Ненаписанное письмо

      Да, он знал, что власть налагает целую кучу ограничений и безмерную ответственность. Но, честно признаться, был попросту не готов к тому объему информации и проблем, которые придется взвалить на свои плечи. Проблем в самом прямом смысле: при всем внешнем благополучии пять лет правления монарха, который совершенно не заботился о благосостоянии своей страны, привели Ларад на грань обнищания. Казна показывала дно, крестьяне и ремесленники задыхались под тяжестью непомерных налогов, казнокрадство и мздоимство, практически искорененное в свое время королем Эдерихом, снова цвели буйным цветом в провинциях и в столице. Состояние армии Альмейдо видел изнутри. То, что ни Лабра, ни Чаграт еще не решились откусить приграничные провинции у ослабленного соседа, было воистину чудом и, во многом, результатом грамотной дипломатии покойного отца Альмейдо. Страну необходимо было восстанавливать, пока она не упала на колени окончательно. Альмэ днями просиживал в кабинете брата, разбираясь с завалами бюрократических бумажонок, к которым у Лайениса не было ни таланта, ни желания. Насчет таланта Альмейдо не обольщался, а его желание не имело никакого значения. Была острая необходимость, и он повиновался.       Оставив в Наордэе обычный гарнизон крепости, армия, удивительно быстро собравшись, отступила, по пути разделяясь и расходясь на привычные места дислокации частей. Альмэ докладывали о настроениях, витающих среди солдат. Радовало одно: Рыжую Тварь боготворили, за него готовы были идти в огонь и в воду. Но окончание военных действий добавило ему куда больше авторитета, чем убийство короля. И роспуск по зимним квартирам - тоже. Столичные части во главе с генералом Шеллераном вернулись в свои казармы, сопроводив – пока еще – принца Альмейдо.       В стране создалась несколько зыбкая ситуация с престолонаследием: по всем канонам право на трон имели оба принца, Альмейдо и Альмерис. Но малолетний Альмерис править не мог, а Альмэ, несмотря на авторитет в армии, был изгоем, на репутации которого лежало пятно в виде заключения в Анстранне. Альмэ знал, что, если возникнет нужда, его посадит на трон армия. Но был и другой выход. Тот, о котором ему не хотелось думать. Тот, о котором думалось против воли. Как же ему сейчас не хватало совета умного, рассудительного человека! Как ему не хватало Ирвина… О капитане думалось все чаще.       Юноша вздохнул и придвинул к себе письменный прибор и лист гербовой бумаги. Обмакнул перо в чернила и задумался.       «Здравствуй, Ир… Где бы ты ни был сейчас в необъятном Небе, я верю, что ты сможешь услышать меня. Услышать и понять, как нужен мне твой совет. Как поступить? Что делать со всей этой громадной ответственностью, что свалилась мне на плечи? Не то чтобы я был к ней не готов… Просто, это, оказывается, действительно тяжело…»       На бумаге, естественно, не записал ни строки. Туда, в Высокое Небо, не послать письма, не отправить почтового голубя. Хотя очень хотелось. Мысли принца прервал стук в дверь кабинета, и лакей доложил:       - Ваше высочество, к вам полковник Ильтариа. Прикажете впустить?       Альмэ мысленно усмехнулся: кажется, Ирвин все-таки услышал его. И ответил, как мог.       - Зовите.       Полковник вошел, щелкнул каблуками заляпанных грязью сапог:       - Ваше высочество, полковник Ильтариа…       - Вольно, кэй Ильтариа. Мы не на плацу. Вы пришли как раз вовремя.       На красивом лице полковника так явственно отобразился удивленный вопрос, что Альмейдо невольно улыбнулся.       - Мне нужен совет. А вы, помнится, обещали помочь, в случае необходимости.       - Если смогу, ваше высочество…       - Сможете. Полагаюсь на ваш жизненный опыт. Присядьте, - принц указал мужчине на кресло и сел во второе, рядом. Сложил руки на коленях, и Карин на пару мгновений подумал, что Альмэ сейчас выглядит несколько младше своего возраста, если не брать во внимание его боевые шрамы и не смотреть в глаза. Этакий ангел во плоти. Сама невинность.       - Итак, есть задача. Считайте, что сейчас я дам вам вводные. Дано: королевство с ослабленной экономикой, коррумпированными чиновниками и одной огромной проблемой в престолонаследии. Имеется два претендента на трон: малолетний сын умершего короля и брат того же короля с подмоченной репутацией. Кого из этих претендентов вы посоветуете? Учитывая то, что регентом при мальчике станет вдова короля, и то, что страну надо поднимать из разрухи? И еще то, что оба претендента имеют равные права на трон.       Полковник хмыкнул, осекся, вскидывая глаза на принца. Альмэ безмятежно смотрел ему в лицо, только в темных глазах заметна была усмешка. Недобрая такая усмешечка: «Мы-то не на плацу, кэй полковник. Но и не в казарме. И я сейчас не под вашим командованием. Поостерегитесь». Карин задумался, взвешивая то, что пришло на ум. Потом осторожно сказал:       - Ваше высочество, вы хотите от меня честного совета или вежливой отговорки?       Принц усмехнулся уже открыто, странной, однобокой улыбкой, словно ему причиняло боль выказывать свои эмоции.       - А как вы считаете? Будь мне нужна отговорка, я спросил бы у любого лакея. Или у любого советника моего покойного брата.       - Тогда, - Карин Ильтариа, никогда не отступавший перед лицом опасности, набрал воздуха в грудь и выпалил, словно кидаясь с разбегу в мутную ледяную воду: - женитесь на ней. На вдове брата. После коронации. Все будет честно: и формальности соблюдете, и ее величество не обидите, и маленького принца Альмериса в пролете не оставите. Гхм, простите, забылся…       Альмэ вскинул руку к лицу и прикусил костяшку указательного пальца, чтоб не рассмеяться:        «Ай да совет, кэй полковник! Или этим советом я все же обязан тебе, мой первый рыцарь? Только один человек прежде мог вот так резко посоветовать мне разрубить узел сомнений. Спасибо, Ир. Еще раз, спасибо за все!»       - Ну, что ж, кэй Ильтариа. Совет принят. Благодарю вас. Вы пришли ведь не просто так? Излагайте.       Полковник посмотрел в глаза принцу и чуть прищурился:       - На самом деле, сир, я пришел лишь потому, что дал обещание старому другу время от времени приглядывать за одним юношей. Не знаю уж, правда, как теперь и выполнить: юноша скоро взлетит так высоко, что мне не добраться.       - Хм, - темные глаза принца прожгли, кажется, до самого донышка душу полковника, - вот как? Что ж, кэй Ильтариа, ради вашего друга я помогу вам оставаться ближе к вашему подопечному. Невзирая на его взлет, - и в голосе принца были насмешка и угроза.       Коронация была назначена на праздник Капели. Здесь, в Лараде, его отмечали не в какой-то определенный день, а именно тогда, когда зазвенит по булыжным мостовым первая капель. Жрецы Неба всегда могли предсказать этот день весьма точно. А Альмейдо лишь усмехнулся, узнав о решении Коронационного Совета.        «Как символично. Город будет оплакивать погибшего Лайениса и приветствовать братоубийцу на троне. Прекрасно. Что же будет, когда узнают о моем решении касательно королевы Маэллис? Небось, введут еще какой-то праздник. Например, Первого Дождя. Чтоб оплакать судьбу бедняжки-вдовы. Лицемеры!»       Однако он не стал ничего менять. В глубине души он был согласен с теми слухами, что ходили о нем среди дворянства. Только они еще не знали, насколько правдивы их измышления о Рыжей Твари. Став королем, Альмэ собирался пройти частым гребнем по этому рассаднику сплетен, лжи и ленивого сибаритства. Огненным гребнем.       