***
Впервые за долгое время Норм смог погрузиться в тот самый глубокий сон, когда, стоит голове коснуться подушки — и тебя сразу засасывает в пустоту, где так уютно и приятно. Мужчине не снилось ничего — если только не считать обволакивающую темноту чем-то вроде сновидения, — однако же, когда где-то за пределами сознания громко хлопнула железная дверь, а потом к нему приблизились торопливые шаги и чей-то напряжённый голос на пару с наглой рукой, бесцеремонно трясущей Спеллмана за плечо, выдернул его из царства Морфея, Норм был готов подписаться и на пресловутые ночные кошмары, только бы его оставили в покое. Расфокусированный взгляд скользнул по синему лицу с характерными кошачьими чертами и человеческими бровями, и учёный, потирая заспанные глаза, тут же узнал вторженца. — Джейк? — Норм отмахнулся от надоедливой руки и с величайшим сожалением оторвался от подушки, одарив давнего друга раздражённым, укоризненным взглядом. — Ты хоть знаешь, сколько сейчас времени? Неужели я не могу даже… — Норм, — тон вождя сразу же заставил Спеллмана заткнуться, а заодно проглотить всё то недовольство, которое он собирался выплеснуть на Джейка за прерывание его драгоценного сна. — Мне нужна твоя… ваша помощь. В Меткайине беда. Меткайина… Сначала не до конца проснувшийся разум Норма отказывался воспринимать какую-либо информацию, и эта «Меткайина» ровным счётом ему ни о чём не говорила, однако стоило учёному вспомнить, что это не просто очередная дребедень, а название дружественного рифового клана, а потом и прокрутить в голове два последних слова, как остатки сна сняло звонкой пощёчиной. Первое, что Спеллман делает — силится разбудить похрапывающего на соседней койке Макса, пока Джейк, иногда сбиваясь и запинаясь, пытается обрисовать общую ситуацию. Мужчина и рад бы объяснить всё более внятно, да только ни он сам, не связавшийся с ним встревоженный не на шутку Тоновари толком не знают, с чем имеют дело. Оло’эйктан морского клана только и смог поведать о вспышке неизвестной болезни, что сбила с ног уже десять его соплеменников, включая собственных детей, да о том, что эта напасть почти наверняка возникла по вине Небесных людей. — Сын Тоновари и парочка его друзей отправились исследовать затонувшее судно китобоев, которое пошло ко дну несколько лет назад, — к тому времени, как они прошли в центральный блок, половина человеческого лагеря уже пребывала на ногах, и Джейк был искренне благодарен им за проявленное понимание и самоотдачу. По сути, они не обязаны выбираться из тёплых постелей и спросонья занимать себя работой только потому, что он, представитель племени аборигенов, попросил их об этом, но никто не жаловался, без задоринки выполняя все поручения Норма. — Как я понял, раньше они уже проворачивали подобные вылазки, но ничего интересного не обнаружили, зато в этот раз им сказочно «повезло»: ребята нашли непонятную хрень — вроде бы какую-то колбу, — показавшуюся им настолько занимательной, что они приволокли её в деревню. — Да, не самое мудрое решение, — пальцы Норма порхали над клавиатурой, выводя на экран совершенно непонятные Джейку слова и термины. — Какие, говоришь, у пострадавших симптомы? — Сильная слабость, — начал припоминать Салли. — Постоянные мигрени и ломота в суставах. Они не могут ничего есть, потому что еда стала отвратительной на вкус, а если что-то и попадает в желудок, то почти сразу начинаются рвотные позывы. А, и ещё Тоновари упомянул, что на телах заболевших появились красные пятна. — Типичные симптомы лихорадки, — встрял в разговор Макс, натягивая поверх забавной розовой пижамы с кроликами медицинский халат. — Могу предположить, что предмет, найденный жителями Меткайина, оккупировали местные бактерии, которые вошли в симбиоз с нашими живыми организмами и, таким образом, создали новый вирус или инфекцию, которую и подхватили рифовые На’ви. Джейк выдохнул сквозь плотно стиснутые зубы, провёл тыльной стороной ладони по лбу, размазывая выступившие капельки пота. Ситуация вырисовывалась паскуднее некуда. Глупо было бы рассчитывать, что человеческие учёные вот так