Ненаписанное письмо

- Добрый день, Лис. Разделишь со мной полдник? - сказано было совсем буднично и тихо, но сердце королевы едва не выпрыгнуло из груди. Она сжала пяльцы в руках, будто щит, и повернулась к двери. Король стоял, подпирая собой косяк, на губах играла чуть заметная усмешка, а глаза щурились, отражая куда более яркую и гораздо более теплую улыбку. Маэллис передумала сердиться и кивнула, откладывая на рабочий столик свое рукоделье. - С радостью, мой государь. - Как сын? - Альмейдо взял ее ладонь в свои, склоняясь перед девушкой в изысканном поклоне. Поцеловал кончики пальцев. Королева почувствовала, что краснеет. - Хорошо. Уже гораздо лучше, чем даже вчера. - Передашь ему, что вечером я буду в полном его распоряжении? Обещал ведь рассказать еще о Наор-Дагэ.       Маэллис улыбнулась, чуть склонив голову набок, заглядывая в темные глаза. Прикусила губу, не зная, как спросить то, о чем думалось ночью и полдня. Он понял, замедлил шаг, свернул в крытую галерею, где не было никого, кроме них, да гвардейцев на часах, а их можно в расчет не брать - ослепнут и оглохнут по приказу, по одному легкому, почти незаметному жесту. - Спрашивай.       Королева стояла перед ним, чувствуя себя, как в детстве перед строгим учителем. Сцепила пальцы, не зная, куда деть руки. И тихо выдохнула одно только слово: - Зачем?       Не «почему?», причины для его поступков она узнать не просто опасалась - боялась. А вот цели - о них можно и спросить. Альмейдо понял это. Понял, что ответит именно на поставленный вопрос, а на тот, что так и не прозвучал, отвечать придется позже, когда удастся приручить ее, научить не бояться его, не вздрагивать от громкого голоса и резкого движения. - Мерис… Ему нужно детство. Обычное счастливое детство обычного ребенка. И если я могу - я это ему дам.       Несказанным повис в воздухе ответ на то самое «почему?». Потому что у самого Альмэ это детство отобрали слишком рано. Потому что рядом с маленьким принцем он сам хотел немножко отмотать время назад и вернуться в беззаботность и счастье. Потому что Мерис уже сейчас выглядел слишком серьезно для своих лет, а в силах Альмейдо было отсрочить его преждевременное взросление. А еще потому, что он полюбил мальчика с первой встречи как собственного сына.       Она поняла, сделала шаг вперед и благодарно прижалась к его груди. А он осторожно погладил ее по волосам, почти невесомо, ласково. - Все будет хорошо, Лис. Идем?       И Маэллис, идя рядом с ним в Желтую столовую, не опускала глаз, встречая взгляды придворных. Неважно - какие, доброжелательные или презрительные. Она поверила, сразу и безоговорочно: все действительно будет хорошо. Потому что так сказал король - ее король, ее защитник, нет, их защитник.       «Он похож на зверя. Большого, хищного зверя. На золотого льва, который у него на гербе. Такой же обманчиво-спокойный, пока не нужно демонстрировать силу. А потом не заметишь, как тебя уже подмяли и голову откусили. Опасный, очень опасный. Этакая смерть в бархатной шкуре. Лайенис был предсказуем в своем безумии, я всегда знала, когда ждать от него удара, а когда - словесного укола. Почему же я не могу понять, чего ждать от тебя, мой король? И почему же я так доверяю тебе? Прикажи сейчас выпить яд - и я сделаю это в полной уверенности, что ты не позволишь мне умереть… Я сошла с ума?» - Маэллис ела, не чувствуя вкуса еды, вопросы без ответов теснились в ее голове, путались, не позволяя сосредоточиться ни на чем больше, кроме них. Кажется, король это прекрасно понимал, не отвлекая ее светской болтовней. Ему тоже было над чем подумать. И личные дела занимали в его мыслях ничтожно малую часть: не сегодня-завтра должны были приехать наориты, отчет военного советника требовал внимания, расхитители казны - рассмотрения приговоров, новый свод законов - скрупулезного изучения и поправок… Корона Ларада оказалась весьма нелегкой ношей.       