Волки

Мелкий дождь накрапывает по окнам. Желтый лист припечатывает к стеклу, и Сириус, сидящий в прихожей, переводит взгляд на него. Еще утром было солнечно и тепло. Он наблюдает за подрагивающими от ветра краями листа, пока не раздается стук в дверь. Сириус поднимается с насиженного места и открывает. На пороге стоит Ирма. Зеленый плащ скрывает ее почти полностью, из-под капюшона выглядывают заплетенные в две косы волосы и улыбающееся дружелюбное лицо. — Здравствуйте, мистер Блэк. Сириус закатывает глаза и жестом поторапливает ее пройти в дом. — Все-таки не стала дожидаться, когда дождь закончится. Ирма снимает плащ и собирается повесить на крючок, но Сириус перехватывает и относит вещь сушиться в ванную. Девушка идет за ним, как хвост. — А если он весь день будет идти? — Она садится на край ванны и наблюдает за Сириусом. — Где Римус? — Прошу прощения? — Брови в недоумении сходятся к переносице, а пальцы чуть не выпускают плащ. — Дома, я полагаю. Ирма фыркает и легонько пинает его по лодыжке. — Ну ладно. Мама рассказала, что он ни на шаг от тебя не отходит. — М. — Сириус не знает, что ответить на это. Он садится рядом и смотрит. — Вообще-то она уже ввела меня в курс всех сплетен. — Ирма поджимает губы и отводит взгляд. Она по очереди шевелит ступнями вперед-назад. — И предупредила быть осторожнее. — Что? Он произносит это на выдохе, рот раскрывается в удивлении. Сириус так и сидит, пока Ирма не щелкает его по подбородку, как пса. — Не переживай. — В смысле «не переживай»? Почему осторожнее? — голос непроизвольно повышается, и ему приходится крепко сжать челюсти, перед тем как продолжить: — Что она сказала? — Да что Римус обратил тебя, вот и все. — Какого черта, — бормочет он и отворачивается. — Я думала, ты знаешь, что про вас говорят. — Да, знаю, но... Какого черта, — повторяет он. — Кто-нибудь еще что-то говорил? Ирма хмурится. — Нет. Но ты же знаешь мою маму, она верит в оборотней. Конечно, она сказала мне быть осторожнее. — Поэтому я не видел Зоуи в последнее время, — вдруг доходит до Сириуса. — Она запретила твоей сестре ходить ко мне? — О, — Ирма прикусывает губу, — я об этом ничего не знаю. Но, наверное? А вы разве не закончили занятия? — Закончили. Но Зоуи прибегала порисовать и развлечь миссис Уизли своим присутствием. — Ох. Я поговорю с мамой, — она толкает его плечо своим. — Это глупо. — Нет, не нужно. Спасибо. — Уверен? — Да. Какое-то время они сидят в тишине. Сириус думает, настолько ли слухи безобидны, как утверждала Андромеда. Но никто не высказывает неодобрения в его сторону, а другие дети ходят в библиотеку как обычно. Франческа, достаточно близкий для него человек, который точно верит в оборотней и считает оборотнем Римуса, вообще никак не изменила к нему отношение, оставаясь такой же доброй и приветливой, как всегда, не препятствуя своим детям общаться с ним. — Так сегодня же полнолуние, — вдруг говорит Ирма и прерывает его мысли. — Может, мама увидит, что волков нет, и перестанет с ума сходить. Сириус не удерживается от усмешки. Он не может быть уверен в том, что в эту ночь не будет ни одного волка. — Чего ты смеешься? — Ничего. — Он встряхивает головой и встает с прохладного борта. — Пойдем на кухню. Сириус открывает дверь и пропускает Ирму вперед. — Рад тебя видеть, — говорит он попутно, на что Ирма сжимает его плечо. — Я тебя тоже. За столом их уже ожидает Орион. Они с Ирмой здороваются, как старые знакомые, хотя Сириус уверен, что им едва ли приходилось иметь дело друг с другом раньше. В сознании каждого они обозначены только как факты, «отец Сириуса» и «подруга Сириуса». Но не успевает он разлить по чашкам горячий чай, как отец и Ирма уже ведут беседу, не озабоченные тем, будет ли Сириус принимать в ней участие. Они говорят об охоте — конечно — и об учебе Ирмы, о городе, о праве, о законодательстве страны, а дальше Сириус почти не слушает. Последнее, что выцепляют его уши, это споры о Лейбористской партии, прежде чем Орион оставляет их одних. Сириус, наверное, никогда не перестанет удивляться тому, с какой легкостью Ирма находит язык с другими людьми, несмотря на их возраст или характер. Или не вполне человеческую природу. — Вижу восхищение в этих обычно