Анклав магической любви

      И вот он, конец церемониального обеда, открывающий увеселительную пьянку с танцами до самого утра.       Каре казалось, что ей снился именно этот момент, столько раз она обдумывала свой побег, что сейчас её дыхание сбилось от предвкушения и адреналина, отчего она быстрым взглядом окидывала всех присутвующих в зале. Сифа была такой пленительной радостной, как и её муж, но в Моргане Кара не заметила ничего, кроме её обычного напускного спокойствия. Друидке не стоило смотреть на них так долго. Чем дольше она стояла и бездействовала, тем скорее падала её решительность. И всё же набравшись смелости, она вмиг подскочила и ринулась к выходу из замка…       Барды продолжали играть, как и прежде. Саксонцы показывали какие-то необычные представления, чтобы развеселить всех присутвующих, и совершенно никто не заметил, как Кара вышла из залы, оставляя Ишмирскую крепость.       Влюблённые были счастливы. Децим любовался своей женой каждое мгновение, всё время поворачиваясь к ней. Но теперь, помимо церемониальных речей, ему хотелось развлечься и по-настоящему повеселиться. Он с улыбкой посмотрел в окно, заметив, что оставалось ещё несколько часов до заката солнца, и взял жену за руку. Они вместе подсели к столу, где сидели Мордред с Морганой и беседовали о камелотских укреплениях. — Там раньше был проход за щитом в оружейной, и если они его заделали… — Почему не пьёте? — Децим достаточно резко перебил леди Моргану, будучи полностью погруженным в мандраж своего праздника. — Вина! Принесите побольше вина! — Еще не вечер, — вздохнул Мордред, поднимая на него взгляд. — И что? Может быть поиграем в кости? — Ой, нет, я, пожалуй, откажусь, — протянул друид. — Я поиграю, — решительно сказала Моргана. — Вот и замечательно. Буду играть с двумя замечательными женщинами! — засмеялся Децим, целуя жену в лоб. — Ладно, — снисходительно сказал Мордред, наблюдая как слуги расставляли бокалы и кубки с вином на их столе. — Я тоже буду играть. — А уже поздно. Если будешь играть, то тогда играем на желание. — Я сделаю исключение лишь сегодня, потому что у тебя праздник, дорогой друг. — Славно! Начинай и только по-честному. А то мне известно, как легко ты выигрываешь в играх с помощью магии. Леди Моргана, тебя это тоже касается. — Хорошо, — слегка засмеялась она, теперь уже пытаясь отдаться этому празднику и не думать больше о плохом или о дальнейших планах. — Я кидаю? — Пожалуйста!       Моргана снова легко улыбнулась, ощущая в себе прилив сил и каплю азарта, будто бы она была живым человеком, совершенно отдаленным от страданий и бесконечных переживаний и рыданий по ночам, будто бы так можно было жить всегда. Мордред невольно задержал на ней взгляд, представляя, как бы он мог закончить её портрет, как смог бы разложить тени на её лице и шее, как бы подчеркнуть её необъятную зелень глаз. Децим заметил его необычный взгляд на Верховную жрицу и лишь немного усмехнулся, переводя глаза на Моргану, которая аккуратно взяла кубики у него из рук и обдумывала свою ставку. — Пять и три, — сказала она и бросила кости. — К сожалению, четыре и один, леди Моргана, — рассудил римлянин, глядя на кубики. — И что теперь? — Теперь придётся исполнять глупое желание Децима, — засмеялся Мордред, встречаясь взглядом с другом. — В этой игре вероятность победить крайне мала. — Выпей кубок вина залпом, — произнес римлянин с азартом. — Здесь же нет ничего сложного, — улыбнулась она, тотчас взяла кубок и начала пить.       