Ненаписанное письмо

      Главный храм Лантены, тот, где коронуют и венчают, исповедуют и отпевают королей, был стар и очень красив. Величественное здание, как и все храмы Высокого Неба, выстроенное в виде скругленной шестигранной пирамиды, расписанной внутри чудесными фресками, а снаружи украшенное резными мраморными барельефами, возвышалось на площади перед дворцовым комплексом, напоминая всем о том, что над каждым живущим в этом мире — Небо, которое слышит все молитвы. Альмейдо этот храм всегда казался не воплощением Неба, а ледяной глыбой, оплывшей на солнце, особенно из-за того, что храм был облицован бело-голубым мрамором, а плавные очертания арок входа и оконных проемов казались проточенными талой водой промоинами, затянувшимися хрупким узорчатым льдом витражей, изображающих облака.       Белый, голубой, серебристый, сизый, сиреневый и синий — свет дробился и падал с высоты сводов, как призрачный водопад. Венчание началось в полдень, и сквозь фигурное отверстие лантерны в своде купола на алтарь, набранный из янтарных пластин в золотой оправе, лился сплошной поток света, расплескивался по янтарю, почти материальный, густой и медовый. В храме и пахло медом от низких каменных чаш, наполненных сейчас тяжелыми соцветиями пурпурных и белых лилий. Драгоценные мозаики пола рассекала надвое широкая ковровая дорожка, по которой должна была пройти невеста. Сам венценосный жених уже стоял на коленях, опустив руки на алтарь. Его церемония начиналась раньше, за три часа до полудня, с исповеди и долгой молитвы. Ноги уже затекли, и Альмэ больше всего на свете хотелось, чтобы это все поскорее закончилось. Хорошо хоть под колени на церемонии венчания позволялось положить подушку, иначе, как подозревал юный король, подняться без посторонней помощи после он бы не сумел.       Наконец, колокол отбил полдень, врата храма распахнулись, впуская тех, кто должен свидетельствовать обряд венчания. Зазвучал торжественный хор, воспевая милость Высокого Неба, и Альмейдо поднялся, развернулся к вратам и замер, глядя на то, как по пурпурному ковру идет, гордо подняв голову, его королева. В этот день невесте не полагались пышные платья и тяжелые роброны. Легкий шелк струился по ее телу, вырисовывая женственный силуэт, подчеркнутый тяжелой золотой цепью-поясом на талии. Узкая диадема с сапфирами удерживала на месте полупрозрачное газовое покрывало, расшитое золотой нитью, скрывающее лицо невесты. Но Альмэ и без того знал, что сейчас на этом милом лице написана сложная, многогранная гамма чувств, и то, что, стоит откинуть покрывало, он не увидит ничего, кроме спокойного достоинства.       «Безупречна. Как Лайенис мог не видеть этого? Видимо, проклятье повлияло на его разум куда сильнее, чем я думал. Кстати, о проклятьях и проклинающих… Нужно выкроить время и навестить Хорнет. Возвращать королеву-мать в столицу я не буду, но поговорить с ней обязан. Несомненно, до нее уже дошла информация о смерти старшего и о том, что король теперь я. Или не навещать ее? Не будить лихо, пока спит тихо?» — думал король, что не мешало ему с тщанием выполнять все шаги ритуала бракосочетания.       Хор смолк, и в тишине зазвучал глубокий басовитый голос жреца, читающего свадебный канон. Наконец, он простер руки к свидетелям ритуала, взывая: — Во имя Высокого Неба, знает ли кто-нибудь причину, по которой эта пара не может сочетаться браком? Пусть назовет ее сейчас или молчит вечно!       В храме было тихо, лишь слышался шорох нарядов, позвякивание драгоценностей и шелест дыхания десятков людей. Жрец воззвал еще дважды, выслушал молчание и продолжил ритуал. Наконец, жених и невеста опустились на колени перед алтарем, возложив на него руки, и по очереди принялись отвечать на вопросы брачной клятвы. — Слышали ли вы, свидетели, сказанное? — вновь воззвал жрец, и присутствующие в храме, все, от храмового служки до последнего певчего отозвались слитным хором. — Слышали и свидетельствуем. — Пред Высоким Небом нарекаю этих мужчину и женщину мужем и женой, отныне и до тех пор, пока смерть не разлучит их! — Свидетельствуем!       