***
Вскоре после восхода солнца они направляются в бункер Веры. Иаков не ошибся, говоря, что одежда ему подойдёт. Джинсы, которые он надел, сидят на нём лучше всего того, что он носил, попав в округ Хоуп, и, быстро переглянувшись с Иаковом, Стэйси незаметно забирает ещё несколько предметов одежды. Плюс полотенца, в которых он выглядит совсем крошечным. Для Иакова удаётся найти рубашку, которая подходит по длине, но немного тесновата в груди. Теснее, чем толстовка Илая Палмера. Тёмно-зелёного цвета, как коврик в ванной, и этот цвет лишь делает насыщенней блеск его каштаново-рыжих волос и бороды. И это чертовски отвлекает. — Прикрой рот, — издевается Иаков, одну руку держа на руле, а второй отправляя в рот кусок вяленого мяса. Одна из немногих съестных вещей, что они смогли найти в доме, но это лучше, чем ничего. Стэйси и правда открыл рот. Мысленно он пару раз влепил себе пощёчину, наблюдая, как вздымается и опускается грудь Иакова под зелёной тканью рубашки, практически облепившей его тело. — Это не моя вина, — ответил Стэйси, фыркнув, и откусил вяленого мяса. — Отвлёкся на твой распутный вкус в одежде. Иаков молчал достаточно долго, чтобы Стэйси подумал, не перепутал ли он всё, разрушив весь тот прогресс, которого они достигли прошлой ночью. Мягкие, влажные руки Иакова касались его кожи, нежно очищая. Он был откровенным в том, что происходит между ними. Сказал, что постарается ради него, ради них. А после в постели, чистой, тёплой, но немного влажной, обнажённые на чужих простынях, они лениво ласкали друг друга. — Распутный вкус в одежде, — недоверчиво повторил Иаков. Его голубые глаза широко распахнуты, смотря на дорогу, которая, к счастью, была прямой и абсолютно пустой. — На тебе одежда из того же шкафа, Персик, — по-прежнему насмешливый, но игривый. Никаких острых лезвий, бьющих исподтишка. Просто позабавленный Иаков Сид. Флиртующий с ним. Пытающийся. Грудь Стэйси распирает, будто бабочки в его животе способны донести их обоих вместе с пикапом прямо до бункера Веры. — Да, но она не распутная. Я вижу твои соски, Сид. Что бы сказал Отец, увидев, что ты одет, как Иезавель? Я практически слышу, как трещат швы на твоей рубашке. Мы же в Хенбейне, а не в горах. Хохот Иакова неожиданный и, кажется, пугает его так же сильно, как и Стэйси. Они переглядываются, прежде чем некое подобие контроля теряет свою силу, и внезапно они оба смеются на грани с истерикой в лучах раннего утреннего солнца. Смех приятен, словно сбрасывая груз с плеч и напряжение, оставшееся со вчерашнего вечера. Когда они замолкают, Иаков отправляет в рот остатки вяленого мяса и небрежно, без лишних слов, протягивает свободную теперь руку и кладёт её на бедро Стэйси. Тот ничего не говорит, он лишь сжимает бёдра, слегка сдавливая пальцы Иакова. Его же собственная ладонь ложится поверх чужой.***
Вера встречает их возле своего бункера. С удивлением она наблюдает, как они приближаются — щёки Стэйси порозовели, а глаза сияют, когда он улыбается ей, Иаков же слегка отвёл взгляд, смотря чуть выше её головы, но плечи его расслаблены, а на горле появилась очередная метка. — Захватывающая ночь, мальчики? — спрашивает она, прикусив нижнюю губу в улыбке, и склонив голову набок. — Вы невероятно быстро покинули наш праздник. Кот съел канарейку и получил нечто ещё? — Вера, — невозмутимо ответил Иаков. Он перенёс вес с одной ноги на другую, продолжая смотреть поверх её головы, а выражение его лица сменилось на страдальческое. — Может, хватит нести чушь? — О, но что в этом весёлого? — воскликнула она. — К сожалению, он склонен иметь тенденцию портить всё веселье, — пробормотал Стэйси, пожимая плечами. Вера