***
После этого они погрузись во вполне комфортное молчание. Никаких угроз со стороны Иакова, никаких помех от его людей. Ехать в компании одного лишь Иакова, его запаха, было почти по-домашнему, и Стэйси охватило чувство удовлетворённости, подавляющее в голове голос, говорящий оставаться бдительным и искать выход. Правой рукой он слегка опустил стекло и прикрыл глаза, когда ветер растрепал волосы. Прошло так много времени с тех пор, как он в последний раз ощущал ветер на своём лице. Вдыхал горный воздух, не испытывая отчаяния и страданий. Раньше он никогда не проводил здесь столько времени. Конечно, иногда ему приходилось бывать в отдалённых местах на патрулировании, и он регулярно летал над округом Хоуп на вертолёте, но просто ехать, опустив стекло? Наслаждаться видами и запахами, которые может предложить только столь открытое пространство? Он никогда не находил на это времени, и делая это сейчас, жалел. Во времена взросления Стэйси проводил большую часть времени дома со своими стареющими бабушкой и дедушкой, развлекаясь книгами и настольными играми, потому что те были уже не в силах за ним угнаться. В их жилом комплексе было не так много детей его возраста, а те, кто был, как правило, интересовались, почему он жил с бабушкой и дедушкой, а не с мамой и папой. Почему его мама иногда приходила, но после этого быстро уходила, крича проклятия, пока абуэла, сдерживая слёзы, прижимала его лицо к своей груди. Почему его отец никогда не приходил. Мама Стэйси принимала наркотики Отец Стэйси не должен его хотеть Стейси был застенчивым и грустным круглолицым ребёнком, у него практически не было друзей, кроме бабушки с дедушкой, и, не имея возможности выбираться из своей скорлупы, он довольствовался тем, что оставался внутри собственноручно выстроенных стен. К тому времени, как он достиг совершеннолетия и привык находиться в собственном теле, Стэйси Пратт завёл привычки, не включающие в себя грязь или напряжённую деятельность за пределами спальни. Стэйси вздрогнул, когда Иаков фыркнул и сжал его руку. Его пальцы больше не обхватывали запястье Иакова, а переплелись с чужими, и Стэйси с болезненным содроганием понял, что вообще не помнит, как шевельнулась рука Иакова — а это значит, что первой развернулась его собственная рука. Выползла из травы, подобно змее, чтобы обхватить руку Иакова-грёбаного-Сида. — Ладно, если хочешь, можешь подержать меня за руку, Персик, — поддразнил Иаков в окутавшей их темноте. Проезжающий мимо грузовик сектантов осветил его лицо, и всё, что Стэйси смог увидеть — потусторонне сияющие голубые глаза и белоснежные зубы. Совсем не похож на змею, больше на акулу. Акулу, в клетке с которой сидел Стэйси и добровольно держал за руку. И виновата в этом даже не чёртова песня, а поломанные синапсы в его мозгу, снова и снова дающие осечку. «Не так уж и плохо», — говорил голос в его голове. — «Тёплая, дающая безопасность, рука. Сильная. Так хороша на твоём члене». Лицо Стэйси горит от стыда, пылая столь же ярко, как и лицо Иакова, освещённое светом фар. Он пытается высвободить свою руку из хватки Иакова и чувствует, как тот крепче сжимает пальцы. Так крепко, что надави он сильнее, и кости заскрипят, грёбаный медвежий капкан. — Нет, нет, всё в порядке, правда. Держи меня за руку, Стэйси. Очередное сжатие, и Стэйси чувствует, как кончики пальцев Иакова вдавливают костяшки его пальцев внутрь. Стэйси сдаётся. Он позволяет своим пальцам обхватить пальцы Иакова, вжимаясь всем телом в сидение, когда Иаков тихо бормочет: — Хороший мальчик.***
