***
Стэйси устроился в кузове белого грузовика сектантов, пока солнце неуклонно поднималось по небу, а сами эдемщики рассредоточились по территории. Он прислонился спиной к внешней раме и не сводил глаз с Иакова, пока тот передвигался по аванпосту, разговаривая то с одним сектантом, то с другим, осматривал вертел с поджаривающимся оленем, равномерно вращающимся на костре возле здания с куполом, крышу которого они только что покинули. Он примостился здесь просто, чтобы не мешать растущей суете, спрятался в пузыре некой изоляции, всё ещё оставаясь у Иакова на виду. Динамика между ними колеблется, оседая где-то в мутных водах эмоций, название которым они оба не решаются произнести, бурлящих в районе живота — не любовь, Пратт, это не любовь, просто привязанность, перестань так на него смотреть! Розовые очки, окрашенный в красные цвета мир, только ты, помни, помни, помни — Стэйси намерен оставаться рядом, но в то же время в стороне. Может, он и не знает своего истинного места здесь (кроме как возле Иакова, ты имеешь в виду, а, Пратт?), но он понимает, что время проявить себя, о чём упоминал Иаков во время поездки, наступит не сейчас, не пока готовится завтрак, и что лучше ему не путаться под чужими ногами. Учитывая его прежнюю и нынешнюю жизнь, он привык к этому. Он редко когда бывал на переднем плане. Но сейчас это немного иная боль, не как в департаменте полиции, когда его делегировали в поддержку, вместо того чтобы оставить командовать. Когда он ехал на пассажирском сидении патрульной машины, вместо того чтобы сидеть за рулём, когда они выезжали на вызовы. Маленькие несправедливости, которые снова и снова ранили его гордость. Стэйси подумал, что здесь в горах Уайттейл нет места гордости, по крайней мере, у Стэйси Пратта. По крайней мере, сейчас. Всё его существо сосредоточено на Иакове, словно этот мужчина носит на своей шее флакон с его свободой воли, прямо возле армейских жетонов и кроличьей лапки. Он гнёт его, как заблагорассудится, подобно кукловоду со своей марионеткой. И поскольку это воля Иакова, а не других переступавших через него людей, боль слегка приглушается. Нет места ни для чего, кроме того, каким видит его Иаков. Это пугает в равной степени, как и освобождает. Покачивание травы вдалеке выводит его из задумчивости. Травинки дрожат, колышутся, а затем раздвигаются, и Стэйси чувствует, как внутри всё сжимается. Друг? Враг? Дикое животное? Он слегка наклоняется вперёд, готовый предупредить Иакова, когда из травы высовывается маленькая коричневая голова, а большие чёрно-карие глаза моргают, смотря на него из-под пушистой бахромы ресниц, поглощая его, подобно морской пучине. Он наблюдает, совсем не двигаясь, за исключением подрагивающих пятнистых ушей, как Стэйси смотрит на него, а мужчины ходящие вокруг поджаривают на вертеле его сородичей. Он не знает, связан ли этот маленький оленёнок с тем, что крутится сейчас на вертеле, но сочувствует ему, будто смотрит прямо на оленёнка Бэмби. И чувствует себя немного похожим на этого оленёнка, пока Иаков берёт, берёт и берёт, пока у него не останется ничего. Внезапно кузов грузовика проседает, а в его руках оказывается наполненная едой тёплая миска. К счастью, он почти не пугается, не расплёскивает содержимое и достаточно быстро берёт себя в руки, чтобы поблагодарить Иакова, наблюдающего за ним с непроницаемым лицом. Он наполовину залез в кузов, оперевшись на одно колено, твёрдо стоя другой ногой на земле. Так близко к Стэйси, что тот может почувствовать кофейный аромат в его дыхании. Стэйси испытывает самое нелепое на свете желание поцеловать его. Вместо этого он, прикусив щёку, опустил взгляд в тарелку. Две хрустящих сосиски торчали из-под щедро приправленной маслом овсянки. Толстый ломтик стейка из оленины лежал с краю, постепенно погружаясь вниз. Еда смотрела