Анклав магической любви

— Роженицы нуждаются в женской опеке, а не в мужской. — И что ты мне предлагаешь? — усталым и недовольным голосом проговорила Сифа, глядя на Эдвина. — Распределить нашу работу более эффективно, а не так, как тебе вздумалось.       Она уже не могла на него даже злиться, сил совершенно не было. С тех пор как они делили лекарню прошло всего несколько дней, но Сифа уже успела даже помолиться о том, чтобы Моргана изменила решение и сделала для этого никудышного и странного человека собственную лекарню. И как же ей было невыносимо осознавать, что Эдвин был ее единственным собеседником. Муж не говорил с ней, даже не желал здороваться и спать в одной постели, и ей от его подобного отношения становилось всё хуже и хуже. У кого попросить помощи? У Морганы, которую она обманывала? У отца, которого оскорбила? Сифа запуталась, потому что Христос не мог дать ей ответа, сколько бы она к нему не обращалась. Она могла задать вопрос только Эдвину Мюрдену, что раздражал её теперь не только дыханием, но и светлыми волосами, причем Сифа не могла понять почему. — Хватит указывать, что мне делать! — прикрикнула она от отчаяния. — Как только ты пришел в Ишмир, ты лишь мешаешь мне! Мешаешь работать, мешаешь жить, показываешь мне, что я слабое звено, которое не знает как и чем лечить, придираешься к склянкам на полке, выдумывая невесть что. Зачем ты это делаешь? Зачем ты вообще сюда пришел?! — Сифа, — несколько растерянно проговорил Эдвин, глядя ей в глаза.       Она вот-вот расплакалась бы, но быстро протёрла глаза рукавом от платья. Некромант всё равно увидел и понял, что ей больно. Он подошёл к ней ближе, а она лишь зажмурилась, ощущая, что не в состоянии сдержать предательские слезы. Эдвин аккуратно вытащил из её рук тетрадь и посадил на рядом стоящий стул, а затем и сам сел рядом. — Что происходит с тобой в этом замке? — А что-то происходит? — тихо спросила она, прикрыв лицо руками. — Я слышал, что ты христианка и презираешь родного отца. — Это неправда! — резко воскликнула она, открывая лицо. — Допустим. — С чего ты решил, что я собираюсь что-то тебе рассказывать? Кто ты, чтобы я что-то тебе говорила? — она покрутила головой и сжала руками собственные колени. — Я лекарь, — спокойно ответил Эдвин. — И что? — Это значит, что я могу лечить людей. И ты нуждаешься в лечении. Ты страдаешь. — Я не страдаю, — категорично заявила она. — Страдаешь. Каждое утро ты массажируешь лицо и делаешь холодные компрессы, лишь бы никто не заметил его красноты и опухлости. Ты плачешь по ночам. Почему?       Сифа опешила от его слов с испугом на него посмотрела. Он говорил так, будто бы ему не всё равно на неё, это звучало так странно и непривычно. Децим часто говорил ей о ее красоте и очаровании, дарил ей множество подарков, но никогда не задавал таких личных вопросов. Подобное можно счесть дикостью, но Сифе почему-то стало приятно, словно кому-то она не была безразлична, словно не была больше одинокой и покинутой. — Мы можем пройтись? — с мольбой спросила она. — Пройтись вдоль замка? — Почему бы и нет? — Эдвин подал ей руку.       Они вышли на улицу, накидывая шерстяные плащи, чтобы понаблюдать за поздней осенью. Листья почти все опали и кружились в круговоротах ветра, словно разноцветные пластины. Как всегда небо заволокло серыми тучами, предвещавшими дождь, так что листья были единственной радостью на фоне мертвецкой и мрачной погоды. Они пошли в сторону тренировочного поля, где даже на холоде сражались саксонские воины. — Через неделю должен пойти снег, — размеренно заговорила Сифа, успокаиваясь. — Ты любишь снег? — Нет. Наверное, нет. Когда снег лежал на ристалище, Кара не сидела на земле и жаловалась бесконечно на зиму. — Кара? Кто это? — Моя подруга, — с печалью ответила Сифа. — Она погибла, и я очень по ней скучаю. Она погибла по глупости, из-за неправильных мыслей, из-за своей печали и спешки. Я не всегда была согласна с её видением мира, но она любила меня. — Легко быть верным мертвецу, и также трудно быть преданным живому. — Это упрёк? — беспокойно спросила Сифа. — Нет, — он усмехнулся. — Ты пытаешься найти защиту в мертвом, но прячешься от живых. — Леди Моргана — моя подруга, она ценит мою работу. — Она знает о твоих мыслях? — Ты меня унижаешь, — она нахмурилась и остановилась на дороге. — Нет, ни капли. Это простые вопросы, — вздохнул Эдвин. — А как же твой новый Бог? — Мой новый Бог тут не причем, но он мне не помогает и не слышит будто бы. — Думаешь, что Триединая Богиня помогает нам и слышит нас? — Я не знаю. — Полагаю, что если бы Боги участвовали в нашей жизни, мы бы не страдали так, — рассудил Эдвин и сел на холодную землю. — Что ты делаешь? — Сижу на земле, как и Кара. Садись тоже. — Ладно, — с безысходностью в голосе ответила Сифа, глядя на некроманта печальными глазами.       