Сифа закрыла рот рукой от изумления и такой игровой близости, в которой они теперь все находились. Она украдкой смотрела на радостного мужа и в то же время поражалась сегодняшней открытости леди Морганы. Словно что-то действительно изменилось, будто бы их жизнь в Ишмире стала существенно лучше. Ведьма с трудом осилила за раз выпить весь кубок, и как только поставила его на стол, откашлялась и немного покачала головой от резко ударившего в голову вина. Так ей стало даже легче. — Теперь я бросаю, — сказала Сифа, забирая кубики со стола. — Пять и пять. — Три и шесть, — заключила Моргана, глядя на кости. — Обмажешь лицо своего мужа углем? У Мордреда, кажется, есть с собой. — Да, держи, — друид подал ей уголь. — Это жестоко! — воспротивился Децим.       Сифа немного обмазала щеки мужа, рисуя на его лице круги, будь бы это был забавный грим и сама громко смеялась, рассматривая свое творение. Мордред улыбнулся от комичности ситуации и повернулся к Моргане, пытаясь считать её эмоции. Её расслабило от вина, и она искренне смеялась над римлянином, практически не осознавая, где она находилась. Слишком сильная доза алкоголя сделала её на которое время очень свободной. — Мордред, бросай, — Децим вложил ему в ладонь в кубики. — Только в случае проигрыша — я загадываю. — Пожалуйста. Один и два. — Шесть и четыре, — заключила Моргана. — Боюсь, что тебе не повезло. — И что мне теперь делать?       Децим жестом показал друиду придвинуться к нему, чтобы никто кроме него не услышал идею римлянина. — Поцелуй леди Моргану, — прошептал Мордреду Децим.       Друид тут же изменился в лице, сел обратно на место и с недоумением посмотрел на друга. — Нет. Я не хочу этого делать. Это бесчестно. — Я видел твой взгляд, ты желаешь её, — парировал римлянин. — Что ты такого загадал? — с любопытством спросила Сифа. — Я, пожалуй, отойду подышать воздухом, — с недовольством проговорил друид и поспешил выйти на балкон.       Децим всегда был слишком лёгким и непринужденным человеком, несмотря на периодичную меланхоличность, и Мордред, казалось бы, давно примирился с его сущностью, но иногда подобная чрезмерная веселость только раздражала Мордреда, будто бы римлянин совершенно не знал меры в своих словах, и хоть спасибо ему за то, что не сказал своё желание при всех, иначе Мордред почувствовал бы себя ещё хуже.       В самом же деле — это пустяк. Они и раньше так играли, когда жили в Арморике и беседовали с какими-нибудь знатными женщинами. Только тогда подобные романтичные игрища были забавой и ничем не обремеляли, а здесь всё совсем иначе. Мордред вздохнул, наблюдая как солнце садилось за горизонт, оставляя за собой шлейф розовых облаков, и немного улыбнулся. В одном Децим был прав — ему действительно хотелось прикоснуться к Верховной жрице, но это лишь помутненное наваждение, от которой друид жаждал избавиться. — Что-то случилось? — мягко спросила Моргана, неслышно подойдя к нему со спины. — Ты достаточно резко ушёл. — Нет, всё в порядке, — он обернулся к ней, тяжело вздыхая. — Красивый закат, — сказала она и оперлась на перила, чувствуя, как ее до сих пор шатало от выпитого вина. — Да, и правда. Хорошо, что сейчас солнечные дни. Они чем-то напоминают мне Арморику. — Ты скучаешь по Арморике? — Боюсь, что я испытываю к материку те же чувства, что и ты к Камелоту. — Забавно, — ведьма усмехнулась и посмотрела на него расслабленным взглядом. — Я рада за Сифу, она робкая и добрая девушка, мне так приятно видеть ее счастливой; что даже несмотря на весь кошмар на этом острове, мы ещё можем быть счастливыми. — Да, ты права, — согласился друид и подошёл к перилам, также опираясь на них. — Ты была когда-нибудь замужем? — Нет, — она вскинула брови от удивления. — Почему ты так решил? — Стало интересно и ничего более. — Признаться честно, я не верю в