35.
Арсений стал для него глотком воздуха в душной череде будней. Его джекпотом. До Арсения у Антона толком не было опыта с мужчинами. Неловкая влюблённость в юности ознаменовалась парой свиданий и — господи, до чего банально — «нам двоим нужна нормальная жизнь, жена, дети, не вот эти игры». Антон не отличался бойкостью и бороться за такие отношения не стал. Впрочем, и не чувствовал он по отношению к тому парню безумного коктейля эмоций, чтобы убиваться. Потом были девушки, недолгие, но на тот момент серьёзные отношения, разговоры по душам, тусовки, хороший секс. После — расставания, иногда друзьями, иногда нет, одинокая зубная щётка в стакане, свобода… С Арсом он чувствовал свободу так, как никогда не ощущал её с кем-либо. Слушал его взапой, как интереснейшую книгу. Впитывал каждую манеру, каждую привычку. Восхищался его стойкостью, себялюбием и — что скрывать — ебанутостью. Хотел его так, что перед глазами плыло. Побежать с ним голышом по лесу? Да пожалуйста. Курить на его веранде под звуки кофемолки, в которой он мелет жёлуди? Да хоть вечность. Задыхаться не от жаркого дня, а только от того, как правильно ложатся его руки на тёмный мягкий загривок, на загорелую спину в веснушках… Сидя в темноте на полу за запертой дверью ванной комнаты, Антон знал — когда-нибудь это должно было произойти. Снаружи в дверь с настойчивым остервенением, рыча и круша всё, что попадается под руку, ломился Арсений — его джекпот. Дрожащие руки бегали по карманам. Зажигалка, сигареты, мелочь, крошки — сука! — Арс! — жалобно воскликнул он. — Ты же слышишь, я знаю! По ту сторону двери раздалось невнятное рычание, и — Антон вздрогнул всем телом — грохот. — Твою мать!.. — Шастун вжал лицо в потные ладони и от отчаяния провыл.36.
День, что они провели в компании Позова, кончился в мучительном неведении. Никто не явился. Они долго разговаривали о нечисти, о призраках и даже зацепили некромантию. Познания Димы были столь широки, что Антону казалось странным его решение выучиться на врача, профессию, где скепсис является едва не лидирующим качеством. Обсуждение Лиды зашло в тупик — Арсений знал много, но всё ещё недостаточно, чтоб помочь Диме прийти к выводу, как снять это странное, тёмное проклятие. После произошедшего — в том числе и после того как они выволокли труп Валерия в полулесок, шарахаясь от шорохов и криков птиц, — ему едва удавалось вникать в смысл беседы. Дима собрался с наступлением сумерек и, к сожалению, забрал с собой ружьё. Оно и понятно, ему защищать семью, ребёнка… Шастун проводил его до калитки и благодарно кивнул на прощанье. Дима поджал губы и вдруг выудил из кармана что-то маленькое. — На, — тихонько бросил он, — это тебе. — Чё это? — Антон повертел в руке тяжёлый мешочек с шуршащим содержимым. — Оберег, — пояснил Позов, окидывая его безрадостным взглядом. — От духов и иже с ними. Если Лидка заявится, развяжи его и кидай соль прям в неё, будет время бежать. Соль специальная. Заговорённая. Вернулся Антон в ещё более упадническом настроении, чем шёл провожать. Арсений бродил по дому мрачнее тучи, прибирая посуду и о чём-то напряжённо размышляя, и парню ничего не оставалось, кроме как спрятать мешочек и заявить: — Если думаешь, что я тебя одного отпущу, хрена с два. — Ну конечно, давай ещё тебя прикопаем сегодня, — огрызнулся Арс. — Как будто не понимаешь, что я в таком состоянии могу убить. — Привяжем тебя хорошенько и понаблюдаем. Ты же всё это время один был, мало ли как я могу помочь. — Тох, это не игра, — вздохнул Попов, огибая его по направлению к выходу. — Сам слышал — Дима не знает, с чем мы