холодных серых глазах, — подозрительно щурится Ирма и делает последний глоток уже остывшего чая. — Что я наконец-то сделала правильно? — Ничего, — Сириус смеется. — Просто то, как ты умеешь разговорить кого угодно. Ирма ухмыляется и подпирает голову ладонью. Ее глаза оббегают его всего, и Сириус вопросительно приподнимает бровь. — А вдруг Римус в самом деле обратил тебя? — Да брось. Звучит слишком интересно для моей жизни. — Наш прошлый телефонный разговор дал мне понять, что что-то уж точно происходит. Давай, доверься мне, я сохраню эту тайну. Сириус, не сдерживая улыбки, наклоняется через стол, ближе к Ирме. — Посмотри в мои честные и абсолютно серые, как ты и сказала, глаза. — Это не показатель. Кто знает, в какой момент у обращенного человека меняется цвет глаз? — Тогда останься на ночь и проверь, волк я или нет. Теперь очередь Ирмы коситься на него, подняв бровь. Только после этого Сириус понимает, что сказал, и вот, не требуется и секунды, чтобы он смутился и отодвинулся. Ирма весело смеется. — Прости. — Да ничего. Скажи ты мне такое раньше... Сириус застенчиво улыбается, опуская голову. — Спорю, Римус говорил что-то похожее, предлагая тебе убедиться, что он не оборотень. — У тебя какая-то нездоровая зацикленность на нем, — Сириус усмехается, а в голове проносятся картинки прошлого полнолуния, и он буквально чувствует под пальцами мягкую шерсть на волчьем загривке. — Влюбилась? — Не в моем вкусе, — Ирма морщит нос. — Почему? — Слишком высокий. — О, это проблема. — Это основание! Мне с тобой-то приходится голову задирать, а с ним у меня точно что-нибудь в шее заклинит. Сириус смеется. Ирма поднимается из-за стола. — Просто он необычный. И ты выбрал его за что-то. Или он выбрал тебя. — Она протягивает руки к Сириусу. — А теперь, клянусь, ни слова о твоем друге-не-оборотне. Пойдем, я тебя подстригу. Он почти поддается, но останавливается, широко раскрывая глаза. — В какой момент ты решила, что это хорошая идея? — В такой, когда поняла, что ты все лето не стригся. — Ирма не ждет и хватает его за предплечья. — И когда увидела, что концы начинают сечься. — Меня они устраивают и такими. — Ну давай, — тянет она. — Пожалуйста? — Нет. — Совсем немного. Ты даже не заметишь. Сириус скептически щурится. Ирма выглядит непоколебимой. — Каждый лишний сантиметр будет стоить тебе жизни. — Я пойду на этот риск. Так они снова оказываются в ванной: Сириус на затащенном внутрь стуле и без футболки, Ирма позади него с ножницами. Ее руки двигаются легко и уверенно, иногда задевают шею и уши. Сириус не успевает действительно начать переживать, как она уже стоит перед ним, раскидывая его волосы на две стороны, оценивая работу. — Готово. — Она пару раз проводит по его плечам, стряхивая оставшиеся на них волоски. — На самом деле, прямо сейчас я просто должна была воспользоваться своим шансом потрогать тебя. Ее губы складываются в усмешку, но Сириус чувствует, как спину щекочут падающие на пол волосы. Он чешет ее и встает. Под ним валяется не так уж много обрезанных прядей. — Буду жить? — Будешь. — Сириус проводит рукой по волосам и надевает футболку. — Кажется, я должен сказать спасибо. — Не за что, — отвечает Ирма и отдает ножницы. — Отнеси на место, а я пока подмету здесь. По пути в комнату Сириус смотрит на себя в зеркало. Волосы больше не закрывают ключицы, но все еще достаточно длинные, чтобы он чувствовал себя комфортно. И они подстрижены так ровно, как обычно никогда не бывают. Не все так плохо. Когда он спускается обратно, Ирма стоит со своим плащом в руках. — Уже уходишь? — Сириус тормозит на последней ступеньке. — Нет. Хочу выйти во двор, дождь закончился. Накинь что-нибудь. Сириус проводит по своим волосам, пытаясь привыкнуть к новой длине — он видит, как Ирма провожает его действие снисходительным взглядом, — и снимает с крючка черную джинсовую куртку. Воздух прохладный после дождя, но не холодный — Сириус весь сентябрь отчаянно ловит любой намек на тепло, на то, что осень еще не собирается становиться промозглой. Солнце тихо показывается из-за туч, в лесу щебечут птицы. Ирма идет на задний двор, Сириус молча следует за ней, пока они не останавливаются у оградки. Он опирается на нее, закрывает