запросто обнаружат корень всех бед и преподнесут ему на блюдечке лекарство, однако в глубине души вождь надеялся, что, может быть, кто-то из них уже сталкивался с чём-то подобным или мог хотя бы предположить, как с этой напастью бороться. Увы, взглянув на лицо Спеллмана, Джейк сразу же понял, что ожидать чуда не стоит, и лучше всего начинать молиться Эйве и ещё каким-нибудь богам в придачу. — Норм, что нам делать? — наверное, даже во время войны Джейк не испытывал такого отчаяния, как сейчас. Он знал, как устраивать диверсии, мог с закрытыми глазами разобрать автомат и был способен оказать первую помощь при пулевом ранении, однако сейчас Салли был по-настоящему бессилен, и это его убивало. Проклятые земляне! Даже спустя столько времени, когда опасность, казалось, миновала, и на Пандоре не осталось ни одного враждебного человека, они всё равно нашли способ нанести удар, пусть сами того и не подозревали. — Как уже сказал Макс, судя по всему, это совершенно новый вирус, — на компьютере открывается новый файл, после чего Норм почти что прилипает к экрану, жадно вчитываясь в содержимое документа. — На Земле случались вспышки подобных эпидемий, но, несмотря на некоторые схожести нашего строения, На’ви и люди — существа разные, а значит далеко не факт, что наши методы лечения пригодны для местных жителей. Более того, есть вероятность, что человеческие лекарства окажутся губительными для На’ви, а положительный эффект будет нулевой. Джейк скривился. Вот спасибо, Норм, удружил так удружил! — Только не говори мне, что надежды нет никакой. Пойми, я не могу бросить Тоновари и его клан на произвол судьбы, после всего, что они сделали для моей семьи. Спеллман потёр подбородок, немигающе уставившись в экран. Вождь проследил за его взглядом, но увидеть толком ничего не успел, ибо шрифт в документе был до безобразия мелкий, а Норм так быстро прокручивал одну страницу за другой, что Джейку не представлялось возможным рассмотреть написанное. Зато Макс, каким-то магическим образом успевший поспеть за своим коллегой, вдруг щёлкнул пальцами и, издав громогласное: «Какой же я всё-таки moorkh!», чуть не выпрыгивая из тапочек, помчался в дальнюю часть помещения, где, как знал Джейк, в специально оборудованной комнате хранились собранные за много лет образцы флоры и фауны Пандоры, которые удалось сохранить во время войны. — Грэйс как-то рассказывала, что, примерно за два года до нашего прибытия, Оматикайя столкнулись с болезнью, от которой даже тсахик не могла найти лекарство, — ответил Норм на немой вопрос Джейка. — Сначала слегли дети, потом дошла очередь и до взрослых, включая аватаров. Поскольку это случилось сразу после посещения детьми «Адских врат», На’ви обвинили в случившемся людей и, в общем-то, оказались правы: какие-то идиоты не усмотрели за протечкой транспорта, и вытекающее из него биотопливо стало причиной отравления. К слову, у заболевших на теле тоже появлялись странные пятна. Объявившийся за их спинами Макс весь светился, когда с чрезвычайной осторожностью поставил на стол герметичную упаковку. На специально прикреплённой карточке неряшливым почерком было выведено слово «Сьекалин», и по характерным загогулинам Джейк безошибочно распознал фирменный стиль Грэйс. — Какое счастье, — пробормотал Макс, — что мы смогли спасти достаточно образцов. Должен признаться, за столько лет я уже и забыл про ту эпидемию, и даже подумать не мог, что исследования доктор Огустин вновь сыграют нам добрую службу. Джейк чувствовал себя двояко. С одной стороны, неприкрытый оптимизм в голосе Патела внушал надежду и ему, но вот с другой, Норм не демонстрировал подобного воодушевления, продолжая таращиться в экран, словно мальчишка, впервые увидевший женскую грудь. Учёный просидел так ещё минуты три, и за это время вождь успел перебрать в голове варианты самых различных сценариев, начиная с самого благоприятного, в котором болезнь испарилась так же внезапно, как и возникла, и заканчивая настоящим мраком с пляжем Ава’атлу, усеянным истощёнными и покрытыми язвами трупами меткайинцев. Мужчина помотал головой, отгоняя