оглядела его с ног до головы и с каждой секундой улыбка её становилась всё шире. На сердце у неё становилось теплее, когда Иаков бросил быстрый взгляд на Стэйси, а после снова вернулся к точке над её головой. — Думаю, если ты хочешь продолжить, мы можем так и поступить, — Вера театрально поклонилась и жестом пригласила их пройти вперёд, в бункер. Она шла в ногу со Стэйси, едва сдерживая желание взять его за руки. Когда тот посмотрел на неё, они обменялись загадочными улыбками, прежде чем снова повернуться вперёд, но это было не так уж тайно, как они думали: Иаков достаточно высок, и у него отличное перефирийное зрение, чтобы уловить их короткий обмен взглядами. Он ничего не говорит и едва удерживается от искушения обхватить ладонь Стэйси.***
К полудню они возвращаются в горы Уайттейл. На территории Иакова царит суматоха, люди быстро перемещаются по утоптанной грунтовой дороге, которая является погрузочной площадкой у Святого Франциска. Вскоре подъезжает грузовик, который быстро загружают оружием, боеприпасами и таким количеством плотно закрытых банок с блажью, сколько помещается внутри. После чего тот выезжает за ворота и паркуется перед входом, когда его сменяет следующий грузовик, и этот процесс продолжается снова и снова. Иаков наблюдал за происходящим с балкона, сцепив руки за спиной. Он едва мог расслышать, как Стэйси тихо инструктировал нескольких Верных Иакова, стоя в дверном проёме. Всё это наполняло его сердце гордостью, а нутро предвкушением, заставляя нервы тревожно натягиваться в ожидании плохого исхода. В конце концов, плохие вещи обычно происходят по трое, и они уже на пороге третьей. Первой был бункер-приманка, потом настоящее «Волчье Логово», а теперь это, Фоллс-Энд. Первые два раза им удалось вырваться их лап судьбы. Иаков лишь надеется, что им повезёт и в третий раз. — Стреляйте патронами с блажью, не смертельно, если не будет другого выхода, разумеется, — вдумчиво инструктирует Стэйси. Иаков практически чувствует его распрямлённую спину. Осторожный, сдержанный, ответственный — на мгновение Иакову захотелось узнать, каким заместителем шерифа был Стэйси. Интересно, мог ли он командовать подчинёнными так же, как сейчас. — Наша цель — ранить, а не убить. Некоторые из них не оставят вам выбора, но основаны цель в том, чтобы захватить их, а не убивать. — Да, сэр, — отвечает женщина из Верных, и благоговение в её голосе похоже на звон колокольчика. — Стрелы, пропитанные блажью, уже должны быть готовы. Пусть охотники аккуратно разложат их сушиться, чтобы их можно было безопасно использовать до захода солнца. — Да, сэр, — на этот раз мужчина из Верных ответил столь же почтенно. — Ангелы будут охранять отходы из Фоллс-Энда. Постарайтесь вывести свои цели из строя до того, как они доберутся до них или для этих своенравных заблудших всё будет кончено, — добавил Вера. Когда Иаков оборачивался в последний раз, она сидела в кресле возле его стола. Но голос её звучал дальше, вероятно, она подошла к Стэйси. — Да, мэм. — Иаков? — зовёт Стэйси, и он наконец отворачивается от окна, чтобы встретиться с ним взглядом. — Есть что добавить? Иаков прислонился к оконной раме и на мгновение закусил внутреннюю сторону щеки. — Будьте бдительны. После падения лидеров Сопротивления остальные разбежались, как мыши. Они будут в отчаянии — используйте их же панику против них, но не позволяйте себе расслабляться. Часто животное, загнанное в угол, бросает все силы на то, чтобы выбраться.***
