Волчья ягода

Бог одинаково научил всех птиц вить гнезда Но гнезда у всех птиц разные (с) Индейская поговорка племени Дауамич

** Трудно научиться двигаться бесшумно, как сова, защищать свое, как буйвол, слушать лес чутко, как медведь. Трудно научиться бегать так, как бегает олень. Но еще труднее на полном бегу остановиться, тогда, когда придет время это сделать. ** Однажды, когда она была маленькой, ее лапу защемил капкан. Утро было пасмурным, погода, несмотря на разгар весны, стояла отвратительная уже которую неделю, и тринадцатитилетняя Адриана, окончательно взбесившись от отсутствия солнца и тепла, отправилась в лес «в дальнюю прогулку». В ее стае «дальние» разрешались только взрослым, детей не отпускали одних, и брали только с собой, и то нечасто — на обучающих прогонах, когда старшие показывали, с какой стороны заваливать оленя, как избежать его острых копыт с одной стороны, и рогов — с другой, как изматывать добычу, как обмениваться друг с другом знаками на бегу. Лес, против обыкновения, не подстегивал ее, не звал вглубь, наоборот — шептал ветками что-то неодобрительное, сердито скрипел мхом. Но Адриана упрямо гнала вперед. Свинцовое небо давило на нее, точно крышка от стеклянной клетки, и в своем отчаянном беге она надеялась вырваться из-под нее, хотя умом и понимала, что пробеги она хоть сорок километров, хоть восемьдесят, толку от этого не будет, климатический пояс она этим не сменит. Что ж, по крайней мере, вымотается настолько, что упадет и проспит до следующего утра. А там, глядишь, и придет долгожданный западный ветер, разгонит серую муть. Перелетев через очередной мелкий овражек, она наткнулась на нелепо торчащий из земли корень, споткнулась и кубарем покатилась по земле. Слава богу, что никто этого не видел, подумала она, лихорадочно вскакивая и отряхиваясь. Ее братья бы спуску ей за такое не дали. Оглядевшись, она обнаружила, что сбилась с пути — деревья вокруг были незнакомыми, и виднеющаяся неподалеку поляна тоже не вызывала никаких ассоциаций. Вот тебе и будущий Разведчик. В родном лесу заблудиться. От досады она тявкнула, щелкнув зубами, как собака, и приземлилась с размаху на землю светлой волчьей попой. Надо сосредоточиться, как учила мама, настроиться на запахи, забыть про зрение. Закрывать глаза мама не велела, но Адриана решила, что так будет проще. И правильнее. Настоящий Разведчик может быть слепым, он может быть глухим и безногим, но по запаху он обязан вывести свою стаю хоть из глухого болота, и засечь чужака даже возле парфюмерной фабрики, если, не дай бог, норы стаи находятся неподалеку от этого самого адского изобретения человеческого рода. После серебряных ножей. Вскоре она поймала нужное, пришедшее с юга: тягучий сосновый дух, перемешанный с застарелыми отголосками запахов ее стаи. Значит, там пролегала основная охотничья тропа. Не очень близко, но и не очень далеко — не так уж долго она бежала, всего пару часов. Не открывая глаз, Адриана сделала еще несколько шагов. Внезапный металлический треск ошеломил ее, но не успела она среагировать, как переднюю левую лапу пронзила боль, равной которой она никогда еще в своей жизни не испытывала. Она завыла, рванувшись, упала боком о землю, заскребла когтями по земле, скорчилась, распрямилась, снова рванула — но железная пасть не отпускала ее. Это был капкан на медведя, теперь она вспомнила о том, что такие капканы иногда попадались в северной стороне леса. В этих местах людям была запрещена охота, и капкан, по-видимому, был наполовину самодельный — две его половины были скреплены деревяшкой, а не металлической перекладиной, но сил на то, чтобы сломать его, у нее все равно не хватало. Лапу защемило у самого локтя, один из железных зубьев проткнул мышцу насквозь и оттуда потоком лилась кровь. Вне себя от страха и боли, она снова завыла. Вой быстро перешел в скулеж, напоминающий детский