43. Неожиданные гости
— Сука… — прохрипел Антон ему в ухо, размашисто вбиваясь в тело, — у меня от тебя слюни текут… Слиплась кожа. Под зажмуренными веками темнота звенела. От взмокшей шеи с налипшими тёмными волосами пахло цитрусом и почему-то — холодным. Антон выпрямился, подхватывая бёдра ладонями, когда заметил, что Арс жалобно смотрит ему в глаза и распахивает рот, высовывая язык. Внутри всё дёргается, как от кипятка, — он замедляется, боясь такими темпами кончить раньше времени, и, тяжело глядя в молящие глаза, склоняется, медленно сплёвывая густую слюну. Та затекает на язык, тянется в горло, и Арс смыкает челюсти, чтобы жадно сглотнуть. Трогает себя неторопливо, с оттяжкой, продлевая удовольствие на максимум, но на миг рука слегка ускоряется и тут же зажимает— рано. Антон останавливается, вызывая всполох недоумения во взгляде под ним, а потом целится ниже. Плевок падает прямо на влажную головку. Арс тут же подхватывает его пальцами и размазывает по основанию, шумно дыша и не отрывая глаз от вновь двигающегося Шастуна. Он готов раствориться в нём: в его слюне, запахе, дыхании, во влажных шлепках кожи о кожу, в шумных выдохах, раствориться, не зная ничего иного, отдаться целиком и без остатка. Внутри так оглушительно тесно, что ему кажется, будто Антон заполняет его даже слишком, будто он сейчас лопнет от немыслимой близости. Правильной, как пазл. Настолько яркой, что ни с чем не сравнится. Брови парня поднимаются, распахиваются губы, и Арс доводит себя, жадно глядя, как Антон кончает, наполняя его собой до конца. Его придавливают сверху, горячо дыша в ухо. Потно, жарко — как никогда приятно. Хочется пролежать так вечности три. — Люблю тебя… — неожиданно для себя выговаривает Арсений, едва в силах набрать воздух. Антон приподнимается, заглядывает ему в глаза и медленно опускается губами на губы. В тишине комнаты — только охрипшее дыхание и громогласное сердцебиение. Неумолимо клонит в сон. С каждой секундой Арсу всё труднее поднимать веки, и он тратит все оставшиеся силы, чтобы отвечать на поцелуй: уже просто лениво мажет языком по чужим зубам и врастает в матрас, сливаясь со смятой простынью и разгорячённым воздухом. — Нравится, когда я сплёвываю на тебя? — Мм… — несвязно отвечает он. — Нравишься ты. — Тебя это завело. Очень завело. — Что-то не устраивает? — Нет, — тут же спохватывается Антон, — просто до тебя никто… — А много было? — Нет. Но никто не хотел… Подобного. Как будто это противно. А ты… — А мне хочется всего тебя. До капли. — Значит, мне стоит шинковать тебя как следует? — Думаю, на данный момент мне достаточно, — улыбается Арсений, а внутри жарко и заполненно. Раздалось несколько кротких стуков во входную дверь. Глаза Антона округлились, брови взлетели. — Твою мать! Он подскочил с Арса со скоростью света и, поскальзываясь на поворотах, похватал разбросанную одежду. — Оденься. Быстро! — шикнул перед тем как захлопнуть дверь в спальню. Арсений в недоумении поморгал, а потом свалился обратно в постель, стирая пот со лба. Когда он всё-таки выбрался из комнаты, тихонько вливаясь в прихожую, то обнаружил на коврике низенькую светловолосую женщину, о чём-то оживлённо воркующую с Антоном. В чертах её смутно угадывалось что-то знакомое — тёплое и живое, как аромат одуванчиков, который он… Больше не чувствует от Антона. — А, Арс, это, эм… Мама, — очнулся Шастун, бегая глазами от Арсения до мамы и обратно. — Моя мама. — Здравствуйте, — обворожительно улыбнулся Арсений и шагнул навстречу, протягивая руку. Женщина издала смешок и щедро пожала её обеими ладошками. — Майя Олеговна, — подсказал Антон. — Просто Майя, — поправила она и внимательно оглядела