Они перекрыли все дороги, ведущие из Фоллс-Энда, фактически закрыв въезды и выезды. В полумиле находился второй контрольно-пропускной пункт для поимки сбежавших, и к этому времени им уже удалось поймать четырёх человек, прежде чем основной план был приведён в действие. Позади него в траве были припаркованы фургоны сектантов, только на этой стороне их была дюжина. Стэйси едва различал тусклый блеск очередного фургона с другой группой на горизонте, по другую сторону Фоллс-Энда. Воображал, что видит Веру, наставляющую своих Верных, как действовать. Иаков находится в южной части, так что здания Фоллс-Энда закрывали его от посторонних глаз. Во всяком случае, он представил себе как наяву — рыжие волосы Иакова, сияющие в лучах заходящего солнца. Его люди зачарованно наблюдают за тем, как он расхаживает перед ними, раздавая приказы. Северная часть охраняется самыми приближённым Верным Иоанна, человеком, которого Стэйси раньше не встречал. У него была та же маниакальная энергия, которая, как он слышал, была и в Иоанне, но, кажется, он был немного более спокойным. Люди под его командованием тоже раньше служили Иоанну, те немногие, кто выжил после чисток салаги. Больше всего он беспокоился, что всё пойдёт не по плану. Они жаждали отомстить за Иоанна, даже ценой жизни другого Вестника. Даже двоих. Стэйси находился на западе. Он уже отдал указания, сектанты слушали его с такой же преданностью, как и те, кто жил на территории комплекса Иакова. Здесь присутствуют и несколько знакомых лиц — женщина и мужчина с КПП, которых он встретил когда мчался к Иосифу, несколько Верных с PIN-K0, которые смотрели на него с весельем и в то же время почтением, один из ранее избранных, когда он отдавал приказы касательно предстоящей миссии. Стэйси снова давал те же инструкции, желая успешно закончить миссию. — Захватить, не убивать. Если нет другого выхода, не стреляйте на смерть, — говорит он, расхаживая перед ними так, как в его представлении расхаживал бы Иаков. Плечи расправлены, голова поднята, винтовка прижата к груди. — Пусть блажь сделает своё дело. Выведите их из строя, убедитесь, что они одурманены ею и переходите к следующей цели. Все кивают, крепко сжимая оружие. Несколько охотников уже натянули луки и положили стрелы, наконечники которых слабо поблёскивали от блажи, на тетиву. — И, Бога ради, не снимайте противогазы без крайней необходимости. От вас не будет никакого проку, если вы сами окажетесь одурманены.***
Как только солнце скрылось за горизонтом первые бочки с блажью подкатили со всех сторон. Они тихо подпрыгивали на асфальте и плотно утрамбованной грязи. Блажь плескалась в зелёных контейнерах. Верные, толкающие их, разместились в трёх местах: в центре города, где сходились все улицы, затем в паре кварталов южнее и, наконец, на окраине. Как только они расставили бочки, все Верные, кроме одного на каждую волну, попрятались в городской застройке, а их тёмные одежды и противогазы слились с ночью. После чего оставшиеся эдемщики осторожно сняли крышки с бочек и отодвинулись ровно настолько, чтобы опрокинуть их. Стэйси находился рядом с «Крыльями Любви», когда воздух вокруг начало затягивать клубящейся сверкающей зеленью. Его противогаз был герметичен, но он всё ещё чувствовал привкус блажи на языке, ощущал её запах. Фантомное воспоминание о том, что из себя представляет блажь и на что она способна, вгрызалось в мысли. Он оттолкнул эти воспоминания прочь, как только блажь стала достаточно насыщенной, и тогда рядом разбилось стекло. Стэйси ударил прикладом винтовки в одно из окон «Крыльев Любви». Спустя мгновение раздались крики, жители города узнали об их присутствии, здание за зданием. Сердце бешено колотилось, когда он осторожно продолжил обходить здание сзади, чтобы ударить в другое окно, позволяя блажи проникать внутрь. Удивительно, но он почти не чувствует