Ненаписанное письмо

      Король Лайенис исподлобья посмотрел на соседнее с его троном кресло, где, напряженно выпрямив спину, сидела его жена, заученно и деревянно улыбаясь, не поднимая глаз. И в который раз поразился, какая же она некрасивая.        «Лошадь, настоящая лошадь. Высокое Небо! Ну, что за наказание, даже девку нормальную не сумела матушка найти! Словно бы назло, раскрыв связь наследника с Альмэ, отыскала самую уродливую среди дочерей знати. И почему не лабрийку?» - но тут мысль перескочила на нравы лабрийских «дам», король поежился, постаравшись незаметно передернуть плечами под мантией. Не-е-ет, уж лучше эта тихоня, чем воинственная девка, право слово.       Заседание малого королевского Совета продолжалось, Лайенис начинал злиться: все вопросы, которые советники вынесли на его суд, они вполне могли бы решить и сами! Он снова покосился на жену и заметил выступившие над ее верхней губой капельки пота и неестественную бледность. Заметив движение в свою сторону, королева поспешно отпустила прикушенную губу. Лайенис самодовольно усмехнулся: ха, ночью он был неутомим! Конечно, теперь сидеть женушке не слишком удобно. Небось, все еще ноет. Тихоня-тихоней, а так под ним извивается ночами, так стонет, днем бы не поверил, что она так может. Но все же… Все же, никто не сможет заменить ему брата.       Мысли о проклятом рыжем сучонке, который умудрился выскользнуть меж пальцев и исчезнуть, привели короля в не самое лучшее расположение духа. Альмэ снился ему ночами, бесстыдные сны эти оканчивались пятнами на простынях, приступами бешенства, когда король крушил все вокруг. Он не мог забыть о брате. Слишком, слишком он привык к тому, что в любой момент может оседлать коня и приехать к нему, бросив все. Отчасти, именно потому он и не перевел Альмейдо из Анстранна в Хорнет, что эта страсть… Нельзя было позволять ей слишком часто брать верх над разумом. Уж больно сладким было чувство полного владения и превосходства. Здесь ему все-таки не позволяли забыть, что король, прежде всего, не только самодержец, но и слуга своей страны, и обязанностей у него немало.       Король Лайенис снова уловил боковым зрением движение со стороны королевы и недовольно нахмурился. Что ей не сидится? Он никогда ее не любил, не понимал и не желал понимать. Он смотрел на нее, как на досадное недоразумение, обузу, груз, который его заставили нести, потому что так принято. Потому что династии Ларадэев нужно продолжение. А ее происхождение позволяет ей стать достойным вместилищем его семени. Породистая кобыла, от которой ждут потомства, удовлетворяющего заданным качествам. И когда родился сын, наследник, принц Альмерис, юная супруга стала только еще большей помехой. В ней раздражало все: фигура, после родов показавшаяся Лайенису расплывшейся и уродливой, голос, слишком тихий и невыразительный, платья, которые делали королеву еще более некрасивой, вечно-кислое лицо и само ее присутствие.       Когда эта женщина родила, его не было в столице – один из тех невыносимо официальных и скучных объездов страны, которые он ненавидел еще с детства. Вернувшись, он узнал, как жена назвала сына. Альмерис! Так похоже на имя брата, что холодная ярость просто погребла под собой, как лавина. Он пришел к ней, с брезгливым равнодушием посмотрел на еще более бледное, чем всегда, еще более некрасивое лицо с искусанными губами. Хотелось ударить ее за то, что посмела напомнить о ненавистном маленьком ублюдке, рыжем и темноглазом. В глубине души он опасался, что сын будет похож на Альмейдо. Но младенец был обычным. Невыразительные голубенькие глазки, светленький пушок на круглой головенке. Никаких особых чувств он так и не испытал, даже взяв его на руки. Ну, ребенок. От крестьянского выродка отличается только тряпками, в которые завернут.       За два года он так ни разу и не назвал сына по имени. Мальчишка его боялся, это было заметно. Сжимался, как дикий зверек, зыркал из-под отросших пшеничных волосиков. Подумаешь, отец ухватил за руку, предупреждая попытку влезть на колени. Подумаешь, остались синяки! Право, изнеженный какой! Он тогда рявкнул:       - Уберите его. И впредь я не желаю, чтобы его высочество мешал мне заниматься делами.       