мужчину с ног до головы. — Просто Арсений. — А ты случайно не тот Арсений, про которого говорила баб Зоя? — Да, это он, — Шастун неловко перемялся с ноги на ногу и нервно облизал губы. — Вот, решил… посмотреть город. — Я всю жизнь прожил в Верхах, пора уже осваиваться. — На зацелованных губах играла широкая улыбка. Как Арс это делает? Шастун искренне поражался его умению держать лицо. Сам он, красный, как только что выуженный из кипятка рак, едва мог промямлить хоть какой-нибудь связный ответ. В горле остервенело колотилось сердце — точь в точь, как когда мама возвращалась с родительского собрания, пока он, неумело вооружившись совком и веником, изображал бурную деятельность. А ещё от него ужасно воняло, как после кардио. В целом, это оно и было… — И всё-таки, что за шум у вас тут был? — забеспокоилась Майя Олеговна, и последней её инстанцией адекватного ответа стал Арсений, гипнотизирующий своей вежливостью. — Мне казалось, что кто-то кричал, когда я подошла к двери… Попов приподнял брови и взглянул на Антона. Ну уж нет. Тут помощи не жди. Он сам не смог придумать ничего стоящего, выдав многообещающее «Не знаю, мам». — А, да, — отворачиваясь от Шастуна, проговорил Арс, и в голосе его не было ни капли смущения, — у нас был включен фильм. Наверное, надо убавить звук, а то соседи вызовут полицию, — улыбнулся он и воззрился на Майю невинными глазами. Та понятливо кивнула и ответила ему смущённой ухмылкой. — В общем, я тут борщик приготовила, сальце привезла, а то ты опять будешь заказывать эту дрянь, Тош, — зашуршав пакетами, забормотала она, — вот, здесь борщ, тут сало… И я ещё зашла в «Здоровую лавку», взяла укропчик. — Я как раз на днях заходил туда же, — вставил Арсений и, встретив поражённый взгляд мамы, продолжил: — Брал там яйца и сосиски, ну и зелень заодно. — Так ты себе личного повара завёл? — охнула Майя с одобрением. — Спасибо, ма, — выдавил Антон. Немыслимая картина: эти двое мирно болтают! От Арсения так и прёт спокойствием и уверенностью, да ещё и эта обольстительная улыбка! Хоть Оскара давай — ещё несколько минут назад его жёстко трахали, а сейчас стоит, как ни в чём не бывало, весь из себя сияющий и прилежный. Актёрские способности на уровне «Бог». Рано утром мама писала, что заедет. Он об этом благополучно забыл — ещё бы, сегодня по работе кучу дел решать, а вдобавок Арс со своей невозможной задницей, пройти мимо которой совершенно нереально. Всё получилось через эту самую жопу — и стой теперь, как грешник в церкви, обтекай. — Ты его почаще корми, а то сам видишь, кожа да кости, на одних чипсах. — Ничего я не на одних чипсах, мам, придумала тоже. — Я стараюсь, Майя Олеговна, — познавши дзен, произнёс Арсений заискивающе, низко, так, что мама разомлела, а Шастун в очередной раз подавил восторженное «Как?!». Удалилась мама, преисполненная энтузиазмом. «Наконец-то у сына появились правильные друзья!» — наверняка думала она. Хоть бы так. Ведь плазма, которую прекрасно видно из прихожей, даже не была включена. — Пиздец ты, Арс, — с облегчением выдохнул Антон, заперев дверь. — Ты где научился так мастерски пиздеть? — Учись, пока живой, — опёрся о косяк Попов и взглянул на пакет. — Борщ будешь? — Мне уже бежать надо! — всплеснул руками Шастун, несколько секунд ошалело глядел на него, а потом понёсся собирать вещи. — Ты не знал, что она приедет? — спросил Арсений ему вслед. — Знал! Я, блять, забыл! — Из комнаты отчаянно шебуршало. — А ей, походу, кто-то внизу открыл, иначе как она всё слышала! Господи, ещё же стояла, прислушивалась… Блять, какой пиздец, Арс… — Я думаю, она не догадалась. — Да конечно! В квартире стонут два мужика, а потом в прихожку заходишь