вины. Стэйси не обращает внимания на то, как на улицу перед ним выбегает горожанин, и с твёрдой рукой стреляет ему в бедро. Мужчина падает на землю, корчась и воя от боли, но кровь, струящаяся из его раны, говорит о том, что это был чистый выстрел. Ни одной задетой артерии, ни одной кости. Вскоре за ним следует женщина, выкрикивающая имя мужчины, но прежде, чем Стэйси успевает сбить её с ног, она падает на землю. Сзади на её джинсовой куртке расцветает кровавое пятно, пуля пробила плечо. Вдалеке Стэйси видит Иакова, опускающего дуло своей собственной винтовки. Стэйси понимает, что это он по одной его позе, даже на таком расстоянии. Знает это, видя, как лунный свет бликует, отражаясь от его жетонов, видя, как тот смотрит на Стэйси, даже через противогаз. А затем Иаков уходит, направляясь к церкви. Стэйси представляет, как он насвистывает себе под нос: «Только ты», не обращая внимания на царивший вокруг хаос. С группой эдемщиков Стэйси направляется ко входу в «Крылья Любви», собираясь провести зачистку. Вечность прошла с тех пор, как он последний раз был в его стенах, но ничего не изменилось. Всё те же старые шаткие табуреты и резкий запах пива и жирной пищи в воздухе. Доска для игры в дартс в углу, испещрённая дырами от многолетних игр. Плакат «Testy Festy» и музыкальный автомат, проигрывающий хит двухтысячных, который Стэйси не узнаёт. На столах опрокинутые пивные бутылки и недоеденная еда, посетители спешно покинули помещение в надежде сбежать и спрятаться. Округ Хоуп совсем невелик, а Фоллс-Энд и того меньше, поэтому Стэйси не ждёт, что в баре будет много народу. Охотник поразительно быстро стреляет в шеф-повара Кейси Фиксмана, попав так низко в левое плечо, что Стэйси забеспокоился, что он мог попасть в сердце. С напряжением он наблюдает, как Верные обыскивают бар, оружие вскинуто, прежде чем он опускается на пол между барной стойкой и кухней. Стэйси смутно слышит звук упавшего на пол тела. Но повар стонет, значит пока жив. Они обезвреживают мужчину и женщину на первом этаже, прежде чем подняться по лестнице. Один из Верных с территории Иоанна пинает запертую дверь несколько раз, прежде чем та, наконец, поддаётся, разламывая древесину дверного косяка, и падает на пол. Стэйси берёт на себя руководство, врываясь в жилые комнаты над баром. Концентрация блажи здесь не такая сильная из-за целых окон, но благодаря сквозняку от входной двери, она начинает проникать внутрь. Он велит Верным подождать несколько минут, пока блажь не распространится. Когда внутри слышится кашель, они выдвигаются. В спальне они находят Мэри Мэй после того, как она стреляет в дверь из дробовика. Один из эдемщиков падает, но Стэйси вместе с остальными просто переступают через тело и входят внутрь. Ей удаётся ранить ещё одного, прежде чем Стэйси стреляет ей в плечо, а охотник попадает в бедро стрелой с блажью. — Вы, эдемщики, грёбаные ублюдки! — рыдает она, корчась на полу. Она пытается выдернуть стрелу и кричит от боли, когда та лишь сильнее проникает в плоть. Кровь пачкает её джинсы и фланелевую рубашку, а по лицу струится пот. Её глаза уже подёрнуты дымкой блажи, когда она моргает. — Блять, просто убейте меня, — умоляет она. — Просто сделайте это. Вместо ответа Стэйси бьёт её по лицу прикладом винтовки. — Заканчивайте здесь, а затем отнесите её в бар, — командует он. Окно на дальней стене отрыто, не разбито вдребезги, а поднято. Белая занавеска колышется на ветру, мерцая от блажи. Стэйси быстро подходит к ней, как раз вовремя, чтобы увидеть размытое движение — кто-то унёс свою задницу к жилому району. — Кто-то ушёл, — пробормотал он. — Зачистите здание, я пойду на ним. Стэйси, не