В традиции Ларада были венчальные кольца, и Альмэ взял с алтаря изящный перстень, украшенный густо-пурпурным овальным турмалином, на площадке которого был искусно вырезан коронованный полумесяцем лев. Кольцо было новым, он заказал его за декаду до свадьбы, и отличалось от того древнего чудовищного перстня, который «украшал» тонкий пальчик Маэллис в первом браке, как небо от земли. Узорчатый ободок легко скользнул на свое законное место, ярко блеснув в солнечном свете. Рука у королевы, к слову, не дрожала, и это восхитило Альмейдо еще больше. Маэллис, в свою очередь, надела на его палец простое золотое кольцо, украшенное лишь чеканкой в виде дубовых листьев. От полагающегося по традиции перстня, закрывающего целую фалангу, король отказался. Теперь он мог поднять покрывало и поцеловать невесту, обозначая намерение закрепить брак.       Альмейдо аккуратно откинул край покрывала и посмотрел в глаза своей уже жены. Маэллис бестрепетно встретила его взгляд, хотя бледность и накусанные губы выдавали ее нервозность. Но на поцелуй — осторожный и ласковый — она ответила, приоткрыв губы. Церемония напомнила ей ту, первую. И в то же время, они отличались. И намного. Лайенис, вернее, королева-мать тогда пригласила в свидетели едва ли не всю верхушку аристократии Ларада, в храме негде было зерну упасть. Маэллис тогда обрядили в тяжеленный наряд в династических цветах Ларадэев, расшитый золотом и драгоценными камнями столь густо, что ткань не гнулась и давила на плечи мертвым грузом. Под непрозрачным бархатным покрывалом было тяжело дышать, и приходилось смотреть под ноги и прилагать усилия к тому, чтобы пройти по дорожке к алтарю и не ошибиться направлением. А еще были взгляды — завистливые, злые, равнодушные, жалеющие. Они казались юной Маэллис иглами, колющими ее даже сквозь одежду и покров.       Сейчас в храме было очень мало народу. Хор и храмовые служки, два десятка свидетелей, избранных лично королем для этой почетной миссии. Особенно умиляло и радовало Маэллис то, что среди них были не только высокородные кэи и кэйи, но и слуги. И даже ее старенькая няня, приехавшая из поместья по специальному приглашению короля. И родители. Девушка видела, что мама плакала, не скрываясь, и ее радовало то, что это слезы счастья. Отец, кажется, тоже был удовлетворен тем, что дочь не потеряла положения при дворе. Впрочем, ручаться в его мыслях Маэллис не могла. Он, кажется, и первым ее браком был доволен.       Что пугало Маэллис больше всего прочего — это сегодняшняя ночь. Нет, она была уверена, что Альмэ не причинит ей вреда. Скорее, она боялась показаться ему бесчувственной колодой в постели, подозревая, что от страха будет лежать недвижимо, как и полагалось бы хорошо воспитанной девушке из благородной семьи. Но понравится ли подобное поведение королю? Не сравнивать его с Лайенисом не получалось, слишком разителен был контраст, чтобы не вспоминать прошлое, глядя в настоящее.       Прошлой ночью они вдоволь нашептались с Баженкой о том, как стоит вести себя в постели. Маэллис ощутила, как кровь приливает к щекам, всего лишь вспомнив пару советов горянки. — Что такое, Лис? — тут же спросил Альмейдо, склонившись к ней, заметив румянец, сделавший его супругу еще более очаровательной.       Маэллис покачала головой: — Все в порядке, просто… вспомнила кое-что.       Он не стал продолжать расспросы, поняв, что воспоминание было не дурным, просто смущающим. И догадавшись, о чем Маэллис подумала. Вместо этого он взял ее за руку и повел к выходу из храма под торжественное пение хора и поздравления свидетелей венчания. Врата распахнулись, и их на миг ослепило и оглушило: на площади и прилегающих к ней улицах собралась огромная толпа. Храм был оцеплен гвардией, но это не мешало людям видеть вышедших из врат новобрачных. Им еще предстояло проехать в открытой коляске по городу, и Альмейдо знал, что на всем пути следования свадебного кортежа люди Карина Ильтариа будут зорко охранять их, на крышах и балконах домов, вместе с горожанами, будут стоять стрелки, чтобы не допустить покушений, подобных недавнему. Альмэ не обольщался, они с Карином еще не всех заговорщиков вычистили, эту заразу предстояло «лечить» еще долго.       Торжества, посвященные свадьбе королевской четы, должны были продлиться полную декаду, и Альмейдо был рад уже тому, что дед решил провести горскую традиционную свадьбу не в тот же день, что официальное венчание. Как подозревал юный король, она будет не менее яркой, шумной и веселой, чем праздник Перелома года, на котором он присутствовал. А значит, им с Лис понадобятся силы. Много сил, чтобы достойно принять участие в их собственном празднике.       Пока же они ехали в коляске, и со всех сторон на них сыпалось освященное в храмах зерно, сплетенные из мелиссы, златоцвета и белокрыльника венки, их оглушали приветственные крики толпы, и Маэллис улыбалась. Ради этой улыбки Альмэ был готов свернуть горы.