от себя жуткую картину. Нет, больше он такого не допустит. Наконец, Норм заговорил: — В тот раз Грэйс удалось извлечь экстракт из цветка сьекалина, — кивнул он на коробочку, — и, с его помощью, разработать лекарство. Так как она опасалась, что болезнь может вернуться, Грэйс специально сделала как можно больше препарата про запас, хотя в последующие годы необходимость в нём так и не возникла. Ну, до сегодняшнего дня. — Но всё не может быть настолько радужно, так? — спросил Джейк, уже заранее зная ответ. — Так, — и не подумал опровергать его опасения Спеллман. — Во-первых, симптомы Меткайина и Оматикайя всё же различаются, а в медицине даже самое маленькое отклонение может само по себе быть болезнью. Во-вторых, пыльца сьекалина опасна для детей, но Грэйс и Мо’ат смогли превратить её в противоядие. Знаешь, типа как яд у змей. Однако, нельзя исключать вариант, что для На’ви, живущих в совершенно другой среде и никогда раньше не сталкивающихся с этим растением, реакция на лекарство будет непредсказуемой, возможно в негативном ключе. Конечно, можно постараться собрать все имеющиеся у нас знания воедино, но даже так необходимо продумывать все риски, Джейк. Кроме того, пока мы лично не встретимся с больными и не проведём исследования, говорить о чём-либо рано. Ты ведь это понимаешь? Разумеется он, чёрт возьми, понимал! Иначе не был бы готов выть от бессилия и кататься по полу как малое дитя, если бы это давало даже мизерный шанс на преодоление всех свалившихся им на головы трудностей. Пускай Джейк и возвратился в родные края и даже вернул себе титул оло’эйктана, душа бывшего морпеха теперь принадлежала двум кланам: лесному Оматикайя, который он поклялся оберегать ценой собственной жизни, и морскому Меткайина, члены которого, осознавая всю опасность, сами встали на защиту его семьи, и уже второй раз были вынуждены расплачиваться за это. Салли поджал губы и возвёл взгляд к потолку, будто бы там крылся ответ к решению всех проблем. Главное в данный момент — не впадать в отчаяние. Он с лёгкостью представил, какая паника царит сейчас в Меткайине, однако действовать необдуманно нельзя, даже если сердце призывает немедля вскочить на икрана и, сломя голову, помчаться на выручку. Да и чем он, если так подумать, сможет им помочь? Примет участие в ритуальных танцах с бубнами? Прочитает заговор? Скажет несколько слов поддержки, которые нахрен никому не сдались? При всём при этом думать нужно быстро, ибо на счету каждая минута. Кто знает, быть может, пока они тут разговаривают, число заболевших в Ава’атлу увеличилось. — Значит, поступим так, — Джейк обвёл взглядом друзей, жадно вслушивающихся в каждое его слово. Кто бы что не говорил, они оба признавали в нём неоспоримого лидера, который смог привести народ На’ви к победе, а значит с его мнением просто нельзя не считаться. — Норм, Макс, собирайте всё самое необходимое и загружайте в вертушку. Мы должны отправиться в путь как можно скорее и провести первичный осмотр, пока не стало слишком поздно. Оставшиеся несколько конвертопланов нужно забить под завязку оборудованием и медикаментами — возможно, они смогут улететь только утром, но, по крайней мере, мы не будем испытывать ни в чём недостатка. — Я также настоятельно рекомендую, — вмешался Макс, — запастись провизией. Поскольку рифовые На’ви не могут есть свою еду по причине отравления, то, возможно, им стоит попробовать питаться здешними продуктами. Да даже если и нет, то, думаю, вся деревня настолько переполошилась, что им сейчас не до охоты, так что всё в любом случае съестся. Это предложение Джейк без промедления одобрил, найдя его разумным, а потому дело теперь оставалось за малым: всего лишь упаковаться, постаравшись не забыть ничего важного, как можно скорее долететь до Ава’атлу в целости и сохранности, найти лекарство и вылечить рифовых На’ви, не дав болезни отнять невинные жизни и, Эйва упаси, распространиться за пределы поселения. Не так уж сложно, верно? <i>Да поможет им Великая Мать.</i>***