И с того дня сын попросту не появлялся у него на пути, няньки уводили принца подальше, едва узнав, что король рядом.       А еще мать… Вот уж кому стоило родиться мужчиной и править на троне. Но только не тогда, когда корону носит он. Нет, Лайенис был благодарен ей за то, что устранила отца и избавилась от братца. Но это было давно. А теперь ее советы были только раздражающим зудением. А уж когда старая ведьма узнала, что Альмэ сбежал, стала и вовсе невыносимой. Именно поэтому уже четыре месяца королева обитала в Хорнете. Ему не нужны советы желчной старой грымзы. Еще чего доброго, вознамерится поступить так же, как с папашей, и стать регентом при короле-младенце. Нет, ему не нужен такой исход. Пусть посидит в Зимней Резиденции, подумает о своем поведении. Может быть, потом, когда закончится война в Наоре, он позволит ей уехать в один из тамошних монастырей. Принять постриг и стать жрицей Высокого Неба. Хотя, у матушки было такое выражение лица, когда он сказал ей об этом, что впору основывать орден Жрецов Подземельников и пихать ее туда.       Ничего-ничего, закончится зима на севере, и он сам лично приедет инспектировать свои войска. И если генерал Шеллеран не соизволит за это время выдернуть свою задницу из теплого кресла в Наордэе и взять Волчий Клык, придется повесить. Слишком умный вояка, видите ли, зима и метели, продвинуться выше Алой не удается! Ха! Просто испугался горских козопасов. Ничего, отец же как-то взял этот проклятый Акхала-Раг? И он возьмет. Только никакого мира с баронами ему не надо. Эти идиоты сидят на богатейших залежах серебра и драгоценных камней и твердят, что Стражи Полуночи запрещают добывать что-то глубже, чем с поверхности и из крысиных нор. Чушь какая! Когда он выбьет горских дикарей с Наор-Дагэ и сбросит их в Северное Море, он достанет из этих гор каждый драгоценный камешек, каждую крупицу серебра, пусть хоть до основания придется срыть хребет.       - Ваше величество, депеша от командующего Северной армией!       Ну вот, очередное нытье от Шеллерана, что не хватает продовольствия, или людей, или еще чего-то! Как же его это достало уже! Тупые вояки, они что, не понимают, что ему нужен этот кусок земли?!       Король Лайенис сломал печать на свитке и пробежал глазами послание. Слуга даже попятился, услышав гневный рык, вырвавшийся из груди монарха.       Как?! Как он смеет заявлять, что отводит армию назад, к границе? Немыслимо! Оставлять все позиции сейчас, когда они уже закрепились на Меже, сдавать рубежи?! Повесить! И поставить на место труса, побоявшегося зимних бурь перелома года, кого-нибудь посмелее. Жаль, что всех отцовских соратников наорской кампании двадцатипятилетней давности пришлось убрать. Слишком умные были. Один даже советовать вздумал. И кому? Своему государю! «Ваш батюшка заключил мир с горными баронами, негоже нападать на них, тем более в зиму». Старый дурак! Когда горские дикари осадили Наордэй, где он был?       Нет, надо все же ехать туда и самому разбираться, что происходит с армией. Но оставить столицу? На кого? Все эти придворные лизоблюды только и ждут, чтобы он уехал. Ладно же, за пару месяцев не разворуют все до основания. А если попробуют… Веревок хватит на всех, да и топор у палача без дела не останется.       Король обвел тяжелым взглядом малый Совет. Все они до единого норовили отвести глаза. Ублюдки! Вор на воре, интриган на интригане! Но казнишь этих – придут еще худшие. Нет уж, пусть будет знакомое зло. С этими он хоть знает, как обращаться, где прижать, припугнуть, кого возвысить, осыпав мимолетной милостью.       - Приготовить мой кортеж и личную охрану. Через два дня я выезжаю в Наор. Заседание закончено.       