Прошлое

Утомившийся Вэй Ин уснул, головой устроившись у него на коленях, к нему же сон никак не приходил, в голове была сумятица мыслей, воспоминания мешали друг другу. То виделось, как он шагнул со скалы, жизнь свою принося в жертву для того, чтобы печать в пальцах раскрошилась в пыль, то перед глазами возникало бледное лицо Цзян Яньли, а по белому её траурному ханьфу расплывались алыми цветами ликориса кровавые следы, то безмолвно кричал Цзян Чэн, замахиваясь мечом… А потом сразу в отсветах огня вырисовывалось лицо Цансэ, и она улыбалась нежно, говорила что-то, но по губам было не прочесть, а слов память будто не сохранила. Во всём этом он и понять не мог, сколько в теле осталось его души, а сколько от души Вэй Чанцзэ. Заняв его место, приняв его долг на собственные плечи, он никак не мог разобраться в себе. Вэй Ин захныкал и заворочался во сне, и он осторожно погладил его по волосам. Прикосновение к нему — к самому ли себе? — вдруг вызвало ещё череду образов. Как будто прошлое утраченной жизни поспешило размотаться перед ним пёстрым рулоном шёлка. «Видать, родители твои погибли на охоте, но я сироту привечать не нанимался, — говорил тот самый хозяин, что вчера так расторопно бросился помогать, когда он заявился с ранами и весь в грязи. — Пшёл прочь, слышишь? И не смей ничего утащить с собой, потому что всё пойдёт в уплату долга за комнату, которую ты занимаешь третий уж день!» Всё вокруг виделось необычно в этом воспоминании, и не сразу в голову пришло — это оттого, что он ниже ростом. Ему пришлось спрыгнуть с крыльца, чтобы не поймать оплеуху, но приземлился он неудачно, сбив колени и испачкав одежду. А следом замельтешили и иные картины. И собаки, и объедки, с трудом добытое яблоко и чёрствые баоцзы. Так ясно встала в памяти чужая ругань, перенесённый холод, струи дождя, страшные одинокие ночи и прочая перенесённая боль! На миг только всё это замерло — до мельчайших подробностей вспомнилось, как Цзян Фэнмянь протягивает ему руку, поднимает с колен и улыбается мягко. Да, тогда он спас его, сироту, и дал кров и пищу, позволил расти заклинателем. Вот только что хорошего из этого вышло?.. Снова он вспомнил Цзян Чэна. Если бы тот был единственным сыном, разве стала бы мать так сердиться на него? Разве сравнивала бы его с кем-то?.. Не стояло бы в глазах оттенка горной лаванды постоянной боли от несправедливых слов, иным, совсем иным бы стал Цзян Чэн. Не таил бы змею зависти в сердце, вырос бы сильным и славным заклинателем, не в тени приёмыша. Не обижался бы, что никак не может получить внимания от отца. А Цзян Яньли? Всю свою любовь потратила бы на единственного брата, чем это плохо?.. И снова — может, госпожа Юй меньше бы упрекала её, и Цзян Яньли стала бы куда увереннее в себе? Не подчинилась бы старому договору между двумя кланами, не оказалась бы среди Цзиней?.. Так звенья цепи тянутся друг за другом, одно цепляется за другое, и вот уже вся картина изменилась. Изменится! Ещё изменится! У него на миг перехватило дыхание и во рту пересохло. Снова осознание накатило тяжёлой волной, сжало сердце. Он оказался в прошлом, баюкал прямо сейчас на руках самого себя, совсем ещё кроху, и стояла Пристань Лотоса, не тронуты пожаром были Облачные глубины, не успел Вэнь Жохань отыскать осколки тёмного железа. Все ещё были живы. Так разве этот шанс дан ему не для того, чтобы схватиться с самой судьбой, всё разрешить по справедливости? А за мыслями о справедливости вдруг возник и ещё один облик. До боли настоящим показалось соприкосновение ладоней. Крепкая рука будто ухватила его, точно кто-то желал вытащить его из пропасти. Не кто-то. Не стоило себя обманывать. Он подумал о Лань Чжане. «Отчего ты бросился и пытался удержать меня? — задал он вопрос немому облику. — Почему вдруг звал меня по имени? Так и не понимаю, убить ты меня хотел или спасти». Но стоило ли размышлять сейчас о том, кого он не встретит больше на пути? Лань Чжань сейчас — лишь кроха, несмышлёный малыш. Он не сумеет ответить ни на один из вопросов, не объяснит и даже не посмотрит, как прежде. Всё, что он пережил, оказалось потеряно, не произошло ещё и могло никогда не произойти. Странное это было чувство — сознавать, что теперь он свободен от долга перед семьёй Цзян, а те, кого отчаянно пытался спасти и не сумел, живы и здравствуют или даже не родились пока. Сколько ещё ему придётся учиться жить со всем этим?.. Кажется, утреннее солнце стало совсем уж ярким, когда мысли наконец затихли и он забылся тяжёлым сном. *** Ближе к полудню пришлось вновь открывать глаза. Комнату пронизывало солнце, и Вэй Ин сидел рядом с ним и рассматривал его. Короткие пока волосы его стояли дыбом после сна, а в глазах было пытливое внимание. — Больно, папа? — спросил он, едва увидел, что чужие ресницы дрогнули. — Нет, — солгал