— Как давно? — беспокойство в голосе Ло’ака не убавляется ни на грамм, хотя злость, кажется, понемногу пошла на спад. — Как давно — что? — не понимает Паук. — Как давно отец с остальными улетел в Меткайину! Заглохший было гнев накатывает на юношу с новой силой, заставляя Паука испуганно вжать голову в плечи. Я едва сдерживаюсь, чтобы не толкнуть Ло’ака. Да, он напуган перспективой, что нечто плохое случилось с его рифовыми друзьями, однако это совсем не повод повышать голос, тем более что окружающие и так достаточно вымотаны: это мы вовсю наслаждались друг другом на пляже, а потом ещё и имели возможность выспаться, в то время как остальные соплеменники, услышав тревожную весть, не могли присесть и на минутку, выполняя задачи, поставленные Джейком. Кири загораживает своего человеческого друга, смотря на брата с недобрым прищуром, а после по слогам чеканит: — Они отбыли четыре часа назад, так что если ты рассчитывал отправиться с ними, то уже опоздал. Впрочем, папа всё равно не позволил бы тебе лететь, чтобы не мешался. Хотя, если хочешь быть полезным, то можешь отправиться в человеческий лагерь и помочь загружать технику и провиант. Мы как раз туда собира… Не дослушав, Ло’ак разворачивается на носочках и, стремительно перебирая конечностями, устремляется к выходу. Я обмениваюсь с Кири взглядами, мысленно извиняясь за поведение юноши (хотя, казалось бы, какого танатора я это делаю), и бросаюсь вслед за ним, ибо в какой-то момент Ло’ак переходит на бег, скрываясь в лесной чаще. Уже на ходу меня посещает мысль, что я веду себя как последняя дура и хамло. Я не предложила свою помощь Кири и Пауку и не предупредила родителей о своём возращении, а вместо этого, сломя голову, помчалась за парнем, которому сейчас явно не до меня. Осознание последнего больно ударяет под дых. Всё приятное послевкусие от секса мигом испаряется, как будто и не было этих последних нескольких часов, что мы провели в объятиях друг друга. «Прояви терпение, — шепчет мне внутренний голос. — Ему и так сейчас непросто. Представь себя на его месте. Не дави». И я лишь вздыхаю, когда ловлю глазами мелькнувшую спину со знакомыми светящимися точками-звёздочками. Вздыхаю, и следую за ним, туда, где сквозь листву просвечиваются огни человеческого лагеря, а шум и гам неприятно ударяют по ушам. Проявить терпение? Ну что ж, можно попробовать. — Простите, — бормочу я, когда выбегаю из чащи и чуть не врезаюсь в группу людей в кислородных масках. Те, впрочем, не особо обращают на меня внимание, лишь несколько кидают косой взгляд, после чего всецело отдаются созерцанию чего-то на — как я успела узнать — планшете, который держит одна из женщин. Я оглядываюсь по сторонам и с лёгкостью понимаю причину их безразличия: помимо жителей лагеря, копошащихся и снующих туда-сюда словно муравьи, на поляне полно На’ви, таскающих тяжести и, под руководством одного из аватаров — если я правильно помню, его зовут Трой, — погружающих их в конвертопланы. Сцена до дрожи в коленях напоминает тот день, когда из-за возвращения Небесных людей нам пришлось покинуть Дерево-Дом и перебраться в Ayram alusìng, где мы скрывались до тех пор, пока враг окончательно и бесповоротно не оказался повержен. Сейчас война осталась далеко позади, но отголоски жестокого прошлого вновь настигают нас, как будто мы мало натерпелись по вине Демонов. И пускай горе пришло не в наш клан, но от осознания того, что где-то до сих пор страдают невинные На’ви, всё внутри поджимается от такой ужасной несправедливости. В этой суматохе я, наконец, замечаю Ло’ака. Он мечется по всей территории лагеря, не зная, куда прибиться, то натыкаясь на недовольные взгляды, то на их обладателей. Юноша взвинчен, напряжён, передвигается длинными полупрыжками, пока не оказывает подле Троя, начиная что-то быстро ему выговаривать. Даже издалека я вижу, как на лицо аватара наползает гримаса крайнего раздражения, а хвост яростно взметается за спиной. — Я тебе на чистом на’вийском языке говорю — хрена с два ты куда-то полетишь! — слышу я, когда подхожу ближе. — Не видишь, у нас и так в вертушках места совсем нет? — Мои друзья в опасности, — Ло’ак и не думает отступать, смотря на мужчину с