Коленно-локтевой шанс

Мерный, приглушённый шум волн накатывает размеренно, неторопливо выпроваживая меня из мира грёз. Я дёргаю ушами, улавливая, помимо звуков моря, неразборчивые голоса рифовых На’ви, начинающих свой день ещё до того, как землю согреют первые солнечные лучи, и неохотно перекатываюсь на другой бок, пряча лицо за распущенными волосами. Находись я сейчас дома, то с большой вероятностью подскочила бы от внезапного вскрика зверя в лесу, или же, как обычно, встала бы согласно чётко заведённому режиму, но здесь, в морских землях клана Ириноу́э, время, казалось, бежало совершенно иначе, следуя своему, отличному ото всех прочих, пути. Лишь изредка в Оматикайя, и исключительно после особо тяжёлого дня (или вечера, на котором алкоголь лился рекой), я могла позволить себе поспать подольше – здесь же, опьянев не от кавы, но от насыщенного океанского воздуха, чей слегка солоноватый привкус приятно оседал на языке, мне вовсе не хотелось разлепать глаза. Земные учёные как-то обмолвились, что вода в их морях и океанах – точнее в том, что от них осталось, - солёная настолько, что в ней невозможно открыть глаза, а самый маленьких глоток способен обжечь горло не хуже огня, и я искренне благодарна, что Великая Мать уберегла своих детей от подобной участи, хотя бы потому, что в противном случае мой визит в Ириноуэ с натяжкой можно было бы назвать продуктивным. Я слышу тихое напевание и быстро притворяюсь спящей, когда некто посторонний вторгается в мою священную обитель. Чувствую на себе пристальный взгляд, а затем незваный гость цокает и пружинистыми шагами приближается ко мне. Как правило, рифовые На’ви спят прямо на полу, и, хотя порой я сама, ленясь повесить гамак, заваливалась прямо на любезно предоставленную мамой подстилку, сейчас я уютно покачиваюсь в своём snonivi, лелея надежду, что, узрев мирно сопящую меня, посетитель смилуется и уберётся восвояси, дав мне спокойно продрыхнуть ещё несколько часиков. - Хайрани, вставай! – мой гамак бесцеремонно толкают, и я, недовольно бурча, приподнимаю веки. – Сегодня слишком важный день, чтобы спать! Умай, одна из молодых ныряльщиц племени, нависает надо мной грозовой тучкой, настолько же сердитой, насколько очаровательной. Торчащие в сторону кучерявые волосы, которые, в отличие от причёсок многих морских девушек, едва достигают плеч, только усиливают это сравнение, и всё же одной только милоты недостаточно, чтобы заставить меня хотя бы поднять голову. Моё мычание, сопровождаемое перекатом на другую сторону, судя по возмущённому пыхтению, явно не приходится Умай по душе, и девушка принимается раздражённо тыкать меня всюду, куда только может дотянуться, сопровождая свои действия беспрестанными уговорами, плавно перетекающими в угрозы – впрочем, ни к одним из них я не прислушиваюсь, имея, благодаря отцу, стойкий иммунитет. Да уж, будь тут папа, я бы уже давно вскочила и вытянулась по струнке, но, раз его здесь нет, да и я нахожусь на заслуженном отпуске, то и переживать и шевелиться не вижу смысла. - Ах, так! Ну ладно, погоди у меня! Я расслабляюсь, когда слышу удаляющиеся спешные шаги, а затем – громкий всплеск. Довольная тем, что одолела Умай в этом сложном поединке, я переворачиваюсь на спину, блаженно потянувшись и положив руки под голову, готовясь досмотреть тот замечательный сон, содержание которого уже начало выветриваться из головы, и в этот миг под воинственный крик меня накрывает мощной волной. - Блядь! – я подскакиваю в гамаке и, не удержав равновесия, шлёпаюсь прямо на плетённый пол попой кверху, бешено дёргая хвостом. Я протираю глаза и отплевываюсь (по кое-чьей милости, вода попала мне в нос и рот), пока Умай, с чрезвычайно довольным видом держащая в руках глубокую миску, заходится заливистым смехом, едва не складываясь пополам. - А я ведь говорила, что ты ещё пожалеешь! – Давясь от хохота, девушка подходит ближе и протягивает руку, которую я, сгорая от праведного возмущения, отвергаю, вставая сама, и тут же морщусь, когда мокрая набедренная повязка противно прилипает ко внутренней части бёдер, вызывая ощутимый дискомфорт между ног. - Знаешь, у меня дома таких как ты называют ненормальными, - огрызаюсь я, умалчивая, что в Оматикайя нередко именно я становилась обладательницей этого почётного титула. – Что мне теперь делать? Греться на солнышке и ждать, пока само высохнет? - Не драматизируй, – отмахивается от меня Умай. – Всё равно нам сейчас так или иначе придётся намокнуть, так что считай, что ты уже заранее подготовилась! Умай младше меня и по возрасту скорее близка Ми’иру, если судить по отсутствию церемониальных татуировок, но её непосредственный характер и любовь к разного рода выходкам и дразнилкам напоминает мне кого-то другого, а подобное поведение, говоря на чистоту, иногда может подбешивать. О, Великая Мать, неужели я постепенно превращаюсь в старуху? - Давай-давай, у нас на сегодня большие планы! – отложив в сторону ставшую ненужной посудину, девушка тащит меня к выходу из маруи, а я, осознавая всю тщетность попыток вырваться, просто принимаю свою судьбу и плетусь следом. – Сначала мы должны наловить достаточно моллюсков, чтобы хватило на всё племя, а затем заняться готовкой и украшениями. Придётся попотеть, но будет весело, вот увидишь! Моё глубокомысленное мычание тонет вместе со мной, когда Умай без предупреждение толкает меня в воду, резво спрыгивая следом. Под водой заматериться уже не получится, а мы с рифовой На’ви пока ещё недостаточно близки, чтобы я могла показать ей средний палец без объяснений значения этого жеста и последующей обиды, потому мне только и остаётся, что, ругнувшись про себя, поплыть вперёд, следуя за Умай, чей широкий хвост мощными взмахами стремительно увеличивает между нами расстояние. Хорошо хоть, что, благодаря тренировкам с Ло’аком, я научилась задерживать дыхание на достаточный промежуток времени, чтобы не всплывать на поверхность постоянно – иначе бы давно уже потеряла Умай из виду. В какой-то момент девушка оборачивается и, заметив, что я отстаю, возвращается ко мне, знаками бросив остроту про мою медлительность. Я закатываю глаза, всем своим видом демонстрируя, что своим замечанием она уязвила меня в самое сердце, после чего меня хватают за руку и тянут за собой до тех пор, пока становится не чем дышать. Наблюдая за тем, как я жадно глотаю воздух, Умай издаёт громкий стрекот, и почти сразу же я ощущаю, как по лодыжке скользнула холодная кожа. - А что, ты раньше не могла их позвать? – возмущаюсь я, пока Умай что-то ласково щебечет двум илу, чьи головы на длинных шеях нависают над поверхностью воды. - Справедливости ради, ты их тоже не позвала, вот я и подумала, что мы обойдёмся без их помощи. Я щурюсь, пристально выискивая на безмятежном лице Умай намёк на то, что сейчас она жёстко надо мной стебётся, но она или действительно не ставила над собой цели поиздеваться, или же её актёрская игра достойна школы маэстро Ло’ака. В любом случае, стоит нам оседлать илу, как дело сразу идёт быстрее, ведь теперь нас не задерживает мёртвый груз, то бишь я. По крайней мере, основам езде на илу я обучилась довольно быстро (по словам моей драгоценной наставницы, плывшей теперь вровень со мной, заслуга за это принадлежала исключительно ей), так что морской зверь, с которым в эту минуту я разделяла одно сознание, слушался меня беспрекословно. Разве что время от времени переговаривался со своим приятелем на понятном одним лишь им двоим языке – возможно, илу обсуждали своих прекрасных наездниц, или просто болтали на отвлечённые темы, как это делают все разумные существа. - Посмотри, моя мама уже здесь, - Умай указывает на одну из женщин, что отскребает моллюсков с поверхности подводной скалы специальным лезвием. – А вон там – тсахик! Точно почувствовав наше присутствие, Кефити оборачивается, одарив нас приветливой улыбкой, и жестом руки призывает подплыть ближе, чтобы присоединиться. Мы так и делаем, только сперва Умай помогает мне соединиться с морской бабочкой – я так и не запомнила их настоящее название, так что придумала собственное, - и дышать больше не мешает даже тот факт, что мы находимся под толщей воды. - Я очень рада, что ты решила помочь, хотя и не обязана, ведь ты здесь как гость, - обращается ко мне тсахик после традиционного приветствия. – Помни, что мы не хотим тебя напрягать. - Не волнуйтесь, всё в порядке, - я улыбаюсь, не преминув мимолётно зыркнуть на Умай, которая ни в чём не бывало уже принялась за работу едва ли не с большим воодушевлением, чем с которым выдернула меня из тёплого гамака. – Сегодня нам предстоит очень много работы, и я только рада внести свой вклад. Кефити кивает, с лёгкой улыбкой передавая мне скребло, и вместе с остальными женщинами и девушками, за спинами которых также развиваются крылья-плавники морских бабочек, мы вливаемся в увлекательнейший процесс, состоящий из двух простых действий: отодрала моллюск – убрала в сумку, отодрала – убрала, отодрала – убрала, и так до бесконечности. Вопреки моим ожиданием, что Умай сильно преувеличила длительность сего занятия, и столько рук запросто соберут целую гору морепродуктов, минуты растягиваются, и совсем скоро я ловлю себя на мысли, что умираю со скуки. Поговорить, чтобы хоть как-то скрасить вялотекущее время, не представляется возможным, а постоянно использовать жесты – так руки устанут быстрее, а добыча моллюсков в разы замедлится. Безграничной фантазией я, увы, не обладаю, а потому вместо того, чтобы придумать какой-нибудь головокружительный сюжет, который люди вполне могут поместить в основу одной из своих книг, я принимаюсь делать то, чем в последнее время занимаюсь с завидной регулярностью: вспоминаю и размышляю.

