***
Дверь в его камеру скрипит, открываясь некоторое время спустя. Стэйси наклонил голову, чтобы посмотреть на своего посетителя, своего палача. Со спокойной отстранённостью он изображал ошеломлённые, опустевшие по-совиному моргающие глаза. В ореоле мягкого жёлтого света перед ним стоит Илай Палмер. Его лицо, заросшее бородой, выглядит ужасно печальным, когда он смотрит на Стэйси, и оно так сильно отличается от сурового выражения, которое было запечатлено на фотографиях, сделанных людьми Иакова в те редкие момента, когда он покидал «Волчье логово». — Ты очнулся, — мягко сказал он. Илай переступил порог и закрыл за собой дверь так осторожно, как только смог. Тихо, будто находится в больничной палате или в морге. — Мне уже стало любопытно, придёшь ли ты в себя. — Сколько? — спросил Стэйси, и его голос оказался таким приглушённым и надломленным, что Илаю приходится напрячься, чтобы услышать его. — Уже два дня, — грустная улыбка, грустные карие глаза. Красивое лицо под этой бородой и изнурённостью. — Тэмми неплохо тебя приложила, а ты итак уже был ранен, — руки вытянуты вперёд ладонями вверх. В извинении. — Мы не могли рисковать, что ты покалечишь кого-нибудь в этой неразберихе. Стэйси слабо кивнул. — Я… — Я знаю, кто ты, помощник шерифа Пратт, — Коротко сказал Илай. Он не знает. О, как же он ошибается, если считает иначе. Потому что если бы он в действительности знал, то пристрелил бы Стэйси прямо на месте безо всякой жалости. Болезненный звук. — Нет, — говорит он Илаю. На глаза наворачиваются слёзы, и он бросает затуманенный подавленный взгляд на мужчину. — Я так устал, — слова попадают точно в цель, лицо Илая наполняется жалостью, а Стэйси позволяет нескольким слезинкам скатиться по щекам. Это не совсем ложь. Он и правда устал, но стремление выжить придаёт ему сил. Он так просто не сдастся. Он лучше, сильнее. И он собирается это доказать. В обморок от усталости он упадёт чуть позже. Илай сокращает расстояние между ними и опускается на колени. Руки на кровати, как будто он взял бы ладони Стэйси в свои если бы мог. Порядочный человек, и Стэйси искренне сожалеет о том, что собирается сделать. Илай этого не заслуживает, но если выбор стоит между ним и самим Стэйси, что ж. Стэйси выберет себя. — Заместитель Пратт, — прошептал он. — Я не могу… не могу вернуться туда, — тело сотрясалось, а слёзы градом катились по лицу. Из носа лились сопли напополам с застарелой кровью. — Я-я не могу… — Тшш, тшш. Мы не будем тебя заставлять. Его поступок почти очищающий в каком-то смысле. Вскрывать старые раны и полагаться на ослепляющую боль в надежде, что это поможет ему пройти через весь этот кошмар. — Я-я… он, о Боже. — Заместитель… — Его голос в моей голове, — и снова это не ложь, Стэйси едва различает раскатистый смех Иакова, отголоски которого кружат в районе затылка. — Я не могу, не могу. Он может, и он это сделает. — Скажи мне, как помочь, — Илай будто не знает, к чему всё это приведёт. Стэйси Пратт выглядит более разбитым, чем он мог себе представить, и у Илая щемит в груди от осознания, что Тэмми права. Будь она проклята, но она права. Это будет убийством из милосердия. — Который сейчас час? — шмыгнул носом Стэйси, пытаясь сесть насколько это вообще возможно с прикованными над головой руками. Он показывает своё разочарование и жалобно воет, руки протестующе дёргаются. Жжение содранной кожи проясняет разум. — Тише, тише, — снова успокаивает Илай. Он встал над Стэйси и расстегнул один из браслетов наручников. Кожа Илая опалила огнём повреждённое запястье Стэйси. — Позволь мне. Стэйси послушно наблюдал, как Илай освободил