Анклав магической любви

      Погода вновь была испорчена сильной и завывающей вьюгой, но Сифу это лишь успокаивало. Она поглядывала на балконную дверь в покоях леди Морганы, пока сама ведьма готовила для них чай без помощи служанок. — Ты мне снилась, — растерянно сказала она. — Это был хороший сон? Пророческий? — Я не знаю. Ты плавала в озере и говорила мне, что вода очень и очень теплая, и что ты ждёшь, когда я тоже искупаюсь. Децим подталкивал меня, но я совершенно не хотела лезть в эту воду, словно с ней было что-то не так. — Ах, лето. — Ты стала очень немногословной, — с лёгким волнением сказала она, разливая травяной чай по кружкам. — Ты хорошо себя чувствуешь? — Да, — вздохнула Сифа. — Ты родишь к концу лета? — Вероятнее всего. — На время войны ты останешься в Ишмире, а Руадан будет кастеляном замка. Думаю, что тебе будет безопасно здесь, дома, рядом с отцом, а не в военных шатрах. — А Эдвин Мюрден? — нахмурившись спросила она, глядя на Моргану с искрами волнения в глазах. — Он отправится с нами. Как и твой муж. У него есть навыки римского легионера, а это очень полезно, — спокойно отвечала ведьма. — Но тебе неинтересно всё, что связано с твоим мужем. — Моргана, я… — она хотела начать оправдываться, но остановилась и взяла в руки кружку с теплым чаем. — Ты права. Я не хочу лгать тебе. — Но ты сама приняла решение быть вместе с Децимом, даже несмотря на то, что не он отец твоего ребенка. — Ты обо всем догадалась. — Сифа, — ведьма тяжело выдохнула. — За каждое принятое нами решение придется нести ответственность… Я понимаю, что ты ещё очень молода, и ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, но я не хочу участвовать в твоих любовных интригах. Ты должна думать о ребёнке. — А ты бы смогла жить с нелюбимым мужем, когда твой возлюбленный так близко и так недосягаем? — У меня нет мужа, которому я клялась в верности. Перед которым у меня обязательства, — Моргана приблизилась к подруге и обняла ее за плечи. — Пойми, что сейчас у тебя есть долг… — Долг… Я ошиблась и мне теперь платить всю жизнь за ошибку? Мне всю жизнь быть несчастной с этим уродом?! Так?! — она скинула с себя руки ведьмы. — Ты бы так смогла? — Кара поплатилась жизнью за свою ошибку, — строго сказала она. — А ты жива. И тебе нужно думать о будущем. — Да какое будущее? Я буду молиться, чтобы Децим умер во время осады какого-то камелотского города. — Прекрати. — Пока я жива, я могу хоть что-то исправить, — решительно заявила Сифа. — Ты сама выбрала его в мужья. Никто не выдавал тебя насильно замуж, — сдержанно ответила Верховная жрица, пытаясь не злиться на глупость подруги. — Я лучше пойду! — с долей злобы сказала она и направилась к двери. — Будь благоразумнее! — Спасибо! — с недовольством ответила Сифа и ушла, громко хлопнув дверью.       Моргана вмиг дёрнулась, чтобы ее остановить, но не стала, лишь вслушалась в её постепенно удаляющиеся нервные шаги по коридору. Нужно было действовать по-другому.       Всё вокруг казалось Сифе невыносимым без Эдвина, как бы она не старалась вновь вернуться к чему-то правильного. Она днями смотрела на Библию, думала о чужом Боге, которому она поклялась в верности, и презирала латинские строчки, так одурманившие её и сделавшие ее самой несчастной из женщин, как она считала. Ей хотелось выбросить Священную книгу, сжечь её и любоваться страницами, объятыми в пламени, но как только её рука тянулась, чтобы бросить латинскую дрянь в камин, она тут же себя останавливала, потому что Децим бы заметил. Сифа думала, что у неё ещё будет время, чтобы сжечь Библию, а пока она хотела быть счастливой.       Эдвин Мюрден всегда был в лазарете. Всегда она могла найти его там, и сейчас, будучи в слезах от непрошенного желания быть утешенной именно им, она направлялась в его обитель.       Она вошла без стука и увидела его с саксонским стражником, который одевался. Услышав скрип двери, они оба повернулись на звук, и стражник поклонился ей. — Леди Сифа, — сказал он, застёгивая пуговицы. — Если рана не заживёт в течение трёх дней, ты должен прийти ко мне снова, — монотонно обратился к нему Эдвин, отвлекаясь от вошедшей. — Спасибо, — стражник кивнул и поспешил покинуть лазарет.       