Ненаписанное письмо

      Утро началось для Раэллиса еще раньше привычного, практически на рассвете, с громкого и бесцеремонного стука в дверь. Помянув подземельников, юноша вскочил, запутался в простыне и едва не полетел носом в пол. Чудесное начало дня! За дверью слышался голос одного из наоритов, и Раэ вспомнил, что сегодня его величество собрался на ярмарочную площадь в компании родичей. Значит, следует поторопиться.       Когда он, натянув штаны, открыл дверь, Стерх, а за нею обретался именно этот горец, усмехнулся: - Гуце, мелька. Чи Володар мае чекаш? - Нет, нет, я сейчас, - Раэ удивился: неужели, король уже встал? И тут же услышал его голос: - Стерх, не торопи, никто не виноват, что ты подскочил ни свет, ни заря и разбудил половину дворца.       Но адъютант уже принялся одеваться, с непривычки путаясь в рукавах и штанинах горских одежек, подаренных ему наоритами. В их понимании «приодеть» означало надарить целую кучу вещей, не принимая отказа. Так что ему было, из чего выбрать, а одежда казалась празднично-яркой, хоть и из простых тканей. Синяя рубашка с вышивкой черными и серебристыми нитями, шерстяные штаны, широкие и почему-то на взгляд Раэллиса не совсем приличные, шерстяной же жилет, расшитый и разукрашенный бисером и узорами. Ему подарили даже шапку и плотную свитку со смушковым воротником, как раз на здешнюю весну. - Готов? – вопрос прозвучал неожиданно, Раэ вспомнил, что дверь он не запер. Теперь на пороге стоял король и внимательно рассматривал адъютанта. Подошел, сдержанно усмехаясь, поправил широкий шелковый пояс. – Что же ты волосы не заплел, Раэ? Помочь?       У юноши замерло, а потом быстро-быстро забилось сердце. Что-то же он такое слышал про эту традицию плетения кос у горцев. Но что – вылетело из головы. В горле пересохло, он не знал, что стоило бы ответить. Король же ждал его ответа, стоя в полушаге, смотрел прямо в глаза, не отрывая взгляда, темного, как глубокий колодец, и таившего в себе что-то странное, пугающее и зовущее. Раэллис кивнул, и лишь после этого вспомнил, наконец, что значит такое предложение. Что он там думал о мечтах? Похоже, высшие силы решили показать ему, что стоит осторожнее мечтать. - Садись, - король указал на обитый бархатом табурет, отыскал на узком комоде простенький гребень и встал за спиной адъютанта.       Раэллис чувствовал исходящее от него тепло, а в груди и животе расползался мятный холодок, как в детстве, в предвкушении чего-то сказочного. Пришлось крепко прикусить щеку изнутри, чтобы не издать ни звука, когда чужие руки принялись осторожно выглаживать спутанные со сна волосы, разбирать их на пряди, а потом заплетать, бережно, ласково, мимолетно касаясь жесткими кончиками пальцев затылка и шеи. А хотелось… хотелось других прикосновений, совсем других – властных, жестких, до сладкой боли, до хрипа в пересохшем горле. Он сидел, стараясь не шевелиться, даже дышал вполсилы, словно опасался потерять очарование момента, недобрать скупо отмеренной ласки. Жалел сейчас, что волосы не такие длинные, как у Стражей, даже не до пояса, всего лишь до середины спины, и коса под умелыми пальцами короля сплетается слишком быстро. - Вот так, - по косе пробежалась ладонь, сверху вниз, - только нужно закрепить.       