Он покинул комнату, не дожидаясь реакции, не подав королеве руки. Женщина, впрочем, и не стремилась последовать за супругом немедленно, как подобает королеве. Она вообще не выказала желания подняться с кресла. Советники расходились, кланяясь ей, бросали сочувственные взгляды. Утаить что-то во дворце было невозможно. Самая последняя служанка знала, что король бьет свою супругу смертным боем, хоть и не часто, а крики боли, раздававшиеся из королевской опочивальни, вообще были уже даже не темой для сплетен. Королеву жалели молча: не приведи, Высокое Небо, его величество узнает, что ее величество пользуется симпатией при дворе! Свежи были впечатления от ссылки королевы-матери в Хорнет. Безобразнейшая вышла история. Королева Элланис вопила так, будто ее резали, а уж проклятьям, сыпавшимся на головы гвардейцев, слуг, короля вообще не было счету. Впрочем, когда Элланис привезли в Хорнет, как говорили сопровождавшие ее солдаты, она уже успокоилась и в свои комнаты удалилась с молчаливым достоинством. И с тех пор от нее ни охрана, ни слуги замка-тюрьмы не слышали ни слова. Никто, к слову, и не стремился разговорить опальную королеву-мать. Уж больно нрав у нее был тяжел, особенно после смерти короля Эдериха.       Когда вышли все, кроме стоящих на часах гвардейцев, королева Маэллис позволила себе откинуться на подлокотник, тяжело опираясь на руку, чтобы перенести вес тела на правую сторону. Ей было плохо, но просить помощи она не смела. Ах, об этом ли она мечтала, когда ехала, наивная дурочка, из родного поместья в столицу? Признаться честно, вовсе не об этом. Как и все юные дворянки, она заглядывалась на статного красавца Лайениса, когда ее представили ко двору на ежегодном балу Перелома года. Но, послужив младшей фрейлиной у королевы Элланис, поварившись около полутора лет в гуще интриг, она поняла: старший принц вовсе не таков, каким кажется на первый взгляд. Его милая улыбка была лишь ширмой для жестокости и вспыльчивого характера. А еще он беззастенчиво прикрывал свои гадкие делишки братом. Наверное, тогда она и обратила внимание на младшего принца. Он нравился ей куда больше старшего. Светлый, солнечный, немного наивный и так явно влюбленный в Лайениса…. А вот Альмейдо, к сожалению, кажется, открыто ее недолюбливал. Иначе отчего бы его взгляд темнел и холодел каждый раз, стоило ему увидеть Маэллис?       Когда же ей сообщили, что королева Элланис выбрала ее в жены старшему сыну, впервые Маэллис пожалела, что не родилась хоть чуточку более некрасивой и в менее знатном роду. Подозрения, что замужество не будет безоблачным, переросло в твердую уверенность в тот день, когда уже король Лайенис встретил ее на галерее в одиночестве. Он поймал девушку за руку, бесцеремонно повертел, как куклу, и скривился, процедив сквозь зубы:       - Надеюсь, мои дети не унаследуют вашу «фамильную внешность». Гордитесь, кэйа, вам оказали честь! – оттолкнул ее к стене и ушел. Она тогда проплакала почти всю ночь, не столько от жестоких слов, сколько оттого, что ее воздушные замки оказались безжалостно растоптаны в прах этим юным наглецом.       Королева наконец собралась с силами и встала. Нижние юбки совершенно явственно были влажными от крови.        «Хоть бы не замарать платье, не упасть… - думала она, медленно, опираясь на стены, идя к своим покоям. Слуги словно испарились с ее пути. Приходилось кусать губы, чтобы не расплакаться. – Надо переодеться и посидеть с сыном. Мой бедный малыш, мой Альмерис, что же нам с тобой так не повезло?»       Эти мысли преследовали ее уже четвертый год, шли постоянным фоном. Она до паники боялась, что однажды король попросту убьет сына, если тот не вовремя попадется ему на глаза. Мальчик рос очень тихим и молчаливым, наверное, понимая детской своей душой, что так безопаснее. Сверстников у него во дворце не было, почти все время он проводил в своей комнате да в игровом зале, с няньками и гувернерами. Она старалась бывать с ним почаще, но что она могла, бесправная и забитая, хуже последней кобылы в конюшне? Лошадям легче, за ними ухаживают, их берегут. Никто не станет загонять породистую кобылу и избивать ее почем зря.       Маэллис всхлипнула, но быстро взяла себя в руки: не время распускать сопли. И не место. Ей нужно быть сильной. Не ради себя – ради сына.