плохо скрываемой злобой. — Я должен быть там! Несколько На’ви пытаются занести в конвертоплан явно тяжёлый контейнер, если судить по вздувшимся венам на их руках, и недовольно шипят, поскольку мы с Ло’аком загородили им проход. Извиняюсь за нас обоих, чуть отпихивая юношу в сторону, а заодно украдкой заглядываю внутрь железного икрана людей. Почти весь отсек занимают многочисленные коробки, ящики, кейсы и футляры, о содержимых которых можно только догадываться, но не сомневаться в их важности. Трой не соврал — если как следует постараться, то здесь может поместиться лишь один взрослый На’ви, максимум двое, но тогда весь полёт им придётся плотно прижиматься друг к другу, лишившись возможности даже нормально дышать. — Послушай, малец, — Трой пытается говорить спокойно, но по голосу всё равно слышно, что он сдерживается из последних сил, дабы не начать кричать на Ло’ака. — Не знаю, кому ты там что-то должен, но у меня есть чёткий приказ, причём как от моего руководителя, так и от твоего отца: все местные остаются здесь. Если у ваших «друзей» такая жопа, как я слышал, то им нужны врачи и учёные, а не тот, кто будет вечно сновать без дела и путаться под ногами. А ты чего вылупилась? — мужчина внезапно обращает внимание на меня. — Тоже хочешь вместе со своим дружком рвануть? Так вот скажу вам обоим, как на духу: хуй вам, большой и жирный хуй! Или помогайте, или катитесь на все четыре стороны. Я едва успеваю вцепиться в локоть дёрнувшегося Ло’ака, готового набросится на аватара, шипя и обнажая клыки. Выглядит вполне устрашающе, но Трой только хмыкает, начиная быстро переговариваться о чём-то с подошедшими коллегами и утрачивая к нам интерес. Не то, чтобы я всецело была на стороне этого мужчины, но в одном он прав точно — ни Ло’ак, ни кто-либо другой из племени Оматикайя не смогут помочь рифовым. Разве что выполнять роль мальчика на побегушках, но сдаётся мне, что и здоровым членам Меткайина эта задача вполне по плечу. Да и приказ есть приказ, особенно если он исходит лично от вождя. — Пойдём, Ло’ак, — моя рука мягко соскальзывает с локтя, накрывая сжатый кулак юноши, продолжающего сверлить яростным взглядом спину Троя. — Пойдём, нам здесь ловить нечего. Говоря на чистоту, я ожидала, что он станет протестовать и выкаблучиваться, пока его или не согласятся взять с собой, или, что более вероятно, не выпрут с базы взашей, но Ло’ак несколько секунд топчется на месте, прежде чем, к моему небывалому удивлению, позволяет увлечь его в сторону от лагеря. Всю дорогу к Дереву-Дому мы молчим, иногда встречая на пути соплеменников, что несут корзины со снедью для пострадавших. Возможно, скоро их уже некуда будет ставить, но пусть лучше они услышат это от самих учёных, нежели от двух юнцов, лицо одного из которых скукожило так, словно он съел кислую львиную ягоду. Мы даже случайно пересекаемся с Кири и Пауком, но девушка лишь окидывает брата взглядом а-ля «ну что, получил?» и проходит мимо. Человеческий парнишка хочет было что-то спросить у Ло’ака, но я тихонько мотаю головой и, благо, Паук понимает меня без слов. Хотя, пожалуй, даже одного взгляда на Ло’ака достаточно, чтобы понять — нифига у него не вышло. — Это нечестно, — подавленно выдаёт юноша, когда до поселения остаётся всего ничего. — Отец знает, сколько меня связывает с рифовыми, но всё равно просто свалил один. Почему он ничего мне не сообщил? Почему мама не связалась со мной? — Потому что ты сам просил об этом, — я стискиваю руку Ло’ака сильнее. — Потому что ты был со мной. Или ты теперь обо всём жалеешь? Задавать подобные вопросы — то же самое, что играть с огнём, только большинство ожогов со временем исчезает, а душевные шрамы остаются на всю жизнь, но знать ответ мне просто необходимо. — Не жалею! — Ло’ак не колеблется ни секунды, и на сердце тут же становится легко, словно его подхватил икран и взмыл в небо. — Но, пойми меня, Рани: как бы ты себя чувствовала, зная, что там, за тридевять земель, страдают твои близкие, а ты не то, что не можешь им помочь — тебе даже не дают с ними увидеться? Спроси он меня об этом раньше, года три