Альмейдо снял кожаный шнурок с парой агатовых бусин, один из трех, завязал им кончик косы адъютанта. Зачем-то наклонился, вдыхая чужой запах. Приятный запах, надо признать: чистый, теплый, с едва заметной ноткой грубого дегтярного мыла, видимо, от вечернего умывания. Заставил себя выпрямиться и отойти, пока не натворил глупостей. Тело, которому было отказано в ласке, вознамерилось требовать ее сейчас, совсем не ко времени. Пришлось стиснуть зубы и дышать, медленно и размеренно, утихомиривая эту жажду. - Идем, - прозвучало грубее, чем нужно, и Альмэ, досадуя на самого себя, вышел из комнаты.       Если кто-то из горцев и понял, что там было, то он оставил свои догадки при себе. Не принято было такое выносить на люди. Это ж не свадьба и не предсвадебный сговор. Были у наоритов в традиции боевые пары, как раньше было и в Лараде. Те, о которых читал когда-то, кажется, целую вечность назад, юный принц Альмейдо, еще даже не догадывавшийся о том, что ему уготовано судьбой. Никто в Наор-Дагэ не посмел бы осудить его связь с мужчиной, младше ли, старше ли – не важно. Там это называлось побратимством, и братья по оружию часто проводили обряд, становясь кровными побратимами. С Дештой и Стерхом они его провели в последнюю ночь в Акхала-Раг, перед тем, как Альмэ ушел в Наордэй, но постель они не делили, у принца и мысли такой не возникло – слишком свежи были раны от потери Вискола и Ирвина. Что же с ним сейчас? Не так уж и много времени прошло, чтоб забылась боль и затянулись шрамы на сердце. Так что он творит? Или жар неудовлетворенного тела совершенно лишил его прежде холодный рассудок способности мыслить? Все признаки говорили, что так оно и есть. От этого Альмэ было совсем плохо. Никакой влюбленности – банальная похоть. Это, на взгляд короля, было низко, хотя судьба старательно выбивала из него весь романтизм. Как видно, не выбила. Он и к Маэллис старался относиться в первую очередь не как к женщине, женитьба на которой устраняет ущемление ее и принца Альмериса прав, а как к прекрасной даме, заслужить благосклонность которой – мечта любого рыцаря. Относиться к адъютанту, как к удобной и безотказной, а главное, влюбленной в тебя постельной грелке – да чем он будет лучше Лайениса? И все же… Сегодня он совершил ошибку, за которую придется заплатить. Он уже дал повод Раэллису думать, что испытывает к нему нечто большее, чем желание удовлетворить низменные инстинкты плоти. Не стоило плести ему косу. - Сир, - Раэллис догнал его, зашагал рядом, подстроившись под широкий шаг короля. – Позвольте украсть еще буквально одну минутку вашего внимания.       Альмейдо жестом предложил горцам следовать вперед, остановился у колонны, кивнув адъютанту: - Я слушаю тебя, Раэ.       На скулах юноши цвел едва ли не лихорадочный румянец, он уткнулся взглядом куда-то в плечо короля и тихо, сбивчиво заговорил: - Сир, вы можете располагать мной так, как вам пожелается, я не вправе даже молить о чем-то большем, чем то, что уже имею. Ваше внимание и… ваше доверие – вот высшая награда для меня.       Альмэ изумился настолько, что это чувство отразилось на его лице. Неужели все его мысли были настолько явны, что адъютант поспешил высказаться, чтобы успокоить его? О, Небо! Он протянул руку и заставил Раэллиса поднять голову, заглянул в глаза, словно пытался высмотреть там ответ. - Ты пожалеешь об этом. - Нет, мой король, - выдохнул адъютант. - И я пожалею об этом. - Я сделаю все, чтобы этого не случилось, сир. - Тебе будет больно. - Больнее сейчас.       Альмэ не смог удержаться, его ладонь легла на щеку юноши, большой палец провел по нижней губе, очерчивая ее контур, слегка нажимая. - Сегодня ночью.       Губы адъютанта шевельнулись, почти беззвучно произнося: - Да, сир.       Король убрал руку, отступил на шаг. - Теперь идем. Поглядишь, как умеют торговаться и веселиться наориты.