***
Проходит ровно три дня, три часа и тридцать три минуты (может быть, и тридцать три секунды, Стивен не был настолько дотошен), когда со стороны дивана слышится хриплый, но глубокий вдох. Мужчины снова собрались за столом. Мэй и Хэппи на работе, гости предоставлены сами себе. Они учат Паркера играть в бридж, когда Коннорс вдруг вытягивается, как струна. От ящера ему досталась повышенная чувствительность — острый нюх, острый вкус и неплохой слух. Накрыв ладонью карты, он резко оборачивается и шипит «Тише!». Все замирают. И Озборн закашливается. — Черт меня дери! — Питер, налей воды. — Охереть! — Может, просто воздух вышел?.. — Флинт, не поищешь аптечку?.. — Аху… — Макс! Стивен понимает, что должен спуститься. Но остается на месте. Так удобней. Так сподручней. Если что-то выйдет из-под контроля — он сверху. Ему легче предпринять… что-либо. Рег все еще тих и неподвижен. Озборн, впрочем, тоже. От него услышали только хрип и кашель — кто знает, может, предсмертный. Но вокруг, разумеется, собирается — «вся стая» — все, кто есть: Марко с аптечкой и Паркер с водой, Коннорс с пристальным взглядом и Диллон с горящими глазами. Октавиус поразительно напряжен. Он вообще все эти дни как в воду опущенный. Близко к дивану не подходит, маячит где-то в коридоре, если и поглядывает, то отрывисто, нервно. «Почему?» Стивен в который раз ругает себя. Как много переменных, как много белых пятен. Столько упущений, столько просчетов. «Почему, почему они доверились тебе? — спрашивает чародей у мертвенно-бледного Реголо. — Что это за чары? Что за колдовство? Что ты сделал, чтобы они… привязались к тебе?» Сейчас это отрицать бессмысленно. Как бы смешны ни были слова мальчишки-Паука, в них есть зерно правды. Пришельцы изменились — в отношении Рега уж точно. «Как ты сделал это? Что ты сделал?..» «Я протянул им руку и помог встать». Глаз обжигает шею, изнутри обжигает жар. Голова идет кругом, и Стивен хватается за перила. Мир плывет, тени преломляются, как свет. «Что? Как?» Горло сохнет, воздух холодный. На бесстрастном бледном лице — не поймешь: то ли мужчины, то ли юноши — чародею видится тень улыбки. Лукавая, зловещая тень. Озборн снова кашляет. И открывает глаза. Мутные, затянутые пленкой, они быстро светлеют, наливаются краской — ярко-голубые, пронзительные, как у хищной птицы. Мужчина вдыхает полной грудью, кое-как садится и отмахивается от бросившегося к нему Коннорса. — Все хорошо, Курт, — хрипит он. Хмыкает. — О! А вот вода не помешает. Сделав несколько больших глотков, Озборн говорит «спасибо» и медленно оглядывается. Щурится, всматривается. Как будто что-то ищет. Стивен замечает, что Октавиус каменеет посреди коридора. Марко неловко протягивает аптечку. — Спасибо, старина, — говорит Озборн, хлопает его по плечу и улыбается так обаятельно, что аж не по себе. — Не нужно, я в порядке. Но спасибо. — Как ты себя чувствуешь? — неуверенно спрашивает Коннорс. — Будто заново родился, — заявляет Озборн и пружинисто встает. — Рег был прав. Отменная микстура. Всем советую. Только найдите хорошего… хе-хе… врача. — А он это… — неловко бормочет Макс, косясь на Рега. — Того… этого… — Сейчас проснется, — обещает Озборн. Натыкается на застывшего Октавиуса. — Он был прямо за мной. — Прямо за?.. Чего? Озборн не отвечает. В два шага — нетвердых, чуть качающихся, но широких шага — оказавшись около Спрута, сжимает его широкие плечи. Серьезно смотрит в лицо (Стивен видит его в профиль). — Скажи честно, — выдает хмуро, — когда я сказал, что тебя нет в плане, ты мне правда поверил? — Какое это?.. — Октавиус бросает нервный взгляд на остальных. — Зачем?.. — Не поверил, — Озборн мягко, но настойчиво поворачивает его голову к себе. — Не верю, что поверил. — Да нет, конечно, — раздраженно говорит Октавиус, пряча глаза. Озборн не позволяет, заставляет смотреть. — Ты — законченный враль. — Я тебе больше скажу, — Озборн хихикает. — Я звонил раз десять — и каждый раз бросал трубку. Я написал несколько писем — и сжег, не донеся до Бернарда. Да что там — я громил лабораторию половину ночи, а остальную половину — лил слезы и пил. Виски Jameson… — Угу, — бурчит Октавиус. Что-то в его тоне поменялось. — Твое любимое. — …Как и ты, верно? Это длится пару секунд, но по ощущениям — минуты три, не меньше. Озборн пристально всматривается в лицо Октавиуса. Абсолютно непроницаемые темные глаза, одутловатые круглые щеки, плотно сжатые губы. Жесткая маска, что там можно увидеть? Озборн, видимо, смог, увидел. С заливистым хохотом он обхватывает Октавиуса за шею, прижимает к себе (именно так, а не наоборот) и начинает нести какую-то абсолютную чушь: — Идиот! Идиоты! Но я так скучал, так скучал!.. Правда. То виски было говно, знаешь? Тот день в принципе был говно, да?.. Ты слушаешь? Ты слышишь меня, эй?.. Я снова вспомнил его вкус, я снова вспомнил, как ты захлопнул дверь и назвал меня законченной сволочью. Это было так давно, но я вспомнил. И я так рад, так рад!.. Ты же слушаешь меня, да? По-другому не можешь: ты слишком правильный (всегда был!), а я слишком доставуч… Я должен благодарить — и каяться тоже. Прости, прости. Прости меня! Я идиот… Озборн тараторит, Октавиус стоит, прямой, как жердь, холодный, как статуя. Собственно, именно поэтому, когда у «статуи» резко оживают руки и вместе с коротким «заткнись» буквально до хруста сжимают худосочное тело — «кха-ха, аккуратней, ребра!» — мороз бежит по коже. «Что происходит? О чем он? Что за бред?» Какие чары?.. Кто этот клоун?.. Что за бред?.. Стивен снова смотрит на Рега — и чертыхается. Парень сидит, ссутулившись, завернувшись в плед, облокотившись на колени, глядя на чумную парочку во все глаза. Восторженные, яркие, влажные. Такое ощущение, что он созерцает религиозное таинство, а не встречу двух старых знакомцев. И это лицо, это выражение на лице, такое мягкое, полное чувств, полное понимания, настолько не сочетается со… всем, что Стрэндж видел на нем до этого, что хочется выругаться. «Ругайся», — произносит в голове до боли знакомый голос. И Стивен видит — влажные сверкающие глаза направлены на него. Тени сгущаются, а голос — холодный и злой. «Что тебе еще остается? Ты потерян и одинок. Ты над всеми — и далеко от всех. Ты — гордец, Стивен Стрэндж. И скоро тебе это аукнется».6. Над всеми — и далеко от всех
16 июня 2023 г. в 14:03
Стивен наблюдает за ними со второго этажа, облокотившись на перила и сцепив руки в замок. «Копошатся, как муравьи в муравейнике». Марко уже по привычке слоняется из угла в угол — «охраняет периметр». Диллон хмуро левитирует поочередно коробку от хлопьев, стул и кофейный столик, а потом — наоборот. Октавиус беседует с Коннорсом — негромко, но расслышать можно.
— Пульс есть, — говорит бывший ящер, подливая кремовых сливок в чай. После трансформации его тянет на жирное и сладкое. — Нечастый, но тем не менее.
— Мне это не нравится, — ворчит Октавиус, отдавая щупальцам пустую тарелку — те относят ее в мойку. — Уже почти полночь. Третий день. А он сказал…
— Как сказал, так и будет, — резко вмешивается Макс, с грохотом поставив столик на место. — Он ж не дурак, чтоб самого себя травить!
Октавиус с Коннорсом переглядываются. Стивен еле сдерживается, чтобы не закатить глаза. Кто знает, может, в этот раз парень переоценил свои возможности. «Как лежали трупом, так и лежат».