назад, я бы вряд ли смогла дать вразумительный ответ. Ровно как и Салли, наша семья всегда держалась вместе. Говоря откровенно, вообще все семьи Оматикайя были крепки и прочны, как ветви Дерева-Дома и, подобно этим самым ветвям, только разрастались. Да что там, на моей памяти даже свадьбы с представителями других кланов никогда не случались, а речи о том, чтобы какая-нибудь ячейка общества взяла и отправилась исследовать незнакомые земли, не было и подавно. Посему представить отца, маму или сестру где-то далеко было невероятно трудно, а скорее невозможно. Это как что-то нерушимое, что-то вечное и постоянное: день сменяет ночь, На’ви рождаются и умирают, а семья всегда рядом. Когда Джейк Салли и его семья приняли решение об отбытии в морские края, мне было грустно: всё-таки уход любого члена клана — это скорбь и траур, а тут нам пришлось попрощаться с целой семьёй, да ещё и семьёй вождя. Да, никто не умер, но пришлось смириться с мыслью, что Торук Макто, а вместе с ним и его родные, исчезли навсегда. Однако наша жизнь продолжилась и на печаль времени попросту не осталось. Атаки Небесных людей не только не прекратились, но и стали более яростными, ибо демоны, прознав, что мы лишились лидера, вознамерились во что бы то ни стало нас уничтожить. Некогда было думать о тех, кто отсиживался где-нибудь на островке — нужно было заботиться о себе. Я не зналась близко с Джейком Салли, хотя мой отец и был ему добрым другом и советчиком, не дружила с его детьми, поскольку ребята предпочитали общество исключительно друг друга, общаясь с ровесниками только по необходимости и — что удивительно — пуская в свой маленький круг только человеческого ребёнка. Может быть, так и нельзя говорить, но вскоре после отлёта семьи вождя вся моя грусть сошла на нет — скорее, меня огорчил сам факт их ухода, а не то, что покинули клан именно они, и, окажись на их месте любые другие На’ви Оматикайя, я бы чувствовала то же самое. Но теперь всё по-другому. Благодаря войне, что я столько раз проклинала, я неожиданно обрела друзей, за которых готова стоять горой, и нашла того, с кем моя душа впервые настолько сильно трепещет, что впору сжать его, ибо иногда дрожь становится просто невыносимой. Как, например, этим вечером, плавно перетёкшим в ночь. Окажись Ло’ак где-то далеко, в неизвестных для меня краях, беспомощный и сражённый страшной болезнью, смогла бы я спокойно сидеть на месте и молча выслушивать наказы старших? Ответ очевиден. — Ло’ак, — я накрываю щёки юноши ладонями, заставляя его посмотреть на меня. — Я не знаю, но могу представить, как тебе сейчас плохо. Ты боишься, что можешь потерять своих друзей — мне знакомо это чувство лучше, чем кому бы то ни было, но ты не можешь позволить себе действовать сгоряча. — Что же вы все заладили одно и то же! — младший сын вождя вырывается из моих рук, кидая полный обиды взгляд. Две извечные косички, свисающие со лба, дёргаются в такт его движениям, хлещут по лицу, но Ло’ак не обращает на это никакого внимания. — Не действуй сгоряча, не руби сплеча, думай, прежде чем что-то сделать… Я что, по-твоему, всё тот же ветренный пацан, которого только пальцем помани, и он сломя голову помчится в пасть танатора? Так ты обо мне думаешь? Плохо. Не на такую реакцию я рассчитывала, когда затеяла этот разговор с поддержкой и ободрением. Где-то глубоко внутри копошится крохотный червячок досады из-за того, что юноша позволил себе сорваться не только на Паука, но и на меня, но я тут же пытаюсь раздавить мерзкое скользкое тельце, пока оно не выросло в нечто большее и более отвратительное. Не торопиться. Проявить терпение. — Нет, конечно нет, — добавлять в голос приторную сладость себе дороже, ибо Ло’ак терпеть не может, когда с ним обращаются как с наивным дитём, но я стараюсь говорить осторожно, тщательно подбирая слова, и при этом настолько мягко, насколько только могу. — Я вижу перед собой сильного воина, храброго и отважного, который не побоялся выступить против Небесных Людей. Я вижу верного друга, что до конца будет защищать своих близких. Я вижу, — на этих словах кровь сама