глаза и глубоко вдыхает. Ирма шуршит одеждой; что-то чиркает, словно спичка, а затем Сириус чувствует табачный дым и открывает глаза. Ирма как ни в чем не бывало затягивается сигаретой без фильтра. — Ага, — просто говорит он. Девушка поворачивает к нему голову. — Сделаешь мне замечание о вреде курения? — И не думал. — Вот и помалкивай. Сириус отворачивается с улыбкой и переводит взгляд на лесную чащу. Он бы прогулялся, не будь там сейчас слишком сыро, да и Ирма не большая любительница бродить по лесам. Поэтому он просто смотрит. Листву колышет слабый ветер, парочка листьев падает неслышно в траву. И Сириус представляет, как Римус выходит оттуда, так же неслышно, угловатый и дикий перед полной луной. Как сверкают его глаза. Как Сириус, не обращая внимания ни на что, перелезает через ограду и идет быстрым шагом к нему, чтобы, наконец, сделать то, к чему они, как теперь ясно понимает Сириус, оба стремились. Он уверен, что в дни полнолуния поцелуй с ним ощущается по-другому, как и сам Римус. И, может, не только поцелуй. Он был как наэлектризованный, когда прикоснулся к Сириусу в прошлое полнолуние, столько неудержимой энергии, что ее можно почти увидеть, как свет, исходящий от его кожи. Его руки, его спина, его бедра. Сириус, может, и отворачивался, когда заставал Римуса нагим, но была секунда или две. И он помнит. И не понимает, как можно было прятать глаза, ведь перед ним находилось, так открыто и честно, что-то до нелепого совершенное то ли потому, что природа всегда красива, а Римус — часть ее, больше, чем любой человек, то ли потому, что он сам по себе такой, и у Сириуса никогда не было шанса не стать свидетелем всему этому. Но у него не вышло поцеловать его даже в обычный день: Сириус был в миллиметре — буквально — от того, чтобы узнать, каково это, и все оборвалось. Можно сколько угодно мечтать о Римусе, но получать только отголоски этого. Всегда рядом, но недостаточно близко. Прямо в руках, но легко растворяется, как тень. Римус говорил, что отдал бы ему все, и только теперь Сириус осознает его слова до конца, как и то, что никогда не сможет взять все. Даже если они будут идти навстречу друг к другу с одинаковым порывом, взаимным желанием, что-то будет стоять у них на пути. Всегда. Он почти выругивается вслух, но на деле только резко выдыхает через нос и поворачивается к лесу спиной. Ирма находится еще на половине сигареты, и Сириус на мгновение думает попросить ее поделиться, но останавливает себя. Ему просто нужно успокоиться. — Кто тебя подсадил? Ирма выдыхает дым, провожая его взглядом. Потом поворачивается, повторяя позу Сириуса. — Да само как-то. Шла с пар вместе с новой подругой, она стрельнула сигарету у какого-то парня, затянулась и передала мне. Я не знаю, почему не отказалась. Ну и, вроде как, оказалось прикольно. Хотя мне нравится больше сам процесс курения. Сириус кивает. — Хочешь? — спустя одну затяжку спрашивает Ирма, и в ее глазах искорки веселья. — Нет. — Он хитро щурится. Неизбежно вечереет, и они расстаются. Сириус, с одной стороны, предвкушает ночь, но, с другой, боится ее. И он почти говорит Ирме, когда провожает домой, чтобы она не выходила никуда до утра, но понимает, что это только бы насторожило ее и вызвало лишние подозрения, поэтому прикусывает язык. Ирма обнимает его на прощание и обещает передать привет Зоуи, на что Сириус только улыбается. На обратном пути он не торопится и наблюдает еще не утихшую жизнь вокруг. Из чужих домов и дворов доносятся голоса и звон посуды, где-то лает собака, вспархивает птица. Навстречу идут люди, некоторые здороваются с ним и желают хорошего вечера. Только в конце деревни, ближе к дому Сириуса, все становится глуше. Солнце слабо освещает округу, и он чувствует непреодолимое желание поскорее оказаться в уюте и свете собственной гостиной. Поужинать с отцом и представить, что нет никаких причин беспокоиться. Когда он заходит за порог дома, то слышит, как шкварчит масло на сковороде и стучит нож по доске. Немного пахнет горелым, но Сириус не вправе жаловаться на навыки готовки родителя, когда тот решил сам организовать для них ужин. Он садится за стол и вдруг понимает, смотря на широкую спину отца, что совершенно не