмел его остановить. Ни горцы, ни Хранитель.       - Он..?       - Да.       Альмэ забыл свой плащ на скамье в йидальне, но холод не имел над ним власти. Он стоял посреди двора, под его сапогами был снег, а ему казалось – горячие от солнца и крови плиты под босыми ногами. Словно время откачнулось гигантским маятником на двадцать пять лет назад, а он стал Иланкой, которая должна была войти завтра в Хрустальный Чертог к Стражам и остаться с ними на долгие десять лет ученицей. Но она хотела большего, она хотела согреть собой мраморное тело Стража, она хотела, чтобы его синие глаза видели только ее, чтобы его ледяные губы касались только ее губ.       - Хэй, младек! – резкий оклик разбил морок прошлого, и Альмэ вскинул голову. Прямо перед ним стояли четверо молодых парней в одних только коротких кожушках, без плащей. И недобро усмехались. – Чи, мож, кличе ты младэ володар? (40) – насмешливо протянул тот, что был ближе всех к принцу.        «Заводила, - подумал Альмэ, возвращаясь в реальность. – Хочет подраться? Ну, тогда придется разбить ему нос. Сломать руку? Или пару пальцев».       - Хэй, заплесчи? (41)       Альмэ недоуменно моргнул.       - Заплесчи? – он потер ладонью отмеченный шрамом висок и просиял короткой резкой улыбкой: - А, танец? Плес? Я не умею танцевать горские танцы.       - То не смета. Чуй (42).       Двое из горцев сняли с поясов что-то, похожее на бараньи рога или горны. К витому раструбу крепилась короткая трубка с дырочками.       - Заграш, братэ.       Голос этого инструмента был похож на рев воды перед воротами Акхала-Раг. На крик орла. На вой ветра. Альмэ словно плеснули в кровь кипятку.       - Чуй! – выкрикнул вожак, выдергивая из ножен длинный нож. И швырнул его Альмэ. Ладонь принца перехватила роговую рукоять в воздухе. Отпустила в короткий полет, чтобы снова сомкнуться на холодной, отполированной долгими годами, чуть ребристой поверхности обратным хватом. Горец одобрительно сощурился. В его руке сверкал такой же нож. В глазах плясало дикое пламя.       - Плесчи!       И Альмэ шагнул вперед, пригибаясь и стелясь, как хищник, мгновенно став Рыжей Тварью. Резкая музыка вела его, вскрикивала, как подраненный зверь, звала, отдаваясь в крови грохотом обвала. Они взметнулись в высоком прыжке почти одновременно. Сталь столкнулась со сталью, высекая искры.       - Не замаш, Ринташ. То е плес. Крев горска одповие, - Хранитель остановил шагнувшего, было, с порога йидальни барона.       - То мий онук, Мишта.       - То володар, дывэ (43).       Музыка вела, несла его, как поток. Стало жарко, весело. Он рассмеялся, отбивая очередной выпад. Прянул вперед, наступая, прыгнул, перекатом ушел из-под удара. Подкинул нож, подныривая под руку соперника, поймал. Два юных барса кружили, сшибались в схватке, разбегались в стороны и снова прыгали навстречу друг другу. Потом рядом оказались еще двое. И еще. Тот, первый горец куда-то пропал, его место занял новый, он смеялся и что-то кричал Рыжей Твари. Но в ушах звучал дикий ритм крови и рога, а еще барабаны, и Альмэ не понимал слов. Пот вымочил волосы на висках. Рубашка прилипла к спине и груди. Коса распустилась, рыжее пламя волос металось по плечам, хлестало по лицу оказавшегося слишком близко парня. Нож пропал из ладони, на плечи легли руки. Альмэ кружился в бешеном танце, в кругу таких же молодых парней, смеясь и выкрикивая: «Хэй! Хэй, Наорэ!»       А потом все кончилось, круг распался. И Альмэ остался один, тяжело дыша, пытаясь дрожащей ладонью стереть заливающий глаза пот. Ему на плечи накинули плащ. Он поднял голову и встретился глазами с дедом.       - То быш добре плес, младек. Йшее до тепла, дьеци.       Альмэ улыбнулся вздрогнувшими губами. И был прижат к пахнущей волчьей шкурой груди барона, благодарный ему за то, что позволил спрятать непрошенные слезы.       _________________________________       40 - Эй, парень! Или, может, звать тебя принцем?       41 - Эй, станцуем?       42 - Это не имеет значения. Слушай.       43 - Не тронь, Ринташ. Это танец. Кровь горская отвечает.        - Это мой внук, Мишта.        - Это король, смотри.