на него снизу-вверх, как растаявший снеговик. Когда Стэйси оглянулся, оленёнок уже исчез, и тот факт, что он не будет смотреть, как едят его сородичей, странным образом приносит Стэйси облегчение — он сильно проголодался. Мужчины вокруг всё ещё разбирают еду, они подождали, пока Иаков возьмёт свою порцию, прежде чем подойти самим, и удивлённо моргнули, когда Иаков поставил флягу возле Стэйси, а затем поднялся на ноги. Его лицо по-прежнему было непроницаемо, но тем не менее, между бровей залегла морщинка от замешательства, будто он сам не совсем уверен в том, что только что произошло, но не слишком опечален этим фактом. Похоже, они не знали, как воспринимать Стэйси, помощника шерифа без оружия и значка, пойманным в горах. Подопечный Иакова, любовник Иакова? Те, кого он никогда не встречал, смотрят на него с любопытством, им интересно, почему этот молчаливый призрак следует за их вестником. Почему этот аутсайдер заслуживает времени и внимания одного из их лидеров. Они не разговаривают с ним, но взгляды их в основном добрые. Неуверенные, но готовые принять его в свою семью, если Иаков скажет хоть слово. Те, кого он никогда не встречал, любопытны, но неплохо умеют это скрывать. По крайней мере, пока Иаков стоит перед ними лицом к лицу. Они видели, как Стэйси скулил и дрожал от одного лишь присутствия Иакова несколько месяцев назад, с пустыми глазами и разбитым носом, а голова была настолько забита строчками песни, что они могли услышать её, если бы осмелились прижать ухо к его груди, и странно было видеть его и Иакова такими… домашними, вросшими друг в друга, заставляющими одного цепляться за другого. Они держат его на расстоянии, чтобы Стэйси не разнюхал их планы, а минуту спустя их вестник слетает вниз по ступенькам, чтобы забрать его с собой лично. Они не уверены, они колеблются, не задерживая его без прямого приказа от Иакова. Неверное предположение может обернуться убийственным прямо здесь в диких горах на территории Иакова. Вход или выход. Лидер или аутсайдер. Джекпот или противопехотная мина. Схожие следы от укусов, так же как синяки и кровоподтёки, расцветающие на их коже, дают некоторую подсказку. Не раз Стэйси видел, как сектанты разглядывали его горло, переводя взгляд с него на Иакова, уставившись на расстёгнутый воротник его куртки, а затем снова возвращались к нему, ухмыляясь. Однако, как ни удивительно, эти взгляды не были насмешливыми, как ожидал того Стэйси. Меньше «маленькая шлюшка Иакова» и больше «вот оно что» на изогнутых над пожелтевшими зубами губах. Словно друзья, подстрекающие выложить грязные подробности своих похождений. Поддразнивание, толчок локтем в бок, ничего себе. Но он всё равно отводит взгляд, щёки пылают, а внутренности подрагивают. Странная застенчивость вместо постыдного страдания, которое он должен чувствовать. Но нет. Поэтому он и отводит взгляд. На мгновение разговоры вокруг прерываются, но быстро возобновляются после того, как Иаков бросает на них быстрый взгляд. Сектанты спешат разобрать миски и фляжки с водой и кофе, прежде чем отправиться на свои места, горя желанием поесть и обсудить следующие шаги. Надеясь показать Иакову, на что они способны, вызывать его уважение, пока восхищённые наполненные обожанием глаза сияют в утреннем свете. Некоторые из мужчин подвинулись со своих мест. Они выглядят так, словно хотят позвать Иакова присесть рядом, будто они в старшей школе или что-то в этом роде. Отчаянно желающие, чтобы квотербек сел за их столик и, если повезёт пощупал их во время обеда. Они небольшой группой сидят на разрубленном напополам бревне, прямо как отдыхающие в летнем лагере и, не глядя друг на друга сдвигаются плотнее, пока не остаётся немного места для Иакова, если тот решит почтить их своим присутствием. Там стоят скамейки, есть подстриженная сухая трава и даже