имеем дело. Я от этого никуда не денусь. Придётся терпеть. Однажды мама говорила Антону: не лезь в неприятности. И он, как мог, слушался её наставления. Не считая мелких хулиганств в подростковом возрасте, когда они с пацанами воровали сигареты в ларьках, а потом курили за гаражами, опасаясь взрослых, он вёл довольно безопасную, правильную жизнь. Но мама никогда не говорила ему не запираться в одной комнате с озверевшим кровососом, а значит, все последующее не считается. Трезвон кузнечиков почти оглушал: мелкие насекомые вылезли в мокрую траву насытиться прошедшим дождём. Упрямо следуя за Арсением, Антон несколько раз прихлопнул лезущих в лицо комаров. Он не отстал от Попова и на веранде, и в коридоре, и даже на лестнице на второй этаж, хотя шёл Арс быстро, не прекращая пререкаться. У самой двери в нужную комнату он затормозил и, развернувшись, выплюнул: — В последний раз говорю, пшёл отсюда! — Ты заходи, заходи, — погладил его по плечу Антон. Арсений отшатнулся от прикосновения, блеснул злыми глазами и дёрнул ручку. Внутри, как и прежде, невыносимо воняло. Антон и раньше понимал, что не в восторге от запаха вербены, но сейчас, стоя в густо пропахшей горьким ароматом комнатушке, почти задыхался. Ему и здоровому здесь несладко, а как Арс терпит? Тот, щёлкнув выключателем, заторопился по уже известному кругу: налить себе настой, с трудом выпить, снять рубашку, которую Антон отдал ему днём… Неловко переминаясь с ноги на ногу, наблюдающий за приготовлениями Шастун осторожно спросил: — Тебе помочь? — Я сам, — рявкнул Арс и принялся стаскивать штаны. Лампочка под потолком потрескивала. Раз в несколько секунд о неё ударялся ополоумевший мотылёк, звонко стукаясь жирным тельцем о хрупкое стекло. Толку от освещения не было: углы утопали в полумраке, грея на досках мрачные тени. Когда Арсений полностью разделся, зашуршали мокрые верёвки. Антон проглотил липкий комок, наблюдая, как затягивается висельная петля на бледных запястьях. Об пол ударились капли настоя, стёкшие по дрожащим рукам. — Скоро, — подал голос Арс, опускаясь на колени. Под ложечкой скрутилось зябкое чувство тревоги. Антон кивнул и на слабых ногах прошёл к нему. Тот дёрнулся: — Не надо. — Я что сказал? Буду рядом, — с этими словами парень присел на корточки. Из-под нависших тёмных прядей на него с болью уставились побледневшие глаза. Если ещё днём у Арса были почти синие радужки, сейчас они стали едва ли голубее белков. Сеточки капилляров полопались у слизнячков. Дыхание задрожало. В нагретом воздухе невыносимо пахло горечью и потом. — Всё будет нормально, — заверил Антон. — Я прослежу… — Ладонь ласково прикоснулась к ледяной коже арсовой щеки. Мокрая. От пота. — Больно, — вдруг прошептал Арс и с силой зажмурился. — Сука… Каждый раз так больно… — Ч-ч-ч… — Шастун подполз ещё ближе, поглаживая большим пальцем лёгкую щетину. — Всё будет хорошо… По хребту пробежали ощутимые мурашки. Казалось, даже на затылке волосы встали. В комнате образовалась такая тишина, что рваное дыхание Арсения было оглушающим. Антон замер — боковое зрение уловило движение. Он медленно повернул голову. Ничего. Пропитанные прогорклым душком доски смотрели в ответ пятнами-глазками. Снова забился о лампочку мотыль. Антон вгляделся в стену, силясь уловить хоть малейшее изменение, и тут что-то вновь замельтешило в краю комнаты. Он ощутил на собственной шкуре значение выражения «окаменеть». Тело стало тяжёлым, неподвластным, ноги вросли в пол. Шастун медленно, боясь смотреть, поднял взгляд туда, где только что произошло движение. По стене плыла высокая тень. Собственное