ты! Ты себя видел? — Голова Антона высунулась из-за проёма. — Твою мать! — Глаза стали по пять рублей, рот исказила гримаса отчаяния. — У тебя засос на шее! Бля-я-ять… И исчез, краснея, за дверью. — Твоя мама просто золото, — рассматривая в зеркале багровое пятно под челюстью, протянул Арс уважительно. — Сама тактичность. — Пиздец, пиздец, пиздец, пиздец… Хотя Арсений и намеревался как следует изучить город и его достопримечательности, его планам не было суждено сбыться. Во-первых, отсутствие еженочных перевоплощений сказались на его сне: спал он так, как никогда в жизни. Вдобавок, учитывая аппетиты Антона, привычка вскакивать в шесть утра пошла по причинному месту. Во-вторых, Антон бросался на него при любой возможности — а их, в четырёх стенах, было не счесть. Он не был против. Вернее, сам поддразнивал: то готовил завтрак в одном фартуке, то не запирал дверь в ванную, то наползал сверху, мучая долгим, тягучим поцелуем, после которого нужно было разбираться с последствиями. Его зардевало откровение, которым поделился Шастун в один из таких вечеров: парень сказал, что никогда в отношениях не был так помешан на сексе, как с ним. И Арс вёл игру, каждый раз с упоением прокатывая признание у себя в голове. Глядя сквозь полуприкрытые веки, как Антон собирается на работу, он разомленно улыбался и впервые за долгое время подумывал о вылазке — раз Шастун уедет, ничто не помешает выбраться на прогулку. Поясница до сих пор ныла после бурного утра. — Я оставлю ключи в прихожке, — застегивая на запястье часы, сообщил Шастун. — Пиши, если куда-то соберёшься. — Хорошо, — пробормотал Арс, заискивающе глядя в рассеянные глаза. Антон сжал зубы и вздернул край губ — несколькими широкими шагами преодолел расстояние от двери до него и навис сверху, подбирая мужчину к себе и накрывая наглые губы. — Вот как мне от такого тебя идти? Но идти пришлось. В последний раз чмокнув раскрасневшегося Арса, он шагнул за порог, оставляя того в тишине квартиры. На душе стало неуютно. Хоть одиночество было ему не впервой, оставаться на весь вечер дома не хотелось. В квартирные окна пролезали солнечные зайчики, прыгая по стенам и отскакивая от зеркал — совсем другие зайчики, городские. Полупрозрачный августовский воздух качал занавески. Арсений покачался на носках, взвешивая решение, и скрылся в комнате. Улица встретила его многоголосым шумом. Резвились на площадке дети и втихую курящие подростки: пыльный мяч у их ног был лишь поводом отпроситься у родителей на прогулку. Жил Антон в новехоньком районе, где даже бабушек на скамейках не обнаружишь. Поблизости обосновалось несколько так называемых «вейп-шопов», магазинов с алкоголем и парочка скромных продуктовых с запылёнными окошками и гудящей прохладой холодильников. Тёплый ветер щекотал коленки в прорезях джинсов. Синяя галочка крутилась на карте, выстраивая его маршрут. Антон вручил ему телефон с нескрываемым любопытством, прикидывая, как быстро Арс сумеет переключиться с допотопного кнопочника на сенсорную новинку, однако вопреки всем его ожиданиям Попов освоил технологии быстро. И навигатор со встроенным определением местоположения определённо был самой полезной вещью, что нашёл для себя Арсений в многообразии приложений, игр и прочих новоротов. Он твёрдо решил добираться на автобусе. Во-первый, трат с его переездом у Антона сильно прибавилось, чтобы разъезжать на такси, во-вторых — ему неудержимо хотелось посмотреть на людей. Из всех наблюдений он вынес одно: городские от деревенских отличались прежде всего скоростью. Электросамокаты, пробки, светофоры — всё было шустрым, не терпящим пауз и покоя, точным, как слаженный механизм бурной