знает о его ближайших планах на вылазки в лес. И на эту ночь. — Когда хочешь пойти на охоту в следующий раз? Нож останавливается, и Орион оборачивается из-за плеча. — Ох, я и не заметил, как ты пришел. — Затем он возвращается к своему занятию, и снова раздается стук ножа по доске. — Пока не знаю. Не в ближайшее время. Сириус с облегчением откидывается на спинку стула. Нельзя быть таким неаккуратным. Как и в прошлый раз, он дожидается, когда отец отправится спать, и спускается к диванчику у входной двери. Но ничего не берет с собой, взволнованный убеждением Римуса в том, что на этот раз они увидят оборотня. У него такой же уверенности нет, но слова Римуса не стоит пропускать мимо ушей. Эта ночь темнее, небо заволакивает серой дымкой, круг луны нечеткий, а свет от нее тусклый, что только навлекает сон сильнее. Но Сириус упрямо смотрит в окно и следит за деревней. Он позволяет себе развлечься мыслями о том, что под утро Римус придет к нему и уведет в лес за собой. Он так хочет снова увидеть его глаза, по-волчьи круглые, как он скалит острые зубы, когда Сириус называет его милой собакой. Он хочет услышать его вой. Обнять за шею и прислониться щекой к густой шерсти. Он хочет разговаривать с ним и смотреть, как тот пытается что-то сказать в ответ через наклон головы, поворот туловища, фыркая и поскуливая. Сириус не сдерживает тихой ухмылки, представляя, как он наугад пробирается через волчьи повадки, жалея, что волки не могут говорить, и в то же время Римус с ума сходит от того, что Сириус такой глупый и не понимает его. Он бы хотел побегать с ним. Он бы хотел лежать с ним и смотреть на звезды. Он бы просто хотел Римуса рядом. Сириус на секунду прикрывает глаза, позволяя картинкам пробраться под веки, а когда открывает их, то замечает движение. Где-то в деревьях, далеко, сбоку от дороги. Ему приходится чуть ли не вдавить лицо в оконное стекло, но угол обзора все еще недостаточный, поэтому Сириус решается выйти из дома. Он осторожно и медленно закрывает дверь и прислоняется к ней спиной. Там, где он увидел движение, больше ничего не происходит. Но Сириус вглядывается дальше, обводит глазами чужие дома. Тихо. Он решает, что ему показалось. Однако не уходит. А потом, насколько может различить, видит, как что-то — кто-то — беспокоит деревья, расположенные уже ближе к домам. На мгновение он думает, что это Римус. Но Римус ни за что не показался бы с той стороны, близко к деревне. В голове прокручивается все, что Римус говорил о том, как отличить одного волка от другого, но Сириус плохо видит во мраке и с такого расстояния. Он вцепляется руками в волосы, убирая их назад, и понимает, что больше медлить нельзя. Это не Римус. Это не может быть Римус. Это другой. Сириус открывает дверь и чуть не бежит в отцовскую спальню. Он не стучит, сразу заходит. — Пап, там волк! Орион садится в кровати так быстро, будто не спал, хмуро смотрит на него, пытаясь понять, что услышал. — Волк? — Волк! Клянусь, недалеко от домов, в противоположной стороне от Кэрроу. Требуется еще секунда, прежде чем отец откидывает одеяло и поднимается. Он достает из ящика под кроватью ружье, надевает верхнюю одежду и обувь. — Почему ты вообще не спишь? — по пути проверяя патроны, спрашивает отец, когда они вместе выходят во двор. — Иди в дом. Но Сириус ничего не говорит и тем более не идет в дом, и у них нет времени спорить, потому что они замечают, как волк уже пробирается к той части деревни, где живут люди. Они прибавляют шаг, и Сириус заставляет себя не паниковать. Орион стреляет в воздух, чтобы спугнуть зверя и предупредить жителей, но волк даже не вздрагивает. Он целенаправленно бежит рысцой по одному ему известному пути, и когда Сириус тоже бежит, вслед за отцом, чистый страх вцепляется клыками в его горло — волк поворачивает прямо во двор Хэнскомов. Орион стреляет еще раз, и в двух соседних домах зажигается свет. Сириус слышит чей-то голос вдалеке и останавливается, когда отец показывает ему нужный жест рукой. Наконец, и дом Хэнскомов просыпается. На пороге показывается Франческа, но ее тут же втягивают обратно руки мужа, а потом сам Хэм показывается вместо нее. Они переглядываются с Орионом. Последний, с ружьем