Ненаписанное письмо

      Со дня праздника Перелома года прошло девять дней, Альмэ не мог бы сказать сейчас, как он их прожил: все слилось в один непрерывный цветной вихрь. Его почти не оставляли в одиночестве, то молодые наориты втягивали в свои дела, тренировки и походы к дозорным постам вокруг Акхала-Раг, то дед и Хранитель с утра уводили принца в громадный библиотечный зал, о существовании которого в горской цитадели он бы и не подумал поначалу. Там, если они не изводили юношу вопросами, он пропадал по собственной воле между тяжеленных стеллажей из мореного дуба, почти черных и покрытых затейливой резьбой, перебирая пергаментные свитки в аккуратных тубах, огромные Родовые книги в деревянных переплетах, окованных у кого медью, у кого серебром, а у кого и золотом, украшенных каплями драгоценных камней. Одну такую книгу могли поднять два человека, ее укладывали на специальную подставку и с величайшей осторожностью переворачивали страницы из толстого, желтовато-серого пергамента. В этих фолиантах была записана вся история Наор-Дагэ. Каждый баронский род со всеми отпрысками, присными и слугами, все значимые и не столь значимые деяния. Двенадцать родов – и двенадцать полок, уставленных этими книжищами.       - Их привозят раз в десять лет из каждого рода, когда кончается книга. А до того – ведут в замках каждого баронства. Это тебе не придворные хроники, здесь все, от рождения каждого наорца до его смерти. От покупки овцы до спряденной кудели, - говорил Хранитель, посмеиваясь над тем, с каким видом Альмэ осматривал библиотеку. – Вот, почитай историю твоего рода. Там, конечно, очень мало лично о тебе, Алади, но время и место твоего рождения записано, а до того – твоего брата, матери, история войны, которая закончилась взятием цитадели. Может быть, ты отыщешь там то, что поможет тебе говорить перед Тингом.       И Альмэ искал, вчитываясь в полузнакомые знаки. Буквы были одни и те же, но у горцев в ходу были тильды и подчеркивания, порой менявшие произношение слов. От сложности прочтения у принца к концу дня болела голова, но кто сказал, что у него не хватит упорства? Период первой ларадско-наористкой войны он вычитал с величайшим тщанием. Впрочем, он все подряд читал с не меньшим тщанием, и постепенно перед его мысленным взором вставала история Наор-Дагэ во всем ее величии. Не самая радужная картина, как чуть позже признался себе принц, впрочем, история какой земли может похвастать отсутствием смут и тяжелых времен? В красочном полотне жизни Гнева Небес было слишком много алых пятен пролитой крови, черноты междоусобиц и серости голодных лет, но даже эти времена расцвечивались яркими мазками радостных событий, праздников и легенд. Альмэ понимал, что влюбляется в этот народ все больше, кровь горцев все громче говорит в его сердце, которое бьется в ритме торжественных барабанов. Это была и его земля, со всеми ее проблемами и горестями. Он принял ее так же близко, как приняли его горы. И Страж Вискол.       О Страже юноша задумывался все чаще, это непостижимое ледяное существо снилось ему в слишком жарких снах. Это тревожило и пьянило одновременно. Альмэ тосковал, когда Вискол не появлялся, а тот как пропал со дня празднования Перелома года, так и ни разу не явил свой светлый лик в цитадель. Но принц помнил, что Страж обещал прийти в день Тинга, и ждал.       День собрания баронов Наор-Дагэ начинался совсем обыденно, как и предыдущие десять до него. Ну, по крайней мере, лично для принца. Он встал на рассвете, умылся и оделся, не особо привередничая в выборе наряда. А выбирать было из чего: дед расстарался, и теперь в резном, темного дерева ларе с тяжелой крышкой в комнате Альмэ юношу ждал добрый десяток нарядных вышиванок, узорчатые душегрейки, пояса и порты из тонкой шерсти. Альмэ же надел свою любимую черную рубаху с золотистым узором оберегов по вороту и рукавам, темно-серые штаны, подпоясался подаренным Баженкой поясом из желтого шелка с золотистыми кистями и обул расшитые шелком сапожки из тонкой мягкой замши, в которых можно было ходить только в цитадели. Сегодня он никуда не собирался, кроме как в библиотеку, из головы совсем вылетело, что Тинг назначен именно на этот день. Потому полный двор народа, радостно и возбужденно галдящего, оказался для него некоторой неожиданностью, когда он намеревался добраться до йидальни и позавтракать свежим хлебом и молоком.       