Волки

Он не ожидает увидеть Римуса всего лишь три дня спустя после их последней встречи. Июньский день выдается пасмурный, с ливнями, к полудню размывшими дороги и пейзажи в окнах. Сириус не ждет в этот день никого, сам же в библиотеку идет, скорее, для того, чтобы проведать миссис Уизли и не сидеть весь день дома, слушая стук дождя по крыше. Когда появляется Римус, они сидят на кухне и беседуют, миссис Уизли делает булочки с корицей. Сириус слышит два уверенных твердых шага у входной двери и привычный скрип половиц. — Неужели кто-то в такую погоду решил прийти в библиотеку? — Женщина придает форму очередной булочке, прижимая тесто с боков ладонями. — Или это к вам? — Я никого не жду сегодня. Будь добр, посмотри, кто там. Сириус встает из-за стола и идет в помещение, отведенное под библиотеку. У стеллажа, ближайшего к двери, стоит Римус, внимательно рассматривающий книги. На нем надет длинный серый плащ, капюшон опущен, показывая влажные, немного потемневшие от дождя волосы. Сириус непроизвольно выдыхает «Оу» и тут же мысленно ругается на себя — вот, как это происходит? — Теперь ты так же реагируешь на меня, как остальные? — Римус не смотрит на него, но Сириус видит его поднятую бровь. — Прости. Я не ожидал увидеть тебя здесь, вот и все, — Сириус смотрит на маленькую лужицу, собирающуюся под ногами парня. — Вообще я никого сегодня не ждал. Дождь. — Дождь, — кивает Римус. — Мне просто стало скучно. Сириус вдруг осознает, что у Римуса, вероятно, нет друзей. Определенно не должно быть, если все в деревне его сторонятся. У него замирает сердце. Так очевидно, так грустно и так несправедливо. Может, Сириус слишком мягок, но он чувствует, как к горлу поднимается ком сожаления. Но Римус, наконец, смотрит на него, и на его губах усмешка. Та, кривая на одну сторону, с ямочкой на щеке. Сириус смотрит на нее как на спасательный круг. — Я не буду мешать. Просто хочу почитать что-нибудь. — Ты волен делать здесь что угодно, — заверяет его Сириус. — Хочешь я принесу тебе чай? Римус выглядит удивленным. Сириус не дожидается его ответа и спешит уйти на кухню. Конечно, он должен принести ему чай — после улицы находиться в сырой одежде должно быть холодно, пусть в доме и тепло. Он почему-то знает, что Римус отказался бы, если бы он не успел убежать. — Кто там? — спрашивает миссис Уизли, отправляя первую партию булочек в печь. — Римус. — Лгать было бы глупо. К тому же должен ведь он относиться к нему по-человечески, а не прятать как страшный секрет. Он разливает по чашкам еще горячий чай. Миссис Уизли ничего не говорит. Сириус возвращается с двумя чашками и находит Римуса за одним из столов в «читальном зале» — после замечания Римуса он теперь каждый раз ставит мысленные кавычки. Плащ висит на соседнем стуле, создавая под собой маленький потоп, на который Сириус решает не обращать сейчас внимания. По крайней мере, на удивление, нигде нет грязных следов обуви. Он ставит чашку перед Римусом и вдруг чувствует себя неловко, держа в руках вторую, думая о том, что парень наверняка хотел бы остаться один. Но если Сириус пойдет за свой рабочий стол, то это будет странно и грубо, смотри, я не хочу с тобой сидеть, ты мне тоже не нравишься, как и всем остальным. К нему приходит глупая мысль уронить чашку на пол, чтобы она разбилась, а он избавил себя от мучений социального взаимодействия. Почему он кажется себе таким нелепым рядом с Римусом? — Я могу посидеть с тобой? — спрашивает Сириус чуть ли не сквозь зубы, заставляя себя сохранять совершенно спокойное выражение лица. — Да, конечно. — Римус даже не смотрит на него. Он садится напротив и старается не пялиться на Римуса слишком долго, чтобы не отвлекать и не показаться странным. Сириус смещает взгляд в сторону, на стеллажи с книгами, на соседний стол, на деревянный пол, смотрит на свои руки, обводит взглядом контуры своей чашки, а затем все равно возвращается к Римусу. Тот читает, и его глаза не видно из-за нависшей челки. Губы сжаты в прямую линию. Но Римус выглядит спокойным. Увлеченным. Сириусу нравится смотреть на него. Ты в порядке? Или это любовь к книгам? Наверное, любовь к людям, читающим книги. — Что читаешь? — Сириус не может различить со своего места ни текст, ни автора на полях. — Мопассан. «Милый друг». — Какой ужас. — Да, — смеется Римус. — Взял наугад. Мне уже не нравится главный герой. Сириус чувствует, словно зацепился за что-то, и срочно хочет вытащить это наружу. Пусть даже через простое обсуждение книги. — Ты подожди, когда автор к сути перейдет. — Думаешь, следует продолжать читать? — Римус поднимает взгляд на него. — Определенно. Дальше будет все хуже и хуже. Бесценный опыт. Они улыбаются друг другу, но внутри у Сириуса что-то переворачивается. Ему становится беспокойно от того, как