— Тяжело сказать, — Коннорс трет переносицу и вздыхает. — Даже мне. Я — биолог, не химик, да и обычных знаний химии, биологии или медицины тут мало. Очевидно, что сон непростой.
Да. Очевидно, сон магический. Внешне напоминая искусственную комму, он длится уже около двух дней, и особых изменений незаметно. Оба пациента неподвижны, бледны и холодны, как лед. Коннорс еще в первый день сказал, чтобы их чем-нибудь укрыли — «нужно сохранить тепло» — но это не особо помогло.
Их тела остывали, а сердца почти перестали биться.
Впрочем, Стивену важно не то, как протекает сон, а то, зачем он в принципе нужен. «Я просчитался. Не доглядел». Это его ошибка, и теперь он за нее в полной мере расплачивается. Рег все-таки контактировал с Озборном. Украдкой, урывками, но этого хватило с лихвой, чтобы они договорились. О чем? Только им двоим известно. «Они говорили, — признался Октавиус после недолгих уговоров. — Не знаю, о чем. Не думаю, что они хотели, чтобы кто-то знал. Думаю, — он помедлил, прожигая Стивена темными глазами, — Норман понимал, что делает».
Откуда?
«Он заявил, что скоро пойдет гулять с дьяволом. Или со смертью?..»
Стивен стискивает зубы. Так облажаться из-за простой невнимательности. Да, Озборн общается с Октавиусом. Да, иногда пересекается с Регом. Ну и что? Это же не повод!.. Ох, Стивен… «Каково это, оказаться полным идиотом?» Неприятно. Бесит. И свербит около горла. Интересно, что Глаз все еще жжет. Обычно действие заклинания прекращается после смерти заклинателя — или ослабевает, если слабеет и он. Аура Рега все еще сильна — во всех смыслах.
Это становится заметно не сразу. Но становится, и Стивен окончательно убеждается, что его теории верны. Когда гибнет вожак, в стае начинаются перемены. Если смерть быстрая и внезапная, перемены моментальные и бурные. А если смерть медленная, если вожак угасает постепенно, происходит нечто схожее с тем, что Стрэндж наблюдает сейчас. «Нарезают круги». Злодеи, словно потерянные, безотчетно слоняются туда-сюда, собираются рядом с телом и ведут пространные беседы слабым шепотом. Они смущены, дезориентированы и немного раздражены. «Когда же ты проснешься?» — говорят их взгляды, и Стивена от этого пробирает дрожь.
«Он добился своего». Сплотил, спаял и приказал: «К ноге». Логичный и умный ход: ему нужна защита, а им — лидер. Неорганизованная децентрализованная группа преступников не так эффективна. Друг другу они не доверяют — слишком много подводных камней, слишком много сходств, слишком близко знакомы. Им нужен кто-то третий, со стороны; способный организатор, непредвзятый оценщик. «Он завоевал их доверие. Может, даже симпатию».
Это его, Стивена, вина. Он допустил это. Ему с этим и разбираться. Появляется Марко с колодой карт — «Пит разрешил» — и пришельцы от нечего делать собираются за столом. Тонкая темная фигура подходит к Стивену сбоку. Глаз Агомотто не дергается (в отличие от настоящего).
— Распоряжаться чужими вещами нехорошо, — сухо замечает Стрэндж.
— Хэппи мне не чужой, — отвечает Паркер. Ему в тон. — Скоро точно не будет. Судя по монологу с зеркалом, — Стивен приподнимает бровь, и паренек фыркает. — Он репетировал речь с кольцом. Отпадно вышло, я бы точно сказал «да».
Стивен выдавливает улыбку, Паркер отвечает тем же и тоже упирается локтями в перила. Какое-то время они наблюдают за игрой. Макс силится заглянуть в чужие расклады, Октавиус советуется со щупальцами. Флинт играет с Коннорсом — тому неудобно с одной рукой. За исключением редких вспышек Диллона, партия идет легко. Мужчины беседуют, шутят.
Но все равно поглядывают назад. «Очнулся? Очнулся? Очнулся?»
— Простите за… то, что случилось в коридоре, — внезапно выпаливает Паркер. — Так было нужно.