***

Таурис нервно дёргает головой, когда я проверяю надёжность закреплённых стремян и прочих ремней, обвивающих её грудную клетку и крепко удерживающих седло на месте. Ей не приходилось таскать на себе столько вещей со времён войны, а потому духовная сестра на подсознательном уровне ощущает, что нам предстоит неблизкий путь. Ни я, ни Таурис ещё не покидали пределы бескрайних лесов, а потому её волнение даже без связи передаётся и мне, хотя, говоря на чистоту, оно не покидало меня с тех самых пор, как я приняла решение. - Знаю, пытаться переубедить тебя бессмысленно, но всё же, может быть, останешься? Я поджимаю губы, качая головой, и отец, глубоко вздохнув, отступает, так и не начав сражение. Они с мамой уже потратили последние несколько дней, тщетно уговаривая меня передумать, и лишь увидев, как я готовлю Таурис к длительному полёту, нехотя смирились. Удивительно, но папа даже не попытался прибегнуть к своей излюбленной тактике, заключающейся в бесконечных приказах и давлении своим авторитетом: то ли, наконец, понял, что со мной подобный фокус больше не прокатит, то ли ему было банально стыдно, ведь он своими руками практически зарубил на корню тот росток взаимопонимания, что только проклюнулся между нами. У меня так и не получилось простить отца после его осознанных попыток выбить из Ло’ака всё дерьмо вместе с жизнью. Одно дело, когда ты впадаешь в настолько неконтролируемую ярость, что просто не можешь сдержаться, и совсем другое – насмехаться, унижать, а потом с ясной головой, руководствуясь одним только желанием самоутвердиться, избить чуть ли не до потери сознания. Он говорил, что, в первую очередь, хотел отомстить за меня, за всю ту боль, что я перенесла по вине младшего сына вождя, однако же совершенно позабыл, что сам заставил меня испытать душевные терзания, о чём я не преминула ему напомнить, впервые за всю жизнь говоря с отцом совершенно открыто, не опасаясь последствий или благоговея перед его авторитетом. С тех пор до самого моего отлёта он вёл себя более отстранённо, чем когда-либо, точно боялся лишний раз заговорить со мной. Раньше, после очередной ссоры, мы могли дуться друг на друга по многу дней, а потом общение возобновлялось само по себе, словно и не было никаких распрей. Уверена, отец никогда не воспринимал их всерьёз, считая, что это мне нужно одуматься и выпустить пар, но сейчас… Сейчас он будто бы впервые задумался о неправильности своих поступков. Нависшая надо мной тень смерти помогла тронуться льду, что на долгие годы застыл между нами непреодолимым препятствием, но, чтобы крупные льдины растаяли окончательно, необходимо куда больше времени, и, возможно, жизнь порознь только поспособствует этому. Я в последний раз проверяю все крепления на обмундировании Таурис и удостоверяюсь, что поклажа накрепко привязана к седлу верёвкой. На самом деле, я бы запросто обошлась одной единственной сумкой, но мама на пару с Ми’иру напихали мне в руки «самое необходимое», отказавшись отпускать куда бы то ни было, если я не возьму их с собой. - Пора, - говорю я, сама не до конца веря, что собираюсь осуществить задуманное. Мои проводы происходят с куда более меньшим размахом, чем у семьи Салли несколько лет назад. Сейчас на поляне, помимо моих родных, присутствует также Джейк и Нейтири со всем своим взводом, к которому в дополнение идёт Паук и недавно присоединившаяся к этой ораве Тейр’ора, и, что неожиданно, Мо’ат. Меньше всего я ожидала, что попрощаться со мной придёт тсахик, но вот она здесь, смотрит на меня грустным взглядом, и осознание того, что пожилая женщина так переживает, согревает душу. - Ты уже знаешь, куда направляешься? – спрашивает вождь, прижимая к себе елозящую на руках Тук. - Приблизительно. Во всяком случае, есть множество морских кланов, что располагаются гораздо ближе, чем Меткайина, и, думаю, отличаются таким же дружелюбием. Джейк позволяет себе усмехнуться, очевидно вспомнив, какой радушный приём им оказали когда-то в Ава’атлу. - Помни, о чём мы говорили: скажи, что ты от Торука Макто, и тебя примут с распростёртыми объятиями. Во всяком случае, я на это рассчитываю. Полезно всё-таки иметь в знакомых Наездника Последней Тени – столько возможностей сразу открывается, все и не перечислить. - А когда ты вернёшься? – спрашивает Тук, и от её жалобного голоска у меня щемит сердце. - Не знаю, милая, - я накрываю коленку девочки ладонью, поглаживая ту большим пальцем. – Иногда вещи просто должны идти своим чередом, а мы поймём, когда нужно действовать. - Это как когда происходит какая-то херня? – Джейк давится воздухом, ощущая на себе прожигающий взгляд Нейтири. - Да, именно так, - я улыбаюсь, одновременно с этим предполагая, не отправится ли оло’эйктан следом за мной после обязательной взбучки, что устроит ему супруга. - Ох, моя доченька, - мама притягивает меня к себе, и я жмусь ближе, наслаждаясь родным теплом, которого потом буду долго лишена. Глаза предательски щиплет, но я не позволяю скатиться ни одной слезинке. Горевать нужно, когда происходит что-то плохое, а я даже улетаю на навсегда, так что раскисать нет никакого смысла. И всё-таки почему-то заплакать очень хочется. Сразу две пары рук обнимают меня со спины, и я слышу тихое всхлипывание. - Ми’иру, не распускай нюни, я ведь не бросаю вас насовсем. - А никто и не распускает! – Кири шмыгает носом. – Это просто запах от тебя… не слишком приятный. Помылась бы хоть перед дорогой. Я в наигранном возмущении пихаю подругу в живот, а потом совсем непритворно кряхчу, когда кольцо вокруг меня сжимается, мешая дышать, и рук становится в несколько раз больше. - Пожалуйста, береги себя, - просит Тейр’ора. - Ни за что не теряй концентрацию во время полёта и попытайся не сбиться с пути, великий воин, - а это своё наставление даёт уже Нетейам. - Да что вы с ней обращаетесь, как с маленькой? – влезает Паук, причём как фигурально, так и буквально, протискиваясь между огромными по сравнению с ним синими телами. – Уж о ком, а о Хайрани точно не стоит переживать. Верно я говорю, бро? Ло’ак единственный из всей компании, кто так и не снизошёл до объятий. Он стоит чуть поодаль, в непривычном для него жесте спрятав руки за спиной, и едва заметно вздрагивает, когда я, выпутавшись из приятного до сломанных костей кольца, сама приближаюсь к нему. - Эй, - говорю я. - Эй, - отвечает он. Никто из нас не знает, что стоит сказать, да и нужно ли это вообще, когда остальные уже высказали мне все возможные пожелания. - Будь осторожней. - Буду, не переживай. Юноша мнётся – ему некомфортно выражать свои эмоции и чувства перед столькими зрителями, среди которых, ко всему прочему, затесался и мой отец. Хотя он одержал победу в их дурацком пари и, согласно уговору, имел полное право общаться со мной, Ло’ак не хотел лишний раз провоцировать папу, давая ему время в полной мере осознать, что из моей жизни он уже никуда не денется. Под глазом младшего сына Джейка зреет здоровенный фингал, на разбитой губе красуется кровавая корка, как, впрочем, и на остальных более мелких гематомах и ссадинах, но Ло’ака они, кажется, совсем не беспокоят, хотя я точно знаю, что каждые несколько часов он наносит себе специальную мазь, изготовленную заботливыми руками тсахик, чтобы уменьшить боль. - Ужасно выглядишь, - комментирую я. - А я-то думал, что боевые ранения делают мужчину более привлекательным, - сквозь скорлупу отчуждения, наконец, прорывается тот самый озорной и игривый Ло’ак, которого я всегда знала, и которого я… - Рани… - Тшш. Просто обними меня в ответ. Секунду юноша медлит, точно никак не может осознать, что мои руки у него на спине и прижатая к его щеке щека – реальность, а затем неуверенно, но бесконечно нежно притискивает к себе, так же как делал много раз до этого, но в то же время сейчас всё ощущается совершенно по-другому. Пустоту в груди словно заполняет нечто тёплое и приятное, и я льну ближе, игнорируя прикованные к нам взгляды, забивая вообще на всё вокруг. - Останься, - его шёпот обжигает мне ухо. – Мне будет трудно без тебя. - Я должна, - отвечаю ещё тише. – А ты… Ты должен это понять. К моему виску мимолётно прикасаются сухие потрескавшиеся губы, и мы одновременно отстраняемся друг от друга. Ло’ак - потому что осознаёт, что, задержись мы ещё на мгновение, и отпустить меня он уже не сможет; я – потому что знаю, что не захочу сбегать из его объятий. Я не останавливаюсь, когда прохожу мимо отца. Всё, что мы хотели сказать друг другу, было уже сказано, а он не очень хорош в сентиментальностях, особенно на публике. - Я горжусь тобой, Хайрани, - доносится мне в спину, пока я седлаю Таурис. – Всегда гордился, горжусь, и буду гордиться. Просто хочу, чтобы ты это знала. Оставляю его слова без комментариев, но склоняю голову, давая отцу понять, что услышала его. - Тебе предстоит неблизкий путь, дитя, - Мо’ат подходит ближе, поглаживая Таурис по мощной шее, и та довольно урчит, хотя в принципе не любит, чтобы к ней прикасался кто-то, помимо меня, делая исключение лишь для некоторых избранных. Похоже, тсахик оказалась в их числе. – Надеюсь, ты найдёшь то, что ищешь. - Я тоже. Поднимаю глаза на предрассветное небо, на котором гаснут огоньки звёзд, и устанавливаю тсахейлу. Нас с сестрой одновременно пробивает лёгкая дрожь, а потом Таурис кратко вскрикивает, и я мысленно соглашаюсь с ней. Путь действительно предстоит не близкий.

***

- Ого, а неплохо пахнет! – Умай тянет воздух носом, склоняясь над тлеющим костерком, где под слоем угля коптиться морская рыба. - Это всё наши лесные специи! – с чувством собственной гордости объясняю я. – Тут тебе и михвана, и сопу, и, разумеется, икуо. Последнее, кстати, чаще всего добавляют к мясу, но я однажды попробовала его с речной рыбой, и вкус показался мне очень интересным, правда его необходимо сбалансировать и… - Прошу, хоть ты меня не доставай! – рифовая На’ви складывает руки в умоляющем жесте, быстро растеряв весь интерес к моему шедевру кулинарии. – Мама и так не оставляет надежд передать мне все свои величайшие познания в искусстве готовки, у меня уже голова пухнет от её рецептов. Как вообще можно упомнить семьдесят четыре способа приготовления каракатиц? Как?! Я гаденько хихикаю, полностью удовлетворённая тем, что Умай как следует поплатилась за свои недавние издёвки надо мной. Для меня это дико, но для девушки нет худшего наказания, чем весь день провести за готовкой. Признаю, иногда от постоянного сидения спина и ноги могут нехило затечь, а боль разочарования из-за неудавшегося творения не сравнима ни с чем, но Умай косится на всевозможные блюда, котелки и тарелки с таким неприкрытым ужасом, точно это из неё собираются состряпать закуску. Свадьба – событие поистине важное, особенно, если касается непосредственно семьи оло’эйктана. Шутка ли, когда старшая дочь вождя выходит замуж, а, значит, всё должно быть по высшему разряду. Уж не знаю, устроит ли Джейк такое же пышное торжество для Кири и Тук, но я однозначно хочу на нём поприсутствовать. - Если не собираешься помогать, можешь катиться отсюда, - не отрываясь от перемешивания салата из водорослей, я взмахиваю кистью, точно отгоняю надоедливую муху. – Ты вроде бы собиралась плести гирлянды? - Я не виновата, что у меня не получается, - Умай по-детски надувает губки, скрещивая руки на груди, и сейчас настолько напоминает Ми’иру, что я неосознанно замираю, начиная высматривать в ней другие черты сестры. – Куда более умело я обращаюсь с сетью или гарпуном, но всё оружие уже разобрали эти «великие охотники», а мне осталось только вить эти дурацкие гирлянды! Ох, как же мне это что-то напоминает. - Хайрани, у тебя просто золотые руки! – вдруг восклицает Умай, и я поднимаю на неё взгляд, удивлённая столь резкой сменой настроения. – Ну, не буду тебя больше отвлекать, ведь дела не ждут, так что увидимся позже! Она упархивает столь быстро, что я не успеваю ничего сказать в ответ, мгновенно затерявшись среди своих соплеменников, которые, не зная покоя, наводят, как говорят люди, марафет, и ни один не желает остаться ни у дел. - Прыти этой девочке не занимать, - рядом со мной присаживается Кефити, аккуратно подогнув полы длинной соломенной юбки – ещё одной вещи, которая наглядно демонстрировала различия между нашими племенами. Женщины Оматикайя редко носят юбки, разве что только по праздникам, предпочитая более практичные, но от того не менее красивые, одеяния. – Жаль только, что её не достаёт усидчивость, но, я думаю, что со временем она овладеет этим навыком. - На самом деле, Умай очень хорошая пловчиха, - замечаю я, - и весьма неплохой учитель. Только ей не говорите, иначе загордится и будет напоминать, что я её похвалила, при каждом удобном случае! Кефити загадочно улыбается, принимаясь за нарезку йово – одних из немногих фруктов, что, как оказалось, растут далеко за пределами моих родных лесов. На моей памяти, во время подготовки к праздникам, Мо’ат никогда не участвовала в чём-то настолько прозаичном, как готовка. При этом ни в коем случае нельзя сказать, что тсахик совсем отлынивала от обязанностей, ибо на её плечи была возложена куда более значимая роль. Кефити тоже сейчас могла спокойно проводить время в хижине, подальше от всей этой суеты, наставляя собственную дочь, которая, как того требовали традиции, уединилась до самой церемонии, вознося молитвы Великой Матери. Полностью поглощенная процессом готовки, я упускаю из виду, когда время переваливает за полдень, а затем начинает неумолимо катиться к вечеру. С каждым часом на пляже вспыхивает всё больше костров, чьи отблески играют на песке, соревнуясь с оранжевыми лучами заходящего солнца. Маруи уже все увешены гирляндами из водорослей – тут нет привычных мне листьев и цветов, исключая, пожалуй, скудную растительность из близлежащего леса, и я невольно ловлю себя на мысли, что украшения племени Ириноуэ выглядят