Ненаписанное письмо

      Готовности к этому поединку внутри Альмэ не было. Он не желал убивать, даже ранить баронов, и потому, наверное, метался от отчаяния до не менее отчаянной решимости.       - Это будет нечестно и глупо, - бормотал он себе под нос, растрепывая рывками и без того уже похожую на мочало косу. В спину повеяло морозным ветром, а на горячую ладонь принца легла узкая ледяная ладошка Стража.       - Ты скоро оторвешь себе косу. Успокойся.       - Вискол! - Альмэ обернулся, порывисто обнял хрупкие плечи, едва не сломав тонкокостного Стража. Тот лишь ойкнул тихо, улыбаясь. - Прости, я так соскучился…       - Все хорошо, мой принц. Я ведь обещал прийти, когда Тинг выберет себе главу. Люди изменили планы, но не я.       - Хранитель сказал, что каждый барон должен выслушать меня без оглядки на главу Тинга, и я считаю, это верно.       - Верно. Но тебя ждут два поединка.       - И я не желаю драться, вернее, не так. Я не желаю причинять вред моим противникам.       - Барон Забраш - сильный воин, он может выйти победителем из схватки один на один.       - Барон привык драться по горским правилам, кое-чего он не знает.       - Ты будешь биться нечестно? - удивленно приподнял брови Страж.       - Нет, просто я буду использовать ту манеру боя, которая может быть незнакома барону Забрашу. Я твердо намерен победить, - качнул головой Альмэ. Вискола из рук он так и не выпустил, словно боялся, что тот растает туманной дымкой. А Страж и не рвался из объятий, будто угревшийся котенок, прижался к груди и тихо дышал в ключицы прохладным дыханием.       - Ты победишь. А я сделаю так, что клинки не принесут вреда, лишь оставят следы на одежде.       - Спасибо, мой снежный, - пробормотал принц, наклоняя голову и касаясь гладкого лба, отводя от лица Стража прядь волос. От Вискола пахло свежим ветром и снегом, этот запах, казалось бы, должен был остудить, но Альмэ словно выпил ледяного вина. Голова слегка закружилась, тело показалось одновременно легким, как перышко и тяжелым, как свинец. Юный принц прерывисто вздохнул, не в силах противиться зову не разума, но тела. Пальцы его осторожно приподняли узкий подбородок Вискола, губы накрыли покорно и с готовностью раскрывшиеся холодные губы Стража, ладони погрузились в туманные струи волос, перебирая, лаская. И время вновь прекратило свой бег, исчезло, замерло, как замирает, скованная внезапным лютым холодом, стена воды, рождая причудливые изваяния прозрачного льда.       Альмейдо желал помнить все, и потому каждое движение Стража врезалось в его память, не исчезая, как в тот раз, полусном-полуявью. Это было реально, это происходило с ним! И больше не казалось игрой разума, опьяненного юношеской жаждой любви. Гладкая, атласная кожа под ладонями, прохладные, текучие волосы, выгнувшееся так, как не может гнуться человек, тонкое тело Стража… Отзывающееся на каждое прикосновение легчайшей дрожью, на каждый поцелуй - тихим стоном на языке, не похожем ни на один слышанный ранее. А когда желание обладать стало нестерпимым, Страж гибко вывернулся, сам припал прохладным ртом к губам Альмэ, вовлек в головокружительный поцелуй, который закончился провалом в небытие.       Очнулся принц уже поздним вечером, и вновь - в полном одиночестве. Во всем теле была полуобморочная слабость, но она была приятна, как будто он перекупался в прохладном озере, с трудом выбрался на теплый берег и теперь отдыхал.       «Вот же… вот как оно бывает, когда тебя пьют…» - мысли были ленивые и томные. Страх и неуверенность прошли, оставив по себе лишь ощущение, что все будет хорошо и правильно. Вискол не подведет, Альмейдо в это твердо верил. Он скинул одежду и зарылся в теплый мех покрывала, уснув быстро и без сновидений.       Утро разбудило юношу солнечным бликом, отразившимся от драгоценной цепи, брошенной на крышку сундука рядом с постелью. Альмэ потянулся и протер глаза, потом вскочил, отмечая, что полностью восстановил свои силы после поцелуя Стража. Умылся, надел самую простую одежду из имевшейся и спустился вниз. В большом зале цитадели его встретил Хранитель, одобрительно осмотрел и сказал:       - Барон Забраш уже ждет, поединок будет сейчас, а потом уже - завтрак.       - Это хорошо, не хотелось бы мне плясать с ним на полный желудок, - легко улыбнулся Альмэ. - А каким оружием предпочитает драться барон?       - Увидишь, - старик-Хранитель не разделял кажущейся беспечности юноши, он всерьез волновался, сравнивая легкого, похожего на язычок огня принца и закаленного в боях воина, которым являлся барон Забраш.       - А что будет, если я проиграю?       - Если он не сдержит руки - ты умрешь, - нахмурился Хранитель Акхала-Раг.       - Это вряд ли, - Альмэ вышел во двор и едва удержался, чтоб не присвистнуть невежливо от изумления: барон Забраш собирался драться с ним даже не саблей, а ножом, таким, с которым в первый день в цитадели плясал принц. И не поймешь сразу - это уважение к противнику, ближний бой, как-никак, или наоборот, пренебрежение: «Ты и сабельного удара не стоишь, я с тобой и ножиком разделаюсь»?       Горец стоял посреди двора, поигрывая рукоятью ножа, украшенной не камнями или чеканкой, а длинной полоской легкого шелка, явно, чагратского, уворованного в набеге на Наор. Зачем такое «украшение» клинку, принц догадался сразу: когда в лицо тебе летит яркий шелк, ты не заметишь удара, отмахиваясь от ткани, примешь в грудь или в горло добрых две ладони отменного булата. У него самого нож был примерно таким же, как баронский, но без изысков.       С утра настроение у принца было едва ли не радужным, а сейчас отчего-то закралась тревога, по спине время от времени пробегали мурашки, словно от озноба. Альмэ передернул плечами и выругался про себя самыми нелестными словами: тоже, развел переживания! Вискол обещал, и он склонен верить Стражу, тот его еще не подводил ни разу. Так что юноша просто скинул с плеч расстегнутую свитку и передал ее кому-то из обступивших его парней. Молодые наориты, которым Альмэ успел понравиться искренне и до глубины души, плохого в том, что принц собрался говорить на Тинге, не видели. И не понимали старших, затеявших неподобающую свару, в то время как надо решать, что делать с войной.       Они уже вышли в круг, образованный воинами, за спинами которых собрались все, кто был сейчас в Цитадели, когда прозвучал голос Стража:       - Дети гор!       Перед ним немедленно расступились, пропуская к поединщикам. У Альмэ отчего-то екнуло сердце от одного взгляда на Вискола. Сегодня Страж был не в своей обычной меховой накидке. Точнее, не только в ней. На нем была тонкая шелковая туника с серебряной полосой по подолу, заколотая на плече алмазной фибулой, высокие сапожки из мягкой замши и узкий венец из белого металла, прижимающий к вискам массу белоснежных волос. А сами волосы, никогда прежде на памяти горцев не знавшие плена, были свиты в тугую косу, перекинутую через плечо дважды, толстую, как якорный канат. Сегодня Вискол выглядел земным, как никогда. Словно исчезла аура нереальности, всегда окружавшая Стражей.       - Стражи гор не желают кровопролития во время Тинга. Волей их я буду судить сегодня тех, кто пожелал сойтись в поединке, - голос у этого приземленного и настоящего Стража показался Альмэ чуть более звонким, как у мальчишки-подростка, хоть звучал ровно и не срывался. Вискол сделал шаг вперед, коснулся лезвий ножей кончиками пальцев, и по стали чередой бликов пробежала волна морозного узора. И пропала, словно впитавшись в клинки.       - Теперь можете начинать, - буднично и просто объявил Страж, отходя к оцеплению.       Барон Забраш недоверчиво потрогал острие своего ножа пальцем, видимо, удовлетворился и повернулся, с места перетекая в боевую стойку слитным, мощным движением. Альмэ оценил его по достоинству. Эта схватка не будет даже тяжелой - она будет на пределе сил.       А то, что видели зрители, позже передавалось из уст в уста, как сказание о битвах самых знаменитых воинов народа Наор-Дагэ. И именовалось ничуть не более выспренно, чем оно того заслуживало: битвой снежного барса и каменного медведя, двух самых свирепых и опасных хищников гор. Они достали друг друга не по разу, и лишь магия Стража, показывающая место раны и степень ее тяжести алым свечением, не позволила бойцам истечь кровью. Все решил последний, отчаянный удар Альмейдо, в который он, напрягшись, вложил все свои силы. На груди барона Забраша, от левой стороны шеи, через ключицу наискось, до правого подреберья вспухла и налилась тяжким кровавым светом полоса.       - Довольно! - прозвучал голос Вискола, и поединщиков немедленно схватили под руки, растаскивая в стороны. - Что скажет Тинг?       Старые бароны подходили к принцу и своему соплеменнику, осматривали отметины, потом собрались на короткое совещание у крыльца парадного входа Цитадели. Затем Хранитель Акхала-Раг озвучил принятое решение:       - Победил принц Альмейдо.       Минуту ничего не происходило. Вся масса собравшихся замерла, переваривая сказанное. И затем широкий двор Цитадели наполнился криками. И больше было приветственных, чем возмущенных.        «Пожалуй, - Альмэ мысленно усмехнулся, - я могу поздравить себя с первой реальной победой».       К принцу подошли поздравить старшие бароны, дед отчески потрепал взмокшие волосы, липнущие ко лбу, потом отошел, пропуская Стража.       - Ты был великолепен, - тихо сказал тот, снова касанием пальцев возвращая клинку юноши остроту, как сделал это только что с ножом барона Забраша.       - Спасибо. Благодаря тебе я смогу не валяться декаду, залечивая раны, а говорить с Тингом.       - Верно, - улыбнулся Вискол с необъяснимой ноткой печали в голосе.       - Забраш!       - Стой! - одновременно прозвучали голоса нескольких баронов, а Страж прянул чуть вперед, словно желал прижаться к груди принца или тянулся поцеловать его. Толпа слитно ахнула. И лишь когда из губ Вискола серебристой волной выплеснулась кровь, а сам он, захлебываясь ею, начал падать, барона Забраша скрутили дюжие молодцы из его собственной свиты, и Альмэ понял, что случилось. Подхватил легкое, весящее столько, сколько, должно быть, весила его одежда и украшения, тело, опускаясь на колени. Вискол цеплялся за его плечи слабеющими пальцами и пытался вытолкнуть из забитого кровью горла какие-то слова.       - Молчи, ради Высокого Неба! Ты не можешь умереть! Стражи бессмертны! Вискол, ну же… - в происходящее Альмейдо не верилось ни на медный грошик. Но Страж растянул непослушные губы в улыбке, с клекотом выдавливая из себя слова вместе с кровью:       - Смертны… Слушай… - он замер, напрягаясь, чтобы сделать хоть крошечный глоток воздуха, - сегодня… умер капитан… Ирвин… Я мог его спасти… но я предпочел… тебя… Теперь у тебя… на руках… козыри, мой… - онемевшие губы Стража еще пытались произнести что-то, но бессмертный дух Хранителя Мира покинул искалеченное тело, которое начало медленно рассыпаться, истаивать в руках Альмэ, пока не пропало облачком тумана, оставив на камнях двора запятнанный серебром нож Забраша.       Еще не веря в случившееся, не уложив в голове сказанное, Альмэ поднялся с колен. Единственное чувство, которое сейчас владело всем его существом, было - гнев.       - Что сделал ты, сын червя? - слова камнями падали в напряженно замершую тишину. - Как ты посмел?       - Ты не будешь говорить на Тинге, - бешено прохрипел скрученный своими же воинами барон, до него, кажется, тоже еще не дошло произошедшее во всей его тяжести.       - Теперь - буду, - Альмейдо выпрямился во весь рост, поднимая к небу испачканные кровью Стража руки: - Дети гор, слушайте! Сегодня горы будут рыдать, потеряв одного из бессменных Стражей! И это сделал не я! Судите убийцу своим судом, а потом я приду спросить вас: что будет? Доколе брат будет резать брата? Доколе законом Наор-Дагэ будет «Кровь за кровь и зуб за зуб»?       Он развернулся и прошел в Цитадель, почти ничего не видя перед собой. Через два шага ему на плечи легли теплые руки Дешты и Баженки, следом за ним шла большая часть молодежи, и это был знак. Альмейдо победил, еще не сказав на Тинге ни слова.       Страшная метель накрыла Наор-Дагэ ревущим смертоносным котлом, сметающим все живое, что не укрылось за крепкими каменными стенами. Со стоном и треском ломались вековые сосны в лесах, снег заносил человеческие жилища по крыши: горы оплакивали свое дитя, и Небо скорбело и гневалось. Почти пол декады бушевала стихия. И за это время Тинг, выслушав принца Альмейдо, принял решение.