Дверь снова скрипнула, как бы саксонец не старался мягко её закрыть. Он собирался вернуться на тренировочное поле и по привычке свернул в сторону выхода из замка, не замечая стоявшего рядом с лекарней деревенского мага Гили. Иногда ему даже не нужно было прятаться. Он был как серая тень, будто бы никто и не мог запомнить его лица. Гили осторожно приблизился к лазарету, чтобы попытаться расслышать разговор за дверью. — Я могу тебе чем-то помочь? — спросил Эдвин, демонстративно прибирая стол. — Ты — отец моего ребёнка, — быстро и четко сказала она, подойдя к нему поближе. — Ты разведешься? Что ты будешь делать? — он упустил одну из склянок от переживаний, бушевавших в нём. — Что мы будем делать? — Сбежим. Просто сбежим. В Византию. Где нас никто не будет знать. — Нет. Нет-нет-нет! Это твоя старая идея убегать от страха и людей, — нервно говорил Эдвин. — У меня есть долг перед моим народом. Перед всеми магами. — А передо мной у тебя нет никакого долга? — Нет. Я не твой муж. — Я зря пришла, — напряжённо произнесла она и повернулась обратно к двери. — Сифа, стой, — он подбежал к ней и взял её за локоть. — Я хочу быть с тобой, но не спрятавшись ото всех в незнакомой стране. Я хочу жениться на тебе и жить открыто. — Это невозможно. — Почему? Назови причину, — он обхватил руками её лицо, приподнимая её голову, чтобы она на него посмотрела. — Я могу поговорить с твоим отцом, с леди Морганой. Ты сама можешь заручиться ее поддержкой. А Руадан любит тебя и простит любой твой каприз. — Нет. Это слишком сложно, — она опустила взгляд в пол. — Ты боишься. — Это невозможно, Эдвин. Совсем невозможно. Децим может убить тебя… — Никто не может убить меня. Я бессмертен, — строго перебил ее некромант. — Ты должна решиться. Я не хочу делать что-то против твоей воли. — Почему просто не бросить всё и не сбежать? Туда, где нет войны, туда, где всегда тепло? Почему ты не хочешь? — Потому что мой долг — помочь моему народу, потому что жизнь моих родителей была отнята варварами, а всё доброе имя магии поднято на смех. Это долг, который не выбирают, и тот, который нужно исполнить. — Ты просто хочешь мести. Это для тебя значит больше, чем я и наш ребёнок, — Сифа начала плакать. — Это не счастье. — Ты не понимаешь… — Я люблю тебя, — рыдая, сказала она. — Не оставляй меня, пожалуйста. — Я с тобой, — трепетно произнёс Эдвин, прижимая её к себе. — Успокойся.       Он пытался утешить её, нежно гладил по спине и целовал в макушку. Ему самому было не по себе от того, где они оказались и жить во лжи ему не позволяла гордость. Он один из сильнейших магов Альбиона, но вынужден быть вторым после чужеземца… — Или вечная тайна или свобода на чужбине, понимаешь? Никак иначе, — она отстранилась от него, вытирая слёзы. — Тогда это последний раз, — с трудом проговорил Эдвин. — Я не могу разменять долг на любовь, как бы я не любил тебя в ответ. Я буду здесь, с тобой, я не брошу тебя, буду помогать, как что-то тебе будет нужно, я могу научить нашего ребенка ремеслу, но не как твой любовник и отец, а как друг и наставник. Но я буду рядом, Сифа. — Я хочу быть только с тобой, — воспротивилась она и резко поцеловала некроманта.       Сифа будто бы не слышала ничего из того, что он сейчас говорил. Она не хотела это слушать. Это были не те слова, которые она ожидала услышать. Как и в прошлый раз, она так и ждала, когда он догонит её и объясниться в чувствах, так и сейчас она ждала его поддержки и решения, а он отказался от неё, оправдываясь долгом. Но можно было хотя бы ощутить физическую близость с ним, можно было ещё хоть раз почувствовать себя счастливой и свободной, несмотря ни на что. Она продолжала страстно целовать Эдвина и наслаждалась его ответными ласками, его необычными руками, его запахом, пропитанным лекарствами.       Они так и стояли перед дверью, растворяясь друг в друге, жадно целуясь и не думая ни о чем, даже о своей безопасности и тайне, отчего и не услышали настойчивых стуков в дверь, пока она не распахнулась. — Вы долго не открывали, — несколько возмущённо проговорил Мордред, глядя на них.       