один единственный столик для пикника, за который он мог бы сесть, но всё же все они, включая Стэйси, наблюдали, как Иаков отнёс свою еду в кузов грузовика, забираясь следом. Он сел, прислонившись спиной к запасному колесу со стороны пассажира, перекинув одну ногу через крышку багажника, а другую широко отставив в сторону, чтобы та плотно прижималась к лодыжке Стэйси. Общий вздох от разбитых надежд. Стэйси ест одну из сосисок с самодовольством, которого не должен чувствовать. «Я знаю, каков на вкус его член», — думает он, но не решается сказать ничего вслух. Солнце светит Иакову прямо в глаза, заставляя щуриться, но эту цену он охотно платил за то, чтобы иметь возможность прижаться спиной как можно плотнее к стене, пока мир раскинулся перед ним. Любой враг, достаточно глупый, чтобы сунуться на его аванпост, должен будет нападать спереди или с боков. Стэйси не мог представить себе кого-то столь глупого и отчаянного, кто решился бы напасть на них прямо сейчас. Пусть все едят, но они вооружены, все, кроме Стэйси. Винтовка Иакова лежит у него на коленях, а на бедре — мачете, которое он всегда и везде берёт с собой. Стэйси знает, что под штаниной джинсов на его лодыжке пристёгнут пистолет, а также спрятано множество ножей. Он обнаружил их прошлой ночью, когда они раздевались, и видел, как Иаков нацепляет всё это снова в слабом утреннем свете. У каждого из сектантов есть, как минимум, пистолет в набедренной кобуре. У многих имеются винтовки или дробовики. На другом конце импровизированного дворика небрежно ест толстяк с чёртовым пристёгнутым за спиной РПГ. Самоубийством было бы попытаться что-либо предпринять, особенно учитывая, как все взбудоражены присутствуем Иакова. Кажется, они словно черпают силу от его присутствия, будто Иаков излучает её, как Ангелы Блажь. Это всё равно, что нырнуть в бассейн, полный изголодавшихся пираний, сплошь зубы, клочья мяса и кровь. Стэйси не знает, что делал бы, если бы на аванпост напали. Он безоружен и не слишком отличается от остальных — узнает ли его Сопротивление в лицо? Знают ли они его имя? Будут ли они знать достаточно, чтобы не застрелить его, как очередного сектанта? На нём не было дурацкого белого свитера с крестом, он не связан, не молит о помощи и не ранен. Он на солнышке ест грёбаную овсянку вместе с Иаковом-мать его-Сидом. Стал бы Стэйси сражаться или улизнул бы, вернувшись позже, чтобы рассказать кто он? Он не уверен, что выиграет при любом раскладе, поэтому старательно отгоняет эту мысль и тянется за флягой, которую принёс ему Иаков. Металл тёплый, и стоит открутить крышку, как его встречает пряный аромат. Он просто чёрный, но кофеин, циркулирующий по организму, ощущается потрясающе. Иаков смотрит на него, делая глоток кофе, голубые глаза спокойны, а кадык двигается вверх-вниз. Стэйси знает, каково на вкус это горло, шрамы и всё такое. Момент их единения прерывается смехом, доносящимся поблизости. Трое мужчин хохочут, один из которых согнулся пополам, едва не рыдая от смеха. Выражение лица Иакова становится нежным, почти мягким, когда он наблюдает за ними. Сердце Стэйси глухо забилось от тихого восторга. «Стоп, стоп, стоп, остановись», — кричал голос в его голове. — «Он морил тебя голодом, избивал и унижал, не поддавайся всему этому дерьму со стокгольмским синдромом». Это как сильно давить по тормозам, зная, что тормозные шланги перерезаны. Будто если он нажмёт ещё несколько раз, всё волшебным образом восстановится, а сам он будет спасён от падения со скалы. Бесполезно. Стэйси возвращается к еде. Даже несмотря на то, что его эмоции бьются, как рыба, хватающая ртом воздух, у него есть еда, которой он не позволит пропасть даром. Сколько он раз полноценно питался три, четыре? За последние сорок восемь часов он совершил переход от почти голодного рациона к полноценному и чувство насыщения не из тех, что Стэйси хочет потерять. То, что он готов сделать, чтобы не дать этому повториться, маячит на задворках сознания. Клубясь густым чёрным дымом на периферии зрения. И об этом он тоже старается не задумываться. Всё, что осталось — просто Иаков.***