Столица всегда была красивейшим городом королевства. И в этот весенний день, когда траурные лиловые стяги сменились пурпурными и белыми коронационными, придворные льстецы назвали ее невестой в ожидании счастливейшего дня в жизни. От подобного сравнения у Альмейдо заныли зубы: до того слащавым и напыщенным оно было. К тому же, только идиот мог назвать день свадьбы счастливейшим. Глядя на осунувшееся, бледное личико королевы, волей распорядителя выряженной в золотистые корадские шелка, Альмэ кусал губы: вот кто мог бы многое рассказать о том, каким бывает этот день на самом деле. Хвала Небу, для нее кошмар супружества закончился. О, принцу донесли, каким «заботливым и нежным» был его братец по отношению к жене и сыну. И он не обольщался, что его предложение замужества молодая вдова примет со слезами счастья на глазах. Скорее уж, наоборот.       Отчего-то при взгляде на эту совсем еще юную женщину на ум приходили сравнения с лошадьми. Альмэ готов был выпороть самого себя за подобные мысли, но очень уж она походила на забитую неумелым объездчиком кобылку. А однажды напуганную человеком лошадь трудно… нет, не покорить. Завоевать ее расположение, ее любовь и дружбу. Ведь только на таких условиях гордое животное способно стать верным соратником и товарищем. Это животное. Почему же никто никогда не думал, что жена для короля - это тоже соратник, товарищ, помощник? Не просто украшение трона, не племенная кобыла! Не изысканная безделушка, которую можно откинуть, когда надоест использовать, не вещь, которую можно забыть! И ему предстоит научиться тому, чему учатся долгие годы, и научиться быстро: завоевывать доверие, строить отношения не на любви, а на взаимном уважении. О, он не знал пока, будет ли за что ее уважать. Но чутье говорило, что если эта девочка сумела выжить в таком змеином кубле, каким был двор короля Лайениса, да еще и сына сберечь, то причины для уважения найдутся. А, кроме того, разве не матушка еще тогда, далеким зимним утром, в подслушанном четырнадцатилетним Альмэ разговоре с братом не упомянула, что девица Маэллис великолепно образована? Это заставляло надеяться.       Саму церемонию коронации Альмэ даже не старался запомнить. Он делал все, что было положено по протоколу, сохраняя на лице каменное выражение спокойствия, внутри же не чувствуя ничего особенного: ни трепета, ни радости, ни торжества. Сплошной круговорот ярких нарядов, угодливо-льстивых, искусственно-радостных лиц, торжественно-важный Верховный жрец столичного храма Высокого Неба, немного приторный запах освященного елея, высокий и чистый звук труб, возвестивших восшествие на престол нового короля из рода Ларадэев. И хрустальный перезвон капели. Этот звук сопровождал его весь день, казался отзвуком зимней сказки ледяной флейты Стража. Словно бы Вискол заглянул оттуда, где сейчас витал его дух. А в стройном хоре солдат столичного гарнизона, громовым «Дэйя!» (51) приветствовавших его, выходящего их храма, послышался голос Ирвина. Настолько явственно, что Альмейдо не смог удержаться и на пару минут замер на ступенях, вглядываясь в выстроенные ряды кавалерии и пехоты. Здесь же по его приказу были остатки гарнизона Анстранна, чуть обособленно стоявшие на краю храмовой площади. Их, старых вояк, осталось всего десяток под началом капрала Орте Сайраса. Они все, как один, вскинули руки в воинском салюте. У Альмэ ком застрял в глотке. Он рванул из ножен шпагу, не ту, положенную по этикету парадную зубочистку, изукрашенную драгоценностями и гравировкой, а свою боевую подругу, украденную в Анстранне, и вскинул ее к небу.       - Защитникам Ларада - слава и честь!       - Дэйя! Дэйя! Дэйя Ларадэй!!! - отозвался единой стозевной глоткой строй.        «Король...»       Альмэ сидел в тронном зале, когда оттуда разошлись уже все: и послы, и придворные, осталась только гвардия. Но солдаты стояли каменными истуканчиками, не мешая думать и не обращая на себя внимание.        «Король Альмейдо. Звучит странно. Всегда был принцем, и на тебе...»       Свежеиспеченное его величество стянул с головы тяжелый, украшенный огненными топазами обруч и повертел его в руках, рассматривая. Хвала Небу, носить эту «дуру» постоянно никто его не заставит. Для повседневного ношения, вернее, для приемов и советов, есть простенький тонкий обруч без камней и зубцов.       По полу прошуршало, и Альмэ поднял голову, улыбнувшись присевшей в реверансе женщине. Вернее, девушке. Воспринимать эту тоненькую, хрупкую девочку, хотя она и старше на год, как женщину он не мог. Даже зная, что у нее сыну почти пять лет.       - Вы бледны, кэйа Маэллис. Что-то случилось?       Она открыла рот, но, кажется, от волнения не могла вымолвить ни слова. Альмэ отложил корону на подставку у трона и встал. Только сейчас он заметил, что за время своего заключения, а потом и военной кампании, вытянулся и теперь смотрит на вдову брата сверху вниз.       - Воды или вина, кэйа? Прошу вас, не волнуйтесь.       Женщина вскинула руки к горлу, будто тяжелые желтые сапфиры в серебре душили ее, и рухнула перед ним на колени, сбивчиво и тихо бормоча что-то. Пришлось наклониться и поднять ее. Альмэ уловил только «...со мной и сыном, милости...». Но этого хватило. Королеву запугали до обморока рассказами о зверствах Рыжей Твари? Или просто наговорили гадостей?       - Кэйа Маэллис, присядьте, - он усадил ее на ступеньку тронного возвышения, сел рядом, не отпуская тоненьких холодных пальчиков. Вздохнул. - Кэйа, а где маленький Альмерис? Я не видел его с самого приезда в столицу. С ним все в порядке?       - Он… сир, он немного болен, но… Прошу вас, - она запнулась, умоляюще заглянула в непроницаемые, темные, как омуты, глаза, непроизвольно вздрагивая в ожидании привычного окрика или резкости. Но король Альмейдо улыбался ей тепло и без малейшей толики похоти, и она осмелилась продолжить: - Прошу вас, ваше величество, скажите, чего ждать мне и сыну? Ссылка? Заточение? Монастырь?       Он нахмурился, на лице сразу резче обозначились шрамы.       - Кто вам наговорил подобной чуши? Простите, - немедленно смягчил тон, заметив, как болезненно напряглись ее плечи, - кэйа Маэллис, я не собирался ничего такого делать. Это ваш дом, равно как и малыша Альмериса. Никто не отнимет у вас право жить здесь, никто не посмеет обидеть вас и принца, я клянусь. Успокойтесь же, прошу вас. Впрочем, не в тронном зале же нам с вами беседовать. Давайте пройдем в кабинет, там уютнее, поверьте.       Маэллис, не веря ушам и глазам, все еще поминутно обмирая от страха, позволила сильным рукам короля поднять себя. Слова замерли в горле, отказываясь выходить наружу. Она шла за Альмейдо, не помня себя, и лишь очутившись в знакомом до боли, до самой настоящей боли в неоднократно избитом теле кабинете, очнулась.       - Кэйа Маэллис, вот, выпейте. Прошу вас, не надо меня бояться, - его величество почти силой впихнул в ее руку бокал с прозрачным янтарным напитком. Она сделала глоток, поперхнулась: горло словно огнем продрало.       - Ч-что это? - просипела, пытаясь стереть тыльной стороной перчатки слезы, выступившие на глазах.       - Солдатская перечная настойка. Очень помогает согреться и расслабиться.       Девушка с полминуты пыталась отдышаться, потом несмело улыбнулась и… разрыдалась. Альмейдо не оставалось ничего иного, кроме как осторожно обнять ее, поглаживая по голове, и бормотать что-то бессмысленное и успокаивающее.        «Ничего, моя кэйа. Уже все позади. Я никому не дам вас в обиду, обещаю», - думал Альмэ, чувствуя себя так, словно утешал сейчас не будущую супругу, а младшую сестренку. - «О, Небо! Ирвин! Мне опять нужен твой совет! Или этого язвы Карина, на худой конец!»       ______________________________________       51 - «Дэйя!» - аналог нашего «Виват!», переводится как «Храни!»