дыхание инстинктивно стало едва слышным. Широко распахнутые глаза — по пять рублей каждый — провожали литую, будто накрытую тряпкой фигуру. Та степенно, почти не дрожа, шагала вдоль плинтуса. В мыслях мелькнуло: а если она пропадёт в темноте? Будет ли это значить, что она теперь — повсюду? И если она пропадёт в черноте… Отвязать Арсения или будет лишь хуже? Тень продолжала неспешную прогулку. Ни скрипа половиц, ни шелеста драпировки. Только шумное дыхание Арса и цокотание кузнечиков за окном. Горло сдавило духотой. Антон заозирался, в панике обдумывая, как заставить фигуру исчезнуть, но… Она двигалась к Арсу. Ползучая тень стала совсем близка к ещё одной, отбрасываемой привязанной фигурой Попова. Антона как ледяным душем окатило: он бросил на всю комнату «блять!» и, плевав на страх, вскочил, хватаясь за связанные запястья. — Сука, сука! — Узел не поддавался. Антон оглянулся, но тень уже исчезла. Громко вздохнув, он осел на пятки, всё ещё потряхиваясь, и обвёл взглядом комнату. Никого. — А-арс?.. — дрогнувшим голосом выдавил Антон и подался вперёд — заглянуть под нависающие над лицом Попова влажные пряди волос. Тёмные волосы покачивались в такт слабому дыханию, бросая на бледную кожу росчерки теней. Антон двинулся ещё ближе, потом наклонился, и снова поближе… Пока не увидел бледные, пустые глаза, глядящие на него с невыразительным холодом. Он отшатнулся, а Арсений, весь подтягиваясь, поднял лицо. В знакомых чертах образовалось что-то чуждое и отталкивающее, как если бы на него надели жутковатую полупрозрачную маску. — Ты видел?.. — снова подал голос Антон уже куда менее уверенно. Нижняя челюсть Арса съехала вниз, грудная клетка затрепетала. Он потянул ртом воздух, качнулся вперёд и перевёл ошалелый взгляд ниже. Кадык Антона дрогнул. Арс смотрел на его шею. Из распахнутого рта вырвался приглушённый рык. Блеснули в полумраке заострившиеся зубы. Всё происходило в замедленном ритме — Антон улавливал одну сцену за другой: свисающая с губы Арсения вязкая слюна вперемешку с кровью раскачивается в такт его движениям, бьётся обезумевший мотылёк у лампочки, гул собственной крови застилает глаза. — Кто ещё здесь?! — выкрикнул он, оглядываясь в панике. Заскрипели натягиваемые верёвки. Антон отшатнулся — вблизи головы клацнули острые зубы. Скрежет лампочки. Раздражающий стук мотылиного тельца. Рокотание в горле Арсения. Комнату, как палубу, накренило: то ли так действовал аромат вербены, то ли у Антона пошла лихорадка. Откуда взялась та тень? Она слилась с тенью Арса. Она буквально вошла в него. Или… Вселилась? — Бля… — буркнул под нос Антон, с трудом соображая, что делает: рука закопошилась в кармане, цепляясь ослабевшими пальцами за плотно завязанный мешочек. Арсений — или скорее та тварь, что была в нём, — резко подбросился и распахнул рот: — Я сожру тебя живьём, пока ты будешь смотреть, как из тебя валятся кишки! Белки его глаз залило красным. Антон выхватил мешочек и дёрнул завязку — та, к счастью, поддалась, — загребая второй рукой слипшиеся комочки соли. Мелкие крупицы полетели в Попова, рассыпаясь по дощатому полу… — Пошла вон! — заорал Шастун и бросил ещё одну пригорсть. Послышался рёв и хруст позвонков. Арса выгнуло на верёвках, голова упала вниз, и глядящие исподлобья глаза уставились на Антона двумя белыми точками. Двоящийся голос из недр глотки завибрировал от стен: — Или лучше нашпиговать твой поганый рот твоим же дерьмом?! Под конец фразы голос его осел, и голова упала окончательно. Тело повисло на эшафотном узле. — Арс! — Антон сунул мешочек обратно и подлетел к нему, хлопая по щекам. Без