его руки. Тот факт, что он снова надел на него наручники, как только кисти опустились на колени, разочаровывал, но не вызывал особого неудобства. — Сейчас около полуночи. — Мы можем… мы можем выйти наружу? — Наружу? Запястья кровоточат. Стэйси наклонился, изучая красные разводы на металле в тусклом свете камеры. — И-иаков держал меня… в клетке… я просто хочу… Илай понимающе кивнул. — Ты хочешь увидеть. — В последний раз, — прошептал он. С нежной заботой достойной работника хосписа Илай помог Стэйси собраться с мыслями и встать на ноги. Он пах сосной и пачули, чистый и мускусный запах. Это помогло ему сосредоточиться на опустошении собственного разума, на том, чтобы вести себя, как обуза, волочащаяся за Илаем к милосердному сладкому освобождению. Стэйси не поднимал головы, чтобы осмотреть «Волчье логово» пока они, шаркая, продвигались вперёд, но судя по тишине, он догадался, что вокруг не так уж много ополченцев. Быть может, они празднуют поимку своего заклятого врага? Но где? Откуда-то из глубины бункера раздался громкий стон боли. Треск электричества. Стэйси испуганно отшатнулся назад, врезаясь в Илая, прежде чем в мозгу щёлкнуло, что это, должно быть, Тэмми и Иаков, и он сжал кулаки возле груди. Стиснул зубы. Он не может пойти к нему. Пока нет. «Скоро», — подумал он. Ещё один отдалённый болезненный звук — его единственный ответ. Стэйси позволил ему укрепить свою решимость. — Идём, посмотрим на долину, — предложил Илай. Одна его рука прижалась к пояснице Стэйси, а вторая обхватила локоть. Направляющий, понимающий. — Подъем по лестнице может оказаться непростым, но… — Всё в порядке. Я-я понимаю. Т-так будет лучше. Его наручники звякнули о лестницу, когда они вышли на ночной воздух. Ветер хлестал вокруг, сдувая грязные спутанные пряди волос на лицо. Он наблюдает, как медленно из бункера появляется Илай. Округ Хоуп перед ним. Мерцающие огни, залитая лунным светом река, пологие холмы, страдание и радость — всё живёт и дышит. — Так красиво, — выдохнул Стэйси. Илай позади пробормотал нечто утвердительное, поднимаясь на поверхность. — Отсюда так хорошо видно небо. Он даже не закрыл люк в бункер. Илай осторожно провёл его вперёд примерно на пятьдесят шагов, прямо к обрыву. Трава здесь высокая и мягкая, прижимаясь к ногам Стэйси, она колышется, будто вода. Если его план пойдёт крахом, это место не такое ужасное, чтобы умереть. — Кассиопея, — Стэйси указал на знакомое скопление звёзд, то самое, которое показывал Иакову. Удивление в его голосе неподдельно, когда он показывает его Илаю. — Могу я… могу я немного посидеть? Наручники можешь оставить. Не говоря ни слова, Илай опустился вместе с ним на землю примерно в футе от края утёса с обнажённой скалой и колышущейся за спиной травой. Он сел рядом со Стэйси, положив руки на колени. Пистолет с глушителем всё ещё покоился в кобуре на его бедре, стоя на предохранителе. Несколько минут они провели в тишине, слыша лишь чужое дыхание, пока ночь, проплывающая мимо, составляла им компанию. Здесь, наверху, так спокойно. Стэйси позволил себе ещё мгновение пожалеть о том, что ему придётся сделать. Заставил себя терпеть тревожные спазмы в животе и лёд, в который превратилась кровь в его венах, причиняя боль, пока бежала по кровеносной системе. — Жаль, что мы не нашли тебя раньше, заместитель Пратт, — сказал Илай, глядя вдаль. Сокрушаясь о том, что ему приходится делать ради Сопротивления и ради самого Стэйси Пратта. — Мне тоже, — голос Стэйси звучит так тихо, что Илаю приходится наклониться ближе. — Илай? — Да? — Чего бы это ни стоило… — Стэйси замолк. Сделал глубокий вдох, а