Сифа тут же испугалась и попыталась убежать, но друид остановил её жестом руки и запер дверь. Эдвин молчал и совершенно не двигался, вспоминая их диалог на празднике. — Леди Моргана послала меня за тобой, Сифа, — продолжил друид. — Она хотела поговорить с тобой. — Мы уже говорили. Утром. — Видимо, недостаточно. — Она всё тебе рассказала… — со злобой сказала Сифа. — Скажите мне, пожалуйста, — друид начал ходить по лазарету. — Вы в своем уме? Вы понимаете, что вы делаете? Если о вашем романе узнают, то будет скандал. И здесь дело не в счастье, не в сплетнях, не в репутации, а в нашей разрозненности перед войной. Враг не преминет возможностью использовать наш разлад в своих целях. — Я понимаю, что у нас есть долг, Мордред, — строго сказал Эдвин. — Поэтому мы и прощались. — Прощались? Очень похоже. — Мордред, послушай. Децим не должен узнать. Знает и так уже слишком много людей, — волнительно пролепетала Сифа. — Поэтому это больше и не такая тайна, — ответил друид. — Вы не можете думать только о себе. Не тогда, когда идёт война. Мы должны думать о магии, о нашем почти истребленном народе, и делать всё, чтобы восстановить справедливость. — А ты эту справедливость восстанавливаешь в постели Морганы?! — со злобой спросила Сифа, вновь собираясь уйти. — Ты имеешь право на счастье, а мы нет? — Я прощу тебе это оскорбление, потому что ты глупая дура, — снисходительно сказал Мордред. — Поговори с леди Морганой и прекрати, наконец, быть такой эгоистичной. — Как будет угодно! — с недовольством крикнула она и поспешила покинуть лазарет, оставляя Эдвина наедине с друидом.       Некромант тяжело вздохнул, впервые очутившись в таком неловком и несколько грязном положении. Он был любовником замужней женщины, и желал отнять ее от мужа и сделать своей женой, только все его мысли об этом были уж слишком идеалистичны. Мордред с лёгким презрением посмотрел на Эдвина и молчал, ожидая объяснения некроманта. — Полагаю, что мне нечего сказать, — произнес Эдвин, словно читая мысли друида. — Я не стану ничего отрицать, но и оправдываться тоже. — Спасибо за честность. Децим ничего не узнает. Сифа должна быть покорной женой и утолить свой любовный пыл к тебе. — Я буду к ней холоден, — твердо сказал некромант. — Я не собираюсь прятаться. — Можно ли положиться на твои обещания? — Да. Благо нашего народа и месть за прошлые страдания для меня важнее всего. — Постараюсь тебе поверить, — чуть более расслабленно проговорил Мордред.       Они полагали, что тайна любовной интрижки в безопасности, что секрет всё ещё оставался секретом, и никто кроме них ни о чем не знал… Но Гили удалось подслушать и он помнил, что нужно делать с этой информацией…       Деревенский маг не стал дожидаться окончания беседы Мордреда и Эдвина, и поспешил к Дециму, быстро поднимаясь по ступеням и успокаивая свой очередной приступ страха смерти и разоблачения. — …Милорд, это всё, что мне удалось узнать, — дрожащим голосом доложил Гили. — Этого достаточно, — сдерживая ярость ответил римлянин, сжимая кулаки. — Что прикажете? Я сделаю всё, — он упал колени. — Всё ради вашего молчания! — Ты мне больше ни к чему. Убирайся!       Гили отполз к двери и медленно поднялся, оставляя его наедине со своими мыслями.       И как только Децим остался один, он повалил стол на пол, отчего книги и чернила с шумом упали. Библия теперь валялась на полу, словно мусор. Римлянин тяжело выдохнул, внимательно разглядывая обложку Священной книги и осторожно поднял её и начал листать, читая случайные отрывки. Он пытался. Пытался стать хорошим человеком, менее гнусным и более праведным, но всё тщетно. Радикальная вера не привела его к ни к чему, кроме ещё больших страданий. Это чтение отрывков ещё больше расстраивало его…

      Вот четыре малых на земле, но они мудрее мудрых:       Муравьи — народ не сильный, но летом заготовляют пищу свою;       Горные мыши-народ слабый, но ставят домы свои на скале;       У саранчи нет царя, но выступает вся она стройно;       Паук лапками цепляется, но бывает в царских чертогах.