любовь. — И почему же? — с интересом спросил друид, наблюдая как извивались пряди ее волос на ветру. — Мужчины везде хотят властвовать, разве нет? — Мне с этим трудно поспорить. — И в любви тоже. Думаешь, твой друг влюбился бы в женщину, у которой больше власти, чем у него? И под властью я имею в виду не только ее прямое значение, но и деньги, и имя, и положение в обществе. Всё, что может предоставить бо́льшую выгоду. — Вряд-ли Децим задумывался бы о таких категориях. Он всегда опьянён красотой и ему безразлично положение этой женщины. В Арморике он вёл себя крайне ветрено с одной знатной девушкой. — Так в этом то и дело, — ведьма вздохнула. — Мужчины изначально приписывают себе эту власть. Власть над любой женщиной, кем бы она не была. Они жаждут обратить её богатства в свои из-за корысти, но не любви. Невозможно нищему полюбить богатую женщину. — По-твоему любить можно только того, от союза с которым не получишь никакой выгоды? — Искренне — да. — И ты не веришь любви Дециму и Сифы? — Нет, им я верю. Но это редкость. — Ты бы не хотела… — Нет, — резко перебила его Моргана и повернулась к нему лицом. — Мне это не нужно. Я прекрасно понимаю, чего от меня хотят мужчины, и я презираю их за это. — И чего же они хотят? — немного напряжённо спросил Мордред. — Власти над бунтующей женщиной, — хрипло произнесла ведьма. — Все они так считали… И Агравейн, и Гелиос, и Саррум. Будь я мужчиной, мне было бы гораздо проще захватить Камелот, отомстить нашим врагам, а так я лишь средство... — Это неправда. — Неправда? Может быть, тебе стоило почаще подслушивать разговоры в питейных, о том как рыцари моего брата мечтают взять меня и поставить на место? — раздражённо проговорила она, ощущая, что вино действовало на неё как катализатор для откровения. — Да, я слышал эти разговоры, — спокойно ответил друид, наблюдая глубокую боль в глазах Морганы. — Тебе нравится, когда с тобой говорят настолько честно? — Только ты говоришь со мной честно, — мягко сказала она, вглядываясь в него в ответ. — И, может быть, Кара. Ну это только тогда, когда она в хорошем настроении. — Я полагал, что ты злишься на меня из-за этого. — Нет, это совершенно не так. Честность — это равенство, разве нет? — Я бы хотел сказать, что восхищаюсь тем, что ты не сдаешься. Что, несмотря на все неудачные попытки, ты всё ещё борешься, — он слегка улыбнулся. — Этот город живёт благодаря тебе, и никто не посмеет больше обращаться с тобой неподобающим образом. — Ты так говоришь будто бы можешь защитить меня. — Почему нет? Мы же союзники, разве что несколько недель назад ты вела себя так, будто я пытаюсь посягнуть на твою власть, но я никак не стремился к этому. — Я не говорила, что мне нужен защитник или страж крови, как это требует Старая Религия.       Его предложение вмиг отрезвило ее, вернув ей возможность здраво рассуждать и не утопать в откровениях. На самом деле она была готова согласиться на странное предложение друида, но капля страха перед ним взяла над ней вверх, отчего она неохотно высказала протест. Моргана вдохнула полной грудью, пытаясь окончательно сбросить с себя пьяное наваждение, и посмотрела на небо, надеясь найти пару звёзд, что начинали виднеться после заката. — Как ты пожелаешь, — тихо ответил друид.       И всё же Моргана чувствовала себя более умиротворенной и спокойной рядом с Мордредом, несмотря на свои страхи. Давно она не ощущала себя столь расслабленной, и ей было так приятно, будто бы морские волны проходили сквозь всё её тело, успокаивая и обволакивая её своей мягкостью.       