затем выдохнул, вместе с воздухом выпуская всю свою вину. Это временный трюк — он никогда по-настоящему не избавится от того, что собирается сделать, предвидя железный привкус вины во рту и ночные кошмары на всю оставшуюся жизнь — но временное отсутствие сожаления — это всё, что ему нужно, чтобы ясность и уверенность заняли свои места в его разуме. Боль, отзывающаяся в теле, становится приглушённой и далёкой, и Стэйси чувствует, как сила скапливается в мышцах, когда он готовится к тому, что должно быть сделано. — Мм? — Как бы то ни было, знай, что мне жаль, — он искренне улыбнулся Илаю и дал ему достаточно времени, чтобы начать просить пояснений, а спустя долю секунды бросился вперёд, как змея. Внезапность его атаки не даёт Илаю и шанса подготовиться к удару. Под весом тела Стэйси он падает навзничь, ударяясь головой о выступ скалы. Со сбитым дыханием и такой растерянный, он пытается вскинуть руки и оттолкнуть Стэйси, когда в горло впивается жалящая боль, сдавливая трахею. Он ломает ногти, пытаясь просунуть пальцы и освободить дыхательные пути, но наручники Стэйси сделаны из прочного металла. В конце концов, Тэмми купила их как раз из-за долговечности. Он хрипит в лунном свете, пока руки мечутся от горла к рукам Стэйси, отчаянно пытаясь хоть что-нибудь сделать. Под ногтями Илая свежая кровь от того, как сильно он вцепился в предплечья Стэйси, и от этого оттолкнуть его становится только труднее. Запах металла разливался вокруг них на ветру, переплетаясь с ароматами сухой травы и прохладной земли. — Мне жаль, — повторяет Стэйси снова и снова. Он давит так сильно, что наручники впиваются в израненную плоть его собственных трясущихся рук. Илай под ним продолжает дёргаться, хрипя. Чернота его зрачков растёт с каждой секундой, пока не закрывает всю радужку, что Стэйси видит в них себя, дрожащего и обливающегося потом над слабеющим телом Илая. Он собирает все силы, которые только у него остались. Раздаётся хруст, Илая больше нет. Глаза его чёрные и пустые, а шея окаймлена красно-фиолетовым кольцом и неестественно вывернула в сторону, прямо как у оленя, сбитого машиной. — Мне жаль, — говорит Стэйси в последний раз, всё ещё сидя верхом на теле Илая. На глазах вскипают слёзы. Когда он вытирает их тыльной стороной ладони, кровь от ногтей Илая размазывается по его лицу, как боевая раскраска. Соль жжёт открытые раны. Удивительно, но он не чувствует тошноты. На самом деле, он почти ничего не чувствует. Прямо как в красной ауре, как от песни. Отстранённый, словно смотрящий со стороны, он роется в карманах Илая в поисках ключей от наручников. Освободившись, он вытащил из кобуры Илья пистолет и поднялся на ноги. Его вес уже не кажется чуждым, как вчера, скорее правильным. Как продолжение руки. Стэйси бросает на Илая последний взгляд, а после носком ботинка подталкивает его к обрыву.***
Прежде чем отправиться к Тэмми, Стэйси предварительно обыскивает бункер. Большинство комнату пустовали, как он и заметил раньше. Он нашёл всего троих ополченцев. В одной из задних комнат он бесшумно убивает двоих спящих милиционеров. Всего два «псс», приторный запах железа, и они никогда больше не проснутся. Парень на складе стоит к Стэйси спиной, начиная поворачиваться, чтобы сказать что-то тому, за кого он принял Стэйси, прежде чем раздаётся ещё одно «псс», и он падает на пол. Он ударяется сильнее, чем ожидал Стэйси, задевая стойку. Тишина, последовавшая вслед за звоном падающих на пол безделушек, оглушает, на мгновение выводя Стэйси из состояния холодной отстранённости. Он задержал дыхание и считал до пяти, ожидая реакции. Когда