Большую часть оставшегося светлого времени суток они проводят в небольшом командном центре аванпоста №3, проверяя готовность оружия и разрабатывая план атаки. Стэйси не слышал первоначального варианта, но даже по сравнению с тем, что он слышал прошлой ночью, этот был гораздо лучше. Он не знал, была ли дополнительная проработка деталей вызвана его неуверенностью, которую он высказал Иакову во время поездки, или тот всегда так делает — но он предпочитал верить, что сам хоть немного повлиял на ситуацию. Наблюдая, как Иаков раздаёт распоряжения своим людям, Стэйси воочию видит, каким хорошим морпехом был Иаков. Его люди восхищённо следят за каждым движением, словно могут наполниться силами от одного его вида. Кажется, они даже сидят прямее, твёрдо упираясь ногами в землю. Стэйси вспоминает о музыкальной шкатулке и о её подавляющей власти над мыслями и телом. Охоться, тренируйся, убивай, приноси жертву В Иакове же самым страшным было то, что ему не нужна была шкатулка, чтобы добиться подобного. Все братья и сестра Сид, похоже, обладают чем-то подобным, какой-то сверхъестественной харизмой, которая затягивает людей под воду подобно трясине. В случае с Иоанном это были его адвокатские замашки, его кожа хамелеона, способного менять обличия, чтобы наилучшим образом внушить своей жертве ложное чувство безопасности. У Иосифа были большие всепонимающие глаза и давление, похожее на магнитное поле, которое притягивало ближе — хотелось поверить его словам и подчиниться его рассудительности. Даже у не кровной сестры было подобное — воздушная сахарная сладость Веры, приятные духи, маскирующие запах хлороформа. Магия Иакова заключалась в ровном дыхании и прямой осанке. Его руки не дрожали, а выстрелы всегда точно попадали в цель. Сила, окутывающая его, заставляла отчаянно пытаться проявить себя. Быть достойным. Она планируют нанести удар незадолго до захода солнца прямо по бункеру, встроенному в склон горы к северо-востоку от них. Необходимо преодолеть полторы мили или около того между аванпостом №3 и «Волчьим логовом». Команда «Омега» останется на местах, расположив снайперов наверху, и будет прикрывать их. Затем они обрушатся на мятежников тремя волнами: первая будет штурмовать взорванный задний ход и начнёт зачистку — группа Иакова. Вторая команда последует за первой и уничтожит всех оставшихся ополченцев, тем самым обезопасив место. Третья же будет защищать тылы и следить за тем, чтобы никто не заходил и не выходил за переделы Врат Эдема. Для Стэйси этот план звучал слишком просто, но много ли он понимал? Опытный полицейский, да (был был был), но он не бывал в реальных боях, как Иаков. У него нет врождённой способности вести войну или людей за собой, которые с готовностью и не задумываясь умерли бы за него. Стэйси сидит в углу небольшой командной рубки аванпоста №3 и чистит оружие Иакова, точит его мачете. Иаков лично доверил ему это сделать, и тело затрепетало от гордости, когда Иаков тихо удовлетворительно хмыкнул и разрядил оружие. Если попытаешься убить меня, тебе же будет лучше преуспеть, — Иаков, не угрожая ему расправой, просто посмотрел в лицо и нашёл нечто, что убедило его, что Стэйси будет вести себя, как послушный маленький пёсик. Это гарантия, что оружие Иакова будет в прекрасном состоянии, когда он будет использовать его для убийства невинных людей, пытающихся просто защитить свои дома и жизни. Он лениво прислушивался к успокаивающему тону голоса Иакова, пока разбирал винтовку с чем-то, что он ни за что на свете не назвал бы благоговением. Голос в его голове, взывающий к свободе, подозрительно молчит.***