Ведьма продолжала искать звёзды на чистом и ясном сумеречном небе, и улыбнулась, когда увидела одну, самую первую и самую яркую. Мордред наблюдал за ней, чувствуя, что и ему тоже приятна эта близость, но своего влечения к ней он всё же несколько испугался, и отвёл взгляд в сторону замковой площади и вечерней суеты. Уж слишком непозволительными были его желания, учитывая и недавно произнесенный монолог Морганы.       Мордред почти не пил, и ему казалось, что эта беседа с ведьмой опьяняла его. Он никогда не чувствовал себя таким образом, сочетая в своей голове и желание защитить и помочь Моргане, одновременно с вожделением и восхищением ее красотой. Друид не мог избавиться от этих нещадных грёз, и ещё раз осознал, что действительно исполнил бы загаданное желание Децима, будучи уверенным, что Моргана не против. Но она была необъятно холодной к любой романтике, и из её речей друиду было очевидно понятно её глубокое разочарование и боль. — Как ты познакомился с Децимом? — спросила она после продолжительной паузы. — Меня выкупили на невольничьем рынке в В Корспотиуме и привезли в Рим, в дом Тиберия Таринского. В этом доме я и познакомился с Децимом, которого приютили из жалости и сострадания, что заставило его, вероятнее всего, ощущать себя маргиналом, быть где-то между гражданином и рабом, что вводило в дикое чувство одиночества, которое я видел, отчего меня тянуло к нему, хоть я и считался в их доме «практически всё время молчаливым мальчишкой». Я постоянно сторонился господ, когда у меня была такая возможность. Всё время работал в домашней библиотеке. И однажды Децим, будучи в приподнятом настроении, пошел в библиотеку, чтобы отыскать, насколько я помню, комедии Аристофана, но его попытки развеселить себя пьесами вскоре чуть было не превратились в трагедию. Он залез на деревянный стул, и от его веса у стула сломалась ножка, и он не смог удержать равновесие. Я следил за ним и потому успел спасти его от падения на мраморный пол магией, а потом помог осторожно опуститься, пока Децим глядел на меня с недюжинным удивлением и ещё большим интересом, чем раньше. — Mirum! {лат. Удивительно! } — воскликнул Децим, поражённый моим колдовством. — Tu loqueris lingua mea? лат. {Ты знаешь мой язык? } Я плохо знать валлийский, но раньше слушать рабство. — Зачем изучать языки рабов? — тихо спрашивал я. — Я хочу знать много мир. Я люблю мир, — улыбнулся он. — Я научить тебя читать латынь? — Etiam, domine, {лат. Да, господин}, — учтиво ответил я. — Эта странная дружба слишком сильно затянулась. Децим был покинут всеми, единственный выживший из своей семьи, как и я. Его дом уничтожили готы, а мой камелотские рыцари. Никчёмные люди, которым чужды иные обычаи. Мы были похожи друг на друга, хоть наши миры совершенно различны. Он верит в своего Бога, как и я в своих, и в целом он более открытый и весёлый человек, чем я. — Я это заметила. Трогательная история, — необычайно ласково сказала Моргана. — Уже много лет прошло, вы достаточно долгое время близки. — Да, около семи лет. — А я когда-то считала свинарку своей единственной подругой…       Моргана начала лёгкий рассказ о своей юности, прожитой в Камелоте, о мелких и забавных происшествиях, что случались в замке, когда её жизнь ещё была благополучной. Мордред слушал её и отмечал, что именно такую беззаботную жизнь они обязательно смогут вернуть себе, перестав прятаться в Ишмире, что они обязательно воздадут по заслугам своим врагам, и Моргана улыбалась от его слов, продолжая рассматривать звёздный небосклон.       Они беседовали на балконе вплоть до первых солнечных лучей, пробирающихся сквозь утренние серые облака, что успел за ночь нагнать ветер. Эти тучи грозились холодным дождём, знаменуя окончание светлого и приятного времени.