And if you fight I'll fight

      Лёжа в кровати, Люцерис ещё долго думал обо всём, о чём только можно. Несколько раз он порывался пробраться тайком к Эймонду, чтобы сказать вертящиеся на языке слова, но после убеждал себя, что тот, наверное, уже спит и появление племянника его только взбесит. Заснуть Люк сумел только когда солнце почти полностью взошло, освещая стены и мебель, грея мятую постель. Было принято решение поговорить с дядей после завтрака.       На трапезе он появиться не успел, проспав до самого обеда – взрослые дали возможность отдохнуть совсем юному телу и сознанию от пережитых ночью разбирательств. Ощущая себя окунувшимся в смолу после позднего пробуждения, Люк жевал принесённое слугами мясо и продолжал корректировать свою, предназначенную для Эймонда, речь. Не хотелось оставлять недомолвок или навлекать на себя чужое презрение из-за криво сформулированной мысли, особенно с учётом вспыльчивого, в последнее время, характера дяди.       Управившись с едой, Люцерис вышел из-за стола и безо всяких задержек пошёл в комнату к Таргариену, прихватив для него яблоко, чтобы угостить. Мама учила не забывать о других, особенно, если это семья. Рейнира вообще многому учила своих детей и никогда не стеснялась проявлять ласку и нежность, даже если все её три ребёнка – мальчики. Часто она отсылала мейстеров и продолжала обучать их с Джейсом различным наукам и высокому валирийскому самостоятельно, справедливо считая, что отвественность за своих детей в большей степени лежит на ней самой, что было достаточно необычным даже для посредственных лордов, не говоря уже о членах королевской семьи. Размышляя о матери, Люк подходил всё ближе к назначенной цели, ему становилось волнительно, но желание развернуться не возникло ни разу. Отчего-то думалось, что его ждут и будут не против выслушать.       Коротко постучав по деревянной поверхности и услышав разрешение войти, Люцерис открыл двери и перешагнул через порог, мимолётно осматривая вещи Эймонда. Он ожидал увидеть безупречный порядок, но его не оказалось – на столе было столько книг, что разложить их аккуратно просто не представлялось возможным, а на полу, опираясь спиной о кровать, сидел сам Эймонд, читая одну из них. Его волосы были заправлены за уши, чтобы не мешать взору, падая на глаза, а рукава ночной рубашки криво собраны до локтей. Люк заговорил первым.       — Что читаешь, дядя?       — И тебе здравствуй, племянник. Здесь говорится об особенностях оседлания дракона, — он закрыл книгу, предусмотрительно оставив между страницами, на которых остановился, палец, и покрутил ею в воздухе, показывая Велариону обложку. — И о всём остальном, что нужно знать, когда ты находишься верхом в небе.       — Должно быть, очень полезная книга, — Люк и впрямь выглядел восхищённым стремлением Эймонда к знаниям. Тому, должно быть, действительно было необходимо всё это знать, ведь Вхагар досталась ему уже давно способной поднять кого-либо на себе, в отличие от совсем маленького Арракса. — Мне она ещё не скоро понадобится. Ты рано проснулся?       — Я и не ложился. Только и думал, что о Вхагар, — Эймонд посмотрел ему прямо в глаза и продолжил. — И о тебе.       — Обо мне?       — Да. Как я смогу отплатить тебе за всё, что ты для меня сделал этой ночью, — Люцерис продолжал непонимающе смотреть на собеседника. Он помнил, что дядя уже называл себя его должником, но думал, что это было сказано лишь к слову, как это обычно бывает, но точно не думал, что тот так крепко возьмётся за эту мысль.       — Но ты мне ничего не должен, — Люк подошёл как можно ближе и прямо напротив дяди сел на пятки, вглядываясь в самую глубь лиловых глаз. — Тогда ты мне ничего не предлагал, а я тебя ни о чём не просил. Я помог тебе не из-за того, что хотел получить что-нибудь взамен, а потому, что тебе была нужна помощь.       Таргариен уже как несколько минут не отвечал, продолжая смотреть племяннику в лицо и выглядеть обескураженным. Можно было подумать, что он забыл, что собирался ответить и теперь пытался об этом вспомнить. Тогда-то Люк и обратил внимание на то, что у него в ладонях всё ещё два яблока – для него и для Эймонда.       — Точно, — сказал Люк и протянул яблоко ближе к чужим рукам, чтобы дяде не пришлось далеко тянуться. Тот стал ещё более потерянным, но фрукт взял. — Подумал, что ты тоже захотел бы.       — Захотел бы... — он прошептал слова одними губами, и Люк это заметил, но переспрашивать не стал. — И всё же, так нельзя. Я обязан тебе своей жизнью.       — Ну-у, — Люцерис задумался, поднимая глаза вверх и касаясь курносого носа указательным пальцем, вздёргивая его ещё выше. — Я всё ещё не чувствую, что ты мне что-то должен, но если для тебя это так важно, то я могу попросить об одной вещи.       — И какой же? — младший Таргариен замер, желая услышать, чем же он сможет оплатить свой «долг».       — Не держи зла на Джейса, — видят Семеро, Эймонд ожидал услышать что угодно, но только не такую примитивную просьбу, как прощение кого-то. — Он поступил ужасно, но пострадал больше всех. Ещё и по моей вине. Если ты можешь, то прости его. Для Джейса это, наверное, будет важно.       — Хорошо, — и не то что бы Эймонд как-то на него обижался. После всего, в мыслях он не особо обращал внимание на образ нападавшего, выбросив его из головы и запомнив только того, кто за него заступился. Но раз Люцерису больше ничего не нужно, он на это согласен. — Если это то, чего ты хочешь, – я прощаю его.       Люк счастливо просиял и бросился с объятиями, быстро проговаривая благодарности, на что ему ответили неловким касанием рук на спине. Отстранившись, Веларион сел рядом с Эймондом.       — Я же кое-что сказать пришёл, — на этот раз чувствать себя неловко пришлось Люку, и он растирал свои руки, словно они были замёрзшими. — Если честно, то я рад, что Вхагар досталась именно тебе. Даже мама говорит, что сомневалась, сможет ли Рейна оседлать её. Дракон ведь тоже должен принимать своего всадника, особенно такой древний, — Люк продолжал смущённо перебирать свои пальцы. — Только это секрет, и я тебе ничего не говорил!       Он начал мельтешить перед лицом дяди, но Таргариен только благодарно улыбался и кивал. Ему было приятно слышать, что его считали достойным этой величественной драконицы, хоть поначалу и отругали. Осознание того, что Вхагар выбрала его в ответ приятно грело душу.       — Я никому не скажу, — он вдруг стал серьёзным и посмотрел на него совсем как взрослый. — Обещаю.       Дальше они молча находились рядом, и в этой уютной тишине каждый думал о своём. Эймонд снова мысленно благодарил племянника за поддержку и понимание, за то, что он предпочёл его своему брату и сейчас был с ним, а не Джекейрисом. Люк в свою очередь рассыпался совершенно несвязными между собой идеями и образами, то останавливаясь на чём-то конкретном, то снова перескакивая на другую тему.       — Расскажешь, каково это?       — Что «это»?       — Летать на драконе, — Люк придвинулся к нему ещё плотнее, хотя казалось бы, куда ближе, если они и без того соприкасались плечами. Теперь он сидел почти на его ногах, не обращая на это абсолютно никакого внимания и смотрел с нетерпением и неподдельным интересом.       — Сложно передать словами, но знаю одно – потрясающе, — говоря об этом, Эймонд прикрыл глаза, а его мышцы расслабились. — Когда мы вместе набираем высоту, снижаемся или летим прямо, не выходит думать ни о чём, кроме неба, границ которого не видишь. Вибрация тела твоего дракона передаётся тебе, и ты чувствуешь себя не менее опасным. Ты сам начинаешь чувствуешь себя драконом.       — Ого, — по-детски мягкие черты лица Люка не скрывали его трепета перед услышанным. Ему тоже хотелось поскорее стать всадником, но родители пообещали, что подумают над этим только после его восьмых именин, до которых осталось ждать чуть меньше одиннадцати лун. — Покажешь мне потом, как вы летаете?       — Конечно, — Таргариену нравилось подобное внимание племянника, и он им открыто наслаждался, чувствуя себя чуть особеннее, чем обычно. Сказывались равнодушие отца и серьёзность матери. Страдая от излишней религиозности, Алисента была слишком строга даже к незначительным ребячествам и шалостям, упрекая своих детей – а в особенности Эйгона – за безрассудство и отсутствие стремления быть лучше и как можно ближе к Богам. — Я отправлюсь в Королевскую Гавань на драконе, и ты сможешь наблюдать за мной с корабля.       Какое-то время они ещё разговаривали, и в основном Эймонд пересказывал Люку прочитанные им истории о Старой Валирии или цитировал философов, чьи слова показались ему самыми цепляющими. Было видно, что ему это нравилось и он чувствовал себя, как рыба в воде. Люцерису же было приятно слушать его, можно даже сказать, что интересно, но он должен был пойти проведать Джейса и зайти к маме, поэтому, попрощавшись и напоследок обняв своего дядю, он вышел из комнаты.       В конце у каждого остались улыбки на лицах. Люк был счастлив, что они смогли поладить друг с другом, и надеялся ничего не испортить и продолжить их общение, сохранив – казавшиеся ещё вчера невозможными – те спокойствие и понимание между ними, что зародились несмотря на неприязнь между их родителями, которая могла пойти на спад или накалиться в любой момент.       Возможно, они и станут причиной примирения расколотой надвое семьи.