Она сняла свой плащ и растилила его на землю, а затем плавно опустилась. Эдвин внимательно смотрел на неё, её неловкие и скованные движения от напряжения и усталости. Он искренне хотел помочь ей. Пока лекарь не вылечит свою болезнь, он не сможет помощь ни одному нуждающемуся, тем более если его болезнь моральная. — Я бы хотела уехать отсюда. — Куда? — с интересом спросил некромант. — Куда угодно, где нет этих правил, где нет войны, моей семьи, всех, кто хоть как-то знает меня и моё прошлое. Я верю в Христа, и теперь мне чужда жизнь здесь. — А твой муж? — Я ему больше неинтересна, — тихо ответила Сифа и резко встала с земли, — Всё, хватит, забудь обо всем, что я тебе сказала!       Она почувствовала себя ещё в мириад раз хуже и побежала обратно в замок, оставив свой плащ лежать на земле. Эдвин хотел окликнуть ее, но не стал. Этим он сделал бы только хуже.       Она бежала вдоль коридоров замка, не жалея сил и энергии, что и так были у неё на исходе. Сифа чуть не сбила неуклюжего Гили с ног, когда летела вверх по лестнице. — Осторожнее! — крикнул он ей вслед, но она даже не обернулась.       Маг пожал плечами и продолжил свой размеренный шаг, постепенно замедляясь при подходе к определенной двери. Мордред вновь пожелал его видеть, вновь пожелал говорить с ним, и от этого приглашения у Гили подкашивались ноги. Он не смел убить себя сам, он не смел выходить из замка для встречи с Эмрисом, он даже из покоев своих не смел выйти, опасаясь всего, чего угодно.       Но он пришёл к друиду, несмотря на свой неимоверный страх. — Ты звал меня, — коряво произнес Гили, боясь даже звуков своего голоса в комнате вместе с Мордредом. — Садись, — ответил друид, указывая рукой на стол с несколькими листами пергамента и чернилами. — Да, конечно, — маг послушно сел и опустил глаза. — Пиши послание Эмрису. — Что? Что мне писать? — растерялся он. — А что бы ты написал ему, если бы продолжил служить?       Дрожащими руками Гили взял перо и обмакнул его в чернила, немного поднимая взгляд на друида. Он осторожно начал писать, выводя буквы медленно и неряшливо. — Вот, — сказал он и протянул пергамент.

      У меня не было возможности убить Мордреда, его всё время охраняли. Если бы я добил его ценой своей жизни, вина бы была на тебе и короле Артуре, а так они не знают, кто это совершил. Мордред не помнит, кто напал на него.

— Я уже думал, что ты совсем дурень, — немного улыбнулся друид, прочитав послание.       Внезапно их разговору помешала взбудораженная Моргана, вошедшая в покои Мордреда без стука. Она оглянулась на Гили, и будто бы взглядом упросила друида его выгнать. От неожиданности ее визита он немного закашлялся и быстро спрятал написанное магом послание. — Можешь идти, — сказал он Гили.       Маг тут же выдохнул с облегчением, поклонился сначала Мордреду, а затем Моргане, пытаясь успокоить свою тревожность. Как только он захлопнул дверь, ведьма вздрогнула от шума. — Что-то произошло? — мягко спросил друид, глядя на возлюбленную. — Обещай, что простишь меня и не будешь злиться, — нервно произнесла она. — Что с тобой? — он медленно сделал к ней пару шагов, несмотря на то, что раны его ужасно ныли. — Сиди, не надо, тебе ещё тяжело, — она сразу же подошла к нему и усадила на стул. — Что случилось, Моргана? — Прибыл гонец с новостями… Гвиневра потеряла ребенка и мучительно умирает.       Мордред растерялся и нахмурился от этой новости, глядя на неё непонимающим взглядом. Она начала плакать и прерывисто дышать, резкими движениями стирая слёзы. — Не смотри на меня так, — она чувствовала страх перед ним.       И не просто страх, а даже его власть над ней. Она соврала ему, что ничего не сделала Эмрису, и теперь её практически трясло в ожидании его реакции. Будто бы не она была королевой, что отдавала приказы и правила Ишмиром… — Как не смотреть? — скомкано спросил Мордред, наблюдая за ней. — Это ты… — Дэгал отравил её, — перебила его ведьма. — Он мёртв. Эмрис поймет, кто отдал приказ. Он будет мстить нам. — Когда ты отдала приказ? — Я боялась, что ты умрёшь, — она истерично опустилась на колени перед ним, хватаясь за ножки стула. — Мне было нечего терять! Совсем нечего! Мне жизнь без тебя ничего не стоила, — она подняла на него глаза.       