Стэйси ожидал, что его оставят на аванпосте, поэтому оказался удивлён, когда обнаружил, что приближается к «Волчьему логову» рядом с Иаковом, а надвигающаяся ночь окрашивала небо в малиновые и фиолетовые цвета. У него даже появился пистолет в набедренной кобуре, безмолвно переданный перед тем, как они отправились в путь. Его вес до странного непривычен, если не считать прошлого Стэйси и музыкальной шкатулки, и он остро ощущает его на протяжении всей дороги по высокой траве с крутыми подъёмами, и всё это в полнейшем молчании. Стоит Иакову подать знак и они останавливаются в отдалении от бункера. Стэйси подошёл к нему, надеясь, что больше никто не услышит, как колотится его сердце. Остальные выглядели спокойными, максимально отстранёнными и решительными, как и сам Иаков. В команде развивается тихая напряжённость, и Стэйси пытается держаться от них подальше. Повар блондин слева бросил на него многозначительный взгляд и мягко улыбнулся. В свете заходящего солнца его руки, обхватывающие приклад винтовки, кажутся красными. Стэйси уверен, этот взгляд должен быть ободряющим, но он лишь сильнее нервировал Стэйси, заставляя его неосознанно придвинуться ближе к Иакову. Иаков подал сигнал, и первая группа приблизилась к дверям, чтобы установить взрывчатку.***
Они вошли через взорванный запасной вход, и у Стэйси от волнения свело живот. Что-то было не так, и что-то в его голове вопит и сопротивляется их спуску в бункер. Он сжимает челюсти, пока они спускаются по лестнице и минуют первую комнату. Иаков сохраняет спокойствие и зачищает комнату с безжалостной эффективностью, возвращаясь к Стэйси и его нервозности. Стэйси хочет протянуть руку, оттащить его назад за плечо, но не знает, как это сделать, не рискуя получить прикладом винтовки по лицу, а потом и того хуже. После того, как третья комната была зачищена без каких-либо признаков Сопротивления, никаких признаков вообще какой-то деятельности или жизни, просто созданный намеренно дом — Стэйси внезапно всё понимает. Челюсть ноет от силы, с которой он её сжал, и слова, вылетевшие изо рта, звучат надтреснутыми. — Иаков, — шепчет он так тихо, как только может. — Что-то не так. Единственный признак того, что тот его услышал — секундное замедление шага. Горстка мужчин из первой группы бросают на него неприязненные взгляды, но в окружившем их полумраке он сосредотачивается лишь на отливающих медью волосах Иакова. Сверлит дыру в его затылке в надежде, что тот притормозит и послушает. Когда они переступают порог в самом сердце бункера, где всё слишком стерильно, уныло и безжизненно, Стэйси пробует ещё раз. — Это ловушка, — почти скулит он. — Я не думаю, что тут… Ему так и не удаётся закончить предложение. Многое происходит одновременно. Ослепляющий белоснежный свет, за которым невозможно что-то разглядеть, но тут чья-то рука зажимает его глаза, давя на нос. Что-то тянет его назад, швыряя о стену. Боль пронзает бок и лицо от удара о стальной порог бункера. Колени протестующе скрипят, когда он падает на землю. Тут же начинается стрельба, и оглушающий шум раздаётся в этой крошечной могиле внутри горы, эхом отдаваясь в его голове. Звеня, как колокол. Поток падающих гильз обрушивается дождём, обжигая кожу после падений, и Стэйси отбрасывает их, отчаянно пытаясь встать на ноги и смаргивая цветные пятна перед глазами. А спустя мгновение безошибочно узнаваемый свист вертолётных лопастей и грохот выпущенных ракет, поражающих цель. Запах серы такой густой, что вызывает тошноту. Пол сотрясается, сотрясается вся чёртова гора. Он встаёт всего на несколько секунд, когда его снова оттаскивают назад. Раздаётся треск, а его голова снова ударяется о пол. Этот удар выбил из него весь дух, а перед глазами заплясало ещё больше пятен. Он моргал