Пока они едут, перед ними раскидываются прекрасные пейзажи, вид на реку справа скрыт от глаз высокими зубчатыми утёсами и гигантскими деревьями. Фары прорезали лесные массивы, освещая бегущих оленей и волков, следующих за ними по пятам. А ещё распятых на обочинах извивающейся горной дороги так называемых грешников. Стэйси совсем им не завидовал, и этот факт удивляет. Оказаться мёртвым, распятым на обочине дороги и брошенным на съедение местной фауне после всего, было бы пустой тратой крови, слёз и пота, которые он проливал. Он найдёт выход. Или способ проникнуть внутрь. Зарыться так глубоко в Иакова, что никогда не сможет покинуть его мысли. Эти размышления не такие уж незнакомые, но частота, с которой они возникают, вызывает беспокойство. Вначале после вот таких вот внутренних монологов он бушевал и лил слёзы, а после бушевал ещё немного, но по мере того, как иссекала надежда, его настрой менялся. Докажи свою значимость, покажи свою силу, и всё будет хорошо. Тебе не победить, Пратт, не сдавшись, выхода не найти. Он слишком силён, сильнее всех остальных. Сопротивление — всего лишь блоха, им не выстоять. Единственный выход — подчиниться. А теперь? Теперь, когда Стэйси знает, каково чувствовать Иакова внутри, пока его огромное тело вдавливает его в матрас. Теперь, когда Стэйси знает, как он звучит, кончая, когда эти сдавленные стоны и рычания вырываются из его горла из-за Стэйси. Теперь, когда он начал проникать под кожу Иакова… Заставь его хотеть тебя, заставь нуждаться в тебе, стань сильным и бесценным Заставь его полюбить тебя Ладонь Иакова тёплая в его руке. Короткие ногти, подстриженные почти под корень, а кожа чистая и сухая. Загорелая и покрытая веснушками тыльная сторона, а снизу розовая и покрытая мозолями. В голову Стэйси закралась идея. Он перевернул их сцепленные руки у себя на коленях, и хотя он не поднимал глаз, Стэйси чувствует на себе пристальный взгляд. Иаков не сопротивлялся, когда он высвободил свою руку. Он просто позволил своей руке лежать ладонью вверх на бедре Стэйси, ожидая следующего хода с терпением, которое редко можно было увидеть. Вопрос вертелся на кончике языка, но он молчал. Позволил сцене развернуться, передавая часть контроля Стэйси. Медленно, словно боясь напугать мужчину, Стэйси провёл кончиком ногтя по линиям на его руке, пройдясь лёгкими, словно пёрышко, прикосновениями вдоль линии жизни, проходящей по внутренней стороне ладони. Слева от Стэйси раздался резкий вдох. Дрожь, поднимающаяся от пальцев Иакова, пробежалась по всему телу, подобно току. Он чувствовал, как взгляд Иакова вперился в него. «Ему лучше следить за дорогой», — отстранённо подумал Стэйси, и в голове у него клубится туман, словно дрожь Иакова сотрясает и его, как удары колокола. Плотно, будто под водой, будто в его крови Блажь. Заставь его, заставь его, заставь его Когда Стэйси проводит кончиками пальцев по месту соединения кисти с предплечьем, по коже бегут мурашки. Новый вид шрама, который быстро исчезнет с плоти, но не из мыслей Иакова. И биение сердца Иакова, о, его сердце. Кровь бурлит в его венах под тонкой белой кожей, когда Стэйси сжимает его запястье левой рукой и продолжает движения правой. Он старательно водит кончиками пальцев вверх-вниз по каждой линии на ладони Иакова, а затем сгибает пальцы. Проводит прикосновениями по тыльной стороне костяшек Иакова, по завиткам на подушечках пальцев. Баюкает их, переживая очередную минутную волну дрожи. — Пратт, — шепчет Иаков, и это слово срывается с его губ на резком вздохе. Неправильный ответ, и Стэйси поднимает их руки, чтобы прижаться губами к коже Иакова. Пробегается поцелуями по всей коже, до которой может дотянуться. — Что ты… — тихо стонет Иаков, когда его указательный и средний пальцы медленно погружаются в тёплую влагу. Не веря своим глазам, он нежно проводит по кончику языка Стэйси. Ласкает