уж совсем блекло по сравнению с теми, что мы плетём Оматикайя. Хотя, Умай вроде бы говорила, что эти водоросли волшебно светятся в темноте, и остаётся лишь дождаться сумерек, чтобы проверить правдивость этого утверждения. - Мы на славу потрудились, - говорит тсахик, обращаясь ко всем, кто так или иначе был задействован в приготовлении блюд, и все мы – начиная с совсем ещё крошечной девочки, которая едва научилась ходить, и заканчивая самой древней На’ви, которую мне только доводилось видеть, - обводим гордым взглядом результаты наших усилий. Никогда в жизни мне ещё не приходилось столько кашеварить. Лихуна – деревня клана – весьма небольшое поселение, особенно, если сравнивать его с моим родным племенем или, опираясь на рассказы детей Салли, с куда более превосходящим по численности Ава’атлу, но еды мы состряпали столько, будто на свадьбу должны явиться все рифовые На’ви в округе. Плошки, чашки, блюда, тарелки, миски, горшочки, и всё это, исключая кувшинов с напитками – доверху забито снедью. - Будем надеется, что нашим воинам этого окажется достаточно, - отпускает шутку одна из женщин, и мы поддерживаем её заливистым смехом. - Я рада, что вы все пребываете в столь радостном расположении духа, но это не отменяет того, что отдых также необходим, - Кефити выразительно смотрит на ту самую престарелую бабульку, с трудом разгибающую спину, которая тут же бросается доказывать, что в ней сил больше, чем во всех здешних молодых девицах вместе взятых. – Так что проведите этот час вдали от всех тревог. Позвольте вашему телу и разуму расслабиться. Никак не могу привыкнуть к тому, что Кефити, выглядящая ненамного старше Нейтири, ведёт, а, главное, говорит, точно умудрённая опытом и долгими годами пожилая особа навроде Мо’ат. Не хочу оскорбить ни одну из тсахик, тем более что война не обошла стороной и племя Ириноуэ, так или иначе затронув жителей Лихуны, но для меня по-прежнему остаётся загадкой, как кто-то настолько молодой может вмешать в себе столько мудрости. Кефити редко когда разглагольствует, зато практически в каждой фразе, в каждом вроде бы небрежном жесте или взгляде читается столько мудрости, сколько я встречала лишь у некоторых На’ви. Важно не то, что она говорит, а что она говорит. Сейчас же Кефити вновь оказывается чертовски проницательной, о чём свидетельствует хруст в затёкшей пояснице и гудение в затекших коленах, что я не разгибала как минимум час. Волнами накатывает усталость, и хочется только завалиться в свой родимый гамак и заснуть беспробудным сном, и единственное, что останавливает меня от исполнения заветного желания – так это ещё большее желание поприсутствовать на свадьбе, в подготовку к которой я уже вбухала столько сил. Не могу же я позволить, чтобы моими изысками наслаждались другие, пока я не попробую и кусочка! - Я ненадолго, - говорю сама себе, поудобнее устраиваясь в мирно покачивающемся гамаке, - я только на часок… Глаза предательски слипаются, и вместо океана и песчаного пляжа я представляю родной лес со всеми его звуками. Вместо шума волн приходит журчание ручья и шелест листвы, вместо криков морских птиц – ржание па’ли. Я совру, если скажу, что не скучаю по всему этому, и по моим близким, что остались в Оматикайя, но чувствую, что пока не могу вернуться. Чего-то мне не достаёт, и я обязана понять – что именно. Меня выдёргивают из сладкой дрёмы столь резко, что я инстинктивно тянусь к поясу, хотя не носила оружие с тех самых пор, как ступила в Лихуну. - Ты, что, издеваешься!? – я борюсь с желанием вытолкать Умай из хижины и макнуть её головой в воду после того, как она додумалась проорать моё имя прямо в ухо. – Второй раз за день? - Хайрани, там… там!.. - Что – там? Илу вылезли на берег и принялись лихо отплясывать? - Там лесной На’ви! Он ищет тебя. Говорит, вы из одного клана. Всё неудовольствие мигом улетучивается, словно его смывает прибой, и несколько секунд я бездумно пялюсь на Умай, пытаясь переварить, что она сказала. Мой соплеменник? Здесь? Ищет меня? Я знаю всего нескольких На’ви, которые бы решились сорваться за мной в такую даль, и если это именно тот, о ком я думаю… - Эй, подожди! – Умай едва поспевает за мной, когда я пулей вылетаю из маруи, стремительно направляясь в сторону пляжа. Уже издалека я примечаю толпу, столпившуюся полукругом, и явно не ожидавшую прибытия незваных гостей. Рифовые На’ви побросали все свои дела, чтобы поглазеть на свалившегося с небес чужака: у многих мужчин в руках до сих пор зажаты рыболовные сети и факелы, нужные для предстоящей церемонии, а женщины, очевидно, наводившие марафет, теперь смущённо переминаются с ноги на ногу, осознавая, что другие видят их праздничный образ незавершённым. Вдруг громко вскрикивает икран – не Таурис, - и я перехожу на бег, ловко пружиня по натянутым между жилищами дорожками, а после спрыгиваю на тёплый песок, что ещё не успел остыть после жаркого дневного солнца. - Да погоди же ты! – бросает мне в спину Умай, но, пустив в ход локти, я уже лавирую между На’ви, которые, заметив меня, сами уступают дорогу. Икран, чью синюю чешую я узнаю из тысячи других, замечает меня первой. Она вскидывает голову и издаёт приветственный клич, взмахнув крыльями, чем привлекает внимание своего наездника, о чём-то переговаривающегося с оло’эйктаном. С момента нашей последней встречи его боевые увечья, которыми юноша так гордился, практически сошли на нет, и сейчас он смотрит на меня двумя своими невозможными золотыми глазами, в которых читается вначале неверие, а затем – облегчение и радость. - Хайрани, - теперь на меня падает и взор вождя, Накойи, простирающего ко мне руку, приглашая подойди ближе, - этот молодой воин, сын Торука Макто, говорит, что проделал весь этот путь только ради того, чтобы иметь возможность увидеться с тобой. Ты его знаешь? - Знаю, - киваю я, не отводя взгляда от юноши. Тот, в свою очередь, даже боится моргнуть, точно стоит ему на мгновение прикрыть глаза, и я развеюсь, словно мираж. Впрочем, я сама до сих пор не могу поверить, что он здесь, так что, вполне возможно, именно моё наваждение имеет больше шансов исчезнуть в любую секунду. – Это Ло’ак те Сули Тсэйк’итан, второй сын Наездника Последней Тени, отличившийся храбростью в войне против Небесных людей, и мой старый друг. Ло’ак, - он встрепенулся, жадно ловя каждое слово, - с позволения оло’эйктана, я приветствую тебя в клане Ириноуэ. Ты прибыл как раз к свадьбе.

***

- Ты не представляешь, насколько я тебе завидую, - объявил Ло’ак, когда мы, уладив все вопросы с Накойей и получив от него милостивое разрешение для юноши остаться в деревне, внесли его немногочисленные пожитки в его маруи. – Вся хата полностью в твоём распоряжении! Вождь и в самом деле был настолько щедр, что любезно предоставил в моё единоличное пользование целую хижину. Уж не знаю, почему маруи пустовало – возможно, рифовые На’ви строят их прозапас, чтобы молодые пары не заморачивались с жильём, и, если это правда, надеюсь, что я не заняла уютное гнёздышко, предназначающееся для сегодняшних новобрачных. - Как я тебя понимаю! – с прискорбным видом кивает Умай, которая, конечно же, увязалась вслед за нами. – У меня две сестры, и вы просто не представляете, насколько они меня порой раздражают! – мы с Ло’аком лукаво переглядываемся: ну да, мы-то понятия не имеем, какого это, иметь дело с выводящими из себя родственниками. – Лулан постоянно таскает мои вещи, а Зури вечно строит из себя главную! Не могу дождаться, чтобы они поскорее отыскали себе партнёров и освободили место. Впрочем, что это мы обо мне да обо мне? Ло’ак, я хочу узнать о тебе больше, а то Хайрани практически ничего не рассказывала! - Давай в другой раз, - я мягко похлопываю девушку по плечу, ненавязчиво подталкивая её к выходу из маруи. Признаю, не слишком красиво, но, зная Умай, что бы младший сын Джейка не сказал, она тут же кинется его перебивать и отвечать двадцатью словами на его три, и это меньшее, что я сейчас хочу – слушать непрекращающийся трёп одной из главных болтушек Ириноуэ. - Ло’ак наверняка устал после долгой дороги, ему надо хотя бы немножко отдохнуть перед церемонией. - А выглядит он довольно бодрым, - беспардонно замечает Умай, покосившись на юношу через плечо. - Это всё благодаря нашим лесным травам. Один глоток настойки из них – и легко можешь простоять на ногах несколько суток. Ну, давай, у тебя самой дел по горло. Например, что ты собираешься надеть? - Ты же знаешь, я не очень люблю эти наряжания, - она морщится, словно от зубной боли. – Скорее уж Лулан будет вечность выбирать из всех своих украшений и… Она опять может залезть в мои вещи! Я даже присвистываю, искренне восхищённая тем, что Умай, оказывается, может носится со скоростью молнии не только под водой. Даже интересно понаблюдать за баталией сестёр за обладание какой-нибудь юбкой или топом, однако же в эту минуту меня намного больше заботит юный воин, что, насупившись, стоит посреди маруи, облокотившись спиной об основную балку и скрестив руки на груди. Со стороны может показаться, что Ло’ак рассержен или чем-то глубоко озадачен, но я знаю его достаточно долго – считай всю жизнь, - чтобы с уверенностью сказать, что он нервничает. - Так, значит, ты совсем обо мне не говорила, да? - Ло’ак даже не пытается придать голосу безразличный тон, в котором сквозит грусть напополам с обидой, и я чувствую мимолётный укол совести, но ничего более. - Я вообще мало о чём рассказывала. После войны репутация клана Оматикайя многократно возросла, и оло’эйктану с тсахик было достаточно лишь знать, что я прибыла с добрыми намерениями, а когда выяснилось, что за меня поручился сам Торук Макто, мне и вовсе не стали задавать лишних вопросов. В конце концов, я ведь прибыла сюда не для того, чтобы воротить прошлое, а с целью понять, как мне быть в будущем. - И как, поняла? - Может быть, - уклончиво отвечаю я, поднимая с пола свёрнутый гамак Ло’ака, и с какой-то поистине старушечьей привередливостью отмечаю, что тот уже порядком износился, - а, может, и нет. Давай, помоги-ка мне, иначе тебе придётся спать на полу… - К чёрту его! – вдруг срывается юноша, оказавшись рядом со мной в мгновение ока. Гамак выхватывают из моих рук и тот оказывается отброшен куда-то в сторону, к остальным неразобранным вещам. – Рани, я не видел тебя почти месяц, и всё это время думал только о том, где ты и что с тобой. У меня не получалось ни на чём сосредоточиться, всё валилось из рук; я порывался лететь за тобой уже спустя несколько дней, если бы отец меня не остановил. А потом, когда сил выдержать это уже не осталось, наплевал на всё, оседлал Зои и принялся облетать все встречающиеся на пути рифовые кланы. Знаю, я сейчас опять поступаю как конченный придурок и эгоист, думающий только о себе, ведь ты просила дать тебе время, но я просто… Я просто… Ло’ак стискивает кулаки и отворачивается, по привычке прикусив нижнюю губу. Вопреки всему, я понимаю, как он себя сейчас чувствует: младший сын вождя потерян, в нём плещется обида и злоба, причём, что удивительно, в большей степени на себя. Ещё несколько недель назад я бы точно не смогла промолчать и высказала ему всё, что думаю о его дурацкой авантюре, упрекнула бы за то, что ему плевать на мои интересы и желания, и, следовательно, на меня, но сейчас мне меньше всего хочется разводить новый конфликт. Вместо этого я накрываю щёку Ло’ака и поворачиваю его лицо к себе, ласково проведя пальцем по едва заметному шраму на подбородке. Юноша было порывается что-то сказать, но так и не решается, прикрыв глаза и ластясь к моей ладони, точно детёныш змееволка к матери. - Ты вообще спал с тех пор, как покинул Оматикайя? – спрашиваю я, впервые обратив внимание на характерные тёмные круги. - Несколько часов, - он кладёт свою ладонь поверх моей, придвигаясь чуть ближе. – Но у меня ведь есть волшебная лесная настойка, помнишь? - Если хочешь, могу предложить тебе альтернативу. Правда, она может оказаться не настолько сильнодействующей. - Мне всё равно, - младший сын вождя прижимается ко мне лбом, и мы синхронно прикрываем глаза. – Главное, что это от тебя. Я приму всё, что ты мне дашь. Звучит высокопарно и до невозможности приторно, но я улыбаюсь, ибо к сладости давно привыкла, а что до манерности… Пожалуй, с этим вполне можно смириться, если твой партнёр искренен в своих словах. Ло’ак не двигается, позволяя мне самой решить, как поступить дальше. Будь это тот неугомонный, охочий до ласк На’ви, каким я знала его всего несколько месяцев назад, Ло’ак бы наверняка сделал первый шаг, и я бы таяла от его напора и страсти, но сейчас, в эту самую минуту, всё меняется. Хотя нет – всё изменилось ещё в Оматикайя, когда юноша понял, что облажался по-крупному, и в то, что он хочет исправить свои ошибки, я верю безоговорочно, ведь сердце иногда такая зараза, что в сухую обыгрывает доводы рассудка. На этом можно легко обжечься, как уже случалось со мной, но сейчас тот редкий момент, когда и сердце, и разум твердят одно и то же. Кто же я такая, чтобы противиться их единогласному решению? Поцелуй получается коротким – всего лишь лёгкое прикосновение губ, словно дуновение ветерка, но этого оказывается достаточно, чтобы душу залило знакомое тепло. Оно более не обжигает, но согревает, убаюкивает, даёт надежду, что всё будет хорошо, и я заведомо ему доверяюсь, ведь ни один смертоносный пожар не может гореть вечно. Я открываю глаза первой и легонько щёлкаю Ло’ака по носу, чтобы вырвать его из плена сказочных грёз, в который он, очевидно, угодил. - Хорошего должно быть понемножку. - Хорошего много не бывает, - парирует младший сын Джейка, но я точно знаю, что попыток зайти дальше не последует. Юноша только подтверждает мои мысли, когда делает маленький шаг назад, чтобы между нами появилось определённое расстояние, но взгляд его мажет по мне, не с интимным подтекстом, но с куда