толку. Он висел без сознания. Кожа натянулась на белых запястьях, впиваясь в кости. Комната встала на место. Затих мотылёк. Перестала трещать лампа. Действовать надо было быстро. Об одном Дима забыл упомянуть. Антон мысленно возвращался к их короткому разговору, сидя на полу в ванной, и материл Позова на чём свет стоит. А забыл Дима сказать о том, что действие его бесценной заговорённой соли длится не просто недолго — о, нет, вообще не так долго! — и проходит настолько быстро, что почти бесполезно. Антон растянул узел с небывалой лёгкостью — паника вселила в него силы — и подхватил падающего Арсения под мышки. Дышал Попов слабо, почти не ощутимо. И Антон успел бы дотащить его хотя бы до первого этажа, если бы не дурацкая вера в слова Позова. Хватило до лестницы. Слушая озверевшие удары о дверь, Антон сжимал ладонью залитую собственной кровью рубашку. Плечо ныло и гудело. Холодная плитка морозила копчик. То, как Арсений пришёл в себя, вися в его руках, застряло в голове раз за разом повторяющимся кадром. Первое, что Антон услышал — нарастающее рычание. Затем кожу пронзило такой болью, что не сравнится ни со сломанной рукой в детстве, ни с тем, как ему заехали по причинному месту в пьяной драке. Он вскрикнул, мгновенно отпуская Арса, но тот бросился на него вновь, едва не свалив в пыль на полу. Удрать удалось лишь благодаря пятёрке по физкультуре — тут мама была права, успехи в спорте — вещь. Руку било судорогой. Он с трудом выудил телефон и разблокировал экран. Судя по трещине, идущей от значка батареи до нижней кнопки «домой», приземлился он, споткнувшись по лестнице, именно на задний правый карман. Заложенное ухо практически не слышало гудков. Голос Позова тоже донёсся как из-под ваты: — Ало? — Слушай сюда, козёл, — прошипел Антон, садясь поудобнее и перехватывая рану свободной рукой, — нихера твой «оберег» не помог. Арс сейчас пытается сожрать меня. Есть идеи?! — А кто тебе сказал, что она поможет сто процентов? — Ты, блять! — Где ты? — В ванной, блять. У него дома. — А Арсений? — В дверку шкребётся. Кушать просит! — Спокойно… — На том конце зашебуршало. — Значит, на улицу он не собирается? Ему нужен только ты? — Судя по всему. И ещё, как я понял, в него что-то вселяется, — громко шептал Антон в телефон. — Я видел какую-то поеботу, как тень, она вселилась в него! Позов молчал. Удары о дверь с рьяной методичностью продолжались. — Не знаешь, раньше двери крепко ставили, или так, как получится? — Я думаю, — отрезал Позов. Плечо жгло, но уже не сильно. Антон отполз от шкафчика под раковиной и с громким скрипом распахнул дверцы. Пока Дима сообразит, он истечёт кровью. — Ну и какие соображения? — прокряхтел Шастун, наконец найдя и смочив бинт перекисью. — Допустим, Пётр Семёныч вытащил внучку из могилы какой-то чёрной магией. Некроматия никогда не бывает без последствий — Лида вернулась злая и обиженная, — заговорил Позов глухим, не своим голосом. — Она убила деда и пошла мстить тому, кто виновен в её смерти — а именно к отцу Арсения. Если мы имеем дело с сильным мстливым духом, и ты говоришь про какую-то тень, которая вселилась в Арса, то это не просто тень. Это сама Лида. Она бродит среди живых уже не один десяток лет, — тараторил он, — ей надо брать откуда-то силы. Она питается Арсом. Она пьёт его жизненные соки. И она будет продолжать, пока Арсений в непосредственной близости к её могиле. — То есть пока Арсений в Верхах? — выпалил Антон возмущённым шёпотом. — Да. — То есть всё это время, пока он думал, что ему нельзя в город, единственным вариантом было свалить из деревни?! — Получается, что так. — А раньше ты, блять, подумать об этом не мог, ебанат?! Антон почти вскрикнул на последнем слове, но удержался — прижатая к укусу марля обожгла мясо будто до костей. Позов не ответил, и по тишине в динамике было понятно, что насупился. — Что теперь делать-то, блять? — зашипел Шастун в трубку. — А если он щас уйдёт? Он ничего не понимает. А на утро уже придётся хоронить не только Валерия… — Что ж за парочка у вас такая, ёб вашу мать. Слушай сюда…37.