его. — Стэйси, — имя, словно вырванное против воли, разорвалось на клочья острыми зубами Иакова, прежде чем покинуть его горло. — Продолжай в том же духе, и я передам остальным по рации, чтобы они остановились, пока я буду трахать тебя на обочине дороги. Ты этого хочешь? Стэйси с тихим влажным звуком вынимает пальцы изо рта. Позволяет их рукам снова упасть на свои колени и переплетает их пальцы, как будто ничего не случилось, как будто это не слюна Стэйси блестела на их коже. Беззаботно глядя в окно, он видит слово: «ЖЕРТВУЙ», написанное огромными буквами на склоне скалы, и ироничность всего этого заставляет Стэйси фыркнуть. Звук, сорвавшийся с губ Иакова, совсем не похож на человеческий. Он крепко сжимает руку Стэйси. — Не думай, что я этого не сделаю, ты… засранец. Не вытащу тебя из этой машины, а все остальные пусть смотрят, как я разложу тебя на капоте. Не заставлю кричать от ощущения моего члена так громко, что все животные разбегутся. Чёрт, Боже, — Иаков положил их сцепленные руки к себе на колени и прижал к своему твердеющему члену. — Этого ты хочешь? Стэйси успел лишь издать неопределённый звук и открыть рот, чтобы ответить, как рация с треском ожила. — «Бета-1 приближаюсь к повороту на аванпост №3». Очередной животный звук. Иаков опёрся коленом о руль, а левой рукой вытащил рацию из гнезда, пока хватка его горячей словно клеймо руки прижимала ладонь Стэйси к передней части джинсов. — Я знаю, куда мы, чёрт тебя побери, направляемся, — прошипел он. Мгновение тишины, два, три. — «Принято». Стэйси снова фыркнул. И потянул их руки обратно к своему бедру, будто они вообще никогда и не двигались. Долгое мгновение они сидели в напряжённой тишине, повисшей в салоне, пока единственными раздающимися звуками было сбитое дыхание Иакова и стук колёс по земле. Стэйси наблюдал, как они съехали с асфальта на узкую извилистую грунтовую дорогу. Они снова начали взбираться в гору, и в непосредственной близости Стэйси увидел, как на склоне холма начали появляться огни. Колючая проволока и верхушки зданий, несколько высоких мигающих красным башен и массивное сооружение с белым куполом. Горстка спутников, мигающих красным в такт башням. Знак. ВОЕННО-ВОЗДУШНЫЕ СИЛЫ СОЕДИНЁННЫХ ШТАТОВ ВОЕННО-ВОЗДУШНАЯ БАЗА УАЙТТЕЙЛ МАУНТИН PIN-K0 — Чёрт, — пробормотал Иаков, и его хватка на руке Стэйси немного ослабла. — Чёрт, — согласился Стэйси. Прямо как после первого их раза, покрытые испариной, тяжело дышащие и измученные тяжестью их взаимодействия. — Не думай, что мы закончили, — сказал Иаков, говоря это больше себе, нежели Стэйси. заставь его, заставь его, заставь его Стэйси хмыкнул. Перед решёткой радиатора джипа, залитые ярким светом фар, стоят остальные члены их компании. Все они внимательны, но не заглядывают внутрь их машины. Водитель «Бета-1» стоит дальше всех, выглядя достаточно напуганным. Голубые глаза Иакова пробежались по его лицу. — Когда мы вернёмся, я так сильно втрахаю тебя в матрас, что ты будешь плеваться пружинами. Стэйси лишь посмотрел на него в ответ.***
На радиолокационной станции кипит работа. Иаков редко посещает свои аванпосты, обычно он поручает эту работу своей свите, так что случай поистине знаменательный. Сектанты высовываются из дверных проёмов, лишь бы мельком взглянуть на своего Красного Вестника, высокого и гордого с широкими расправленными плечами. Вскоре они оказываются в здании с куполообразной крышей, которое, судя по всему, является оперативной базой аванпоста №3. Стэйси идёт чуть позади, любуясь видами, и прикасаясь к незнакомым предметам, когда проходит мимо. Планировка была довольно открытой, и только у одного из выходов была настоящая дверь, Стэйси послушно сохраняет эту информацию, давя