— А я что недостаточно цеплялся?! — злостно крикнул Децим, дочитав цитату и захлопнул книгу.       Он делал всё, чтобы выжить и забыть о варварах, разграбивших его дом и убивших его семью, чтобы вернуть своё имя, которое уже ничего не значило в полумертвом государстве, и он уехал, выбрав чуждый мир, надеясь обрести покой, согласно этой проклятой книжке, но всё напрасно.       Римлянин чувствовал себя отвратительно, но у него ещё была надежда, чтобы простить и оставаться христианином. Ему ещё было страшно. Он прибрался в покоях, чтобы Сифа ничего не заметила и выдохнул, успокаивая себя.       Он направился к своему единственному другу в этом замке, в этой дурацкой и грязной крепости, проходя меж темных коридоров и немытых саксонцев.       Просить разрешения или стучать не имело смысла. — Ты занят? — Уже поздно, — с удивлением ответил Мордред, не ожидая увидеть Децима в своих покоях. — Ты ночуешь не с королевой? — Чего ты хочешь? — недовольно спросил друид, глядя на друга.       Децим всегда был излишне фамильярен, но ведь Мордред раньше относился к нему с пониманием и принимал его бестактность. Теперь всё совсем иначе, и римлянин ощущал, что друид не имел никакого желания говорить с ним или делиться откровениями. — Через неделю у тебя день рождения. — Я помню, да. Что с тобой? — Мы давно не говорили. — Это правда, — вынужденно согласился Мордред и указал рукой на стул.       Римлянин сел и плотно сжал губы, искренне надеясь, что его друг расскажет ему сам о измене жены, что Мордред по-прежнему верен ему, как человеку, с которым они были так тесно связаны… Децим ощущал внутри себя раздражение, когда будто бы умолял о доверии и дружбе, а друид и не замечал этой просьбы. — Христианство — полная фальшь, меня тошнит от библейских изречений и праведности. Это память родителей, а не моя. — Ты никогда и не был христианином, если вспомнить все твои поступки. — Иногда ты слишком идеализируешь простых верующих людей, — спокойно говорил Децим. — Мы не жрецы, несущие истину, как вы своим языческими обрядами. Иисус не награждает нас даром, в отличие от ваших Богов.       Магия… Имей Децим магию, он мог бы обладать большей властью, чем имел сейчас. Большей властью, чем Мордред. Он смотрел на друга и начал представлять себя на его месте, как бы он смог одурачить леди Моргану и забрать её власть вместе с любовью… Но у Децима сейчас не было ничего. Даже верной жены, что и была оплотом его положения на чужбине. Эта нарастающая опустошенность начинала сводить его с ума, и если Мордред не расскажет ему о тайне… — Возможно. Я могу лишь судить по тому, что я видел на материке. Люди не лучшие создания, и вряд-ли книжка с правилами способна урегулировать их поведение. — Нет, не способна, — усмехнулся римлянин. — Жены всё равно будут изменять мужьям, а братья убивать братьев, не правда ли? — Да, — нахмурился друид, чувствуя напряжение. — О чем ты переживаешь? Ты неважно выглядишь.       Децим истерично улыбнулся и посмотрел на стену с приклеенными рисунками. Прежнее невозможно вернуть, и раз Мордред промолчал, то теперь римлянину нечего терять. — Всё в порядке, — искусно соврал он. — Я иногда думаю о нашей дружбе. Ты изменился. Раньше ты был более открытым человеком. — Не думаю, что это так, — несколько растерянно ответил друид. — Ты помнишь ту ночь в Корспотиуме, когда мы смотрели Плавта в бродячем театре?       Эта была бессмысленная ностальгическая беседа, от которой Мордреду лишь хотелось избавиться, забывая обо всем, что было с ним на материке. Сейчас это не имело никакого значения, и та жизнь не была его жизнью. Он не раб-Адамант, пытающийся услужить господам и тайно срисовывавший иллюстрации из книг. Децим упивался этим разговором, словно вином, вспоминая всё больше и больше деталей, смакуя их, будто бы он собирался готовить блюдо. Для Мордреда их прошлое — лишь помутнение, а для римлянина — вся жизнь, и эту жизнь друид предал. Предал, когда Децим лежал у его постели, ухаживая за ним, пока он страдал. Предал, несмотря на то, что римлянин бросил всё, что у него было и отправился с Мордредом на этот мрачный и холодный остров. Всё их совместное прошлое — пустота для друида, и Децим прочёл это в его бесцветном взгляде, в его отрешённом безэмоциональном голосе…