Ненаписанное письмо

      Ни в ту, ни в следующие ночи ничего у них не вышло. Раэ не сожалел: его величество честно пытался исполнить свое обещание, он приходил к адъютанту, ложился в его постель, целовал и… засыпал каменным сном через считанные минуты. Раэллис же получил много больше, чем мог себе даже вообразить. Он получил возможность видеть своего короля, лежать рядом с ним, смотреть украдкой, как разглаживается его лицо, как расходятся сведенные брови, являя миру уже не владыку, а девятнадцатилетнего юношу, коим тот и был. Юношу, который взвалил на себя почти непосильную ношу. Раэллис осторожно касался губами его виска, отмеченного седой прядью и шрамом, вдыхал в себя неповторимый аромат чистого тела, сходил с ума от желания, но не смел даже прикоснуться к себе, чтобы не потревожить Альмейдо. Эти часы драгоценного сна были воистину благом, иначе тот просиживал бы ночи напролет за документами, наливаясь бодрящим чагратским напитком.       Вставал король очень рано, исчезал из комнаты адъютанта так, что умудрялся не потревожить его сон. Когда Раэллис приходил на службу, он уже работал, погрузившись в пучину бумаг и приказов. Раэ доставался извиняющийся взгляд, он отвечал чуть заметной улыбкой и включался в работу. За три дня до свадьбы он все же нашел время и повод поговорить с королевой, военным советником и Ринташем Несавитом. И короля, практически силком, заставили ложиться пораньше, работать поменьше, гулять в оранжерее и саду с будущей королевой и принцем Альмерисом в компании горцев. - Иначе на свадьбе тебя народ испугается, - посмеиваясь, сказал дед. – На лице одни глаза остались, сам бледный, как покойник. Нельзя так, Алади. - Но… но, дедушка! - Цыц! Ты просил тебе помогать? Вот я и помогаю в меру своих стариковских сил. Чем могу. - И вовсе ты еще не старик, - бурчал король, но это была капитуляция. Он и сам чувствовал, что еще немного – и мера его дел превысит меру его выносливости. Так что в эти три дня дела были заброшены, подготовка к свадебным церемониям, что ларадской, что горской – отдана на откуп Ринташу Несавиту и старому советнику по церемониалу Альбину Исмариа. Эти двое великолепно спелись. Видимо, почтенный возраст сблизил. Ну, или просто Альбину было интересно восстановить утраченные знания о древнейших ритуалах и церемониях, кои были когда-то едины на всей территории, где проживали предки ларадцев и наоритов. Альмейдо полностью доверял обоим, чтобы не волноваться хотя бы за это. Маэллис вызвалась проследить за пиршественными приготовлениями, и король, вздохнув, согласился и на это. Похоже, его не собирались подпускать к подготовке собственной свадьбы вовсе. А к другим делам не допускали Далин и Раэллис, грудью вставая на дверях кабинета и заворачивая короля из приемной. - Да вы вообще с ума посходили, что ли?! – возмущался Альмэ, но вяло и неубедительно. Организм желал отдыха, он и сам это понимал. Поэтому и не пытался настоять на своем.       Два дня пролетели незаметно, третий же был отдан примеркам нарядов, а ночь для жениха и невесты должна была пройти в молитве и под присмотром ближайших родственников. Но Маэллис попросила побыть с ней Баженку, а с королем остался дед. - Скажи мне, что я все верно делаю, - попросил Альмэ, раздеваясь перед омовением. - Ты у меня уже это спрашивал. И я ответил. Все верно, Алади. Все так, как должно. Ты найдешь свое счастье, конечно, если сумеешь не обидеть эту девочку. Но ты у меня умный, все у тебя получится.       Альмейдо вздохнул. - Может, и умный, да только… Никогда я с девушками не миловался. Даже не знаю…       Старый горец только фыркнул: - Нечего там знать. Ласков будь и осторожен, она уже не девка, но все равно. Себя лучше в кулаке держи, а ее ласками распали. Тогда и дело сладится. Ну-ка, покажись-ка. А хорош, хорош. Сразу кровь видать. Не отцовской ты породы, Алади, разве что по упрямству да уму. - И того достаточно. Не видел ты меня, дедушка, три года назад. С девицей бы спутал, наверное. - Это вряд ли, - Ринташ взял кувшин с травяным отваром, принялся поливать им севшего в низкой, выложенной мрамором ванне юношу, приговаривая нараспев что-то, из чего Альмэ улавливал едва ли пятую часть слов. Несомненно, это были какие-то заговоры, обережные предсвадебные песни, о которых он только слышал краем уха. Наверное, сейчас Маэллис так же купают в травяных отварах, шепча над ней что-то, от чего веет древностью и нездешней силой.       