ничего не происходит, он тяжело вздыхает и продолжает методично обходить комнаты. «Волчье логово» выглядит так, как должно было выглядеть в том бункере-ловушке — в нём жили и любили, повсюду валялись личные вещи и мусор, настоящее волчье логово. Повсюду раскиданы спальные мешки, туалетные принадлежности, разные закуски. Возле главной лестницы вереница грязной обуви. На столешницах карты с нацарапанными каракулями. Выключенная стереосистема с загруженным микстейпом, на котором написано: «WHAT’S WICKED WAYZ». Здесь по-домашнему уютно, уютней, чем в спартанском доме Иакова, его аванпосте и собственном бункере. Если бы всё сложилось по-другому он мог бы с лёгкостью представить себя проводящим время здесь. Вплетённым в этот гобелен. Рубашка помощника шерифа, застёгнутая на все пуговицы и перекинутая через спинку стула. Ботинки возле лестницы. Но дела обстоят иначе. Или, может, так было с самого начала? Может, сейчас он настолько другой, настолько сильно отличается от того, каким был раньше, что подобная мягкость, это чувство общности теперь недоступны ему. Стэйси позволил тьме поглотить себя целиком, чтобы выжить, и хотя он не слишком об этом сожалеет… его ранит мысль о том, чего у него никогда не будет. «Добейся этого вместе с Иаковом», — шепчет голос в его голове. — «Покажи ему, какой ты сильный. Заставь удержать себя и заставь позволить удержать его». — Иаков, — выдохнул он, спустя мгновение отмахиваясь от своих мыслей, будто мог прогнать их физически.***
Когда Стэйси пробрался в комнату, Тэмми только включила напряжение. Треск и шипение её пыточного устройства, стоны и рычание Иакова, сидящего по щиколотку в воде, заглушают едва слышимый скрип открывающейся двери. — Чудовище, кусок дерьма, каково это, а? — шипит она, должно быть, в сотый раз наблюдая, как он дёргается от тока. В этом виде пытки целое искусство. Она не хочет пустить слишком большой заряд, чтобы он слишком быстро умер, у неё есть план затянуть всё это, прямо как она делала последние два дня, которые Иаков провёл под её нежной опекой. Она с любовью смотрит на один из новых шрамов Иакова, оставленный её собственной рукой в первый день их совместного времяпрепровождения. «МОНСТР» вырезанное на ключицах, припухшее и красное, и, возможно, как она надеется, воспалённое. Он молчал всё время, пока она вырезала каждую букву, закричав только тогда, когда она погрузила пальцы в его открытое пулевое ранение, то, что она нанесла ему в плечо. Искушение просто немедленно убить его было огромным, тёмными кольцами оборачиваясь вокруг её сердца. Но она знала, как знает и сейчас, что сдержанность того стоила, просто должна. Иаков Сид, страдающий как можно дольше — её заслуженная награда, долг перед всеми погибшими в округе Хоуп. Усмехнувшись, она выключила питание и позволила ему небольшую передышку. Тэмми расхаживала перед ним, по-прежнему спиной к Стэйси, и неразборчиво шипела себе под нос. Пинала детский бассейн, выплёскивая воду. Пару раз ударила Иакова по лицу. Иаков связан, он без рубашки и полностью покрытый испариной. Его голова металась из стороны в сторону, пока он боролся с тошнотворной болью, раздирающей всё тело. Его глаза не могут сфокусироваться, пока он замутнённым взглядом смотрит на Тэмми, на её искривлённую губу и заляпанный кровью кардиган. Позади неё он видит Стэйси, и жестокость его собственного сознания, вызывающая чужой образ снова и снова, заставляет его вскипеть. Разгневанный с новыми силами, он дёргается вперёд так сильно, как только может с привязанными к стулу руками и ногами. Окровавленные зубы оскалены в рычании, которое эхом