желтые глаза следят за ним; ему беспокойно и... ему нравится. Сириус не может прожить с Римусом и дня без вопросов, но тот, что всплывает на поверхность сейчас, кажется ему самым глупым и не нуждающимся в том, чтобы его хоть когда-нибудь озвучили: был бы Римус интересен ему так же, если бы его глаза были другие? Словно узнав, о чем он думает, Римус опускает взгляд, и потеря контакта с ним ощущается как выныривание со дна реки на воздух. — Но как писатель Мопассан, кажется, неплох, — говорит Римус, проводя пальцами по срезу страниц. — Нужен талант с первых же абзацев вызвать такую неприязнь к своему герою. Сразу видно, с кем мы имеем дело. — Проблема в том, что подобное часто встречается в его творчестве. Франтоватые мужчины с усами, относящиеся к женщинам, как к вещам. Субъективное мнение, но какая бы великая идея за этим ни стояла, мне не хочется разглядывать ее сквозь череду измен, насилия и пренебрежения. Хотя я допускаю, что просто мало знаком с его произведениями. — Сириус кивает на обложку. — А иногда думаю, что и Мопассан был такой же. Может, в глубине души. — А у него самого были усы? — Говорят, он считал их предметом своей особой гордости. — Тогда ставлю на то, что ты прав. Римус усмехается, отпивает чай и, оставляя кружку в своих ладонях, возвращается к книге. Сириус смотрит на него, как на дикого зверька, которого удалось приручить. Он надеется, что не упустит момент, когда сможет разговорить его еще немного. Шаг за шагом. Спустя какое-то время к ним выходит миссис Уизли с тарелкой свежеиспеченных булочек и молча ставит их на стол. Сириус отрывает взгляд от «Поющих в терновнике», что он взялся перечитывать, чтобы составить компанию Римусу, а не глазеть на него все это время без дела; но женщина уже уходит обратно, и он не успевает даже просто увидеть ее лицо. Однако можно надеяться, что ее гостеприимство не вынужденное, а искреннее. Сириус думает, может, у Римуса есть больше людей на его стороне, чем он и Билл Уизли. Проходят часы. Сириус успевает устать от чтения, побеседовать еще немного с миссис Уизли (они никоим образом не обсуждают Римуса), доесть булочки с корицей, попереставлять книги с места на место, делая вид, что не наблюдает за Римусом, затереть дождевую лужу под его плащом и вздохнуть на погоду, которая становится все мрачнее и мрачнее. — Боюсь, если мы не уйдем сейчас, то нам придется здесь ночевать, — говорит Сириус, стоя у одного из окон. Римус реагирует моментально. — Да, прости. Я, наверное, отнимаю твое время. — Нет, ни в коем случае. — Сириус даже машет руками, на что получает усмешку Римуса. — Но дороги к вечеру совсем размоет, да и ветер становится только сильнее. Ты ведь можешь прийти завтра, чтобы продолжить читать, — последнее он скорее спрашивает, чем утверждает. Римус только закрывает книгу и возвращает ее на место. Сириус уходит попрощаться с миссис Уизли, а когда идет обратно, то обнаруживает, что Римус ждет его у входной двери. Он не ушел. — Полагаю, нам в одну сторону, — говорит Римус. Сириус кивает и надевает собственный плащ. Они выходят на улицу, и их встречают порыв ветра и косой дождь. Сириус заправляет волосы поглубже в капюшон и натягивает его как можно ниже. Они идут в молчании, пока Сириус не решается, наконец, задать первый вопрос, не самый важный, но, как ему кажется, безопасный, проверяя территорию. — Сколько тебе лет? — Он становится ближе, чтобы лучше слышать Римуса. — Двадцать. Двадцать пять. — Ты еще не решил? — издает смешок Сириус, слегка удивленный, особенно когда в его голове всплывают слова Франчески о том, что Римусу, должно быть, уже за тридцать. Римус только неопределенно улыбается, оставляя этот вопрос без ответа. — А тебе? — Тоже. — Сириус решает ему поверить. Как минимум, он действительно выглядит на двадцать пять. — Ты работаешь? — Это игра в двадцать один вопрос? — Мне просто интересно, — немного смущается Сириус. — Нет. — Почему? Римус посылает ему такой взгляд, что Сириус решает прекратить расспросы. Он снова отходит на шаг от него. Глупо было бы предполагать, что парень вдруг решит рассказать ему все, только потому что они дружелюбно побеседовали в самом начале. Возможно, тот мог бы сказать, какие книги любит читать или какой у него любимый цвет, а не о чем-то личном. Нужно было остановиться на возрасте. Он ни в коем случае не хочет отталкивать Римуса сразу же после того, как только, казалось, нашел к нему подход. За своими мыслями Сириус не замечает, как наступает в лужу. Его нога проскальзывает вперед, и он в отчаянии готовится упасть спиной прямо в грязь, инстинктивно хватаясь руками за воздух, но на подлете к земле его ловит Римус. Сириус пытается вцепиться пальцами в чужой скользкий от дождя плащ, но, конечно, у него не выходит, и он просто