более чувственным, проникновенным. Сейчас Ло’ак видит во мне не объект желания, страсти или подростковой влюблённости, а нечто большее. Он видит меня. – Ты так изменилась, Рани. - Правда? И что тебе нравится больше всего? На мгновение Ло’ак задумывается, подключив свою обычную игривую ипостась. Он потирает подбородок, внимательно оглядывая меня с ног до головы подобно матери, вознамерившейся отыскать доказательство того, что её дитя, вопреки наказам, игралось в грязи. Обходит по кругу, останавливается, что-то мычит себе под нос, а потом выдаёт: - Твоя причёска. Я фыркаю на его слова, а потом картинно взмахиваю отросшими волосами, собранными в высокий хвост. Далеко не сразу, но после продолжительных уговоров Умай я всё же согласилась, как говорят люди, «изменить имидж». Разумеется, до нанесения тату не дошло, но я позволила неугомонной рифовой На’ви творить с моими патлами всё, что ей заблагорассудится, о чём впоследствии неоднократно пожалела: за всё время процедуры Умай успела несколько раз оттянуть волосы с такой силой, словно пыталась оторвать мне голову, и, я клянусь, что слышала, как хрустнула моя бедная шея. Не окажись я довольна результатом, девушка сполна поплатилась бы за своё варварское отношение, но Эйва оказалась на её стороне. Теперь, каждый раз рассматривая своё отражение в воде, я видела не привычные выбритые виски и множество косичек, а вполне себе симпатичные дреды вперемешку с чёрными завитушками. Знаю, может звучать бредово, но на деле смотрится весьма органично, и даже небольшой хаос мне вполне по душе. - О, благодарю тебя за комплимент, великий воин, - я наматываю на палец один из выбившихся из хвоста локонов и кокетливо хлопаю глазками, совершенно не задумываясь о том, насколько напоминаю одну нелицеприятную особу. Снаружи раздаётся громкий шум – характерное повизгивание, звук разлетающихся брызг от разрезающих воду плавников и отборная ругань, которой бы позавидовал даже наполненный матами английский язык. Мы с Ло’аком инстинктивно дёргаемся вперёд, и, выбежав на пирс, имеем честь лицезреть, как мимо моего маруи на всей скорости проносятся несколько всадников верхом на скимвингах. Судя по тому, что животины то и дело виляют из стороны в сторону, а одна из них и вовсе перманентно заваливается на бок, опыта у наездников нет никакого. Вылетевший вслед за юнцами на своей клыкастой рыбине беспрестанно кричащий На’ви – судя по всему инструктор, - чьи руки украшает вязь татуировок, только подтверждает мои догадки. - А у вас тут весело, - комментирует Ло’ак. Один из скимвингов под молодыми ездоками, тот самый, что так и норовил завалиться на бок, всё-таки исполняет своё намерение, и рифовый парнишка, не удержав равновесия, плюхается в воду. – Даже перед свадьбой вон какие игрища устраиваются. Надо было навестить тебя раньше, но ведь кое-кто не взял с собой даже рации! - Этот кое-кто не хотел, чтобы его беспокоили, - парирую я, но сразу же поправляю себя, когда на лицо юноши наползает тень разочарования. – Но этот кое-кто также очень рад видеть тебя. - Только меня? - А что, с тобой и Паякан прибыл? – мигом оживляюсь я, готовая хоть сейчас запрыгнуть на илу и помчаться на встречу с тулкуном. Младший сын вождя качает головой, умеряя мой пыл. - Нет, он остался, хотя и безумно хотел с тобой увидеться. Но, как ни крути, у Паякана в этих местах до сих пор дурная слава, вопреки всему, что он сделал, - Ло’ак поджимает губы, глуша обиду за духовного брата. Я тоже ощущаю этот мерзкий привкус несправедливости, но, увы, в этой ситуации бессилен даже Торук Макто, что уж говорить о его отпрыске и его… друге. – Зато у меня есть охрененная новость! Норм и его ребята придумали какую-то штуку, которая типа должна приманивать мелких рыбёшек, так что теперь у Паякана не возникнет проблем с кормёжкой! - Ло’ак, это потрясающе! – от прилива чувств я хватаю его за руки, едва останавливая себя от того, чтобы не начать кружиться от радости, как это часто бывает в человеческом кино. - А то! – хвост за спиной юноши счастливо мечется, а он сам сжимает мои ладони в ответ, неосознанно (или наоборот, с вполне определённым мотивом) проводя по тыльной стороне большим пальцем. – Я, правда, так до конца и не понял, как эта фиговина работает – Норм заливал что-то про эхолокацию и звуковые колебания, - но, главное, что работает! Ты же знаешь, я не силён во всех этих научных терминах и… Блядь! Я резко вздрагиваю от перепада настроения в его голосе, в непонятках уставившись на Ло’ака. Выглядит он раздосадованным. - Твоя мама передала мешочек и попросила отдать, когда я тебя найду, а у меня из башки совершенно вылетело! – поясняет сын Джейка, бегло оглядывая разбросанные по полу вещи, очевидно, в поисках той самой передачки. – Сейчас, покопаюсь в своём хламе и… Закончить предложение ему не даёт утробный звук горна, от которого уши инстинктивно дёргаются. Во взгляде Ло’ака читается недоумение, в то время как мне этот сигнал более чем понятен. - Потом найдёшь, - я заправляю выбившуюся из причёски прядь за ухо и киваю на выход из маруи. – Времени у нас ещё много. А сейчас – давай как следует оторвёмся на этой свадьбе! Рук мы так и не расцепляем.

***

- Хэй, а это очень вкусно! – выносит свой вердикт Ло’ак, уплетая за обе щёки рыбу, приготовленную по моему специальному рецепту. Юноше удалось урвать одну штучку, поскольку моё творение возымело неожиданный успех среди рифовых На’ви, и теперь он жадно обсасывает косточки, чтобы ни один кусочек не пропал впустую. – Рани, ты обязана приготовить это блюдо дома! Вместо того, чтобы пуститься в рассуждения о различии морской и речной рыбы и, как следствие, их вкуса, я лишь польщённо улыбаясь, попивая из листовой пиалы сладковатый напиток, чем-то отдалённо напоминающий каву. Напиваться в самом начале праздника не хочется, тем более вспоминая не слишком приятный опыт на Танхифпоме, но сама атмосфера и медленно бьющий в голову алкоголь так и кричат, чтобы я не боялась дать себе волю, и разочарованно стонут, когда я оставляю пиалу и откидываюсь назад на подставленные руки, наблюдая за набирающим оборотом торжеством. Свадьбы в двух племенах не сильно отличаются, разве что вместо песка под ногами у нас твёрдая земля, и над ухом не шепчет море. Умай не обманула, когда сказала, что даже ночью деревня будет словно усыпана огоньками: гирлянды из водорослей на хижинах в самом деле вспыхивают, даруя приглушённых, но умиротворяющий свет, в то время как весь пляж буквально полыхает из-за натыканных тут и там факелов. Лично для меня такое их количество кажется чрезмерным, но не полезу же я, в самом деле, с претензиями к оло’эйктану и тсахик, которым и без этого забот хватает? Например, следить за тем, чтобы двое наречённых, между которыми воздух так и искрит, не набросились друг на друга прямо посреди праздника. Волосы невесты собраны в замысловатую причёску, украшенную бусинами и плетённым из морской травы обручем, в центре которого переливается в свете огней бирюзовый камень удивительной красоты. На плечах девушки воздушная накидка, на бёдрах – длинная юбка до самых щиколоток, с чрезвычайно притягательным и, я бы даже сказала, сексуальным вырезом на бедре. Возможно, жених бы поблек на фоне своей возлюбленной, если бы не обилие татуировок, покрывающих почти всё его тело и тем самым приковывающих к себе взгляд. Я знаю, что каждая татуировка наносится за определённое достижение, будь то обряд инициации или удачная охота, и, если судить по мужчине, то можно смело сказать – этот На’ви хорош во всём. Возможно, именно поэтому ему выпала честь породниться с оло’эйктаном? - Он что-то не выглядит слишком счастливым, - склонившись к моему уху, делится своими наблюдениями Ло’ак, незаметно кивая головой в сторону будущего зятя Накойи. – Ты же вроде говорила, что этот брак не по расчёту? - Так и есть, - подтверждаю я свои же слова, - Просто у Ракъё всегда морда кирпичом, чтобы не случилось, зато посмотри, каким он взглядом смотрит на Нирвал… - Ага, точно. Словно хочет ей под топ залезть. - Фу, пошляк! – легонько пихаю смеющегося юношу в плечо, который выставляет перед собой обглоданный рыбный позвоночник как щит, готовясь при необходимости обороняться. – У тебя на уме только одно! - Ну, допустим, не одно. Есть же множество вариантов, разновидностей, предпочтений… Ло’ак играет бровями, по-дурацки сложив губы бантиком, и я прыскаю, давясь кусочком водорослей, что до этого непредусмотрительно закинула себе в рот. Как же это напоминает наши обычные ужины в Оматикайя, когда ни один приём пищи не мог обойтись без наших с Ло’аком взаимных шутеек и подколов. Это оставалось неизменным на протяжении многих лет, и не прекратилось и после того, как мы стали намного ближе, чем когда-либо. Период, когда из-за Циреи мне было вовсе не до дурачеств за ужином, вспоминать не хочется. Ещё каких-то пару недель назад я бы взорвалась при упоминании этого имени, даже в своих мыслях, но сейчас я ощущаю лишь пустоту, точно Цирея не более чем незнакомка, а не источник проблем, по вине которого я столько настрадалась. Разумеется, винить во всём произошедшем одну только девушку неправильно – в конце концов, Ло’ак тоже знатно начудил, да и я не смогла в нужный момент сдержать себя в руках, - но мозг на пару с сердцем ещё долго возносили Цирею на пьедестал самых больших тварей в моей жизни, пока однажды утром я не проснулась и не поняла, что не чувствую к ней ничего. Не было ни злости, ни отвращения, ни даже капельки негодования. Меня отпустило. - Слушай, может быть уже вручим наши подарки? - предлагает юноша. – А то сидим, как какие-то лохи и нахлебники. По-моему, на нас уже даже косо посматривают. Я советую Ло’аку не преувеличивать и не искать хуй, где его нет, но соглашаюсь с его предложением. Многие На’ви уже преподнесли свои дары новобрачным, хотя у нас, в отличие от людей, и нет обязательной традиции являться на свадьбу с подарком. Это желание исходит от чистого сердца, и судя по тому, что гостинцев скопилась уже целая гора, жители Лихуны определённо им обладали. Мой подарок приготовлен заранее, хотя время от времени меня и мучали мысли касательно его допустимости, а вот Ло’аку пришлось соображать на ходу, ибо он никак не мог ожидать, что, отыскав меня, будет вынужден ещё и принять участие в торжестве. В итоге, переворошив все свои немногочисленные пожитки, младший сын Джейка не придумал ничего лучше, чем вручить жениху свой новенький кинжал, сделанный из речного стекла и янтаря. Я порывалась съязвить по поводу того, что у Ло’ака ни один нож не задерживается надолго, но так и не решилась давить на старые мозоли. Просто больше не видела в этом смысла. - Хайрани, рада видеть тебя и твоего друга! – тепло улыбается Нирвал, когда мы подходим к расстеленному на песке нарядному покрывалу, на котором расположилась вся семья вождя, включая его будущего зятя. В отличие от своей невесты, Ракъё отделывается лишь коротким кивком, однако с его стороны этот жест можно расценивать, как выражение величайшей признательности. – Надеюсь, вы не скучаете? - Как можно скучать на таком прекрасном празднике? – отвечаю я за нас обоих. – Вы оказали нам большую честь за то, что позволили на нём присутствовать, и мы хотели бы отплатить вам тем же. Ло’аку выпадает честь первому вручить свой подарок. Без всякой навороченной обёртки и ленточек, к которым люди питают такую нездоровую страсть, спрятанный в кроваво-красные ножны кинжал выглядит не слишком броско, однако от меня не укрывается, как в глазах Ракъё, которому и предназначается этот дар, проскальзывает искра детского восторга. Наверняка он отлично разбирается в оружии, и я даже начинаю гадать, какая из его многочисленных тату отсылает к этой страсти воина. - Этот нож я сделал сам, - говорит Ло’ак, протягивая кинжал Ракъё. – В нём заключена душа моего народа, и я верю, что он хорошо послужит тебе. Мужчина с благоговением принимает подарок из его рук, с нетерпением, совсем не свойственным его характеру, вытягивая оружие из ножен. На идеально заточенном лезвии пляшут отблески костров, и я сама невольно заглядываюсь на нож, с достоинством, хотя и не без сожаления, принимая тот факт, что он выглядит намного лучше того, что был изготовлен мной для Ло’ака. - Спасибо, брат, - на губах Ракъё проскальзывает мимолётная, но по-настоящему искренняя улыбка, когда они с Ло’аком крепко обхватывают друг друга за предплечья в дружеском жесте. – Клянусь, я буду бережно обращаться с ним. Накойя также проявляет интерес к подарку будущего зятя, с любопытством заглядывая тому через плечо, и Ракъё, любезно предоставив вождю возможность подержать в руках кинжал, принимается с упованием расписывать все достоинства подарка, полученного всего несколько секунд назад, не преминуя сравнить ножи морских и лесных племён. Кажется, что их перестаёт волновать всё вокруг, но ни Нирвал, ни Кефити не высказывают никакого негодования или хотя бы намёка на раздражение. - Мальчишки, что с них взять? – непринуждённо пожимает плечами тсахик. – Они сколько угодно могут строить из себя саму серьёзность, но стоит появиться новой игрушке, как мужчины всех возрастов теряют голову. - Это точно, - пылко соглашаюсь я, и Ло’ак еле слышно бурчит себе под нос, прежде чем натянуть расслабленную улыбку обратно на лицо. – Поэтому, боюсь, мой подарок не вызовет такого же восторга, но я считаю, что он должен принадлежать тебе, Нирвал. Невеста рассыпается в благодарность, принимая небольшой свёрток, и я молюсь Великой Матери, чтобы за его распаковкой не последовала безобразная сцена. - Какая красота! – восхищённо выдыхает Нирвал, перебирая между пальцами несколько рядов ракушек, кораллов и искусно отточенных бусин, надетых на посеребрённую нить. Краем глаза я слежу за реакцией Ло’ака. Его брови удивлённо приподнимаются, и юноша инстинктивно подаётся чуть вперёд, чтобы