раздаётся в груди, отражаясь от стальных стен. А спустя секунду образ Стэйси прижимает палец к губам, приказывая ему замолчать, и тогда Иаков яростно борется с туманом в голове. Тот никогда не делал такого раньше, и Иаков отчаянно пытается проморгаться, стряхивая паутину со своего разума. Ему нужно знать, просто ли это мираж или это на самом деле Стэйси-грёбаный-Пратт стоит в углу с размазанной по лицу кровью и диким выражением в глазах. Прекрасен, блять он так прекрасен. — Уже готов к большему? — Тэмми любовно погладила пульт дистанционного управления левой рукой. У реального или, может, у воображаемого Стэйси есть пистолет, и твёрдая рука вскидывает его, направляя. — Ну, привет, Персик, — хрипит Иаков. На секунду он закашлялся, прежде чем разразиться смехом, который эхом отдаётся от стен и окончательно выводит Тэмми из себя. — Как ты меня назвал? — спрашивает она, используя пульт, чтобы приподнять голову Иакова и заставить его посмотреть себе в глаза. Иаков оглядел её и посмотрел на Стэйси, который с каждой секундой казался всё более реальным. У него даже слегка жалостливый вид, который появляется всякий раз, когда Иаков называет его этим именем. Стэйси вздохнул, обиженный. — Это он не тебе, — сказал он. В видеоиграх, в которые раньше играл Стэйси, во время финального противостояния с боссом всегда происходит этакая борьба, где двое противников вышагивают друг напротив друга, борясь за победу. Пытаются подтолкнуть друг друга к фатальной ошибке, которая позволит одному одержать верх и обеспечить себе победу. Здесь такого не происходит. Это просто, даже как-то разочаровывающе. Когда Тэмми оборачивается с шокировано распахнутым ртом, он нажимает на спусковой крючок. Они смотрят друг на друга, пока Тэмми Барнс падает на землю беспорядочной кучей, всё ещё сжимая в руке пульт дистанционного управления. Стэйси, застыв, прирос к месту, как и сам Иаков. — Боже, ты настоящий, — выдыхает Иаков. Теперь его глаза расширились не только от боли. Покрытые кровавой коркой розовые губы приоткрылись. Кажется, он словно опьянён, благоговейный трепет и похвала слетают с его губ. Блаженно. Тепло, разливающееся в груди, заставляет Стэйси заскулить, когда он порывисто сокращает расстояние между ними. Осторожно переступив через Тэмми, он отодвигает пульт в сторону и пытается решить с чего начать в первую очередь: с Иакова, которого только что пытали, связанных конечностей или багровых ран, которые вблизи выглядят довольно плохо и определённо воспалены. Стэйси решает начать с пут. Они слишком тугие, чтобы можно было ослабить их пальцами. Стэйси издал разочарованный звук, когда обломанный ноготь зацепился, ломаясь окончательно и цепляясь за проволоку, которая проникает в ногтевое ложе. — У неё при себе ножи, — сказал Иаков, устало наблюдая, как Стэйси опустился возле её тела, чтобы порыться в карманах. Расслабившийся на своём стуле, он выглядит на свой возраст. Охотничий нож с её лодыжки, похоже, подойдёт. — Не двигайся, — сказал Стэйси, начиная резать верёвки. Каждые несколько секунд его глаза отрывались от работы и блуждали по сонному лицу Иакова. Он даже не заметил, как пару раз проехался лезвием по его коже. Не то чтобы на нём вообще можно было различить свежая рана или двухдневной давности, тело Иакова покрыто следами от инструментов из ящика Тэмми. Иакову трудно глотать. В горле щёлкает, когда он медленно готовится сказать. — Иосиф никогда в это не поверит. Я сам едва верю, — усмехнулся он. — Блять, посмотри на себя. — Точно. Продолжай смотреть на меня. Оставайся в сознании, — освободив одну руку, Стэйси переходит к следующей. — Не