жизни. Сверившись с навигатором, он поднялся в двадцатый автобус и приземлился на сидение у окна. Над дорогой вился миражный зной. Несмотря на открытые форточки, стояла изнуряющая духота, к которой, впрочем, он уже привык. Кондуктор с дряблым безразличием на лице исправно отрывала билеты и лениво выглядывала зайцев. Арс откинулся на спинку и с интересом наблюдал за встречкой, прохожими и плывущими мимо кронами деревьев, стволы которых исправно смазали волшебной белой краской. Хоть кислорода критически не хватало, он дышал полной грудью: в рёбрах раздувалось неясное волнение, нога приплясывала нервной дрожью. Место, куда он ехал, обязывало его явиться ровно к шести часам. Пожалуй, стоило одеться поприличней. Эта мысль ввинтилась в припечённый мозг назойливой осой. Как жаль, что у него не было привычки отвлекаться на телефон: прочие пассажиры двадцатого маршрута мирно уткнулись в гаджеты, не зная забот и нервов. Динамик исправно сообщал остановки механическим женским голосом и для справки повторял их на английском. Следуя коллективному бессознательному, Арс всё-таки разблокировал экран и чуть уменьшил карту. Площади, остановки, памятники, спальные районы… Такой простор для изучения. Когда он освоится? Сколько пройдет времени прежде чем он сам, без навигатора и прохожих, будет находить ту или иную улицу? Самым необъяснимым казалось метро: змеиное гнездо станций и пересечений и завораживало, и пугало. Ему почти перестали сниться кошмары. Лишь изредка в пелену сна просачивалась тонкая фигурка, протягивая за босыми стопами шлейф озёрного запаха тины и грязи. Иной раз посреди жаркого пытающего сна голодные глаза Антона вдруг сменялись флуоресцентными прозрачными глазами девушки, а вездесущие касания становились склизкими корнями болотных деревьев. Его неумолимо засасывало в чёрную трясину, лёгкие заполнялись тёплой землёй и жуками, а крик тонул в полчище косоногих сенокосцев. Тогда он рывком просыпался. Голову отрезвляла темнота знакомой комнаты и очертания квартирного убранства. Больше не там. Больше не в опасности. — Остановка: «Драматический театр», — объявила механическая женщина. Он вздёрнул голову и засобирался. — Stop: «Drama Theatre»…44.
Величественные медные буквы на фасаде недавно отреставрированного здания складывались в неожиданное Антону словосочетание: «Драматический театр». Он сидел в машине, приглушив двигатель, и рассматривал роскошные колонны в вечернем полумраке, будто те могли объяснить ему что-либо. Разумеется, он предполагал, что Арс выберет для первой вылазки что-нибудь неординарное, однако такого он не ожидал. Если верить афише, ставили Булгакова, кое-что из Гоголя и некоторые авторские спектакли, обозначенные пометкой «16+». На что из этого решил пойти Арсений — загадка. Сам Шастун театры не понимал и оттого побывал там раза два от силы — и все с классом. «Я скоро выйду» — гласило окошечко в телеграмме, но пришло оно ещё минут двадцать назад, и Антон раздумывал, не стоит ли ему выйти самому. Театр светился: колонны откуда-то снизу подсвечивали многочисленные лампы, превращающие невзрачный фасад в позолоченную роскошь. Широкие ступени упирались в высоченные двери, украшенные резными вставками. Изящные ручки не собирались опускаться — все посетители давно покинули дом искусства и лицедейства, кутаясь в ажурные шали от прохлады августовского вечера, и только один зритель всё никак не ретировался наружу. Было нажав на вызов, Антон заметил движение и поднял взгляд. Со стороны чёрного выхода шагал Арсений — шагал в компании седобородого молодящегося мужчины, о чём-то оживлённо беседуя с ним. Подавив изумление, готовое охватить лицо, Антон повернул ключ зажигания. Остановившись у машины, Арсений сказал что-то на прощание и, улыбаясь, благодарно пожал сухую руку незнакомца. — Привет, — ввалившись на переднее пассажирское, выдохнул он. Антон выжидающе уставился на него, и выдержка всё-таки дала трещину: глаза его засветились искренним ахуем. — Извини, что так долго, — оттараторил Арс и активно зажестикулировал, явно не зная, как успокоить нервные руки, — просто я заговорился после постановки, столько всего хотелось обсудить… — Интересный спектакль какой-то? — Да! — Голубые глаза блеснули в возбуждении. — Я не знал, на что пойти, решил пойти на авторское, и вот… «Ну конечно, на что же ещё» — ехидно подумалось Антону. — … Там не сколько про сюжет, сколько про эмоции, смешано прошлое и настоящее, ещё и завернули с танцами, и короче… Шастун устроился поудобнее. — … Мне показалось, что одного персонажа специально недораскрыли, всё ждал, что в конце что-то объяснят, а в итоге всё кончилось без ответа. Ну, и в общем я как-то разговорился с одним мужчиной, который тоже остался в зале… Арсений остановился, потерянно и ошарашенно глядя прямо в душу. От этого взгляда Шастуну мгновенно стало не по себе. Ещё немного, и ему грозит сгореть от любопытства. — И?.. — подтолкнул он. — Я высказал ему своё мнение насчет этого Байера, — чуть медленнее заговорил Арс, как ступая по едва открывшейся ему тропинке, которую он ещё не успел осознать, — немного покритиковал автора. Мы начали спорить. Попов снова замолчал, а Антону так и хотелось шлепнуть его по руке, чтобы не тянул резину. — В итоге он согласился со мной. Ему тоже стало казаться, что характер Байера можно было обыграть по-другому — например, подобрать другого человека на роль, покопаться в его прошлом, внести правки в постановку, в музыку… — И всё? — снова прервал образовавшееся молчание Шастун. Попов унял трясущуюся ногу и поднял на него блестящие глаза. — Оказалось, что я разговаривал с автором постановки. — Да ла-а-адно! — Антон запрокинул голову и рассмеялся. — Ты задушнишь любого! — И когда мы вышли на улицу, он предложил мне прийти на пробы… Антон резко умолк. Конечно, Арсений был непростым человеком. Увлечённым, подкованным в неожиданных моментах, совершенно невозможным. Его можно было слушать бесконечно: он был способен разговориться на любую тему, а потом влегкую перевести беседу в интересную ему самому. Рядом с ним Антон порой чувствовал себя юным несмышленышем, не разбирающимся и в самых немудреных вещах. Арсений был непростым человеком. И самым прытким из всех, кого Антон знал. — О-ху-еть… — только и выдал Шастун, ощущая, как у него самого затряслись коленки. Арсений многосмысленно промолчал, распиливая пространство перед собой обалделым взглядом. Будто от того, что он произнёс его вслух, предложение вновь обдало его горячей неожиданностью. — А потом ты мне говоришь, что ничего не добьёшься в жизни… — нарушил тянущую тишину Антон и провёл рукой по волосам. — В первый раз выбрался из дома и тут же получил предложение играть в театре без образования… — Я ему и сказал, что я не актёр, — негромко добавил Арс. — А он ахнул, что так даже лучше. Что его тошнит от выпускников, которых только переучивать после театрального. Что я ему напоминаю… Байера. Домой они ехали молча. Каждый был оглушён произошедшим, и разговаривать не было смысла. Лишь ближе к середине пути Арс вдруг закрыл лицо руками, шумно втягивая воздух через пальцы. — Это просто охренеть, — выпалил он и отнял ладони, поднимая глаза, будто обивка может его урезонить. — Просто охренеть… — Арс, — уже в прихожей заговорил Антон и подошёл вплотную, перехватывая бледное лицо пальцами, — никогда больше не говори, что ты пустое место. Ясно? Арсений прикусил губы и медленно кивнул. — Мой ты хороший, — потихоньку расслабляясь, выдохнул парень и приграбастал его к себе, — я так тобой горжусь, блять…45. Пробы и ошибки