желание составить план побега. Его беспокоит, что подобная самоуверенность больше его не волнует. Он слушает, как Иаков поднимается по лестнице, а его тяжёлые шаги громко раздаются на открытом пространстве. Воспоминания о другой лестнице проносятся вспышкой. Впусти меня Я не могу тебя оттолкнуть Чья-то рука прижалась к его груди, оказывая давление, чтобы удержать его на месте. Стэйси моргнул, чуть отшатываясь назад, и оказался на подножии лестницы. Иаков поднимался, поднимался и поднимался, скрываясь из поля его зрения. — Оставайся здесь, — тихо сказал водитель «Бета-1», и мягкая, но крепкая хватка вокруг пистолета, висящего у него на груди, не вызывает возражений. Иаков ничего не рассказывал Стэйси, не посвящал в детали их поездки, так что он не стал настаивать. Он принял отказ и развернулся, чтобы осмотреть комнату. По всему помещению были расставлены несколько Библий в белых кожаных переплётах, открытых на разных страницах. Грязная посуда, в спешке отодвинутая в сторону. Бумаги, разбросанные по всей комнате, вещи, лежащие стопками друг на друге. Письма от знакомых, письма от Иакова, письма от Отца. Словно, узнав о приезде Иакова, они побросали все дела, чтобы встретить его. Может, так оно и было. Сектанты в доме Иакова смотрели на него со страхом и обожанием в равной степени. Даже когда дела идут неважно, а его жестокость сверкает подобно клинку на солнце, их уважение к нему нерушимо. Они гнутся перед ним, словно раскалённый металл, в надежде, что он превратит их в нечто лучшее, более сильное и прочное. Избранные Иоанна любят его, но страх всегда побеждает — его гнев слишком непредсказуем, слишком необуздан. За ним нет никакой логики, никакого расчёта, лишь ярость, ярость, ярость, и к тому времени, как Иоанн приходит в себя, пространство вокруг него усеивают трупы, как сектантов, так и Сопротивления. И лишь густой запах крови и страха витает в воздухе. Вера всегда была пьяна от Блажи, шлейфом вьющейся за ней в виде благоухающих цветочных следов, и сектанты шли за ней в надежде хоть мельком увидеть её улыбку. Они радовались, когда она играла с ними, передвигая взад-вперёд, как кукол в кукольном домике. Любовь, так много любви, что это зачастую приводило в смятение, но не более того. Несмотря на всё пропитанное Блажью обожание, в их головах не было для подобного места. Возле открытой двери Стэйси прислонился к компьютерной консоли, неторопливо листая одну из Библий эдемщиков. Все стихи неправильные, ничего похожего на католическую Библию, читая которую он рос, но в искажённой интерпретации Иосифа Сида есть какая-то запоминающаяся и навязчивая харизма очень похожая на Ветхий Завет. Вниз по лестнице раздаются быстрые шаги. Оторвавшись от чтения, Стэйси видит Иакова в шаге от лестничной площадки. Его дыхание ровное, но побелевшие костяшки пальцев и голубые глаза выдают его с головой. Широко распахнутые и встревоженные, большие-пребольшие с белоснежными белками, они обшаривают комнату, пока не достигают Стэйси и тогда останавливаются. Успокаиваются. Иаков осторожно выдохнул, когда увидел Стэйси Пратта, залитого лунным светом, ветер трепал его волосы, а Слово Иосифа открыто перед ним. Его взгляд почти благоговейный, пока стены вновь не поднимаются, но Стэйси знает достаточно, чтобы увидеть, как встревожен он был одной лишь мыслью, что Стэйси ускользнул из его сетей, и направился к месту в шаге от того, где Иаков его оставил. Как собака, покорно ждущая своего любимого хозяина. — Иди сюда, — тихо позвал Иаков. Он ждал на ступеньке и наблюдал, как Стэйси беззвучно отложил Библию и сократил расстояние между ними, кивком головы показывая Стэйси идти наверх перед собой.***