Альмейдо чувствовал на себе взгляд королевы, но глаз не поднимал, зная, что смутит девушку. Было забавно стать предметом столь пристального внимания и изучения. «Лисичка принюхивается к рукам. Пусть, тем скорее мы сможем поговорить откровенно. Привыкнет, научится доверять не только на словах. Лис…»       Его глаза улыбались ей, хотя лицо оставалось серьезным. Ей придется всегда смотреть ему в глаза, чтобы увидеть эту улыбку, потому что открыто улыбаться король разучился. Когда это случилось? Почему? Ответа на эти вопросы у Маэллис тоже не было. Конечно, она много слышала о том, через что пришлось пройти тогда еще принцу Альмейдо. Но одно дело - слышать, и совсем иное - пережить. Ей не понять, как это: провести несколько лет в заключении по ложному обвинению, сбежать, но не спасать собственную жизнь, а отправиться воевать, чтобы переломить ход неудачной военной кампании, потерять друзей в кровавых битвах, стать парламентером, по сути - пойти на верную смерть. А потом убить родного брата. Да, безумного и опасного не только для себя, но и для всей страны. Но - родную кровь! Кровь короля, брата, любимого… Сколько же боли должна была вынести душа юного Альмэ, чтобы сейчас одеться в стальную броню?       Маэллис смотрела на своего короля и понимала, что при всем этом не может его жалеть. То, что она чувствовала, было не жалостью, чем угодно, но только не ею. Жалость унижает, а Альмейдо хотелось восхищаться, ставить в пример и преклоняться перед его мужеством и твердым характером.       «Я никогда не предам тебя, мой король. Предательства в твоей жизни было и без того слишком много. Тебе нужны верные люди в твоем окружении. Ведь нужны же? Я стану одной из них. Если только ты захочешь, Альмэ».       Она не отвела глаз, когда король посмотрел на нее. И он вознаградил ее скупой, едва заметной улыбкой, мелькнувшей на губах.       Проводив королеву до ее покоев, Альмейдо вернулся в кабинет. Через несколько минут туда же потянулась вереница курьеров за приказами, работа продолжилась в головокружительном ритме. - Лейтенант Стэйар. - Я здесь, ваше величество, - Раэллис шагнул вперед. - Помогите секретарю, он уже сбился с ног, - бросил король, не глядя на вытянувшегося во фрунт молодого человека.       «Отослал с глаз долой, - с непонятной самому себе обидой думал Раэллис, разбирая бумаги под руководством секретаря. - Будто кроме бумажной работы, я ни на что не гожусь! Или его величество просто не может придумать, чем меня занять? Хотя… Пожалуй, не чем занять, а что доверить. О, Небо, я разве думал, что он вот так сходу проникнется ко мне доверием и станет поручать что-то важное?»       Он вынужден был признать, что не думал, но в глубине души именно на это и надеялся. Совершенно иррациональная надежда, если поразмыслить здраво. Полковник Ильтариа ведь рассказывал, что этот человек не доверяет никому, кроме себя. И чтобы заслужить высочайшее доверие, мало обладать располагающей внешностью и безупречной биографией. Нужно пройти рядом с ним не одну баталию, неважно, военную или политическую. Доказать, что достоин. А пока этого не случилось, придется побыть мальчиком на побегушках, начать с не самых важных документов, впрочем, разве в управлении государством бывают неважные? Разнося приказы старшим камердинерам, дворецким и лакеям, Раэллис пытался вникнуть в то, какой именно результат требуется королю. Судя по тому, что дворец, да и вся столица потихоньку приходили в движение, намечалось нечто грандиозное. Ясность в этот вопрос внес полковник, с которым Раэллис столкнулся в одной из галерей. - Добрый день, кэй полковник, - поклонился чудом избежавший столкновения и запыхавшийся от бесконечной беготни по лестницам и переходам юноша, пытаясь незаметно перевести дыхание. - А, это