— Нужно? — Стивен старается звучать бесстрастно. Лучше попридержать злость. — Кому?
— Рег сказал, вы будете мешать, — говорит Паук. И бросает на него взгляд исподлобья. — И он оказался прав.
Пауза. Внизу шум — Диллона опять поймали на шулерстве. Стрэндж и Паркер искоса смотрят друг на друга. Стивену все это не нравится. «Мы не должны спорить. Мы должны быть заодно». Объяснил бы это кто Паркеру!
— Питер, — он старается звучать дружелюбно, — ты же понимаешь, что…
— Он чужак? — перебивает Паркер. — Может обманывать? Лгать? Вполне. И все-таки я ему верю.
— Вот как? — хмыкает Стрэндж. «Держи себя в руках. У тебя есть реальный шанс…»
— Да, — твердо говорит парень. На его лице выступают желваки, из-за чего оно кажется намного… взрослее, жестче. — Потому что он обещает — и выполняет свои обещания. Он нам помогает.
— Да ну? — раздражение все-таки прорывается, и Паркер загорается вмиг.
— Посмотрите! — приглушенно восклицает он. — Посмотрите на них!
Игра закончилась, мужчины расходятся. Коннорс идет готовить чай (скорее всего, для всех). Марко — в еще один обход по квартире. Диллон лениво переключает каналы на телевизоре прямо со стула в кухне. Октавиус встает между диваном и креслом (их пододвинули ближе). Смотрит на Рега. Смотрит на Озборна. Он больше не носит очки, но глаза такие же непроницаемые, как темные стекла.
Питер поворачивается к чародею.
— Они теперь совсем другие, — заявляет он — очевидно, в приливе юношеского максимализма. — Он изменил их. Сделал лучше.
— За неделю? — Стивен не скрывает сарказм. И смешно, и страшно. — Как ты спасаешь людей, Паркер? С такой наивностью.
— А как вы спасаете, доктор? — выплевывает парень, хмуря брови. — С такой жестокостью.
И не дожидаясь ответа, разворачивается и уходит. Стивен провожает его взглядом до балкона и глубоко вздыхает. «Что ж. Придется сделать это самому». Ему не привыкать работать в одиночку. Главное, выбрать удачный момент. «Вернуть артефакт из хранилища, напитать магией, подготовиться к ритуалу…»
Стивен невольно смотрит на осунувшееся лицо Рега. Его охватывает совсем ненужный приступ жалости, которую он гонит напоминанием — это чужак, лжец, вполне возможно, не человек. «Реголо из Кор Леонис». Ни в одной телефонной книге нет такого имени, нет упоминания о нем ни в списках родильных домов, ни в демонологических справочниках. Может быть, круг поисков вышел весьма ограниченный, но, тем не менее, факт — о Реге на этой планете и в этом измерении нет ни слова. Единственное, что смог нарыть Стрэндж, это информация про Кор Леонис. Это латинское название самой яркой звезды в созвездии Льва, Регула. Регул, Реголо, Кор Леонис… Либо с фантазией у парня туго, либо ему просто лень изгаляться. «Либо он держит нас за идиотов». В последнее почему-то верилось больше.
Вдруг Октавиус присаживается около Озборна на корточки. Стивен моментально напрягается. «Что это он? Зачем? Еще одна просьба от?..» Щупальца вьются над головой хозяина, а сам хозяин хмурится, внимательно вглядываясь в белое худое лицо (Озборн, кажется, высох еще больше, из-за чего выглядит еще страшнее). Его собственное лицо в тени, и выражение разобрать трудно.
Внезапно он снимает перчатки и небрежно откладывает на подлокотник. Руки полные, широкие, с длинными мясистыми пальцами. Отто поджимает губы, медлит мгновение. Воровато оглядывается («Что? Что? Что он хочет?»). И проводит ладонью по щекам Озборна. Медленно, аккуратно, почти ласково. Захватывает подбородок, верх шеи.
Сначала Стивен не понимает — и только потом смотрит на Рега. И видит то же, что заметил Октавиус у Озборна: впалые белые щеки поблескивают от прозрачной влаги.