плач. Зрение начала застилать красная пелена, и она обессиленно замолчала, но сквозь шум в ушах все равно не услышала, как звук чьих-то шаги, вначале осторожных, превратился в шорох бегущего. Она заметила его только тогда, когда ее морды уже коснулся чей-то чужой нос. Проморгавшись от слез, она ощерила зубы — запах был незнакомый, и черт наклонившегося к ней волка она тоже не узнавала. Чужак снова ткнулся ей носом в щеку, безмолвно призывая успокоиться. Шершавый язык лизнул ее соленое веко. И тогда она заскулила вновь, как щенок, проклиная себя за слабость, но не будучи в силах противиться желанию пожаловаться и попросить о помощи. - Ну же, ну же, - пробормотал чужак, и Адриана поняла то, что в нормальном состоянии поняла бы сразу, перед ней — женщина. Волчица. Она отодвинулась от Адрианы и перекинулась, превращаясь в рыжую незнакомку с растрепанными волосами и странным, неспокойным взглядом. Этот образ не очень вязался с уверенными движениями, которыми она разомкнула капкан, и с той осторожностью, с которой она высвободила из него пораненую лапу Адрианы. Боль пронзила ее конечность по новой, казалось, что мышцы и кости внутри лапы превратились в кровавую кашу, но Адриана напряглась, собираясь с силами и стискивая зубы. Хватит с нее скулежа. - Не перекидывайся, - предупредила рыжая, - будет гораздо больнее. Адриана дернулась было — с какой стати? Но что-то в тоне рыжей не дало ей воспротивиться. - Спасибо, - выдавила она вместо этого, - я бы сама не вылезла. - Твои далеко? - Часах в двух, наверное, если бегом. А если вот так... - она замолчала. Рыжая сосредоточенно разглядывала ее. От нее странно пахло. Она вся была - странная. Стараясь не думать о боли, Адриана окинула ее взглядом, пытаясь понять, откуда она могла взяться здесь, в ее лесу, где на сотню километров не было ни одной стаи, кроме ее собственной. Увиденное, однако, совершенно сбило ее с толку: - Ты щенная! - Что? - от неожиданности ее собеседница мотнула головой и криво улыбнулась, - у вас так говорят? Адриана рассматривала ее набухшие соски и немного непропорциональный живот с темной полоской от пупка вниз. - Что, только что? - Позавчера. Мама бы давно велела Адриане заткнуться. Она вела себя в высшей степени неприлично. - А почему ты тут? Что ты делаешь на нашей территории? Где твои щенки? Вместо ответа рыжая нахмурилась и дотронулась до ее лапы. Адриана заворчала, инстинктивно пытаясь уйти от прикосновения. - Идти ты не сможешь. За тобой должен кто-то придти? - Что? Нет. Нет, я... немного заблудилась. Никто из моих сейчас не знает, где я, - она мысленно кляла себя — идиотская ситуация, как стыдно! Она давно уже не щенок, и если она в самом деле хочет стать Разведчиком... какой позор, господи. - Заблудилась? Сколько тебе лет? - Это не имеет значения, - вновь ощерилась Адриана, но незнакомка смерила ее таким взглядом, что зубы спрятались сами собой, - почти четырнадцать. - И что тринадцатилетний ребенок один делает вдали от своей стаи? - А что посреди леса делает только что родившая... - Адриана втянула, наконец, воздух как следует, стараясь перебить ржавый привкус крови и понять, чем же еще пахнет от ее странной спасительницы, - о, боже. Альфа? - Конечно, же, это очевидно, - пробормотала рыжая, - всем это очевидно. Адриана стушевалась и замолчала, не зная, что говорить. Повисло неловкое молчание, которое она не решалась нарушить. Одно дело — приставать с вопросами к незнакомой странной тетке, совсем другое — действовать на нервы вожаку чужой стаи. Пусть он и выглядит в высшей степени нелепо, да еще и почему-то появился один, тогда как позавчера родившая волчица не должна бы бросать своих щенков, даже будучи омегой или, скажем, охотником. Лапу вновь потянуло болью от неловкого движения, и Адриана принялась вылизывать ее. Движения языка жгли, как огнем.. Капкан не был серебряным, но такая рана