Его заметили, тишина расползалась, как круги от брошенного камня. Альмэ нервно передернул плечами под тонкой шерстяной свитой и слегка поклонился - никому конкретно и всем сразу:       - Добреранку, - сбежал по ступеням и едва не вприпрыжку прошел через толпу, оторопело расступающуюся перед чужаком, ко входу в йидальню. У самой двери в здание не выдержал, обернулся: чужие взгляды жгли спину. И почти весело и недоуменно фыркнул, видя лица горцев, ошарашенных таким поведением равнинника, явного врага. В нем внезапно проснулся не облеченный некой властью и государственными заботами принц, а девятнадцатилетний мальчишка, чуточку бесшабашный и веселый.        «А, какого подземельника? Не ходить же с вечной миной государственного мужа на роже! Могу я слегка пошалить?»       В зал йидальни он влетел, как рыжая комета, с разбегу перепрыгнув ступени помоста и чмокнув деда, уже восседающего на своем месте, в морщинистую щеку:       - Добреранку, господарэ, диду, чи солодке дрымчи? - в темных глазах юноши скакали искорки искреннего веселья.       - Добре, дьеци, дрымчи, мов у мэду, аж щось злипны.       Альмэ прыснул, потряс собранной в добрый десяток косичек гривой, зазвенела серьга и бусины.       - То е добре, дзенку Наорэ! (46)       За столом сидели не только те шестеро баронов, которые уже знали Альмэ, но и остальные, приехавшие только утром. Эти смотрели жестко, неодобрительно, изучая чужака, который вел себя вовсе не так, как от него ждали. Впрочем, принц видел в этих взглядах намек на интерес и любопытство. Ничего, пусть посмотрят. Он сел на свое место, на пару мгновений прикрыл глаза, вознося благодарную молитву Высокому Небу за добрую ночь и пищу. А когда украдкой, из-под ресниц оглядел присутствующих, удовлетворенно усмехнулся про себя: настороженность сменилась показным равнодушием. Его признали неопасным. Это было хорошо. Пусть сочтут его персону не представляющей угрозы, будет легче завоевать расположение старых недоверчивых горцев. Впрочем, среди баронов было двое относительно молодых. Альмэ мысленно прикинул: один, «украшенный» устрашающим шрамом во все лицо, был примерно возраста капитана Геллара, второй, с непривычно-яркими для горца, изжелта-карими глазами, и того моложе. Убедить старых баронов в неуместности продолжения кровопролития будет легко, относительно, конечно. А вот этих, молодых, уже попробовавших, вне всяких сомнений, ларадской крови и потерявших немало своих бойцов и товарищей, переспорить будет куда труднее. Но Альмэ не отчаивался, преисполнившись внезапно какого-то светлого вдохновения, как перед битвой.       Признаться честно, это и должно было стать его битвой, самой главной и самой, возможно, опасной. Полем боя здесь будут умы и сердца горцев, а драться надлежит, вопреки всем правилам политики, вдалбливаемым в него с детства наставниками, не грязным оружием интриг, а доводами чести, разума и целесообразности. Горцы были, в некотором смысле, детьми в политических игрищах, а бить детей нечестными ударами подло. Возможно, он ошибался. Но даже в его поведении, слегка приправленном игрой, было больше искренности. Играл же принц больше для того, чтобы отогнать свой собственный страх.       После завтрака дед сказал ему, доверительно склонив голову и положив на запястье принца свою твердую, как мореный дуб, морщинистую ладонь:       - Тебе стоит переодеться в лучшие одежды, сын моей дочери. Я пришлю за тобой слугу, когда Тинг соберется для выбора Вождя.       - А разве мне можно присутствовать? - Альмэ широко раскрыл глаза, а в его голосе проскользнули неподдельное любопытство и детский восторг. Старый наорит только спрятал в усах усмешку, признавая за ним право на это проявление чувств.       - Не только можно, но и нужно. Ты увидишь еще один обычай земли, которая должна стать твоей по праву не силы, но крови.       - Спасибо, дедушка, я понял, - серьезно кивнул Альмэ. Он и в самом деле понял: горцы при всей их некоторой военной отсталости будут для него довольно внушительной силой, а сражаться они привыкли так, как сложилось за многие тысячи лет истории Наор-Дагэ, под предводительством лучшего из достойнейших. И так будет и далее, даже когда они встанут под его руку. Это надо знать и учитывать в дальнейшем.       