получше рассмотреть бусы, однако больше ничего не делает. Не хмурится, не кривит свои красивые губы и не взмахивает гневно хвостом, сетуя на мою расточительность и неподобающее поведение. Ведёт себя так, словно ничего экстраординарного не произошло, хотя, по сути, так оно и есть, во всяком случае – для меня. - Я бы так хотела его надеть, - в голосе Нирвал сквозит сожаление, - но, боюсь, мне просто некуда. Шею девушки обвивает плотное ожерелье-воротник, от которого вниз, к самой груди, тянутся множество ниточек с позвякивающими на них крошечными перламутровыми ракушками, неуловимо напоминающими маленькие сердечки. - Ничего страшного, - спешу я заверить огорчившуюся невесту. – Главное – что мой подарок пришёлся тебе по душе, ведь именно для этого мы все сегодня здесь собрались – чтобы возрадоваться перед ликом Эйвы и отпраздновать ваш с Ракъё союз. - Отлично сказано! – Накойя, наконец, отрывается от созерцания ножа, кивая стоящему по правую руку от него На’ви. – Время пришло! Бедолага, простоявший большую часть свадьбы, прижимая к груди спиральную раковину внушительных размеров, наконец выполняет своё предназначение, когда подносит её кончик к губам и дует что есть силы. Над берегом разносится единый протяжный гул, и словно по чьему-то молчаливому приказу жизнь останавливается. Стихают песни и разговоры, не слышится более стрекотание илу, и даже волны будто бы смиренно замирают, не смея биться о прибрежные камни или заигрывать друг с другом. Звенящая тишина длится всего мгновение, а затем звуки возвращаются, обрушиваются на нас с новой силой. На’ви торопливо поднимаются со своих мест, побросав недоеденный ужин и наполовину осушённые чарки, и устремляются к воде. Некоторые из них подхватывают воткнутые в песок факела, держа их высоко над головой, чтобы брызги не попали в огонь, и тёплый вечер пронизывает всеобщее цоканье – жители Лихуны подзывают илу и скимвингов, ловко устраиваясь на их спинах, однако не плывут вперёд, а устремляют выжидательный взор на тсахик и оло’эйктана. - Что происходит? – шепчет мне на ухо Ло’ак, прижавшись ближе, чем требуется, но я и глазом не веду. - Начинается основная церемония, - шепчу я в ответ, и отхожу чуть в сторону, давая пройти держащимся за руки Ракъё и Нирвал. За ними тенями неотступно следуют Накойя и Кефити, и я тяну юношу за собой, замыкая нашу маленькую процессию. – Сейчас мы отправимся к Древу Духов, где жених с невестой должны будут закрепить свою связь. Ты ведь жил с рифовым кланом гораздо больше меня, как ты можешь этого не знать? - Я как-то не особо этим интересовался, - смущённо признаётся младший сын Джейка, и я сдерживаюсь от очередного язвительного комментария. – За всё время, что мы провели в Меткайина, такого помпезного торжества ни разу не проводилось. - Ну, на илу-то ты не отучился ездить, я надеюсь? - Издеваешься? Я ас в этом деле! Правда, как воин, я бы больше предпочёл скимвинга… - Поедешь на илу, - безапелляционно заявляю я, подзывая двух игривых девчонок, Ори и Ари, с которыми успела, в некоторой степени, сдружится за прошедший месяц. – Рядом со мной. - Что ж, если ты такой разговор завела, тогда… Ло’ак не успевает закончить предложение, поскольку в лицо ему прилетает струя воды, и Ари, донельзя довольная своей проделкой, весело стрекочет, нарезая круги вокруг отплевывающегося юноши. Из груди вырывает громкий смешок, который я тут же глушу за усиленным кашлем. - Ты ей понравился, - говорю я, устанавливая тсахейлу с Ори. – Можешь гордиться – не каждый может добиться расположения Ари. Она у нас с характером. - Да я вижу, - буркает Ло’ак, протерев глаза, и возмущённо пялится на возникшую прямо перед ним клыкастую улыбающуюся морду. – Благодарю за оказанную милость, сейчас обоссусь от счастья… - А ну не гунди! – командую я. – И хватит мешкать! Смотри, остальные уже уплыли далеко вперёд! Ещё побухтев на тему того, что у него возникло неожиданное чувство дежавю, Ло’ак всё же седлает Ари, и мы направляем илу к остальным, довольно быстро нагнав оторвавшееся племя и теперь ловко маневрируя между мерно продвигающимися рифовыми На’ви, которые или слишком вежливые, чтобы высказать своё возмущение нашим поведением, или в самом деле не парятся об этом. Хочется разглядеть церемонию поближе, и, пускай в первый ряд нам прорваться точно не удастся, во второй или третий – вполне. Неподалёку от себя я замечаю Умай, чинно плывущую рядом со своей семьёй. Наши взгляды пересекаются, и девушка машет мне, а затем стреляет глазками в Ло’ака и подмигивает. Она так и не смогла умерить своё необъёмное любопытство касательно нового гостя и наших отношений, а потому в самом начале свадьбы намеревалась подсесть к нам, чтобы как следует расспросить, но затея Умай провалилась, когда её мать, едва не схватив ту за ухо, на силу оттащила девушку в семейный круг. Аналогия с отцом здесь пришлась как никогда кстати, и, пусть мне немного и было жаль Умай, всё же в душе я радовалась, что ужин пройдёт без допытываний и не заставит никого из нас гореть от стыда. Свет Древа Духов хорошо различим даже за версту. Он расползается под поверхностью воды, тянется к нам, точно какое-то неведомое существо простирает свои щупальца, и вся процессия направляется прямо к его источнику – туда, где хранится прошлое, настоящее и будущее. Мне уже посчастливилось несколько раз побывать здесь днём, во время затмения, но ночью – никогда, и я безумно рада, что теперь могу исправить эту досадную оплошность. В небе сияют звёзды, под водой – Древо Духов, и я вдруг явно ощущаю присутствие Великой Матери. Поворачиваюсь к Ло‘аку, задавая ему беззвучный вопрос, и юноша кивает – он тоже чувствует её. Когда плывущая впереди семья вождя останавливается, всё племя следует их примеру, ожидая, когда Нирвал и Ракъё, а за ними и оло’эйктан с тсахик, оставят своих ездовых животных, чтобы уже без них погрузиться под воду. Ло‘ак уже было плывёт следом, но я вовремя останавливаю его, показав раскрытую ладонь с развёрнутой ко мне тыльной стороной. - Дальше нельзя, - объясняю я, мысленно ликуя от того, насколько я подтянула свой язык жестов за этот месяц в морском клане, где он используется на постоянной основе. – Теперь нам остаётся только ждать. - Чего? – спрашивает юноша. Я указываю подбородком на четырёх рифовых На’ви, погружающихся всё глубже, предлагая всё увидеть самому. Я, право, не могу сказать точно, какое из двух сакральных деревьев – это, или то, что растёт дома, больше, но осознавать, что можно легко доплыть до самой верхушки, не прибегая к помощи икрана, до сих пор кажется мне чем-то за гранью. Ветви Древа Духов оканчиваются широкими листьями-водорослями, что по своему внешнему виду больше напоминают медуз, прилёгших отдохнуть. Ветер по понятным причинам не ощущается, но щупальца всё равно колышутся то ли от слабого течения, то ли по велению Эйвы. Жених с невестой подплывают к одному из листьев-медуз. Нежно переглядываются, взявшись за руки, и одновременно соединяют свои нервные отростки с Древом Духов. Кефити за их спинам разводит руки в стороны, и я понимаю – она возносит молитву великой матери, прося ту благословить связь двух влюблённых. Сегодняшний раз – последний, когда Ракъё и Нирвал установят связь с Древом, не будучи супругами. Все их последние воспоминания отныне надёжно хранятся в чертогах Великой Матери, и они встречаются с ушедшими предками, чьи души уже стали единым с Эйвой. Грусть пронзает сердце, когда я вспоминаю, как давно не связывалась с Аканьей. Она не пришла, ни когда я взывала к ней в Оматикайя, ни когда пыталась увидеться здесь, в морских землях. Кажется, будто тётя избегает меня, хотя я и понимаю – раз так происходит, значит у Великой Матери есть на то причина, и я не имею права подвергать её волю сомнению, однако же обида сама собой наполняет душу, но ответа на желанный вопрос – почему так? – не даёт. Нирвал отнимает косу от листа, и через пару секунд Ракъё следует её примеру. Теперь дело остаётся за самым малым и, одновременно, главным. Пара переводит взгляд на тсахик и оло’эйктана, точно в последний раз спрашивая у них разрешения на этот союз. Нирвал смотрит на родителей с нескрываемым счастьем в глазах и блаженством, широко улыбается во все зубы, словно маленькая девочка, а не взрослая женщина, что вот-вот вступит в брак. Или, быть может, все невесты ведут себя похожим образом, не в силах сдержать эмоций? Мне-то откуда знать, в самом деле. Ракъё нежно гладит девушку по лицу, по шее, притягивая к себе ближе, и всё это настолько интимно, что я только диву даюсь: каким им не стыдно перед целым-то племенем? Хотя, с другой стороны, все эти прикосновения ничто, если учитывать, что эти двое собираются установить тсахейлу. Я не смотрю на Ло’ака, когда он переплетает наши пальцы. Раньше от такого простого действия меня бы определённо пробило бы током, а теперь есть лишь расползающееся тепло и несокрушимое чувство правильности. Жених аккуратным, трепетным до невозможности движением перекидывает косу через плечо своей избранницы, и та проделывает то же самое, с той лишь разницей, что, завершив этот маленький ритуал, Нирвал оставляет одну ладонь на груди будущего мужа, как раз там, где бьётся сердце. Они глядят друг на друга несколько долгих, мучительных мгновений, а потом подаются вперёд, соприкоснувшись лбами, и одновременно с этим соединяют свои куру. Никогда ещё мне не доводилось наблюдать за тсахейлу двух На’ви, да я и вообще никогда не думала, что, когда-нибудь, смогу лицезреть нечто настолько личное и сокровенное. Всё моё естество вопит, что я не должна наблюдать, как новобрачных прошибает судорогой, и они льнут друг к другу сильнее, сталкиваясь губами в чувственном поцелуе, с таким интересом, но я не смею отвести взор. То, что происходит сейчас перед глазами, прекрасно настолько, что не хватает слов. Украдкой взглянув на Ло‘ака, я понимаю, что он заворожен, как и я, как и десятки рифовых На’ви вокруг нас. Мы с юношей пришли из другого племени, более того – из совершенно других мест, но нас допустили до таинства любви так, словно мы были полноценными членами клана Ириноуэ. Мы не чужаки здесь, ибо Эйва объединяет всё в нашем мире, и все мы – её дети. Задумавшись, я упускаю из виду, когда семья вождя в полном составе всплывает на поверхность. Нирвал и Ракъё, теперь уже муж и жена, не желают даже на краткий миг выпускать друг друга из объятий. Голова девушки покоится на плече воина, глаза полуприкрыты, а сам Ракъё тяжело дышит сквозь плотно сжатые губы, прижавшись щекой к макушке супруги. - Эй, а куда все двигают? - Ло‘ак удивлённо озирается по сторонам, наблюдая, как рифовые На’ви неторопливо седлают своих животных, молча, без лишней спешки направляя их в сторону деревни. – Разве мы не должны подождать вождя с тсахик и новобрачными? - Кефити и Накойя очень скоро к нам присоединяться, - говорю я, ласково поглаживая Они по шее. В любой другой ситуации она наверняка бы запищала от удовольствия, но сейчас, чувствуя присутствие Эйвы так близко, даже илу понимает, что нужно вести себя тише. – Сейчас они дают последние наставления супругам. А что до Ракъё и Нирвал… Сегодня ночью у них особые планы, так что дальнейший праздник пройдёт без их присутствия. - Ааа… Вот как. Готова поклясться, что к щекам Ло‘ака приливает румянец, что кажется мне одновременно умилительным и странным: неужели тот, кто готов часами травить пошлые анекдоты, вдруг засмущался при упоминании первой брачной ночи? Да что с ним, танатор подери, стряслось за месяц моего отсутствия? - Как ты думаешь, если мы потихоньку слиняем, наше отсутствие заметят? – вдруг интересуется младший сын Джейка, избегая зрительного контакта. - Ло‘ак, мы единственные лесные На’ви во всей деревне, и, как прекрасно понимаешь, сильно выделяемся. Ты и впрямь думаешь, что твой вопрос имеет смысл? - Я просто хотел побыть вдвоём с тобой, без всей этой толпы и шума, - юноша сдувается подобно шарику, из которого выкачали весь воздух. – Не пойми неправильно, праздник прекрасен, но я очень соскучился. По тебе. - Хм, - глубокомысленно изрекаю я, но более не говорю ничего до тех пор, пока вдалеке не начинают маячить огни Лихуны. Даже стингбату понятно, что намекает Ло‘ак не на дружескую прогулку, на которой максимум – держание за ручки и поцелуи в щёчку. Я совру, если скажу, что не испытываю знакомого трепета – тех самых пресловутых бабочек в животе – от мысли, что Ло‘ак, такой родной, такой дорогой сердцу, которое упорно отказывается освободить место, давно и прочно занятое младшим сыном вождя, снова будет ко мне ближе, чем кто-либо ещё в этом мире. Но, одновременно с этим, в голову бьёт навязчивая мысль: отомстить, наиграться вдоволь за оскорблённую честь и истоптанные чувства. Пускай страдает, как страдала я, пусть помучается. Внезапно я испытываю злость на саму себя за то, что так легко поддалась и поцеловала юношу прямо в маруи, практически сразу после того, как он ступил на берег Ириноуэ. Нужно было потянуть, позволить ему исстрадаться ещё больше. Дать Ло‘аку намёк на то, что мои чувства к нему прошли, а затем понаблюдать, как он отреагирует на это открытие. Стал бы он мучиться и снова умолять о втором шансе на коленях, или бы стойко принял отказ и вернулся восвояси? «А ты ведь можешь это узнать, - вкрадчиво шепчет внутренний голос. – Давай, испытай его. Поглядим, как этот горе-любовник себя поведёт». Заманчивое предложение. Весьма и весьма заманчивое. - Эй, Ло‘ак. Юноша быстро подбирается, едва не сваливаясь с илу – видимо от неожиданности, что я всё-таки снизошла до более весомого ответа. Смотрит на меня с надеждой, мечась взглядом между глазами и губами. Даже Ари, почувствовав через связь настрой своего наездника, поворачивает голову ко мне, мол, давай, не тяни. - У нас есть время до рассвета. Как ты думаешь, успеем?                               