все равно затянется не быстро. - Меня зовут Данииль, - сказала, наконец, рыжая, - моя нора тут неподалеку. Собственно, она временная, но места там тебе хватит. Я не смогу донести тебя до дома, но вечером вернется Дженсен, думаю, он справится. Сейчас нам лучше убраться отсюда поскорее. Неизвестно, когда вернутся те, кто поставил этот капкан. Дура, мысленно отвесила себе оплеуху Адриана, какая я дура, конечно же, она права! Но идти в чужую нору? К неизвестному вожаку?.. Неслыханное дело, вначале должна состояться церемония знакомства вожаков, потом только, если дело пойдет на лад, возможен контакт и дружба, но переться в чужую нору в любом случае — совершенно невозможно, нельзя, и... - Выбора у тебя нет, - заметила Данииль, - подымайся. Тут недалеко. Не перекидывайся, я же сказала! Доковыляешь на трех, не переломишься. Ты ведь, кажется, Разведчик? Никто никогда не говорил Адриане об этом — так. Даже мама говорила «будущий», «возможный»... - Да, - сказала Адриана, вставая на лапы и почти не морщась — слова Данииль подействовали, точно обезболивающее, - я — Разведчик. ** - Где Джаред? - Спит, - негромко ответил Том. Чад окинул его взглядом, инстинктивно пытаясь угадать, что лучше сказать, чтобы разрядить обстановку. Но Том не казался злым или раздраженным — он казался обессилевшим, сдутым, точно выключенным. Для Тома это был очень нехарактерный вид. Чад вздохнул и сел. - Ты понимаешь, почему Данииль пускает его сюда? Что она вообще... думает о нем? - Нет, - ответил Том безучастно, - но ей виднее. - Он принялся ходить по комнате взад-вперед, точно солдат на карауле. Чад честно выдержал пять минут, прежде чем улучить момент и схватить его за рукав: - Том, послушай, я знаю, что то, что произошло... - Ничего ты не знаешь, - резко бросил Том, вырывая руку, но Чад не отпустил и сильнее потянул его: - Ну же, не сердись. Так — куда лучше. Оскал Тома, однако, пропал так же быстро, как и появился. Сев рядом с Чадом, он спрятал лицо в ладонях и глухо сказал сквозь пальцы: - Только со мной тебе нянчиться не хватало. - Я не нянчусь. Когда понадобится Воспитатель — вызовем Мишу, он у нас по детям. А я - я тебе просто хочу сказать, что ты тряпка. - Что? - Том отнял руки от лица. - Тряпка ты, - спокойно повторил Чад, - развел нервотрепку, когда ясно, что истерикой горю не поможешь. Соберись, а? - Будешь меня учить? - оскал вернулся с удвоенной силой. - Своего ума тебе на это не хватает, так что ж теперь делать? - Ах ты сука, - Чад поджал ноги и откатился на спину, напрягая мышцы изо всех сил — но все равно чуть-чуть не успел, охотничей натуре Тома потребовались доли секунды, и тяжелая ладонь все-таки впилась ему в плечо прямо около шеи, сдавливая и мешая дышать. Том навалился сверху всем своим огромным весом и занес было сжатую в кулак другую руку для удара, но на этот раз Чад оказался проворнее и ударил вперед коленями, удачно выбивая Тому воздух из легких. Тот захрипел и отпрянул, теряя драгоценные секунды, и Чад выскользнул из-под него, сложенными ребрами ладоней нанес ему второй удар в бок, метя в почку, и почти было съехал с дивана — но Том пришел в себя слишком быстро и дернул его обратно. Он сильно придавил его за плечи и зафиксировал его ноги всем своим телом, тяжело дыша. Рубашка его сбилась, одна из верхних пуговиц оторвалась, на сильной шее выступил пот. Чад забился, зная, что когда противника нельзя пересилить, его нужно попробовать измотать, хотя тут он не мог себя обманывать надеждой — Том был слишком силен. Тот наклонился, легко хватая кожу на чадовой шее промеж челюстей, и замер на секунду, даже в пылу ярости осозновая, что с этим перебарщивать не стоит, и Чад подло воспользовался моментом, вырвался и с размаху боднул его головой меж глаз. Том взвыл, отпуская его плечо, и тут же отвесил ему звонкую затрещину. Чад, который был готов и к этому, сморгнул навернувшиеся