Сектанты пытаются уговорить Иакова остаться на ночь в доме на базе их аванпоста, но он отказывается, предпочитая затаиться под куполом оперативного штаба. Они взяли с собой пару спальных мешков, одеяла, две бутылки воды и порции еды, и Стэйси согревает одна мысль, что его тоже включили в число. Согревает, подобно огню, сладкий дым которого затуманивает разум. Иаков застегнул молнии на их спальных мешках после краткого осмотра и устроился на краю их импровизированной кровати. Одеяло накинуто на колени, а стакан с водой зажат между бёдер. Он всё ещё одет в свою куртку, но ботинки стоят в нескольких футах. На его ногах чёртовы носки. Домашняя уютность всего этого сводит Стэйси с ума. Он свернулся калачиком на полу возле Иакова и позволил горячему дыханию согреть замёрзшие руки. В другой раз он бы жаловался на то, что прямо так и подохнет, на холодном осеннем воздухе, но с тех пор, как его жизнь не обернулась сплошным стрессом, прошло слишком много времени. Луна поднялась высоко в небе, а освещения в этом месте было так мало, что чернильная чернота перед ними пестрила пронизывающим светом звёзд. Стэйси с любовью скользнул по ним взглядом, думая о телескопе, на который скопила бабушка, чтобы подарить ему, и о том, как они пробирались по пожарной лестнице на крышу в поисках планет. Он думал о занятиях по астрономии, которые посещал, будучи старшекурсником, когда ему необходимо было увеличить учебные часы. Если бы он разбирался в математике чуть лучше, то, вероятно, последовал бы прямиком за своей любовью к звёздам в науку. Прежде чем Стэйси успел подумать, он начал говорить: — Вверх и влево — Кассиопея, вон там пятиконечное созвездие в виде W. Ты можешь видеть её здесь почти круглый год. Тишина, последовавшая за его словами, обожгла щёки Стэйси румянцем. Внутри него так много всего, и с каждой минутой изменения отношений между ними Стэйси подходит всё ближе к тому, чтобы разорвать себя на части и показать Иакову каждый ничтожный дюйм. — Так ты сможешь легко найти Млечный путь… — Зачем ты мне это рассказываешь? — сухо спросил Иаков. Он проглотил последний кусок и выбросил остатки рагу, прежде чем отставить тарелку в сторону. Иаков откинулся назад, опираясь на руки, а затем взглянул на Стэйси. Стэйси же предпочёл не смотреть ему в глаза, но остановил взгляд на бугристых мышцах на его предплечье под ожогами и веснушками, пальцы, растопыренные за спиной, чтобы помочь ему удерживать тело в вертикальном положении. — Я не знаю, — пробормотал Стэйси и отвёл взгляд. Пять звёзд Кассиопеи печально померцали ему. Что он пытался сделать? Как глупо. — Забудь. — Ты пытаешься сблизиться или что-то в этом роде, Пратт? Потому что я думаю, что наш единственный общий интерес — это моё тело поверх твоего. Медленно, предельно медленно Стэйси выпустил весь воздух из лёгких. И никакого жжения. — Ладно, — прошептал он. Воцарившаяся тишина удушлива, и её едва можно вынести из-за открывшегося вида тёплого рагу. Нужно съесть это как можно быстрее, пока ты не сморозил ещё какую-нибудь глупость. Горячая еда, кажется, обжигает горло, когда он заглатывает её, как делал Иаков. От размера кусочков и температуры на глаза наворачиваются слёзы, но рот занят, а желудок полон, так что Стэйси может считать это победой. — А теперь ты пытаешься подавиться? Как драматично, — в голосе Иакова веселье лишь с небольшой прохладцей. Когда Стэйси не отвечает, а просто обводит губы языком и оставляет тарелку в сторону, он покрывается инеем. Иаков вскидывает руку, притягивая Стэйси к себе за подбородок, и заставляет смотреть в глаза. Его хватка крепкая, но не болезненная. — Отвечай, когда я с тобой разговариваю. С такого близкого расстояния Стэйси может разглядеть в радужках Иакова зелёные