На миг Альмейдо почудился переливчатый, хрустальный голос флейты Вискола, показалось, что плеч его касаются не две, а четыре руки, и на грани слышимости голосу Ринташа вторит голос Ирвина. «Спасибо, мой первый рыцарь. Спасибо тебе за все».       Спал Альмэ в эту ночь, как убитый, без тревожных снов. Проснулся же рано на рассвете, открыл глаза и лежал, глядя, как постепенно разгорается заря над Лантеной. «Ну вот, королем я уже стал. Сегодня я стану женатым мужчиной. Интересно, гордился бы мною отец?» - такая мысль пришла ему впервые за этот год. Почему-то раньше он оглядывался лишь на то, что сказал бы ему Ирвин Геллар, человек, заменивший ему отца, наставника, старшего брата и… возлюбленного? Он затруднился бы сказать, кем именно для него был капитан Анстранна. Он был Первым Рыцарем, и это, пожалуй, вмещало в себя все. Альмэ не поверил до конца в его смерть. Для него Ирвин оставался живым, совсем не так, как король Эдерих. Отец умер, сразу и бесповоротно, не только в реальности, но и в мыслях Альмейдо. Почему это так – кто бы сказал? Но он, если и сравнивал себя с отцом, то очень редко, и никогда не думал, что бы тот сказал, узнав о том или ином поступке сына. Почему же сейчас ему в голову пришло именно это?       Если разложить по полочкам его жизнь, оценить все его поступки – не выйдет ли так, что отец не только бы не гордился им, но и презирал бы? Альмэ прикрыл глаза и принялся вспоминать, начиная с того яркого, словно навечно врезанного в память полудня в дворцовой библиотеке. Сейчас, по прошествии шести лет, он многое изменил бы. Но, положа руку на сердце, мог ли он честно сказать, что именно? Не это неловкое соблазнение, нет. Тогда он всем сердцем, всем пылом души любил брата и хотел быть с ним. Сбежал бы он в первый же год в Анстранне? И это – нет. Как наяву, перед его мысленным взором вставали дни и вечера, проведенные с капитаном Гелларом. Нет, он не был согласен лишиться ни одного из них. Так что же он мог изменить?       Альмейдо вспомнил, как стоял на перепутье, где перекрещивались три крупных торговых дороги: Чагратский Шелковый путь, Лабрийский и Наорский тракты. У него был выбор, он мог бы кардинально изменить свою судьбу. Никто ведь не мог предсказать, что случилось бы с ним в Чаграте или Лабре. Или же и вовсе за Солеными Песками. Почему же он выбрал путь на север и войну? Альмэ подумал и ответил сам себе: потому что, выбери он иное, не смог бы уважать сам себя. Оставь он свою страну на произвол судьбы и сумасшедшего брата, стал бы предателем, изменником и изгоем. Настоящим преступником, а не оклеветанным и осужденным без вины. «Я все правильно сделал, отец. Так, как должно поступать Ларадэю».       Первый солнечный луч скользнул по его лицу, несмело коснулся легкой улыбки, вспыхнувшей на губах короля. «Я знаю, ты гордился бы мной. Может быть, ты и гордишься мной сейчас там, где ты есть. Я люблю тебя, отец. И не подведу».       В дверь опочивальни постучали, и голос Раэллиса позвал: - Ваше величество, разрешите?       Адъютант был уверен, что он уже не спит. Альмэ улыбнулся шире: Карин Ильтариа не ошибся, его выбор оказался верен. Раэ – именно тот, кто должен быть рядом с ним. Он научится доверять адъютанту до конца, это не так трудно, как может показаться. - Да, Раэ. Входи.       У Раэллиса взгляд преданного пса, готового денно и нощно охранять хозяина. Это хорошо, но… Альмэ хотелось еще чего-то, кроме этой слепой верности. Верности зрячей? Это, пожалуй, будет потруднее, чем объяснить невесте, почему не предупредил ее о покушении. Но он справится. Должен справиться. Потому что потерять однажды адъютанта будет преступлением. Потому что он больше не хочет терять тех, кто стал ему близок.       Король поднялся с постели, игнорируя собственную наготу и смущение Раэллиса, умылся и принялся одеваться в принесенный адъютантом наряд. Темно-синий шелковый камзол, украшенный изящной вышивкой по вороту и обшлагам, белоснежная сорочка, серые бриджи, чулки, туфли с украшенными сапфирами пряжками. Он отказался от пурпурных одеяний в этот день. Маэллис будет в нежно-голубом, этот цвет так красиво оттенял ее глаза, и ему хотелось, чтобы вместе они смотрелись гармонично. В конце концов, разве не ради красивого торжества затевается каждая свадьба? Иначе можно было бы попросту скромно обвенчаться в дворцовой часовне. - А ведь я так и не исполнил обещанного, - Альмейдо замер на пороге опочивальни, глядя на вспыхнувшего от жаркого смущения Раэллиса. - Сир, я умею ждать.       Король сжал его плечо, помолчал и тихо сказал: - Спасибо.