на глаза слезы и дернулся вслед за ударившей рукой, кусая ее со всей дури острыми зубами. Брызнула кровь. Том снова выругался, и теперь принялся за дело совсем всерьез. Слетела с него вся обида, как шелуха с луковицы, и опустошенность тоже исчезла из глаз. Теперь над Чадом возвышался Охотник, сосредоточенная военная машина, убийца, добытчик, стратег — собранный, четкий и безжалостный. Чад успел только пискнуть задушенно, как оказался уже уткнут носом в диван с вывернутыми назад до боли руками. Безоговорочное поражение, он даже пошевелиться теперь не мог. - Доигрался? - спросил Том нехорошим тоном. - Это все, на что ты способен? - Том прижал его сильнее, и он застонал. Завтра будут синяки, огого. - Стоило оно того? Развел нюни... - Дженсен был моим другом, ясно? Он был первым, кто вообще... кто смог понять... - Он не умер. Он жив, ты же знаешь это. - Нихрена я не знаю! Нихрена я не знаю, - Чад почувствовал, как в шею ему уперлось что-то — видимо, Том ткнулся в нее лбом, хотя захвата не ослабил, - и ты не знаешь. Минуту они молча дышали, восстанавливая ритм работы легких. Чад слышал, как успокаивалось сердце Тома, как менялся его стук с бешеного на привычный, мерный и сильный. - Я чую. - Не дорос ты еще до такого чутья, малявка. - Много ты понимаешь. Так. Ладно. Дженсен — это боль общая. Еще что? - Что — еще? - ему показалось, или захват стал полегче? Вовремя — руки как раз начинало сводить. - Ты сам не свой уже давно, я же вижу. Самый момент поделиться. Секунду Том не шевелился, даже не дышал — а потом Чад резко очутился на свободе. Том привстал, отодвигаясь от него, и бесцельно поднял с пола подушку. Чад, с усилием отлепившись от дивана, с приглушенным стоном принялся разминать руки. Плечи трещали. Все-таки сия мышечная гора — это тебе не Миша и не Данииль. Хотя Данииль могла порой врезать в сердцах так, что мало не покажется. - Черт, - Том не глядел на него прямо, только бросил пару быстрых взглядов искоса, - помял тебя слишком. И ведь каждый раз одно и то же. Пора бы мне... - Брось. Ты знаешь, как это работает. Ответь мне лучше на мой вопрос. - Это... - Том отпустил, наконец, подушку, и принялся поправлять помятую рубашку, хотя эта затея была явно безнадежной. Осознав это, он со вздохом запустил пальцы во всклокоченную черную шевелюру, - это не твое дело. - Лыко-мочало, начинай все сначала! Том... - Нет, - сказал тот с нажимом, - не лезь, Чад. Не во все надо лезть. - А Данииль бы ты сказал, если бы она спросила? Если Том и удивился, то виду он не подал: - Нет. - Ладно, - подчеркнуто легко согласился Чад, - будь по-твоему. - Который час? Вошедший в комнату Джаред, вид имел совершенно ужасный. И дело было не в несвежей, вчерашней одежде, и даже не в синяках под глазами, которые сразу выдавали в нем человека. - Пол-седьмого. - Утра? - Вечера. - Черт побери, - он сел на диван, не обращая никакого внимания на разбросанные всюду подушки и стянутые на пол покрывала. - Почти весь день проспал. Почему вы не разбудили меня? Чад переглянулся с Томом. - Зачем? Тебе надо было отдохнуть. Мы всю прошлую ночь провели в лесу, и... - Как будто сейчас есть время для отдыха. Нам надо найти его! Нельзя терять ни минуты. - Эй, - Чад легко тронул его за плечо, - первое правило волка — не порвать связки в погоне. Если ты перестараешься, то станешь бесполезен. Загнать себя вусмерть никому еще не помогало. - Как насчет первого правила человека? - глаза Джареда сверкнули злостью, он почти кричал, - что-нибудь о сопереживании и беспокойстве о ближних? - Осади, - повысил голос и Том, - не думай, что ты один тут такой герой. - Заткнитесь все вы, - дверь в спальню распахнулась, стоящий на пороге Миша, вопреки обыкновению, выглядел совсем не дружелюбно, синие глаза колюче обежали всю комнату и остановились на Томе, - развели балаган. Тут вам не кабинет психотерапевта, это тебя, Уэллинг, в