крапинки. Едва заметные веснушки на переносице и возле скул, стёртые шрамами. — Нет, я не пытаюсь подавиться. Сэр, — ответил он, опустив плечи под одеялом. На долю секунды хватка на его подбородке усиливается, прежде чем Иаков его отпускает. Его челюсти слабо сжаты, а брови нахмурены, будто Иаков чем-то смущён. Пристыжен. Стэйси снова вскинул взгляд к небу. Они могут и не говорит о звёздах — глупо, глупо, что это, чёрт возьми, вообще было — но Стэйси всё равно может на них смотреть. Он видит Ковши, Большой и Малый, а затем напрягает память в поисках названий других созвездий, раскинувшийся над ними. Если погода и занятия позволяли, они с дедушкой превращали это в еженедельный досуг: собирались вместе за кружечкой пива и хорошей едой, чтобы поговорить о бесконечности Вселенной, толкались возле телескопа, после того как забирались по пожарной лестнице. Абуэла, будучи рядом, вязала или читала свою книгу, время от времени поддерживая разговор. Она не слишком интересовалась Вселенной за пределами их мира, её больше интересовала поддержка своих близких. После его смерти Стэйси… перестал. Не находил времени посмотреть на звёзды, проезжал мимо, когда патрулировал. И теперь застарелая боль потери снова пронзила его грудь. Боже, что бы сказал абуэло, если бы мог видеть его сейчас? Посмотри, в какое дерьмо ты вляпался, чёртова глушь Монтаны, с таким же успехом это мог оказаться грёбаный Стокгольм с главным оратором сектантов и отчаянно бьющемся в районе горла сердцем. — Никогда, ээм, не обращал особого внимания на звёзды. Всегда приходилось спать, уткнувшись носом в землю. У меня просто не было времени на любования звёздами, — голос Иакова звучал неловко, нарочито грубо, словно слова тащили из него клещами. — Хотя в Ираке много звёзд. Их можно видеть на многие мили, когда вокруг одна лишь пустыня. Иногда, они единственное, что можно увидеть. Ирак. Война в Персидском заливе? Иакову примерно за сорок и, если Стэйси правильно помнит, он должен был оказаться либо в составе «Щита пустыни», либо «Бури в пустыне». — Никогда не интересовался их названиями? Иаков фыркнул. — Большую часть проведённого там времени, я уворачивался от пуль или убивал людей, стреляющих в меня, сам-то как думаешь? Стэйси пожал плечами и натянул одеяло на колени. — Я всегда любил простор. Надо было сменить специальность, когда была такая возможность, — если бы я это сделал, то не оказался бы сейчас на этой грёбаной крыше. — А что насчёт тебя? — А что насчёт меня? — руки протестующе заныли, и тогда Иаков опустился на их импровизированную кровать. Сложив руки за головой, он наблюдал за Стэйси, смотрящим на небо. — Выуживаешь информацию? — Поддерживаю беседу, — прошипел Стэйси, внезапно приходя в ярость. Как будто он умрёт, если кто-то столь незначительный, как Стэйси Пратт, хоть немного узнает его. — Осторожнее, — тихо предупредил Иаков. Глубокий вдох, выдох, всегда уравновешенный, даже когда внутри кипит гнев. Дыхание же Стэйси стало прерывистым, пульс участился. — П-прости. Извини, — он ещё сильнее подтянул колени к груди и опёрся на них, вытирая вспотевшие ладони об одеяло. Отвернулся от Иакова, чтобы посмотреть на горы слева от себя. Вдалеке мигал огонёк, что-то вроде башни, и Стэйси прищурился, напрягая зрение в попытках разглядеть, поставлены ли они государством или же кем-то из сектантов. Может быть, вышка сотовой связи, а может и маяк. Ветер трепал чёрные волосы Стэйси, и если сосредоточиться, Иаков мог почувствовать доносящийся до него запах его собственного шампуня. Иаков наблюдал, как ходили желваки на чужом лице. — Я не учился в колледже. Получил аттестат зрелости и записался в армию, когда стал достаточно взрослым. Делал там карьеру, пока