вы, лейтенант. Смотрю, его величество не дает вам заскучать, - усмехнулся советник, выглядевший, конечно, не таким взмыленным, но тоже заметно забегавшимся. - О да, благодарю вас, кэй Ильтариа, - ответная улыбка юноши не излучала особого оптимизма. - Это еще цветочки. Завтра прибудут горцы, вот тогда придется попотеть. Не стану вас задерживать. - Эмм… спасибо… - пробормотал Раэллис, глядя вслед стремительно удаляющемуся полковнику. Вздохнул и припустил почти бегом назад, в кабинет. Времени предаваться праздным размышлениям не было. Он нужен своему королю, пусть пока и в качестве посыльного, значит, он должен стараться.       Когда и как наступил вечер, Раэллис не заметил. Просто поток поручений иссяк, и у него появилась минутка присесть в уголке приемной и дать отдых гудящим ногам. - Набегался? - сочувственно покосился на него секретарь. - Угу. - Меня Далин зовут. Далин Талья. - Раэллис Стэйар. Очень приятно позна… - их разговор прервал звон колокольчика. Секретарь кивнул Раэллису на заранее приготовленный серебряный поднос с фарфоровым чайничком, исходящим паром, и чашкой: - Неси, теперь это - твоя обязанность. В семь часов его величество всегда просит принести ему травяной чай, кухонная прислуга уже знает и приносит горячий к этому времени. - Спасибо, - Раэллис улыбнулся, благодаря за подсказку, взял поднос и вошел в кабинет. Далин придержал ему дверь и вернулся за стол - дописывать документы. - Сир, ваш чай. - Спасибо, - голос короля звучал отрешенно, его величество стоял у окна, глядя в синие сумерки весенней столицы, машинально поглаживая серебряную прядку на виске. Раэллис в который раз подумал, что просто так седина у девятнадцатилетнего юноши появиться не может, и задался вопросом, что должно было произойти с королем, чтобы в его рыжей гриве появилась эта белоснежная прядь? А шрам на нижней губе? В лагере на Алой он уже был - заживший, почти незаметный, но придающий улыбке короля некоторый оттенок злорадства. Откуда он? А привычка касаться эфеса простой шпаги в потертых ножнах, висящей на подлокотнике кресла? Почему именно эта шпага? Насколько он помнил, король не расставался с ней никогда, даже на коронации была именно она, а не парадная, положенная по протоколу к коронационному облачению.       Адъютант налил чай в изящную фарфоровую чашечку и замер незаметной тенью у стола. Ему казалось, король обращает на него столь же мало внимания, как и на колышущиеся от сквозняка шторы, и потому Раэллис вздрогнул, услышав обращенный к нему вопрос: - Ты был рядом с капитаном Гелларом… тогда, в Наордэе? - Да, сир, - голос прозвучал неожиданно сипло: стоило вспомнить об Ирвине, как горло перехватило. - Расскажи.       Раэллис сглотнул, пытаясь прогнать соленый ком в горле, поднял голову и встретился глазами с требовательным, горящим невысказанной болью взглядом Альмейдо. И этот взгляд не отпускал, выворачивая душу и память. Лейтенант вздохнул и начал говорить. - Он часто говорил о вас, сир. С полковником Ильтариа, со мной. Требовал от нас помочь вам, беречь вас… В последние… в последние часы бредил и звал вас по имени, обещал не оставлять вас одного, сдержать клятву… - Мой первый рыцарь, - ответил король на незаданный вопрос Раэллиса, и юноша почувствовал, как сжалось от острого сожаления сердце: звание первого рыцаря давалось не просто так, и потерять самого надежного, самого верного соратника, наверное, было очень больно. Все равно что потерять лучшего друга или… любовника. - Он был верен вам, сир! - неожиданно для себя с горячностью воскликнул адъютант, прижимая руку к сердцу. - Я знаю, Раэллис.       Лейтенант потом не мог понять, как у него хватило смелости задать такой вопрос. Но в тот момент он сделал шаг вперед, глядя в глаза своему королю с какой-то отчаянной надеждой, и спросил: - Вы любите его? - Да, - очень тихо ответил Альмейдо.