первую очередь касается. Дети заснуть не могут нормально, и так после Софии они сами не свои. А у вас то драки, то ор. Держите себя в руках! - Так забери детей в лес, - предложил Том, но голос понизил. - Я как-нибудь без тебя разберусь, куда их забрать, - холодно ответил Миша. - Где Данииль носит, черт подери, - тоскливо спросил Чад. Вопрос был риторическим, и ему никто не ответил. После ночного безумно-путаного похода сквозь лес, когда они все вместе пытались отыскать в потемках хоть что-нибудь, что навело бы их на разгадку произошедшего, Данииль с Адрианой забежали вместе с остальными домой, но лишь на несколько минут, убедиться, что все на месте, и что дети в порядке, после чего вновь унеслись в рассвет, не отдав никаких распоряжений, кроме одного — оставаться на месте. Набираться сил. Миша отослал непривычно молчаливую Софию и заперся в главной спальне с детьми. Джаред, который собирался лишь одеться потеплее, вырубился, едва присев. Чад оттащил его в дальнюю спальню, чтобы он не мешался под ногами и сумел заодно выспаться — дни явно предстояли тяжелые, и если толком роли Джареда в происходящем никто не понимал, Чад чуял, что в данном случае лучше не переть против течения, тем более, что его нутро не протестовало. Если уж Адриана, матерый Проверяющий, сама привела его в дом, то не делом Чада было беспокоиться о последствиях. Сам он так и не смог сомкнуть глаз, ожидая, когда вернется Том, метнувшийся следом за альфой, несмотря на ее приказ. В том, что она пошлет его обратно, он не сомневался, но Том, находившийся в смятенном состоянии, почему-то домой не вернулся и целых полдня еще его где-то носило. Как бы то ни было, следов Дженсена он явно не обнаружил, иначе сказал бы. В дверь громко постучали. Бросив еще один предостерегающий взгляд теперь уже на Джареда, Миша пошел ко входу, плотно прикрыв за собой дверь в спальню. По мере его пути лицо его приобретало все более недоумевающее выражение. - Небывалое дело, - пробормотал он, дергая ручку. ** Народу в комнате собралось столько, что они еле поместились, и о падающих яблоках и думать не хотелось. Джаред, который вначале пытался отойти то к одной стене, то к другой, сел, в конце концов, на пол и подобрал длинные ноги к груди. Сидеть по-турецки у него никогда не получалось — начинали болеть колени, и теперь он старался только следить, чтобы о его конечности никто случайно не споткнулся. Но неуклюжих в этой компании едва ли можно было сыскать. Две стаи волков, один индеец, один непонятно что делающий в этих краях пилот и один... Джаред не знал, как именно обозначить Джима, но, памятуя о словах про возраст, ему было очевидно, что и целителя к обычным людям относить не стоило. - Вертолетов в окрестностях на сотню миль ни в какую сторону нет, - резко заявил Гай. Гаем звали рыжеволосого бугая, который помог эвакуировать Дженсена на вертолете после их инцидента в лесу, - кроме моего, естественно. Это был кто-то издалека. Все заговорили разом, и Джаред выключился. Им владела апатия, мучительное чувство — с одной стороны, было очевидно, что нужно немедленно вскочить, бежать и что-то делать, но в то же время он понимал, что лучше, чем волки, он окрестности не прочешет, и лучше, чем местные жители, он в ситуации не разберется, и собственное бессилие приводило его в оцепенение, пустое и нервное — хотелось одновременно не шевелиться и вывернуться наизнанку из собственной головы. Или, если попроще — то снова отрубиться и впасть в забытье. Джаред постарался взять себя в руки и с усилием потер лицо обеими ладонями. Надо было прекратить внутреннюю истерику и попытаться все же въехать в то, что происходило вокруг, иначе он так и будет продолжать блистать только своей ненадобностью. Адриана с жаром спорила с Гаем о вертолете. Билл, подумав, принял сторону Гая, отчего она тут же принялась кричать еще громче. По ее