меня не выпнули. И этого оказалось достаточно, чтобы снова привлечь внимание Стэйси, Иаков видел это по его слегка дрогнувшему профилю. Он хочет быть к Стэйси ближе столь же сильно, сколь велико желание оттолкнуть его. Закидывает удочку в воду. — Держу пари, тебе интересно, почему меня выгнали, — фыркнул Иаков. — Собираешь наказать меня, если я спрошу, произошло ли это с почётом? — Стэйси невольно повернулся к нему лицом и, к его удивлению, на него смотрели с весельем. — Почётное отстранение после травмы, если можешь в это поверить? — зубы Иакова белоснежно сверкнули в лунном свете, и Стэйси испытал непреодолимое желание наклониться и попробовать их на вкус. — Нет, как раз в это я могу поверить. Я вижу твою выправку, и мне нетрудно представить подобное, — хуже всего то, что Стэйси не лжёт, не пускает дым в глаза, чтобы потешить чужое самолюбие. Об Иакове можно сказать многое, но он чертовски хороший солдат. Стэйси одарил его едва заметной улыбкой, а лицо Иакова снова сморщилось, будто он сбит с толку таких ходом событий. В их отношениях не предполагается никаких нежностей, поэтому они оба смущены подобным исходом. — Копы мало чем отличаются от солдат. Поле боя выглядит иначе, но это всё равно одно и то же. — Боже, я был бы ужасным солдатом, — фыркнул Стэйси. — Отвратительным. К тому же, абуэла… Он не твой грёбаный парень, заткнись нахрен! Настала очередь Стэйси морщить лицо, крепко закусив нижнюю губу. Иаков наблюдал, как мелькали эмоции на его лице, как они вспыхивали и гасли в его глазах, и оказывается так легко брать небольшие кусочки мозаики под названием Стэйси Пратт и читать их, как открытую книгу. — Собираешься закончить мысль? Что бы сделала старушка абуэлита? — Не надо, — шепчет Стэйси. Он думает о резких, пропитанных алкоголем словах Иакова той ночью и чувствует, как внутренности сжимаются. — Хм, Стэйси? Надо говорить громче. — Она была бы в ужасе, — признаётся он со слезами в голосе, зажмурив глаза. Страдание широкой кистью нарисовано на его скулах, и Иакову до боли хочется провести по ним пальцами или языком. — Она покинула Уайтхорс после того, как я поступил на службу в полицию. А если бы я пошёл в армию, она бы подняла на уши даже ад. — Мне нравится думать о своём старике, когда я вспоминаю армейские годы, — говорит Иаков. — Его зарезали в тюрьме, когда я отправился на войну, — тон его голоса задумчивый, подходящий для разговоров о звёздах, а не о чём-то столь извращённом. Судя по всему, его отец сидел в тюрьме. А что насчёт твоего, Стэйси Пратт? — В тот день, когда я окончил колледж, моего отца арестовали за совращение и принятие метанфитаминов с несовершеннолетним мальчиком прямо в его машине, — Стэйси повернулся лицом вперёд и прижал его к коленям до тех пор, пока не начало рябить за веками, а глаза не начали болеть от давления, а не от слёз. — Я не знаю, зачем тебе это рассказываю, — приглушенно сказал он, по-прежнему упираясь лицом в колени. — А, — взгляд одновременно критичный и какой-то мягкий. — Дражайший папочка не прикасался к нам подобным образом, но он выбил из нас всё дерьмо. Ремни, кабели и его собственная рука. Другие полезные вещи вроде ножки стола или Библии. Мне всегда доставалось больше всех, но в основном, потому что я подзадоривал ублюдка. Пытался держать его подальше от Иосифа и Иоанна. Иаков, Иосиф и Иоанн, старший из троих. Надо же, он сочувствует дьяволу. — Он прикасался к тебе? — голос Иакова мягкий, словно пёрышко, и когда Стэйси поворачивает к нему лицо, то не видит в чужих глазах ни насмешки, ни жестокости. Просто сдерживаемый гнев, но не на Стэйси, а на себя. У Стэйси перехватило дыхание, и он отвернулся так же быстро, как и повернулся. — А, — повторил