засыпай, Иаков. Я не смогу поднять тебя по лестнице, а нам нужно уходить. — Не засыпай, не засыпай, — сонный. Слова спотыкаются, звуча отрывисто. — Я серьёзно, Иаков, я не смогу тебя нести. Оставайся в сознании, пока мы не окажемся снаружи. — Эй, — проворчал Иаков. — Осторожнее, — он слишком слаб, чтобы как следует зарычать. Нож подцепил путы на втором подлокотнике. — Нет, — прошипел Стэйси, опускаясь вниз, чтобы освободить ноги Иакова. Рукоять ножа скользила в руке от крови. — Нет. Послушай, я просто… просто… — Всё нормально. Прости. Слова были такими тихими, что Стэйси напрягся, чтобы их расслышать, и когда мозг обработал информацию, внутри появилась поразительная пустота. Он медленно поднял взгляд на Иакова: подбородок прижат к груди, остекленевший взгляд, влажный от лихорадки лоб, а борода скрывает новоприобретённый внушительный шрам. Может, он и «МОНСТР», но он принадлежит Стэйси. Монстр Стэйси, бремя Стэйси. Боже, помоги ему. Когда он разрезал последние путы, Иаков ссутулился на стуле, как марионетка с перерезанными нитями. Он так устал, слабость одолевала, но он должен был двигаться вперёд. Как в пустыне, обгоревший и изнурённый, когда он пересекал её вместе с Миллером, покрытый волдырями, обезвоженный и голодающий, он продолжал идти, несмотря на усталость, заставляющую спотыкаться снова и снова. Долгое время после выписки и пребывая приюте для бездомных ветеранов Иаков с горечью задавался вопросом, ради чего он так старался, почему отказывался сдаваться. У него не было ничего, кроме морской пехоты. Ни семьи, ни денег, ни цели, ничего — ни сила, ни стремление не помогли ему сохранить то, что он любил. Проще было бы сдаться, и он работал над этим — старательно расслабляя побелевшие костяшки пальцев, которыми он цеплялся за своё здравомыслие, палец за пальцем, сведённые судорогой — когда Иосиф и Иоанн впервые увидели его, заледеневшего, сломленного и одинокого. Иосиф без конца твердил, что Господь даёт, и Господь забирает. Он верил в это даже будучи маленьким мальчиком, когда Господь наделял его и братьев синяками и сломанными костями, а затем забрал старика Сида из их жизни. Преданность Иосифа не ослабевала, даже когда дела шли плохо и в конце их разделили — Иоанна усыновили, Иосифа отправили в службу защиты детей, а Иакова бросили в колонию для несовершеннолетних. Однако Иаков никогда по-настоящему не верил во что-то божественное, пока Господь не отнял у него всё только для того, чтобы вернуть ему братьев. И здесь, сейчас, когда Стэйси поддерживает часть его веса, помогая покинуть «Волчье логово» для Иакова наступает ещё один момент просветления, когда он видит Бога, которого всегда видел Иосиф.***
К тому времени, как им удаётся выбраться из бункера, Иаков висит на Стэйси мёртвым грузом. Он молчит, тяжело привалившись к его боку, и единственное, что от него слышно — затруднённое дыхание — каждый вдох и выдох отдаются влагой в горле, а изо рта вырывается болезненный хрип. Иаков — сплошная живая дышащая рана, свежая и уродующая кожу, запечатлевшаяся на нём навсегда, и Стэйси не может сдержать жалости, которую испытывает к этому мужчине, осторожно опуская его возле скалы. — Иаков? Иаков, мне нужно, чтобы ты сказал, что дальше делать. Мне… мне отвезти тебя обратно на аванпост? Я даже не знаю, где мы находимся, — Стэйси присел рядом на корточки перед Иаковом и обхватил ладонями его покрытое шрамами лицо. И пусть Иаков всё ещё был в сознании, он быстро угасал. Он почти не реагировал, а огонь в голубых глаза потух. — Бункер? Отправимся в бункер? — Иосиф, — прошептал Иаков. — Отвези меня к Иосифу.