версии, вертолет был давно спрятан и стоял наготове, Билл же категорически протестовал, и говорил, что такой огромной вонючей махины не заметить в собственном лесу он не мог. Спор был явно несущественный, в конце концов, зацепок о местанахождении Дженсена он не давал никаких, но они никак не могли остановиться и зацикливались на каждой ерундовой детали. В противоположном конце комнаты разворачивалась более тихая, но, по-видимому, куда более эмоциональная сцена. Данииль стояла, уперев руки в бока, перед так и не присевшим индейцем, и лицо ее заливала жгучая краска. Индеец, смуглый мужчина неопределенного возраста с тугой черной косой, говорил ей что-то тихо, и, по-видимому, это был выговор, если не хуже. Джим поворачивался то к ней, то к нему, но судя по тому, как он разводил руками, изменить ход их разговора у него не получалось, если он этого, конечно, добивался. Том и Чад сидели на топчане молча, привалившись к стене, и Джаред невольно обратил внимание на то, как мрачен Том - куда мрачнее на вид, чем почти все окружающие, которые в большинстве своем казались взбудораженными, разозленными, мнительными, скептическими, расстроенными — но никто из них не демонстрировал той волны черной депрессии, которая шла сейчас от Тома. Джаред никогда даже не слышал, чтобы Том говорил о Дженсене, и причины столь разительной перемены в этом обычно невозмутимом выглаженном зануде были ему не очень понятны. Когда Джаред вышел из комнаты, Том, хоть и весь всколокоченный и красный почему-то, казался поживее, но сейчас он снова безучастно смотрел в пространство перед собой. Чад то и дело кидал на него обеспокоенные взгляды. Почему-то от этого становилось неловко, и Джаред отвернулся от них. Взгляд его невольно остановился на единственном в комнате, кто сидел на стуле, как полагается нормальным гостям — даже Гай, привычный, по-видимому, к волчьим странностям, чуть ли не лежал на билловом плече. Джек Донован, вечно пьянствующий неженатый толстяк из Берклиевского университета, который якобы упал в канадском путешествии с какой-то горы в пропасть и там и сгинул. Джек славился своим веселым гостеприимством и своими же внезапными приступами острой меланхолии. В разгар самой шумной вечеринки он мог уйти от веселящихся товарищей и запереться в у себя комнате. В остальное время он был добродушен, радостен даже и краснощек — словом, ничем не отличался от привычного всем образа веселого толстяка. Любому, кто видел его, сразу приходила в голову ассоциация если не с Гаргантюа, то с Маленьком Джоном, другом обездоленных. Джаред не очень хорошо знал его раньше и не был близким его другом, но это не помешало ему поразиться переменам, произошедшим с коллегой. Исчезла сквозящая порой сквозь внешние оболочки темная меланхолия и неприкаянность, но и отчаянной, безбашенной любви к веселью и легко распознаваемой склонности чуть что воровато приложиться к рюмочке — теперь тоже в его облике не просматривалось. Пропало огромное брюхо, и окорока-ноги, и потеющие ладони. Джек казался теперь совсем худым и каким-то даже высохшим. Испарились очки, ставшие, по-видимому, ненужными, и глаза, прятавшиеся за ними раньше, оказались добрыми и печальными. По виду Джека теперь казалось, словно он постоянно пребывает в состоянии легкой растерянности. И еще казалось, что в своем сознании он находится сейчас в каком-то другом месте, и что не получается у него в полной мере разделить беспокойство и горе остальных. Светлые волосы были всклокочены, пальцы рассеянно расстегивали и застегивали пуговицу свитера, который ему подал при входе Том. Почти все волки были одеты — кто кое-как, кто наглухо завернувшись в свитера и шарфы чуть ли не до подбородка. В доме было холодно, камин никто не разводил, а центральное отопление у них почему-то не было в чести. Большинство из них целый день пробегало по лесу, и сил на обогрев тела