***

Неспешно бредя по кромке берега у самой воды, я с наслаждением зарываюсь пальцами во влажный песок, то и дело замедляясь ещё сильнее, чтобы выковырять очередную попавшую под ступню ракушку. Ло‘ака это, судя по всему, совсем не беспокоит: всякий раз он просто встаёт рядом, давая мне возможность наиграться вдоволь, и ни на секунду не перестаёт говорить. Я не знаю, сколько мы уже вот так вот бесцельно слоняемся, но с учётом того, что очертания Лихуны давно пропали из виду, и не слышится ни песен, ни заливистого смеха, разносившихся над всей округой, потому как праздник с уходом новобрачных из чинного торжества превратился в традиционную попойку – далеко не такую разгромную, как часто бывает у людей, но достаточную, чтобы к концу свадьбы не осталось ни одной трезвой головы. Сейчас Ло‘ак рассказывает смешную историю о том, как Тук внезапно сделали предложение руки и сердца, от чего его отца едва не хватил удар. Второй припадок был близок, когда девочка ответила радостным согласием, объявив, что отныне будет жить с избранником и его семьёй. - Я клянусь, папа разрывался то ли от желания отключиться самому, то ли надрать зад этому мелкому паршивцу, что осмелился подкатывать к Тук, - я представляю, какое лицо должно было быть у Джейка Салли в тот момент, и громко прыскаю, поддерживаемая хрюканьем юноши. – Ещё и мама масла в огонь подлила, когда ласково назвала его «зятем». Папа чуть прямо там копыта не отбросил! - Что-то он слишком быстро сдался. Оло’эйктану нужно было сразу вызвать малыша на бой, чтобы раз и навсегда отвадить его от Тук. - Ага, и была бы для племени ещё одна потеха. Народ после нашего поединка с твоим отцом ещё не отошёл, куда ему новых зрелищ? Вероятно, вы можете подумать, что после своего поражения папа пересмотрел приоритеты, понял, что Ло‘ак отличный парень, и предложил ему дружбу, мир и крепкие мужские объятия. Что ж, такое умозаключения смело может идти на хер. И это даже не моё мнение, а цитата самого Ло‘ака. Ничего удивительного, на самом деле. Я бы впала в куда больший ступор, окажись всё перечисленное мной правдой. В таком случае, я бы даже, возможно, сейчас на всех порах мчалась в Оматикайя, переживая, что папа серьёзно болен, бредит и находится при смерти, невзирая на то, что расстались мы не на самой позитивной ноте. Мне даже стыдно в какой-то мере, что я покинула лес на следующий же день после Унилтарона Ми’иру. Улетела бы ещё раньше, но как я могла пропустить Охоту Грёз младшей сестры? Не так давно отец в качестве наказания уже попытался запретить мне её посещение и, верно, памятуя о сказанном, что до церемонии, что во время неё, не сказал мне ни слова. Впрочем, не я в тот момент была тем, кто настолько остро нуждался в успокоении и поддержке. Ми’иру, хоть и пыталась не показать явного страха, всё же боялась предстоящего ритуала настолько, что даже хвост трясся. Мы все понимали, что Охоту Грёз может быть суждено пройти не всем, а потому в полной мере разделяли опасения Ми’иру, в особенности мама, которая всю ночь перед Унилтароном провела в молитвах. К счастью, в этот раз Эйва вняла её мольбам: сестра приняла токсин арахноида последней из охотников, кто в тот день проходил посвящение, а очнулась одной из первых. Правда радость от того, что она успешно прошла испытание, для Ми’иру омрачило её собственный духовный зверь: вместо ожидаемого грациозного животного вроде банши или змееволка сестре достался йотен, что она посчитала насмешкой свыше и её личным оскорблением. Вот такая вот у нас семья: мне Великая Мать любезно подобрала злобную птицу, а Ми’иру получила толстую ящерицу. Из нас троих только папа был полностью доволен результатом своей Охоты Грёз и удачно обретённым духом vekreng. Не танатор, конечно, но, по крайней мере, свирепый хищник, безжалостный и искусный охотник, в то время как наши духовные звери больше подходят на роль его добычи. - По крайне мере, папа не потребовал реванша, - резонно замечаю я. Под ноги попадается очередная раковина, на сей раз в форме спирали, и я поддеваю её большим пальцем, откинув в сторону моря. Слышится приглушённый «бульк». – Не думаю, что он бы повёлся на твою хитрость во второй раз. - Ты так спокойно об этом говоришь. Мне казалось, что от нашего «представления» у тебя не осталось хороших впечатлений. - Это мягко сказано. По правде говоря, мне хотелось удавить вас обоих, причём не знаю, кого сильнее. Ни ты, ни отец не подумали о моих чувствах, не взяли в расчёт то, что мне будет неприятно наблюдать за тем, как мои близкие избивают друг друга только для того, чтобы отстоять свою правоту. А потом пошли эти слухи… Да-да, те самые идиотские сплетни, авторы которых не так давно судачили о Нетейаме и Тейр’оре. Жаль, что нельзя наверняка выяснить, кто их распускает, чтобы подрезать длинные язычки. За такое, определённо, выгонят из клана, зато какая благодать наступит потом, когда исчезнет необходимость постоянно беречь свое достоинство! Жертва во имя общего блага, так сказать. Ло’ак кривит лицо, словно одно упоминание о слухах приносит ему дискомфорт. Впрочем, если ему противно от того, что кто-то попытался запятнать мою честь, то пусть хоть весь скукожится – мне будет даже приятно. - Ты поэтому покинула Оматикайя так спешно? – спрашивает он, провожая взглядом ещё одну ракушку, плюхнувшуюся в воду. – Не могла выносить этих россказней? - Отчасти, - вновь отвечаю уклончиво, как тогда, в маруи. - Согласись, приятного в том, что о тебе шепчутся на каждом шагу, крайне мало. Но, знаешь, думаю, даже не реши вы с моим отцом помериться своими агрегатами, я бы всё равно улетела. Ожидаю, что сейчас Ло’ак опять приступит к расспросам, в попытках выведать причину моего резкого поступка, но, вопреки моим предположениям, младший сын Джейка молчит, задумчиво разглядывая моё лицо. - Я уже говорил, насколько ты изменилась? - Говорил. Такой я нравлюсь тебе меньше? - Ты нравишься мне любой, Рани. Я тихо хмыкаю и обращаю взор на море. Оно спокойно и безмятежно, как и сама эта ночь, и будто застывшие на тёмном небосводе облака, не скрывающие мириадов сияющих звёзд. Вокруг высятся горы и неприступные скалы: одни из них настолько близко, что, кажется, протяни руку, и легко их коснёшься, а другие тянутся вдоль самого горизонта, устремляя свои вершины вверх, точно намереваясь пронзить и облака, и звёзды. И саму эту ночь. Не к такому пейзажу я привыкла в лесах, но есть в нём нечто умиротворяющее, дарующее облегчение и покой. Океан бескраен и не изведан, однако страха перед ним я не испытываю совсем. Быть может, это только до тех пор, пока я остаюсь на берегу, где ни одна морская тварь не может меня достать, ну и пусть. Меньше всего сейчас хочется думать о возможных опасностях и тревогах, как тех, что остались позади, так и тех, с которыми ещё предстоит столкнуться. - Не хочешь искупаться? – внезапно спрашивает Ло’ак, кивая на переливающуюся водную гладь. Я оторопело таращусь на юношу, пытаясь понять, не шутит ли он, но Ло’ак смело заходит в море по колено и оборачивается, терпеливо ожидая, последую ли я за ним. - Что, прямо сейчас? – на всякий случай уточняю я. Мало ли, вдруг это у него такой затянувшийся розыгрыш. - Ну да, а что такого? Между прочим, плавать ночью – отдельный вид кайфа, я у Норма на планшете видел. Или же мисс Хайрани боится намочить свою повязочку? – младший сын вождя игриво приподнимает брови, а я закатываю глаза: ага, нифига он не поменялся! Всё такой же балбес и засранец, да ещё и пошляк. - Я ничего не боюсь, просто… Тёплые брызги окатывают меня окатывают меня с ног до головы, оставив ошарашенной и очумевшей, с раскрытым в преддверии нового потока слов ртом, куда незамедлительно, на пару с глазами, попадает вода. - Прости, ты что-то сказала? – невинно переспрашивает Ло’ак, пока я отплёвываюсь и тру глаза, пытаясь восстановить поплывшее зрение. Когда взгляд проясняется, первое, что я вижу – донельзя довольную ухмылку юношу и его хвост, которым он издевательски медленно водит по синей глади. Инстинкты, приказывающие немедленно выцарапать зенки одной веселящейся сволочи, срабатывают мгновенно. Я бросаюсь вперёд с диким криком, в котором, кажется, слились воедино визги икранов, стрекот илу, боевой клич На’ви и моё собственное рокочущее нечто, вырвавшееся прямо из недр грудной клетки. В мгновение ока насмешка на лице Ло’ака увядает, сменившись паникой, но он не успевает и пальцем дёрнуть, прежде чем я налетаю на него разъярённой фурией, опрокинув в воду. - Рани.. Рани!.. Сто… Голова юноши с бульканьем исчезает под водой, и я, со всей силы надавив на плечи, удерживаю его в таком положении несколько секунд (не монстр же я, в самом деле, чтобы утопить его!), прежде чем разжимаю хватку, и Ло’ак выныривает, но сей раз обрушив на меня целую волну. - Ты ненормальная! – хрипит он, откашливаясь от попавшей в нос и горло воды. Можно ли назвать меня жестокой, раз я не испытываю и грамма раскаяния? - Просто пытаюсь тебе соответствовать, - развожу руки в стороны, мол, с чего такая реакция. – И потом, разве не ты говорил, что я нравлюсь тебе любой? Вот и привечай сумасшедшую! Ло’ак тяжело дышит, глядя на меня исподлобья. Теперь уже мы оба промокли по самое не хочу, и если смотреть на себя со стороны у меня не возникает никакого желания, потому как лицезреть взмыленное и растрёпанное нечто мои глаза просто не выдержат, то на юноше есть, где задержать взор. Знаю, может прозвучать мелочно и поверхностно, но в первый раз моё сердечко ёкнуло при виде Ло’ака, когда он возвращался домой после особо выматывающей тренировки. Стоит опустить тот очевидный факт, что младший сын Джейка прибывал в отличной физической форме, ничуть не уступая Нетейаму, однако никогда прежде его ключицы, мышцы груди и впалый живот не казались настолько соблазнительными, как когда по ним стекали капельки пота, прямо как сейчас – водные брызги, что капают с волос и катятся с шеи вниз, заползая под край набедренной повязки. Хорошо хоть, что мы стоим в воде по пояс, иначе бы я не смогла противостоять искушению подглядеть, куда дальше продолжат свой путь шаловливые капли. Он красив. Очень. Настолько, что режет глаза, хотя, возможно, виновата просто попавшая в них вода, а вот как объяснить этим дикое желание прикоснуться к юноше не выйдет. - Рани, - зовёт меня Ло’ак, обнажая клыки в своей фирменной широкой улыбке. Дьявол, он же заметил, что я на него пялюсь? – Ты пялишься на меня. - Я? Да не в жизнь! Меня просто привлёк потрясающий вид позади тебя. - Бескрайнее море и несколько скал? – скептически уточняет юноша. - Именно! Разве ты не видишь всё их величие и красоту? В голову не приходит ничего гениальней, чем начать тупо пялиться вдаль, натянув на себя при этом самый мечтательный и восхищённый вид, какой только возможно. - Ты это серьёзно? – похоже, Ло’ак уже сомневается в моём психологическом здоровье и здравомыслии. – Ну, ладно, давай постоим, позырим в пустоту. И мы реально стоим, бездумно вылупившись на очертание скал на горизонте, не произнося ни слова. Внутренне взвываю от того, насколько тупо и по-детски себя веду: ну залипла я на парня, с которым, между прочим, успела несколько раз переспать, так чего стыдиться? Всяко лучше, чем строить из себя херового ценителя прекрасного и угодить в столь идиотскую ситуацию, как сейчас. От безысходности я даже пытаюсь рассмотреть в контурах скал знакомые фигуры и, к своему удивлению, обнаруживаю, что одна из них напоминает встревоженного шестинога, а та, что левее и повыше – точь в точь насупившийся отец, если бы одна половина