подступает к щекам, и я не могу ничего поделать, — красивого юношу, прекрасного как снаружи, так и внутри. Но знаешь, что я вижу яснее всего? Я беру его ладонь и кладу себе на грудь, в то место, где бьётся сердце. Прижимаю сверху собственной рукой, словно хочу впечатать его пятерню в грудную клетку. Ло’ак молчит, но в его глазах я отчётливо вижу проблеск надежды. А ещё он смотрит так зачарованно, так завороженно… — Я вижу тебя. Сказать это оказалось гораздо проще, чем я предполагала, хотя все предшествующие этому моменту дни даже мысленно произнося признание я то и дело сбивалась, не в силах обуздать смущение. Казалось бы, что тут сложного — произнести всего три слова, — но важно совсем не звучание, а смысл, который в них вкладывается. Мы используем эту фразу каждый день, когда приветствуем друг друга, посредством её выражаем уважение к старшим и симпатию к друзьям, и лишь те, кто готов преступить все грани, перейти, как говорят люди, на другой уровень, видят совсем по-другому. Ло’ак шумно сглатывает, и я провожу взглядом линию от его дёрнувшегося кадыка до подбородка, до его вновь истерзанных губ — юноша, не переставая, кусал их с тех самых пор, как узнал тревожную новость. Мы стоим близко-близко и стоит мне сделать глубокий вдох, как наши груди соприкоснутся. Я чувствую лёгкое прикосновение к моей икре — а это его хвост щекотливо, словно играючи, проводит кисточкой по коже. Время как будто замирает. — Хайрани, я… Громкий возглас где-то совсем близко разбивает на осколки царившую секунду назад атмосферу безмятежности, вновь возвращая нас в реальный мир, где забот и проблем выше головы, а их решения кажутся такими же далёкими, как расстояние от нашей планеты до Земли. Жаль только, что нельзя погрузиться в сон, а проснуться уже когда всё снова станет радужным и беззаботным — вот было бы славно! Но ведь не зря же мы охотники, воины! Мы не бежим от трудностей, а встречаем их с гордо поднятой головой, и с гордо поднятой головой же преодолеваем. — Думаю, теперь-то нам точно пора возвращаться. Этот голос я узнаю из тысячи, и если мой отец застукает нас, стоящих так близко друг к другу, то нас обоих точно ждёт икзу…экзо…экзякуция? Ло’ак тепло усмехается, заводя особо длинную косичку мне за ухо. — Повторяй за мной, — шепчет он, наклоняясь ко мне. — Эк… Рука юноши поглаживает участок между лопаток, задевая завязки топа, и от воспоминаний о том, как он с лёгкостью разделался с ними раннее, коленки начинают подрагивать. — Зе… Хвост Ло’ака оставляет мою ногу в покое, но лишь для того, чтобы, подобно вязи, переплестись с моим. — Ку… Рука скользит ниже, с нажимом проводит по талии, и я по инерции выгибаюсь, сталкиваюсь с ним грудью, даже сквозь топ ощущая, насколько разгорячено его тело. Соски мгновенно напрягаются, а между ног начинает скапливаться ставшей уже привычной влага. Отогнать мысли, что сейчас не место и не время, получается с трудом, поэтому я просто прикрываю глаза, почувствовав на губах тёплое дыхание. — Ция. Ну же, это не сложно. Сможешь повторить? — Эк-зе-ку-ция, — чеканю я по слогам, и пухлые губы Ло’ака сталкиваются с моими. В этом поцелуе нет ни борьбы за лидерство, ни переплетённых языков и пошлых постанываний, но почему-то от этого он кажется только более интимным, личным, сакральным. Это не обычный слюнообмен (хотя и глубокие поцелуи мне очень нравятся) и в то же время нечто далёкое от простых и почти что целомудренных чмоков в щёчку. Что-то совершенно новое, до жути приятное и желанное, раз от такого незамысловатого действия встрепенулась вся душа — тот самый «новый уровень», о котором говорят люди. «Хорошее слово — экзекуция, — думаю я, обвив шею Ло’ака руками и притянув его ближе. — Надо запомнить».***
Уже ближе к полудню, когда утомившиеся и изрядно уставшие после тревожной ночи На’ви восстановили свои силы, как следует отоспавшись, Нетейам обнаружил пропажу, факт исчезновения которой заставил юношу скрежетать клыками, едва не стирая их в порошок, а заодно пересмотреть свои взгляды касательно телесных наказаний и домашнего насилия. Ло’ака в Оматикайе не было.