он, чтобы не тревожить малыша лишний раз, и медленно сел. Когда только успел сползти с подушек и улечься на постель вот так, подложив ладонь под щёку?.. — Ты, верно, проголодался? Вэй Ин чуть пожал плечами и нахмурился. Оказалось, не так просто было сбить его с толку. — Если не больно, почему па стонал во сне?.. Ах, вот в чём дело! Он притянул малыша к себе, развернув спиной, и принялся распутывать его волосы, чтобы привести их хоть в какой-то порядок, прежде чем они закажут обед. Так было проще — не приходилось смотреть в серые, как грозовое небо, глаза. — Это от тоски, — пояснил, не найдя ничего лучше. — Грустно, что мама ушла от нас. — Да, — подтвердил Вэй Ин и вытянул из-за пояса небольшой гребень, протягивая ему. — Мама всегда расчесывала им. Растревожилось сердце, едва ощутимым прикосновением крыла бабочки вспомнилось, как бережно мать перебирала волосы, как разделяла на пряди, собирала в хвост и повязывала алую ленту. Он и не думал, что такие моменты сохранялись где-то на дне его дырявой памяти! Или, быть может, это он сейчас подсмотрел что-то из наследства Вэй Чанцзэ? Он наверняка видел подобное, помнил намного лучше. Повторить в точности, с той же аккуратностью, что у Цансэ, не получилось, но Вэй Ин оказался терпеливым ребёнком, хоть иногда и прикусывал губу, если пришлось дёрнуть слишком больно. Наконец лента оказалась в его волосах, и как будто бы что-то стало правильно в этом мире. Только он сам был всё ещё неправильным, совсем не отсюда. — Нужно поесть, а потом отправимся с тобой дальше, — сказал он Вэй Ину. И вдруг перед глазами потемнело, во рту появился тягучий привкус крови. Он даже закашлялся, пока Вэй Ин рассматривал его огромными серыми глазами, старательно пряча испуг. Что же это?.. Но солнечный день померк, снова вспомнились раны Цансэ, совсем не такие, что оставляют лютые мертвецы. Раны, нанесённые мечом. Жаль, что, кроме этого, никаких воспоминаний о ночи так и не пришло на ум. — Должно быть, придётся нам немного задержаться в Илине, — признал он нехотя, когда снова смог дышать. Может, это дух Вэй Чанцзэ требует отмщения за право остаться в собственном теле?.. Так или иначе, нужно было узнать правду, а иначе не суметь ему уберечь Вэй Ина, снова закрутится всё по-старому, и рухнет Пристань Лотоса, и Облачные глубины падут, и кровь, пламя, боль поглотят весь мир, чтобы, схлынув, оставить лишь горечь сожалений. — Похоже, я ещё не здоров, чтобы бродить по дорогам от селения к селению. — Мама всегда просила приглядывать, — серьёзно произнёс Вэй Ин, вдруг взяв его за руку. — Вэй Ин будет. Обязательно будет приглядывать за тобой. — Мама будет гордиться таким Вэй Ином, — подыграл он ребёнку, а сердце снова обливалось кровью, тоска опять сжимала горло. Как было вырваться из плена этих удушающих чувств, как?.. Но он обещал себе жить и не собирался сдаваться так просто. *** Оттого, что в груди клокотала боль, по всему телу разлилась усталость. Пришлось кликнуть слуг и попросить принести обед прямо в комнату. Ждать они заставили не долго. Вот уже раздался лёгкий стук в дверь, и любопытная служанка, едва створка открылась, скользнула по нему заинтересованным взглядом, не выдержала и спросила: — Господин Вэй, так что же случилось с вашей супругой?.. И тогда только он понял, что одет неподобающе вдовцу. Да только стоило ли рассказывать, что Цансэ оказалась убита?.. Нужно ли ему немедленно найти траурные одежды для себя и Вэй Ина, следует ли носить белый пояс, жечь траурные деньги? Как поступить лучше? — Пока что она… не вернётся в город, — нашёлся он с ответом. Если кто прямо в лицо ему скажет, что Цансэ мертва, то сам себя выдаст, разве нет?.. Служанка тем временем поставила поднос на стол и снова оглянулась на него. Кажется, ей всё же хотелось узнать подробности, а может, была какая-то ещё причина, которой он не мог угадать. — Ма гостит у бабушки Баошань, — вдруг встрял, отцепившись от полы его ханьфу и выступив вперёд, Вэй Ин. Он встал, заложив руки за спину, и принялся рассказывать: — Бабушка Баошань живёт на высокой горе. Туда не всем можно. Я слишком мал, чтобы дойти! Но маме можно, потому она и ушла погостить. Служанка улыбнулась ребёнку, поклонилась, удовлетворившись таким ответом, и наконец оставила их вдвоём. Самое время было приступить к еде. Но прежде чем они оба сели у стола, Вэй Ин глубоко вздохнул и поинтересовался громким шёпотом: — Так мы правда никогда-никогда не увидим маму больше? — Как ты и сказал, не каждому дано взойти на Небесную гору, — отозвался он. — Но, быть может, если ты хорошо постараешься, то сумеешь добраться туда и попросишь маму вернуться? Не хотелось обманывать ребёнка и давать ему ложную надежду, но слова будто сами пришли на язык. Вэй Ин же улыбнулся чисто и ясно, а повеселев, тут же накинулся на еду.