наготове, замирает и осматривает двор. Затем показывает Хэму, чтобы тот обошел дом с одной стороны, пока сам идет с другой. Сириус наблюдает за отцом, а потом переводит глаза на Хэма, который идет совсем без оружия или хоть чего-нибудь похожего. Сириус делает шаг в сторону, чтобы лучше видеть его, и замечает волка за углом соседнего дома. Огромный, опасный. И это точно не Римус. Волк неотрывно следит за Хэмом, будто собирается атаковать, и Сириус кричит: — Хэм, слева! Мужчина сразу же поворачивает голову, а волк бросается вперед. Сириус, совершенно не думая — за что ему еще достанется от отца — бежит к ним. Раздается выстрел, как камнем по затылку, и волк отскакивает в сторону. Орион, появившийся из-за угла дома, перезаряжает ружье. Волк отбегает к лесу, но резко останавливается и поворачивается к ним. Сириус с какой-то холодной отстраненностью вспоминает о том, как Римус говорил, что оборотня убить не так просто, поэтому наличие у отца ружья кажется ему не сильным преимуществом. И ему страшно. Но ровно в момент, когда Орион прицеливается еще раз, а волк, несмотря на это, начинает идти на него, из леса выбегает другой волк, что заставляет мужчину опешить. Сириус не уверен, что полностью контролирует свой рассудок и свое тело, потому что, когда отец выходит из секундного оцепенения и поднимает ружье, он в мгновение ока оказывается перед ним и чуть ли не выталкивает оружие из рук. — НЕ СТРЕЛЯЙ! Но палец спускает курок, и звучит очередной выстрел. Мимо. Сириус зажмуривается оттого, как близко раздается звук. А потом отец кричит на него, но он, со звоном в ушах, поворачивается и видит, как второй волк — Римус — вгрызается в шею первого. Раздается визг, рычание, а потом Римус оказывается на земле, но другой волк не нападает на него. Он убегает, и тогда Римус поднимается на лапы и бежит за ним. Все происходит так стремительно, что никто не успевает больше ничего сделать. Сириус дышит так, будто вот-вот задохнется. И только когда волки скрываются за деревьями, он слышит в отдалении голоса, которые до этого не слышал, и оборачивается. Жители ближайших домов скучились на дороге и переговариваются, прикладывая руки к своим лицам, качают головами. Хэм отмирает и идет к Ориону. Он пожимает ему руку, а затем направляется в дом успокоить семью. Сириус снова переводит взгляд на лес. Ничего. Отец какое-то время просто стоит и смотрит туда же, а потом переводит взгляд на Сириуса, сжимает его плечо, что-то говорит и уходит. Сириус не слышит. Он пытается уместить, разложить по порядку в голове все, что только что произошло. Мозг буксует при каждой попытке. Когда он опять поворачивается в сторону дороги, то видит, как люди медленно начинают расползаться кто куда. Отец что-то говорит тем, кто подходит к нему, толпа редеет, и в конце концов остаются двое. Сириус моргает несколько раз и понимает, что рядом с отцом стоит Ирма. Он хмурится. — Что ты здесь делаешь? — Сириус встречает ее на полпути. — Твой дом далеко отсюда. Ирма просто обнимает его, обхватывая за шею. Он слабо приобнимает ее в ответ одной рукой. — Услышала выстрелы, увидела, как люди начали выходить из домов. — Ты же понимаешь, как это опасно. Она отстраняется, мягко сжимает его ладонь и ничего не говорит. Сириус сглатывает. — Мне нужно, блять, присесть, — произносит он через время и падает на землю. Ирма опускается рядом. — Я прибежала только под конец. Но мама Питера рассказала мне, что случилось. Это ужасно. Сириус на автомате кивает. Он вдруг вздрагивает и только теперь понимает, что вышел из дома в одной футболке. Он обнимает себя руками и кладет подбородок на согнутые колени. В голове роятся мысли, но он не может ухватиться ни за одну из них. — Мне жаль, — добавляет Ирма. — Что? — Сириус недоумевающе смотрит на нее. — Почему? Что упустили волка? На этот раз она тоже не отвечает. Просто смотрит, чуть склонив голову, а потом вздыхает и качает головой. — Ничего, — говорит она и прислоняется к его плечу. Позади раздается скрип двери, тягучий шаг, за чем следует негромкий разговор между Орионом и Хэмом. Сириус и Ирма не обращают на них внимания, сидят на земле и смотрят в темноту леса. Свет луны все такой же тусклый, когда они возвращаются домой.