Он вернулся в свои комнаты, распахнул сундуки, вытащил из них все подаренное дедом добро и задумался. Он должен быть одет в цвета Ларада - белый и пурпур, желательна была бы еще и цепь с пурпурными гранатами и гербом Ларада, но где же ее взять? Достанет и кольца.       Принц выбрал рубаху из простого беленого полотна, расшитую по подолу, рукавам и вороту темно-красной, почти пурпурной и золотой нитями так густо, что они почти не гнулись, белую же шерстяную свитку с чеканными медными застежками и бляшками по груди, начищенными так, что они казались сделанными из красного золота, постолы из мягчайшей, светло-серой, почти белой замши, и задумался над поясом. У него были алые и белые пояса. А нужен был пурпур. В дверь постучали.       - Одчинено, (47) - крикнул юноша, и в комнату вошел моложавый горец со свертком из небеленого полотна.       - Господар Ринташ повелел отдать тебе, младе господар, - он с коротким вежливым поклоном подал сверток принцу.       - Дзенку господарэ, а ще е?       - Подарунок од Чувар горскэ (48), - в глазах у горца мелькнула лукавая улыбка. Челяди старого барона его внук явно нравился. Наорит еще раз поклонился и вышел, оставив Альмэ в некотором смятении.       Юноша сел на постель и развязал холстину. И едва не задохнулся от восторга и какого-то потустороннего изумления: ему на колени скользнула чеканная золотая цепь, перемежающая крученые звенья филигранными бляшками с изображениями ларадских львов и резными узорчатыми дисками с крупными, гладко отшлифованными звездчатыми камнями густого пурпура. Подобных камней он еще не видел, и это были явно не гранаты-альмандины и не аметисты. Что-то более ценное! А в придачу к этой необыкновенной красоте был аккуратно сложенный пояс такого же цвета, как камни, с тяжелыми кистями из золотой нити. Альмэ осторожно погладил матовый шелк кончиками пальцев, с благодарностью вспомнив Вискола: если кто и мог догадаться, что подобные регалии понадобятся принцу Ларада, то только он.       Через полчаса, умывшись и тщательно расчесав волосы, Альмэ оделся, заплел одну косу, плотно укладывая прядку к прядке, но не смог удержаться, и в узел тонкой белой ленточки, которой перехватил ее, воткнул два соколиных пера, подаренных Дештой. Так и вышел, когда за ним вновь пришел тот горец, что принес подарок Стража.       Когда он спускался по широкой каменной лестнице в главный зал цитадели, старательно глядя прямо перед собой, чувствовал сотни взглядов, и не все они были доброжелательными. Горцы смолкли, хотя перед появлением Альмейдо в зале стоял ровный гул голосов.       - Младе господар Ларадске, Альмейдо Ларадэй! - глубокий голос Хранителя Акхала-Раг наполнил эту тишину, как наполняет замерший предгрозовой воздух первый раскат грома. Принц остановился на последней ступени и поклонился - достаточно низко, чтобы показать свое уважение собравшимся, и не так глубоко, чтобы уронить свое достоинство. Приветствие, достойное титула. А когда выпрямился, пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не разинуть рот от удивления: все присутствующие в зале наориты поклонились в ответ. Конечно, кое-кто ограничился полупрезрительным небрежным кивком, но это был ответ, на который Альмэ, в общем-то, не рассчитывал. В глубине души он испытал всплеск ликования: это значило, что его, как минимум, выслушают! А если его будут слушать, полдела сделано. Останется только убедить.       Хранитель Рагтай вышел вперед, Альмэ рассматривал его с таким же любопытством, как и в первый раз, поразившись тому, как может меняться человек. Казалось, в этом седом старце проснулась мощь гор, осияв его, как солнечный восход - снежные вершины. Он был сейчас хозяином и распорядителем Тинга, и ему беспрекословно подчинялись все. Принц заметил, что у стен зала расставлены тяжелые скамьи, покрытые коврами в два, а то и в три ряда. На эти скамьи уселись все присные баронов. Сами же властители гор прошли к центральному возвышению зала, на котором не было скамей, лишь шкуры, ковры и вышитые кожаные подушки вокруг выложенного гладкими камнями очажного углубления. В руку принцу кто-то сунул небольшое поленце, и он, проследив, как другие бароны складывают свои поленца в очаг, последовал их примеру - последний. Хранитель Акхала-Раг склонился над очагом, будто священнодействуя, через пару минут из-под дров потекла сизая струйка дыма, вспыхнул веселый оранжевый огонек. Вокруг сдержанно зашумели. Альмэ уловил: «Добрэ, добрэ!»       