Арсений стабильно уезжал с утра и заканчивал ближе к вечеру. По всей квартире поселились кипы бумажек, каких-то книжек и заметок. Случайно подцепив одну из них, Антон пробежался глазами по напечатанному тексту, задерживаясь на выделенных абзацах. Арс пообещал пригласить его на итоговую репетицию, но любопытства это не убавляло — он пытался представить себе Попова, играющего надрывные реплики, и сложить в голове две невозможности: театр и Арс. Арс и театр. Актерство. Полный зал зрителей. Грим… Актёром Арс был превосходным. Взять хотя бы его невозмутимость перед мамой. Но перевоплощение в другого человека? Эмоции на грани истерики? Антон представлял себе театр именно так: актёры прыгают по сцене, рыдают в голос и носят колготки. В зале рукоплещут жеманные старушки с вянущими в руках пахучими букетами и плачут. Сплошная аристократия и возвышенность. Наверное, его представления были дилетантными. Каждый вечер Антон подъезжал к «Драматическому театру» и встречал раскрасневшегося от эмоций Арсения стаканом кофе и осторожным быстрым — чтобы никто не увидел — поцелуем. Слушал возбуждённую тираду, пока они ехали в магазин или домой и искренне, хоть совсем не смысля в искусстве, радовался успехам мужчины. Но в тот день всё было не так. На заднем сидении ждал своего часа ароматный букет — Шастун простоял в цветочном минут пятнадцать, озадаченно думая, что бы такого принести Попову на последнюю перед перерывом репетицию. Пышноволосая девушка с розовыми щеками изо всех сил пыталась помочь и допытывала, какие цвета любит счастливая избранница, какой повод для подарка и прочие мелочи. Касаемо избранницы Антон мудро молчал, зато вспомнил, с каким любованием Арс поправлял пионы для Ба. На пионах и порешили. Арсений сбежал по широким ступеням, врываясь в августовскую духоту с неизменной удовлетворённой улыбкой. Их распустили пораньше, и впереди была уйма времени, которое Антон обещал в свой выходной посвятить прогулке по городу и изучению достопримечательностей. Влетев в салон, он принёс с собой запах пудры и тканей — так пахла гримёрка и сцена. — Ну привет, — обнял его Шастун и тут же отстранился, заглядывая в светящиеся глаза. — Как всё прошло? — Меня окончательно утвердили, — расплылся, как Чешир, Арс. Отмахнуться бы сейчас от случайных прохожих и накинуться на закусанные губы — но нельзя. Антон давит в себе остервенелый порыв и тянется назад. — Тош! — Арсений в недоумении пялится на ароматный букет и качает головой: — Не нужно было! — Я сам буду решать, как и когда мне радовать любимого мужчину. Попов берёт пионы в руки и утыкается носом в нежные лепестки, хотя самому больше хочется прямо сейчас потянуться с нахрапистым поцелуем, способным сказать больше, чем пресловутое «спасибо». Цель побита — теперь он светится так, что можно снабдить электричеством добрую половину города. Антон не без гордости наблюдает за тем, как он перебирает пальцами круглые бутоны. — Заедем домой? — спохватывается Арс и поднимает к нему зардевшееся лицо. — Надо поставить в воду. — Конечно. Но в этот день всё идёт не так. И виной тому — булькнувшее в кармане Шастуна уведомление о сообщении от мамы. Прежде чем завести машину, он выуживает телефон и смотрит в экран долго, ошарашенно, так, что у Арсения невольно падает что-то в груди. — Что там? — «Я отвезла бабулю в Верхи, тебе привезти что-нибудь с огорода?» — зачитывает Антон не своим голосом, и в машине повисает гулкая тянущая тишина. — Твою мать…