обхватывает Римуса обеими ладонями за предплечье. Когда первый шок проходит, он отмечает чересчур крепкую хватку парня. — Порядок? — Ага. — Сириус хмурится. — Спасибо. Римус отпускает его, и он думает, что точно так же мог быть не более, чем порывом ветра в его руках. Когда они подходят к подножию холма, на котором стоит дом Сириуса, Римус без лишних слов поворачивает в сторону. — Подожди! — кричит Сириус прежде, чем успевает подумать. Римус останавливается и вопросительно смотрит на него. Его плащ потемнел от дождя, на ботинках — слой тяжелой грязи, развеваемая ветром мокрая челка наползает на глаза. Сириус не собирается просто позволить ему проделать очевидно неблизкий путь до своего дома по такой погоде. — Оставайся у меня. — Он подходит к Римусу. — Что? — Твой дом ведь не близко? — Допустим. Но я знаю некоторые пути, — неопределенно говорит Римус. — И деревья скроют меня от дождя. Сириус снова чувствует разочарование, как в тот день, когда Римус появился в библиотеке, чтобы вернуть книги, а потом просто ушел. — Я был бы рад, если бы ты остался, — искренне произносит Сириус. Они стоят под косым ливнем и порывами ветра, смотря друг на друга. Римус выглядит нисколько не обеспокоенным разыгравшимся ураганом и состоянием своей одежды, но слова Сириуса как будто заставляют его задуматься. Сириус почти уверен, что он примет приглашение, но в конце концов Римус только качает головой. — Увидимся завтра, Сириус. Впервые после знакомства он обращается к нему по имени. Несмотря на то, что Сириус чувствует, как в одном его ботинке, которым он наступил в лужу, холодная грязная вода полностью вымочила носок, а капли с капюшона через одну скатываются ему на шею, он стоит и провожает Римуса взглядом, пока тот не становится размытым пятном на фоне темного леса. Значит, он приходит с той стороны. Это объясняет, почему они никогда не пересекаются. В дом Сириус заходит, принося с собой лужи. Он запоздало осознает это и принимается как можно скорее снимать с себя вымокший плащ, штаны и носки. Ворот футболки лишь слегка влажный, и он решает разобраться с ней позже. Сириус берет одежду в охапку и скидывает в ванную, принимаясь отжимать. Плащ немного забрызган грязью сзади, и он оставляет его в стороне, чтобы потом отстирать. То же самое делает с носками. Его волосы сырые на концах, и он берет полотенце, чтобы высушить их, и выходит из ванной. Отец занимается выделкой шкур в гостиной и обращает на него внимание только тогда, когда Сириус идет набрать воды в чайник. — Удачно искупался? — улыбается Орион, не поднимая головы. Сириус закатывает глаза, посмеиваясь. — Это того стоило. К себе в комнату он поднимается с горячей чашкой чая и полотенцем на плечах. Он переодевается в сухую футболку и забирается под плед, усаживаясь на кровати спиной к стене. Дождь тарабанит по крыше, бьется о стекла окон. Проводя полотенцем по волосам, Сириус думает, дошел ли Римус домой или все еще бредет по непогоде. Такой упрямый, замкнутый и нелюдимый. Есть ли на это причина? Может, выросший со своей семьей в условиях, о которых Сириус может только догадываться, он не знает другой жизни. Где начало всего — в отношении жителей к отцу Римуса или в его собственном поведении? Является ли он заложником ситуации или его устраивает такая жизнь? Но Римус не выглядит подавленным, депрессивным или несчастным. Он, кажется, правда в порядке с этим: с отношением других людей к себе, с отшельничеством; даже с непогодой, пока Сириус думал только, как бы не вымокнуть до нитки и отогреться в стенах дома. Можно сказать, что Римус равнодушен. Он всех обходит стороной, не стремится поделиться своими мыслями, неохотно принимает заботу о себе или вообще не принимает, словно не верит, что кто-то захочет добровольно заботиться о нем, даже в самых несущественных мелочах, таких как кружка горячего чая после дождя. Может, Римус не знаком с заботой? Если и так, то он не выглядит как тот, кто ее жаждет. Он кажется отстраненным; он кажется каким угодно. Но не несчастным, не покинутым. Билл Уизли хотел помочь ему — с чем бы то ни было. И, судя по всему, Римус просто исчез, а Билл уехал, и на этом все. Ему не нужна была помощь, поэтому ему не нужен был Билл. Сейчас ему нужны книги, поэтому... ему нужен Сириус? И если Сириус пойдет по той же тропе, что и Билл, проявит больше интереса, чем нужно, то Римус тоже возьмет и пропадет однажды, чтобы Сириус... не докучал ему? Но он позволяет находиться рядом, кривит губы в этой своей усмешке, шутит с ним. Даже подождал, чтобы вместе пойти домой. Да, он не рассказывает о своей жизни, не интересуется его, не крутится возле больше, чем нужно; но Римус не избегает его. Это уже ­что-то. Не только книги. Может, они могли бы стать друзьями. Сириус бы очень этого хотел.