уже, видимо, не осталось. Миша вновь вышел из спальни. - Поесть бы приготовить, - сказал он озабоченно. На его призыв никто не откликнулся, аппетита ни у кого не было, - надо набраться сил. Голодные вы ни на что будете не способны. - Ты прав, - сказала Данииль, - я сейчас. - Ни в коем случае, - вскинулся Чад, - ты сутки на ногах, а я с утра как дома, и Том тоже. Мы приготовим ужин. Они ушли на кухню, и прерванные было разговоры возобновились. Только Джек по-прежнему сидел на стуле, глядя на Билла, как будто хотел что-то сказать, но не мог вспомнить, что. Джаред, глядя на его яркий румянец, вспомнил, что Билл упоминал, что он болен. На секунду ему захотелось позвать его, окликнуть. Шевельнулось внутри что-то, что столь безошибочно привело его в эти канадские леса. Но сейчас, видя прозрачный, отстраненный взгляд Джека, он ясно осознавал, что больше они — ни Джек, ни Билл - к нему никакого отношения не имеют. По крайней мере, не прежние они. И не к прежнему нему. Его отболевшие уже и ненужные метания и цели казались делом ушедшей в область мифов эпохи. Все изменилось с момента того проклятого выстрела, и возврата назад уже не было. На секунду ему показалось, что он пробыл в этом городе годы. Невозможно было поверить, что прошла всего пара жалких недель. От этой мысли глухо застучало сердце, воздуха стало не хватать. Поднявшись на ноги, он нетвердой походкой добрался до двери и вышел на улицу. Уже стемнело, и на небе проступили первые звезды. Город был совершенно тих и неподвижен. Но улица была ярко освещена, и Джареду не захотелось идти по ней. Сзади к дому Данииль почти вплотную примыкал лес — вероятно, чтобы волки могли попадать домой, не перекидываясь и не вызывая лишних вопросов у местных людей. Обойдя дом и чуть не сломав себе шею в потемках о валяющуюся на земле ржавую лейку, он добрел до первого же ствола и уперся в него ладонями. Его мутило, но ощущение шершавой коры под пальцами почему-то успокаивало, и сердце начало стучать медленнее, а в голове стало яснее. Он вдохнул полной грудью смолистый запах, и вдруг услышал голоса. В лесу явственно ругались, и где-то совсем недалеко. Странно, что никто внутри этого не слышал — хваленый волчий слух подвел на этот раз, слишком много в доме было народу. Стараясь ступать неслышно, Джаред зашагал вглубь леса. Сознавая, что наверняка шумит, как злополучный посуднолавочный слон, он, тем не менее, не останавливался, только старался уворачиваться от веток, которые норовили хлестнуть в лицо. Особенно далеко идти и не понадобилось. Черно-угольный волк, взъерошенный, как дикобраз, глухо ворчал на прижавшегося к земе волчонка. Волчонок гнул уши и скулил, но почему-то Джареду показалось, что перевес в споре — на его стороне. - София? Откуда он знал, он и сам не мог сказать. И дело тут было даже не в волчонке, которого он узнал. Нет, то, что перед ним стояла та самая сумасшедшая, натравившая без собственного ведома его на Дженсена, он понял так же точно, как если бы увидел ее фотографию высокого разрешения. Она предсказуемо оскалилась, но тут случилась очередная неожиданность — волчонок, до того смотревший только на мать, вдруг помчался в его сторону и прижался к его ногам. - Осрик! - взбешенно крикнула она. Волчонок не шевельнулся. Джаред неловко присел на корточки, не решаясь дотронуться до серых ушей. - Послушай. Я не хочу неприятностей. Но мне кажется, прятаться сейчас на чужой территории — не самое разумное решение. - Лес общий, - отрезала София, не отрывая от него взгляда. Джаред знал это. Но он знал не только это. - Для стаи Данииль и для стаи Билла — да. Кроме того, сейчас не то время, чтобы... - Ты хочешь указать мне мое место? - спросила она подозрительно спокойно, и Джаред вдруг почувствовал всеми своими клетками, что в двух метрах от него находится огромный черный волчище. А у него с собой — только перочинный нож.