лица у него распухла, а другая оказалась снесена нахер. Я даже нахожу в себе мужество обратиться к младшему сыну вождя, чтобы поинтересоваться, не нашёл ли он чего-нибудь любопытного в силуэтах вытянувшихся вдалеке гигантов, когда вдруг замечаю, что он украдкой поглядывает на меня. Поняв, что его поймали с поличным, Ло’ак резко отворачивается, и только лёгкий, едва заметный румянец выдаёт его стеснение. Я тихо хихикаю, и от этого звука его уши дёргаются, а кровь приливает к щекам с новой силой, постепенно заползая на шею и даже плечи. - Ло’ак? – он смущённо смотрит на меня. – Тебе не кажется, что вооон та горка напоминает задницу танатора? Во взгляде юноши отображается такой искренний ступор, что мне становится очень его жаль – наверняка сейчас у Ло’ака в мозгу идёт процесс умерщвления последних мыслительных клеток, которые просто не в состоянии понять мою логику. Да что там говорить: я сама порой не понимаю, что творю, но в эту минуту не могу позволить себе упасть в грязь лицом ещё больше, а потому с любопытством заглядываю ему в глаза, точно ответ младшего сына вождя невероятно важен. С отрывистым вздохом Ло’ак потирает шею, очевидно, раздумывая о том, как полегче намекнуть мне на проблемы с головой, пока хвост за его спиной незаметно скользит под водой, будто бы отгоняя рыб. Я чувствую неладное. Прищуриваюсь, смотря на Ло’ака с подозрением, нежели с любопытством, и тут мозг простреливает неожиданная догадка. - Ты не посмеешь… Юноша настолько резко начинает колошматить по бедному морю руками, что я едва успеваю отвернуться. Едва – поскольку на сей раз решила прислушаться к шестому чувству, предупредительно закрыв лицо ладонями. - Придурок, ты что творишь!? – верещю я, пока спину продолжают окатывать новые и новые брызги. – Прекрати, идиот! Долбоёб! Ло’ак! А эта гнида стоит и ржёт, наслаждаясь своим триумфом над поверженной девушкой! Вот тебе и великий воин, отпрыск Торука Макто, защитник угнетённых. - Да ладно тебе, Рани, - Ло’ак дотрагивается до моего плеча, но я тут же дёргаю им, сбрасывая руку, и обиженно соплю, отказываясь даже смотреть юношу. – Эй, ну ты чего? Серьёзно обиделась? Младший сын Джейка разворачивает меня к себе, совершенно по-идиотски улыбаясь, но вся его весёлость разом испаряется, когда он видит, что он на самом деле задел меня. - Я же просила остановиться, - цежу я сквозь сомкнутые губы, убирая со лба прилипшую мокрую прядь. – Почему ты никогда меня не слушаешь? Ло’ак было хочет что-то сказать, но осекается, ибо, судя по всему, ему и сказать толком нечего. Необычно, однако. Что, даже спорить не станет? - Ты права, я опять веду себя как эгоист, - на лицо юноши наползает скорбное выражение, словно он только что, тьфу-тьфу, кого-то похоронил. – Я просто думал, что тебе весело. - Мне было весело, - чеканю я, - до тех пор, пока вода не попала в глотку. И не смей тут опять рассыпаться в извинениях! – пресекаю его очевидную очередную попытку раскаяния. – Просто в следующий раз, будь так добр, внимать моим словам. - А у меня же ещё есть время, так? – на всякий случай уточняет Ло’ак, и я вижу по глазам – этот вопрос волнует его больше всего. Развлечься с его сердцем и заставить помучиться? Или… Ладони Ло’ака мягко скользят к локтям, нежно оглаживая слегка огрубевшую кожу массирующими движениями, но чувствуется в его действиях некая нервозность: пальцы чуть подрагивают, хоть и не замирают ни на секунду. Он правда боится моего отказа больше, чем признаётся мне, сильнее, чем готов признаться даже самому себе. …Нет уж, я в такие игры не играю. - Времени у тебя полно, - младший сын вождя прерывисто выдыхает, что я принимаю за выражение искреннего облегчения. – Правда, сейчас оно стремительно утекает. Кто последний до того камня – тот какашка титанотерия! Глотай воду, неудачник! Я стремительно ныряю, предварительно вдохнув побольше воздуха. Возмущённый выкрик Ло’ака разбивается о волны, в то время как я и не думаю останавливаться или давать ему фору: гребу вперёд, ориентируясь по сверкающему морскому дну, стараясь помогать себе хвостом, как меня учила Умай. Учитывая разницу в его строении по сравнению с куда более широким и мощным плавником рифовых На’ви, получается далеко не так быстро, как хотелось бы, но я внушаю себе, что скорость и правда растёт. Ло’ак мелькает сбоку от меня, разводя воду мощными гребками, и я двигаю конечностями на пределе возможного, наплевав на то, что от слишком смешных движений быстро накатывает усталость. Ну же, ещё немного! Ещё совсем чуть-чуть… - Ха-ха, я победила! – торжествующе взираю на Ло’ака, который касается камня только спустя целых две секунд после меня. – Ну, что, какого ощущать себя лузером или, лучше сказать, говнецом? - А может я просто дал тебе выиграть? – юноша смотрит с вызовом, в глазах пляшут бесята. – Ну, знаешь, поддался. - Я сейчас тебя ударю. - Да шучу я, шучу! Ло’ак ловко забирается на валун, будто всю жизнь прыгал не по деревьям, а скакал по скользким камням. Я выжидательно смотрю на младшего сына Джейка, и тот издевательски приподнимает бровь: - Неужели победитель не может без моей помощи даже на камешек забраться? Или ты все силы на марш-бросок потратила? Ну, прости, только не злись! – заметив, как яростно раздуваются мои ноздри, он протягивает мне руку и ловко затаскивает на плоскую поверхность, словно я ничего не вешу. Хотя, с такими-то мускулами, ничего удивительного в этом нет. – Я же лучше всех знаю, насколько ты сильная, умелая, быстрая, потрясающая… - Это у тебя тактика такая? Сначала обосрать, а потом забросать комплиментами? - Нет, это просто я такой непостоянный долбоёб, - ну, зато хоть честно признаётся. – Трудно тебе со мной придётся. Поверхность валуна сохранила тепло солнца, и она такая гладкая, точно её специально отшлифовали услужливые волны. Вода и камень сточит, так, вроде бы, говорят. Не боясь оцарапать спину, я укладываюсь на булыжник, подложив руки под голову. Улыбаюсь сотням звёзд надо мной и лелею надежду, что они посылают мне ответную улыбку, просто потому что во всех сказках, что мне рассказывала мама, Tanhi всегда дарили счастье и радость. Не могут же они обойти меня, верно? Ло’ак ложится рядом со мной, так близко, что плечи соприкасаются, а кисточка хвоста невзначай скользит по бедру. Я загадочно улыбаюсь. Звёздам, разумеется. - Помнишь, я показывал тебе на звезду, с которой прилетел мой отец? – спрашивает юноша. - Да, и всякий раз на новую. То на красную, то на мелкую белую или крупную жёлтую. Готова поспорить, что Джейк Салли сам не помнит, откуда прибыл. - Возможно и так, - неожиданно легко соглашается юноша. – Не думаю, что он скучает по своему прежнему дому. Когда папа говорит о Земле, он редко упоминает что-то хорошее. Там всегда идут войны, везде металлические машины и совсем нет зелени. Люди умирают от болезней чаще, чем от старости, а воздух отравлен настолько, что им практически невозможно дышать. - Поэтому-то они и попытались завоевать наш мир, - тихо замечаю я. – Потому что их собственный умирал, причём по их вине. Я на секунду прикрываю глаза, невольно вспоминая все те ужасы, через которые мой народ был вынужден пройти из-за жадности и невежества Небесных демонов. Пожары, вырубка лесов, опасность и чувство страха, что не покидали даже во сне, смерть на каждом шагу и даже истребление целых кланов – это далеко не полный перечень того, что выпало на долю детям Эйвы. И, что самое ужасное, одержи люди победу, на этом бы они не остановились. - Знаешь, а ведь я до сих пор боюсь, что они вернутся, - слышу, как Ло’ак поворачивает ко мне голову, и поражаюсь сама себе, что решила так разоткровенничаться. – Каждый раз, когда ложусь спать, страшусь проснуться не от солнечных лучей или писка зверья, а от взрыва бомб и запаха палённой плоти. Страшусь, что, случись новая война, я не смогу защитить своих близких, и они тоже, как и Аканья… Я распахиваю глаза и вдруг понимаю, что перед взором всё плывёт, расходится кругами и какими-то неровными линиями. Коротко всхлипываю, притронувшись пальцами к щеке, и осознаю, что плачу. Тихо, почти беззвучно всхлипываю, но грудь сжимает желание разрыдаться. Прикусываю губу до крови, изо всех сил сдерживая этот порыв. Ло’ак стремительно нависает надо мной, уперевшись на локоть. - Рани, ты чего? Во взгляде – растерянность и тревога, он мечется по моему лицу, выискивая то, что могло бы меня так расстроить, и я закрываюсь руками, чтобы юноша не видел, как я давлюсь соплями. В горле клокочет, всхлип вырывается за всхлипом, а обжигающие кожу ручейки затекают в уши. Жалкое зрелище. - Рани, - младший сын Джейка настойчиво разводит мои руки в стороны, невзирая на слабое сопротивление, и вдруг прижимается лбом ко лбу. – Рани, прошу, не закрывайся от меня. Я клянусь… Клянусь, больше никогда не причинить тебе боль. Буду рядом, во что бы то ни стало. Небесные люди ушли навсегда, я точно знаю. Чувствую. Их время вышло, слышишь? - Да, - шепчу я, не узнавая собственный дрогнувший голос. Всё меняется настолько стремительно, что не успеваешь уследить за ходом событий. Сначала долгие пятнадцать лет мира и беззаботной жизни, потом жестокая война, чередующуюся с редкими затишьями, бои на земле, море и воздухе, вспыхнувшие чувства, долгожданная победа, вновь эпоха покоя и процветания, разгорающаяся любовь, а затем – разбитое сердце, рухнувшие мечты и… Надежда? Обретение долгожданной благодати? Счастливый конец? Это всё так сложно, что надо бы сесть и хорошенько подумать о будущем, но я устала от этого, устала постоянно метаться, натыкаясь на неодобрение и косые взгляды. С меня довольно. Я просто хочу быть счастливой. Здесь и сейчас. - Их время прошло, - повторяю, как мантру, слова Ло’ака, зачарованно поглаживая его по щеке. Юноша замирает от моих прикосновений, смотрит, не отрываясь, жадно ловя каждое движение губ, каждый вздох. – Но, возможно, что наше только наступило. Его прошибает зыбучая дрожь, точно от удара. Ло’ак отрывисто выдыхает, приоткрыв рот в изумлении, встряхивает головой, забавно дёрнув косичками, будто отгоняет наваждение. На миг отстраняется, не веря в то, что только что услышал, и переспрашивает, не сдерживая волнения в голосе: - Ты… Ты это серьёзно? Не считаю нужным отвечать на этот вопрос. Вместо этого лучше показать. Я почти забыла, каковы его губы. Мягкие и податливые, покрытые корочками и маленькими ранками, что никогда не заживают, и такие горячие. Родные. Мои. Слишком много времени и сил понадобилось, чтобы осознать, чего именно мне не доставало, и ещё больше – чтобы признаться в этом себе. Аканья бы гордилась мной по праву, но сейчас не хочется думать не об неудачных попытках у Древа Душ, не о шумящем где-то там празднике, не даже об Оматикайя. Сейчас существуют только двое – я и он, - а остальное может и подождать. Ло’аку требуется несколько мгновений, чтобы в полной мере понять, что происходящее сейчас не является сном, мороком или играми взбудораженного сознания. Удивительно, но я откуда-то знаю, что он думает именно так, словно мы уже установили тсахейлу, и целую сильнее, трепетнее, чтобы у юноши не возникло и мысли, будто он сошёл с ума, попав в страну своих тайных грёз. Он коротко, чувственно стонет мне в губы, прежде чем начать отвечать, и я вдруг теряюсь под его напором, от его желания, его страсти, и такой обжигающей нежности, от которой поджимаются пальцы на ногах, а сердце норовит выпрыгнуть из груди. Ло’ак помнит, насколько мне нравится, когда он вначале невесомо целует меня в уголки рта, вызывая тем самым невольную улыбку, а потом полностью