снова и снова, пытаясь избавиться от них. Желая, чтобы его измученное тело просто пошевелилось, чтобы он мог добраться до Иакова. — Лежи на месте, мать твою! — гнусавый голос, северный акцент, перекрывающий грохот выстрелов. Светлые волосы мелькают перед глазами, а лицо светловолосого повара расплывается перед глазами. Он ухмыляется Стэйси после того, как эффективно убивает двоих мужчин, ворвавшихся в комнату, хлоп-хлоп, по пуле в голову каждого. — Я вытащу тебя, если будешь лежать смирно, Пратт. Вдалеке он размыто видит Иакова Сида, стоящего на одном колене и яростно потирающего глаза в попытке вернуть зрение. Стэйси не видит ранен ли он, но вынужден смотреть, как светловолосый повар перешагивает через тело мёртвого сектанта. Сердце Стэйси колотится где-то в горле, готовясь увидеть смерть Иакова, и он должен ликовать, но Стэйси просто чувствует словно в него выстрелили из пушки, словно он падает вниз с обрыва и его может стошнить в любую секунду. Он дезориентирован, его тошнит и, умоляю, не убивай его. Но вместо того, чтобы поднять своё оружие и выстрелить, блондин бьёт Иакова прикладом по лицу. Он прикрывает руками глаза, но нос хрустит от удара. Кровь стекает по лицу, пачкая бороду. Иаков низко рычит, прежде чем броситься вперёд, вложив всю силу в удар плечом. Даже ослеплённый он ловит змею, затаившуюся в траве. Его тело, кажется, двигается на автопилоте, как тонко настроенный инструмент, потому что в движении мышц нет ни малейшего колебания, когда широкие ладони Иакова крепко обхватывают шею блондина и сжимают её. Стоит отдать ему должное, тот сражается упорнее, чем смог бы Стэйси. Блондин бьёт по незащищённым бокам Иакова, по его предплечьям. Его губы посинели, а глаза выпучены, когда он, наконец, перестаёт сопротивляться, но Иаков всё равно сжимает его горло. Сжимает до тех пор, пока Стэйси не начинает ждать, что то лопнет, издав звук, как открытая бутылка шампанского, пока он не начинает беспокоиться, что его голова просто оторвётся, как у куклы, хлоп! — Иаков, — зовёт Стэйси, и тот вздрагивает. Бросает безжизненное тело, предавшего его Иуды на пол. Невидящие глаза снова взметаются вверх, отчаянно обшаривая комнату. Стэйси никогда не видел его таким потрясённым, и он изо всех сил старается встать, чтобы прийти на помощь Иакову. — Иаков, — снова зовёт он, пытаясь дать ему что-то к чему можно тянуться. — Сюда, иди сюда. Блять, ты на самом виду, иди ко мне, пожалуйста. Иаков ползёт через комнату, когда внутрь входят люди. Женщина сокрушённо простонала, прежде чем вскинуть дуло винтовки и выстрелить Иакову в плечо. Ещё один звериный рык, и тот оказывается на земле. — Тэмми! Мы должны были взять его живым, — крикнул кто-то. — Пока нельзя его убивать! — Пока, — последовал холодный ответ. Ослабевший, но не сломленный Иаков с трудом встал на колени. — Ради всего святого, грёбаный кровожадный мешок дерьма. Не двигайся! — кричит Тэмми и, порывисто шагнув вперёд, вскидывает приклад винтовки. На этот раз удар не промахнулся, Стэйси почти уверен, что слышит хруст костей, прежде чем Иаков падает на пол. На мгновение в комнате воцаряется тишина, пока члены Сопротивления переводят дыхание. Внезапно перед ним возникает чьё-то лицо. Длинные чёрные волосы, заплетённые в косу, и суровые карие глаза. — Кажется, этот ещё жив, но я… он не похож на эдемщика. Может… может, это кто-то из помощников шерифа? Прежде чем Стэйси успевает что-либо понять, его затапливает ослепляющая боль, на этот раз в носу. Кровь Иакова с приклада винтовки капнула на его нос, смешиваясь с его собственной кровью, льющейся, как из крана. Тонув под тяжестью всего этого, поддаваясь, наконец, головокружительной боли, он слышит, как Тэмми говорит сквозь оглушительный шум в его голове: — Не думай, что он всё ещё помощник шерифа, теперь он принадлежит Иакову.