Все расселись на подушках, по-особому скрестив ноги. Такая поза показалась принцу забавной и не слишком удобной, в особенности, для стариков, но на лицах баронов не было ни тени неудовольствия. Они сидели очень прямо, сложив руки ладонями вверх на коленях, и смотрели в огонь. Так продолжалось около десяти минут, точнее Альмэ не мог бы сказать при всем желании: время вдруг потеряло всякий смысл, а пляска огненных язычков в очаге заворожила его, отвлекая от неудобства позы, страха, неуверенности и прочего сумбура чувств. Прервал это медитативное состояние голос Хранителя. Альмэ понимал его удивительно хорошо, за прошедшие дни приноровившись к горской речи:       - Братья, мы собрались здесь перед лицом угрозы с равнин, но одно обстоятельство заставило меня изменить цель Тинга. Рядом с нами в кругу достойных сидит принц Ларада, пришедший с миром. Нужно нам выслушать его речи, не выбирая вождя для войны, ибо здесь сердце каждого должно говорить само за себя.       Это было непривычно и, по сути, являлось нарушением привычного хода Тинга. Однако было на руку Альмэ. Он понял, что старый Хранитель, не без ведома и содействия деда, принял подобное решение для его же блага: убедить баронов будет легче поодиночке, чем тогда, когда они уже формально сплотятся под рукой военного вождя.       Слова Хранителя вызвали целый шквал удивления и негодования среди горцев - свидетелей Тинга, но бароны, сидящие на возвышении, молчали. Альмэ обвел их взглядом, поочередно встретившись глазами с каждым. Дед ласково улыбнулся, те пятеро баронов, что уже были знакомы с принцем, едва заметно кивали или бесстрастно взирали на юношу, те же шестеро, что прибыли лишь перед началом тинга, хмурились или оценивающе глядели, лишь на лице желтоглазого мелькнула неприятная, жестокая усмешечка.        «Потребует поединка», - пронеслась в голове у Альмэ мгновенная мысль. Он и сам не знал, отчего она возникла. Может, оттого, что горец слишком уж пристально окидывал взглядом его не самых мужественных очертаний фигуру? В таком случае, он обманывается: бойцом Альмейдо был не последним, а его мнимая хрупкость вводила в заблуждение многих.       - Пусть говорит, - подал голос один из баронов.       - Послушаем, - огладил усы другой. Как понял принц, говорили по старшинству.       - Молод еще, говорить в Тинге, - рыкнул третий.       - А отчего ж? Ты, Заграт, не старше был, впервые на эти подушки севши, - ухмыльнулся Хранитель. Названный Загратом отвел глаза, явно стушевавшись.       - Ну… пусть скажет.       Так высказались все, кроме двух последних, самых младших. Шрамолицый, который все это время недовольно крутил ус, в свой черед выдернул из ножен на груди метательный нож. Альмэ только успел подумать, что вот и пришел конец его посольству, но клинок вонзился в ковер у самого его колена, трепеща, как отравленное жало. И вослед ему немедленно глухо стукнул в доски помоста второй.       - Все высказались? Теперь я поясню нашему гостю, что это значит, - медленно проговорил Хранитель.       - Благодарю господаря, я понял. Это вызов на поединок, - спокойно, колоссальным усилием воли загнав липкий страх внутрь, сказал Альмейдо.       - Верно. И, коли так, ты принимаешь его?       - Мне нужно будет драться прямо сейчас и с обоими разом?       Хранитель рассмеялся, не удержали смешки и другие бароны.       - Нет. Завтра на заре, и поочередно.       - Я так думаю, в порядке старшинства? - Альмэ посмотрел в глаза шрамолицему. Тот кивнул с довольной усмешкой. - Пусть будет так. _________________________       46 - Доброе утро, господа, дедушка. Сладко ли спалось?        - Хорошо, спалось, словно в меду, даже что-то слиплось.        - Это хорошо, спасибо Небу!       47 - Открыто.       48 - Спасибо господарю, а что это?        - Подарок от Стражей гор.