переключает внимание на губы, посасывая и ласково терзая каждую, проводя по ним языком и ненавязчиво проскальзывая дальше, мягко проходясь по нёбу и сталкиваясь с моим языком – сперва лишь кончиком, и, только получив разрешение, младший сын Джейка переходит к более решительным действиям. Юноша полностью нависает над мной, обхватывает рукой затылок и вынуждает слегка приподняться, чтобы углубить поцелуй. Слюна бежит по подбородку, дышать становится нечем, и мы вынужденно отрываемся друг от друга, тяжело дыша. - Я так скучал по тебе, Рани, - с трудом выговаривает Ло’ак, прежде чем вновь припасть к моим губам. – Так скучал. Между ног скапливается знакомое тепло, стремительное перерастающее в нестерпимый жар, и я хнычу, извиваюсь под младшим сыном Джейка, протяжно стону ему в рот, не в силах сдержать назревающий пожар. Я обнимаю его за шею, чувствуя пульсирующую под пальцами жилку, и стискиваю бёдрами его бока. Тело, подчиняясь одним лишь инстинктам, ёрзает и беснуется, подобно морю в шторм, а Ло’ак – спасительный круг, в который я цепляюсь изо всех сил. Слишком долго я сражалась со стихией одна и выпустить его просто не могу. Не прекращая ласкать мои губы, юноша плавно двигает бёдрами, и меня прошивает приятная до истомы судорога, когда его ощутимый бугорок упирается в мою самую интимную точку. - Рани, - Ло’ак делает ещё несколько лёгких толчков, до невозможности сексуально прикусив нижнюю губу, и окидывает меня затуманенным взглядом, с жадность наблюдая за моей реакцией. – Рани, могу ли я… - Да, - выдавливаю из себя, чувствуя, что скоро говорить буду не в состоянии. Голос предательски садится, а использовать рот кроме как для поцелуев не хочется совсем, благо что сейчас мы можем обойтись без лишних слов. Ло’ак нежно, с трогательной заботой покрывает трепетными бабочками мои щёки, нос, подбородок, скользит ниже, проведя языком по линии челюсти. На шее он задерживается дольше. Точно не в силах оторваться, как от сладчайшего плода, юноша покусывает тонкую кожу: этого хватает, чтобы заставить меня сходить с ума от нахлынувших ощущений, но при этом недостаточно для расцветания на шее ярко фиолетовых бутонов, которые бы точно привлекли нежелательное внимание. Приятно до истомы, что он думает даже о таких незначительных, на общем фоне, нюансах, и приятно вдвойне, что Ло’ак сдерживается ради меня, ибо из нас двоих, в случае обнаружения ярких следов, наиболее пристальное внимание будет приковано именно ко мне. Совсем как тогда, в Оматикайя. Оставив последний чувственный поцелуй на ключицах, младший сын вождя, наконец, двигается дальше, утыкаясь в ложбинку между грудей и одновременно нащупывая узелок нагрудного украшения. Смотрит на меня исподлобья, словно выжидает позволения, а сам уже во всю хозяйничает языком, дотрагиваясь самым кончиком до обнажённых участков, не скрытых под тонкой полоской переплетения бусин и ракушек. Я медленно, но верно утрачиваю связь с реальностью. - О, Эйва, какой же ты!... Иди сюда… Огненный шторм, иначе и не назовёшь. Сносит мощным вихрем, не давая выбраться и отрезая всякий путь к бегству, но отступление – далеко не всегда самый лучший выход. Истинная сила состоит не в том, чтобы одержать победу, а в том, чтобы чувствовать себя победителем. Мы с Ло’аком переплетаемся телами, загнанно дышим, пытаясь избавиться от сдерживаемых нас оков. Мои руки скользят к его бёдрам, на удивление легко расправляясь с завязками набедренной повязки, а вот юноша недовольно, но от того не менее будоражаще рычит, ведь узелки я завязала тщательно, со всей скрупулёзностью, ибо не хотела, чтобы во время танцев украшение слетело, явив всему племени мои прелести. Кто же знал, что сегодняшняя ночь закончится именно так? - Чёрт, Рани, я сейчас его порву. - Рви, - на удивление легко соглашаюсь я. – Потом будешь должен мне новое. Ло’ака эта сделка устраивает, о чём свидетельствует треск ткани. Ракушки рассыпаются по поверхности камня, некоторые скатываются в воду, но разве это может волновать кого-то из нас, особенно сейчас, когда мы остаёмся перед друг другом обнажённые и открытые? Младший сын Джейка зачарованно проводит пальцами по моим тазовым косточкам, ласково постукивая по ним самыми кончиками. Я хихикаю. Щекотно. - Ты такая красивая, Рани, - Ло’ак внезапно склоняется к моему животу, зубами прихватив кожу возле пупка, и я выгибаюсь, глуша стон удовольствия. – Нет, не сдерживайся. Я хочу слышать твой голос. Особенно сейчас. - Что ты… Из груди вырывается судорожный полустон-полувскрик, когда он в мгновение ока оказывается между моих разведённых ног и накрывает губами лобок. Я приподнимаюсь на локтях, так до конца и не осознавав, что происходящее сейчас реально. Смотрю затуманенным взором, как Ло’ак охаживает лобок мягкими поцелуями, то и дело отвлекаясь на внутреннюю сторону бёдер, где, наконец, позволяет себе оставить парочку совсем маленьких засосов. Выглядит донельзя довольным, наблюдая за тем, как я извиваюсь в его руках, но полыхающее пламя в его глазах явно даёт понять, что происходящее сейчас – всего лишь прелюдия перед основным действием. Но даже так я оказываюсь не готова к тому, что в последний раз поцеловав меня в нежную кожу у самой промежности, Ло’ак проведёт широким мазком по моим половым губам, мягко, но настойчиво забираясь между них. Я резко дёргаюсь, когда каждую мою клеточку точно прошивает разряд тока такой силы, что можно запросто сгореть заживо, но пламя, окутавшее меня, вряд ли возможно затушить водой. Это одновременно похоже и совершенно отличается от наших предыдущих разов. Ло’ак неоднократно касался меня там, в самом интимном месте, и нам обоим это приносило нескончаемое удовольствие, причём кому большее – тот ещё вопрос, но никогда до этого он не использовал язык. Кто же знал, что он умеет им так умело пользо.. ах! - Не ёрзай, - шепчет Ло’ак мне в промежность, посылая вибрации по всему телу, и, в противовес его просьбе, я начинаю извиваться ещё сильнее. Юноша цокает, одновременно с этим накрывая языком клитор, и кладёт ладонь на мой живот, надавливая и заставляя прекратить заполошные движения. Он жадно лижет, иногда всасывая края нежной плоти, дразнит клитор, и всё это сопровождается настолько неприличным звуками, что, не сходи я с ума от захвативших меня эмоций, наверняка бы сгорела со стыда. Думать о том, что Ло’ак уже мог практиковать подобные ласки с кем-то, не хочется совершенно, и вспыхнувший перед глазами образ молодой девушки с бирюзовой кожей, выгибающейся под младшим сыном вождя, исчезает тут же, стоит ему впервые скользнуть внутрь языком, начиная методично растягивать податливые стеночки. - Эйва… О, Эйва, Ло’ак! Юноша прекращает свои сладостные пытки за секунду до того, как меня накроет волной оргазма. Я недовольно мычу, стискиваю его голову бёдрами, недвусмысленно намекая на то, что ему надлежит закончить начатое, но Ло’ак лишь хитро усмехается, нарочито медленно облизав губы, испачканные в моей смазке. Шумно сглатываю, когда лицо юноши, покрытое лихорадочным румянцем и блестящими капельками пота, вновь оказывается прямо перед моим. - Я так этого ждал, Рани, - мокрая головка трётся о моё бедро, пачкая его предсеменем, и невесомо соскальзывает прямо к жаждущему внимание раскрытому входу. – Так долго ждал… - Может, мне повернуться? - не отрываясь от его искрящихся глаз ни на мгновение, тихо спрашиваю я. – Как тогда, до этого. - Нет. Я хочу тебя видеть. Видеть, как вижу всегда. Первый толчок сразу же выбивает из меня весь дух, а из груди – длинный умоляющий стон. Ло’ак заполняет меня медленно, несмотря на туманившую голову страсть боясь причинить нежелательную боль. Я хорошо помню, как в мой первый раз, несмотря на всю подготовку, неприятных ощущений избежать не удалось, но сейчас наслаждение затапливает меня полностью, и никакого намёка на боль нет и в помине. Только одно сплошное удовольствие, несравнимое ни с чем. Ло’ак подхватывает меня под ягодицы, побуждая приподнять таз, и, когда я в очередной раз стону от переполняющей меня эйфории, входит на всю длину, по-прежнему двигаясь неспеша, с оттяжкой, давая мне прочувствовать каждый сантиметр. И, видит Великая Мать, я всё чувствую! Вцепившись в свои разметавшиеся волосы, я несдержанно скулю, обхватив талию юноши ногами, вжимая его в себя, и Ло’ак наращивает скорость, пыхтя и позволяя кратким, чувственным стонам слетать со своих губ. В какой-то момент, когда младший сын Джейка особенно сильно проезжается по чувствительной точке внутри, перед закрытыми глазами вспыхивают миллионы огней, и понимаю, что долго продержаться не смогу, о чём и сообщаю (а, точнее, скулю на одной ноте, с трудом выдавливая из себя слова) Ло’аку. - Ещё рано, - выдыхает он, вдруг резко остановившись. Юноша тянет меня, совершенно не понимающую, что за наглость он себе позволяет, за талию, так и не выйдя полностью, и сажает себе на бёдра, так что теперь я ощущаю себя полностью нанизанной на его эрегированный член, и ощущения эти, должна признаться, возносят меня на вершину блаженства, заставляя выгнуться дугой, откинув голову назад, и начать двигаться самой, поскольку этот ненормальный, какого-то чёрта, не торопиться продолжать. - Постой, - выстанывает Ло’ак, когда я нарочно сжимаю внутренние мышцы, заковывая его «воина» в сладостные кандалы. – Прошу, остановись хоть на секунду! Хайрани… Рани!... Любовь моя… И я в самом деле прекращаю заполошные движения, поражённо наблюдая за тем, как юноша тянется за своей косой. Объяснения для его намерений не требуются, и от этого я впадаю в ещё больший ступор. - Ло’ак, ты уверен? Назад дороги не будет. - Уверен, - говорит твёрдо, непреклонно. – Но, если времени, что я тебе дал, недостаточно, я буду продолжать ждать тебя. День, месяц, год, всю жизнь. Так что ты мне ответишь? В эту самую минуту должна решиться моя судьба, а я полностью голая, посреди моря, сижу на члене парня, который предлагает мне обручиться с ним. Комичнее ситуации не придумаешь, но мне совсем не смешно. Но и не страшно. И не плохо уж точно. Забавно, однако. - От тебя будет столько проблем, - я улыбаюсь краешками губ, и вдруг понимаю, что уголках глаз снова скопились слёзы. Ло’ак нежно стирает их большими пальцем. - Будет, - соглашается он, продолжая сжимать в руку косу с уже оголёнными нервными отростками. - И я также далеко не подарок. - Это, пожалуй, тоже правда. Я то ли всхлипываю, то ли хихикаю, в ответном жесте накрывая щёку младшего сына вождя ладонью, пока тот сияющим, но в то же время неверящим взглядом следит за тем, как я перекидываю через плечо свою косу. Дышит заполошно, притягивая меня к себе за талию, и член юноши во мне дёргается, заставляя вздрогнуть обоих. - Звенящая пошлость, - шепчу я Ло’аку в губы. - И не говори, - выдыхает он в поцелуй. И в этот самый момент, когда мы становимся одним целым, соединившись навек, всё вокруг перестаёт существовать. Исчезают звуки, цвета и даже запахи, оставляя лишь абсолютное желанное ничто, прошивающее импульсом всё моё существование. Голова пуста, в ней ни единой мысли, и остаётся лишь он, крепко сжимающий меня в объятиях, будто намереваясь вплавить в своё тело, и разливающееся внутри тепло. Я запрокидываю голову, вцепившись Ло’аку в плечи, и мир взрывается снова, на сей раз отдаваясь набатом в ушах, а сердце, готовое выскочить из груди в любой момент, сейчас не выдержит и просто разорвётся на части. Но даже это не страшно, ведь теперь я знаю, кто в этом случае поделиться своим. А на небосводе по-прежнему сияют мириады звёзд, и каждая из них взирает на нас с улыбкой.