Бинт плотно сжимал плечо и шею — Антон постарался перевязать все так, чтобы точно ничего не слетело. Боль притупилась скачущим в крови адреналином. Весь вспотевший, он сидел у двери, прислушиваясь к беготне за стеной. Разъярённое рычание клокотало в тишине дома. За прошедшие двадцать минут Шастун успел к нему привыкнуть. Как к старому радио на кухне. Как к гудению труб. Он не был в восторге от плана Димы, но варианта не довериться ему у него не было. И потому, когда в другом конце дома послышался восклик Позова, а Арсений, царапнув стену, понёсся к нему, Антон не ждал. Дверь с громким скрипом распахнулась и ударилась о стену — он бросился следом за Арсом и швырнул горсть соли в спину. На мгновение сердце обдало ледяным ужасом: Попов взвыл, грохнулся на пол и, хрипя от боли, впился когтями в плинтус. От обнаженной кожи заструился пар: на лопатках вспыхнули мелкие ожоги. Позов подлетел в ту же минуту. — Возьми у меня ружьё! — сыпя толстую дорожку соли вокруг скрюченного тела, крикнул Дима. — Стоп, мы о таком не договаривались! — На всякий пожарный, говорю, бери! Ствол лёг в руки неприятной тяжестью. Сжав зубы, Антон понадеялся, что ему не придётся им пользоваться. Арсений приходил в себя смутно и вязко. Его пальцы случайно коснулись соляного круга и отдёрнулись, как от огня. На белом лице отразилась гримаса отвращения. Ресницы затрепетали, и спустя пару мгновений из-под них взглянули угрюмые звериные глаза. Позов запустил руку за пазуху и достал подёрнутый временем крест. Красную полоску рта Арса скривило — показались длинные зубы. — Тебе не выбраться, — заговорил Позов грубо и монотонно, — ты полностью в нашей власти. Покажи своё настоящее лицо. Существо в облике Арсения приподнялось на локте и по-кошачьи подалось вперёд, скаля клыки. — Лида? — позвал Дима. — Я говорю с Лидой? Существо сгорбилось. — Ты умерла, — встрял Антон, не в силах больше спокойно смотреть на трясущиеся мышцы Арсения. — Ты помнишь об этом? Чужие глаза резко вцепились в него заинтересованным взглядом. — Зачем ты мучаешь его? Кривая улыбка сделала из лица пугающую маску. Арсений чуть приподнялся и, не отводя пристальных глаз, пророкотал: — Моё. — Мёртвое к мёртвому, — приблизил крест к тотчас дёрнувшемуся телу Позов, обходя круг, — живое к живому! Коридор пронзило раздвоенным, как сорванные струны, звуком: мокрый от крови и слюны рот распахнулся, выставляя напоказ блестящие зубы. — Мёртвое к мёртвому! — повысил голос Дима. — Живое к живому! Арсений сорвался к нему, но влетел в невидимую стену круга. — Ему больно! — Делай, как договаривались! — рявкнул в его сторону Дима и громко, не прерываясь, завёл: — Как дьявол не выносит Божиего взгляда, огонь — воды, тело — стрелы, как слепой не видит, глухой не слышит, мёртвый не дышит, так чтоб и раба Божего Арсения, Лида не видела и не слышала, близко к нему не подходила, козни против него не творила, не мяла, не кляла, не ругала, не докучала, про него не говорила, не писала! Как наши кровные покойники и предки в земле лежат… Ружье приросло к ладоням мёртвой хваткой: Антон застыл рядом с зачитывающим заговор Позовым, побелев: Арсений, забившись и взрычав громче прежнего, выгнулся на крошечном кусочке паркета в цетре круга, неестественно заломив ноги и руки; в некогда белых глазах потемнела радужка, заползая на белки и разливаясь тёмно-алым месивом; пот градом заструился с трясущейся головы. — … пения церковного не слышат, солнца ясного не видят, не крестятся, не молятся, домой не являются, к заутрене в храм не собираются, в пост не постятся, в Пасху яиц не наедаются, наряды не меняют, сами себя не поминают… С трудом отведя взгляд от бьющегося в агонии мужчины, Антон рванул к двери, у которой Позов поставил наполненное доверху ведро. Пульс стучал в ушах, едва не заглушая слова: — … так бы и раба Божьего Арсения не вспоминала, не видела и не знала. Животный крик заставил встать волосы на затылке. Шастун схватил ведро и несколькими широкими шагами преодолел бесконечное расстояние до начерченного солью круга. — Будь же мой заговор крепок во всякое время и во всякое будущее! — одной рукой тыча в существо крестом, а другой хватаясь за ведро, перекрикивал Дима оглушительный вой нечисти. — Век во век! Возьми с раба Божьего Арсения то, что с других сняла! — Тяжелое дыхание свистело в голосе. — Аминь! — и, повернувшись к Шастуну, он закричал: — Давай! Антон вцепился в волосы Арса и резко наклонил его голову в ведро, где, чёрная и вязкая от тины, трепыхала набранная в озере вода. Заглушённый водной пеленой крик чуть не заставил его тотчас отпустить Арсения — его Арсения, его самого дорогого и близкого человека, которого он прямо сейчас топит в грязной мути — но отступать назад было нельзя. Мокрый от высоких брызг, он надавил сильнее, погружая сопротивляющееся существо глубже в ведро. В руку вцепились острые пальцы — Антон вскрикнул от боли, но не отпустил. — Долго мне держать его?! — в отчании воскликнул он. — Пока не выйдет! — прошипел Позов, подползая, чтобы помочь. — Он захлебнётся! — Держи! — Дим, он захлебнётся! Рука дрогнула, и искарёженное лицо на мгновение вынырнуло из тины: — Выродки… — изо рта полилась вода, слова булькали из глотки: — твари… Антон в ужасе смотрел в налитые чёрной злобой знакомо-незнакомые глаза, пока Дима, перехватывая его руки своими, не вмешался: — Держи! — И толкнул голову обратно, уворачиваясь от брызг. Одна минута, вторая — время мучительно тянулось, пульсируя. Антон заторможенно обнаружил, что больше не больно: в его кожу уже не впивались удлинённые когти. Вода в ведре почернела, став похожей на мазут. Арсений сопротивлялся всё меньше, брыкался из последних сил, пока в одно мгновение, дрогнув, вдруг не повис безвольной тушей. — Хватит! — в кисельной тишине выдохнул Шастун и выдернул его из ведра. Дима отпрянул. Тело Арсения повалилось на пол. Мокрое лицо стало бледно-синим. Из губ ползла розоватая пена. — Он не дышит! Дима рванул его к себе и, перевернув, свалил тело на колено, чтобы, просунув руку в приоткрытый рот, затолкать внутрь пальцы. Антон в немом ужасе наблюдал, как он раз за разом продавливает их глубже. На лице Позова не читалось ни единой эмоции: только сосредоточенное напряжение, брови сведены, глаза уставлены в одну точку. Оба вздрогнули: Арсения выгнуло, и изо рта и носа спазмами пошла серая вода. Как только вылилась последняя, Позов перевернул его на спину и припал ухом к груди. — Блять, — только и сказал он. — Что? — выпалил Антон. Не отвечая, Дима сложил ладони крест накрест и начал надавливать, то останавливаясь, то снова толкая бездыханную грудную клетку. Секунда. Другая. Арсений издал сиплый вдох и рванулся вверх, жадно распахивая рот. В округлившихся глазах стоял безумный страх.