Мордред смотрел на неё и отчётливо видел, что она его боялась. Боялась его реакции, любого его слова или жеста, а не Эмриса, не ответной мести, не армии своего брата, а именно его. Моргана дрожала от своих переживаний, и глубоко внутри себя осознавала причину… Она влюбилась в него, и любовь в её жизни была впервые, она открыла ему свои чувства, и теперь не имела понятия, что он мог сделать с ней. Перед тем, как сообщить ему новость, она успокаивала себя воспоминанием о том, что он признался ей в любви, что он был нежен, и что никогда не причинял ей боли, но Агравейн тоже периодически признавался ей в любви, а потом ни о чем не спрашивая брал её силой, а она не сопротивлялась, потому что его служба была важнее десяти минут унижения. А что теперь? Она своими руками отдала всё, что у неё есть, Мордреду. Ей казалось, что она его совсем не боялась, он не сделал ни единого намёка на грубость, но одно дело любить его тайно, не объявлять о его власти, а другое дело то, что было теперь. Эти противоречивые чувства смешались в ней и провоцировали на истерику… — Моргана, — мягко проговорил друид, глядя на неё.       Он протянул руку, желая погладить её по голове, но она резко дёрнулась, будто бы он хотел её ударить. Ударить, как Саррум, когда она говорила ему что-то неугодное и, как крыса в клетке, угрожала его убить, если он ещё раз к ней прикоснётся.       Мордред встал со стула и попытался поднять её с пола. Она тут же поднялась, понимая, что ему физически тяжело наклоняться, ведь его ранение ещё не зажило. Ведьма закрыла глаза, чтобы не смотреть на него и плакала, словно ребёнок, ругая саму себя за эту ужасную ошибку, за то, что окончательно потеряла свою холодность и отстранённость, за то, что позволила самой себе так открыться кому-то. — Ты сделала всё правильно, — с нежностью сказал друид, желая стереть с ее лица слезы, но не решился прикоснуться к ней. — Прошу тебя, не плачь. — Прости, пожалуйста, прости. — Ты боишься меня. — Нет, — тихо проговорила Моргана, открывая глаза. — Скажи правду.       Она ничего не ответила и села на постель, стараясь не смотреть на Мордреда. Больше всего на свете она проклинала свои чувства и неумение ими управлять, хотя в прошлом она успешно могла притворяться и играть разные роли. Или ей так казалось…       Друид тяжело вздохнул и ощутил странную горечь в сердце, не понимая, что он мог сделать не так. Почему ей было так плохо?       Он сел рядом с ней и смотрел, как она пыталась успокоить свой плач. — Эмрис ничего нам не сделает. Сейчас он занят спасением жизни служанки. А что будет дальше — неизвестно никому. Это же война, — сказал друид. — Я бы поступил так же на твоём месте. Я бы не смог смотреть, как ты умираешь, и бездействовать. — Спасибо, — она резко встала и собиралась уйти из его покоев. — За что спасибо? Что с тобой?       Она обернулась к нему и увидела в его глазах неясное ей сожаление и опешила. Что она творила? — Мне действительно страшно, — с трудом произнесла ведьма. — Я не знаю, что мне делать. — Почему? Почему тебе страшно? Я обидел тебя? — волнительно спросил Мордред. — Нет. — Ты думала, что я тебя ударю. — Нет. Я знаю, что ты этого не сделал бы. — Ты обманываешь. — А ты всегда говоришь со мной честно, — она истерично улыбнулась. — Это не упрёк. Правда. Я влюбилась в тебя из-за этого. И мне страшно. — Я не причиню тебе боль. — Я знаю. Знаю, — она подошла к нему. — Прости меня. — Не проси прощения, — друид встал перед ней. — Чем я могу помочь тебе?       Он вспомнил все сплетни, что слышал о ее пленении у Саррума, об Агравейне и ещё каком-то полководце южных армий, вспомнил её откровенные рассказы и брошенные фразы о боли, что причиняли ей мужчины. Ему стало понятно её странное поведение, и в то же время горько, что она боялась и его, переживая, что он мог сделать с ней то же, что и они. Вся ее наигранная холодность, скованность были маской, помогающей ей справляться со страданиями и кошмарами прошлого, и он искренне желал помочь ей, помочь единственным средством — своей любовью. — Всё хорошо, — более спокойно проговорила она, успокаиваясь. — Я тебе верю. — Я могу… Могу тебя обнять? — Да, конечно, — Моргана улыбнулась.       Мордред осторожно обнял ее за плечи, и она немного расслабилась. Ей и правда стало легче. От его нежных рук, от поддержки и терпения, что он проявил к ней. Как она могла подумать, что он мог быть таким же, как и мужчины из её прошлого?