Иаков. Он сжал челюсти и посмотрел куда-то вдаль. — Он мёртв? Стэйси пожал плечами. — Я стараюсь об этом не думать. Мама умерла от передоза в какой-то дыре под Бозманом, — по его спине пробежал холодок, зубы внезапно застучали. Иаков встрепенулся и в мгновение ока потянул его вниз. Стэйси даже не успел рефлекторно испугаться, как оказался на спине, а Иаков накрыл его, как тяжёлое одеяло, устраиваясь между бёдер. — Такие… такие разговоры не заводят меня, Иаков, — фыркнул он. — Заткнись, Стэйси. У их губ одинаковый вкус: тушёная говядина, чистая вода и бодрящий горный воздух. Иаков обхватил его лицо своими огромными-преогромными ладонями и поцеловал, высасывая весь кислород из лёгких, целовал до тех пор, пока перед глазами снова не вспыхнули искры и Стэйси не начал поскуливать, пытаясь глотнуть хоть немного воздуха. Затем на его горло переместились зубы и губы, и тогда он жалобно заскулил, когда Иаков широко провёл языком по ранам от укуса. Иаков отодвинулся, прижимаясь своим лбом ко лбу Стэйси, а спустя мгновение проводя языком по раковине его уха. Горячее, сладкое и влажное дыхание коснулось кожи. — Когда всё это закончится, когда я уничтожу то, что осталось от Сопротивления, мы разыщем дорогого папочку, а? Я вырежу ему сердце для тебя сразу после того, как скормлю ему его собственный член. Стейси спросил: — А если он мёртв? — Оскверним его могилу, — ответил Иаков так буднично, словно это самая простая в мире вещь. Он приподнялся над Стэйси и улыбнулся ему сверху-вниз. Серьёзность того, что предложил Иаков, дошла до него, и Стэйси замер, смотря на мужчину, словно громом поражённый. Он запустил пальцы под футболку Иакова, удерживая его взгляд, пока поднимал её. Кончики его пальцев скользнули по рельефным мышцам живота Иакова, которые дрогнули под его изучающим прикосновением. — Это такой пиздец, — прошептал Стэйси и, обрывая всё, что собирался добавить Иаков, прижался губами к его губам, а ладонью к чужому паху.***
Иаков проснулся ещё до того, как солнце начало свой восход. Он смотрел на незаконченный купол над их головами и наблюдал, как чернильная темнота уступает место фиолетовому, красному и оранжевому — как будто кто-то изнутри процарапал небо, чтобы добраться до поверхности. Сквозь шум утреннего ветра и крики птиц он едва различал звуки медленно просыпающегося аванпоста. Слева от него раздалось протестующее мычание. Крепко прижавшись лицом к рёбрам Иакова, лежал Стэйси Пратт, чьи волосы были растрёпаны, а на шее красовались свежие синяки. Под верхним слоем спального мешка их ноги были переплетены, а его ступни даже под защитой ткани были похожи на грёбаные ледышки. В жизни Иакова было множество разных любовников и любовниц, но никому из них он не позволял оставаться на ночь и спать рядом. А рядом со Стэйси-грёбаным-Праттом он просыпался уже трижды, и это самое ужасное. Он думает о голосе своего брата, ровном, лёгком и чуть печальном, звучащем в ушах. Нам дано знание, Иаков, перед нашим Богом, перед нашими людьми. Нам не суждено быть одинокими, но однажды ты умрёшь в компании лишь собственной ярости. Если только, дорогой брат, ты не впустишь кого-нибудь в своё сердце. Вероятно, Иосиф ожидал, что он найдёт себе жену, а не заложника. Мысль о том, что его самодовольный младший брат обнаружит, что именно так он воспринял его слова, вызывает улыбку на лице Иакова. — Просыпайся, Стэйси, — бормочет глубоким после сна голосом Иаков. Стэйси же лишь протестующе мычит, сильнее прижимаясь лицом к боку Иакова. — Вставай, Стэйси, — снова говорит он, его голос становится яснее, твёрже. Он видит, как сонная пелена сползает со Стэйси, как в его глаза приходит осознанность. — Я голоден, мне нужно убить оленя.