дожидаясь утвердительного ответа, вылезает наружу. Наклон крыши не позволяет спуститься самостоятельно, поэтому он позволяет гравитации сделать своё дело, осторожно скользя вперёд. Стэйси спрыгивает вниз, оказавшись возле водосточного желоба, высота была недостаточной, чтобы сломать что-нибудь, но вполне ощутимой, чтобы щиколотки протестующе скрипнули. Он направляется к домам, передвигаясь быстрыми шагами и лавируя между зданий, немного меняя осторожность на скорость. Окутанный мерцающей, насыщенной блажью. Он не беспокоится о том, что этот человек уйдёт, но теперь когда он начал погоню, Стэйси боится, что мишени кончатся слишком быстро. Его кровь полыхает огнём, будто противогаз неисправен, заставляя вдыхать блажь. Голова кружится от того, как сильно он взволнован, от этого. Насколько всё это захватывающе. По пути Стэйси зачищает два дома, не обнаружив и следа своенравного горожанина. На улице лежат живые, как он надеется, тела, и он старается огибать их на случай, если они слишком уж живые и предупредят его сбежавшую мышку, что он вышел на охоту. В третьем доме он находит старика, спокойно сидящего в своём мягком кресле. Как только Стэйси входит внутрь, он поднимает на него взгляд, а долю секунды спустя проделывает в своём виске дыру, пистолет падает, дымясь. Тусклые, грязные стены позади него покрыты жёлтым налётом от многолетнего курения прямо в комнате, пропитаны никотином, а теперь мозгами и кровью, что стекает на ковёр. Стэйси внимательно осматривает дом. Но находит лишь газетную вырезку с некрологом трёхмесячной давности и больше ничего. Миссис ДОЛОРЕС Н. УЭЙВОРТ, 66-ти лет Ушла после ТИМОТИ Е. УЭЙВОРТА, 48-ми лет, СЕЛИЛИИ А. УЭЙВОРТ, 43-х лет и ЛИРЕЙН К. УЭЙВОРТ, 40-ка лет. Пережила своего любимого мужа, с которым прожила долгие сорок семь лет, мистера АРЧИБАЛЬДА Л. УЭЙВОРТА, 69-ти лет. Стэйси медленно закрыл дверь в опустевший дом Уэйвортов и отправился дальше. Четвёртый дом уже похож на катастрофу. Разбитые окна, выбитые двери. Похоже, он уже был зачищен, но Стэйси всё равно зашёл внутрь. Этот дом будет последним. В противном случае он оставит свою сбежавшую мышку Ангелам. Внутренняя часть дома вся разрушена. Диван выпотрошен, повсюду раскидана набивка. Телевизор сорван со стены и брошен в соседнюю, несущую стену. Крыша в том месте опасно провисла, и Стэйси делает мысленную пометку побыстрее закончить с этим домом. Разбитое стекло, пустые рамы для картин, экран телевизора, изысканный фарфор — всё блестит и сверкает от блажи, парящей в доме и снаружи. Хруст под подошвами ботинок. В детской он слышит скрип. Словно кто-то ударился о стену, издав болезненный звук, но почти сразу затих, правда недостаточно быстро. Стэйси выпрямил спину и крепче обхватил винтовку, прежде чем медленно войти в комнату, прижимаясь к стене настолько близко, насколько возможно. Он перешагнул через грязную детскую кроватку, а затем оказался у шкафа. — Выходи, — позвал он, почти прижимаясь маской к дверце. Достаточно громко, чтобы его было слышно через противогаз и царивший вокруг хаос. — Чёрт. Блять. Дерьмо! — слышит он доносящийся изнутри женский голос, отчаянный и надтреснутый. — Я не собираюсь просить дважды, — говорит он, ударяя в дверь. — Выходи. Дверца скрипит, отодвигаясь в сторону, и из шкафа с поднятыми руками выходит Джоуи Хадсон. На её лице засохли дорожки от слёз, а во влажных затравленных глазах плескалась ненависть, но она всё равно вышла. Хотя он знал, что салага освободила её, когда убила Иоанна, вид Хадсон здоровой и невредимой прямо перед собой надрывал старые раны, уже успевшие затянуться кровавой коркой. Они жгли так, словно в каждую из них насыпали соли, нашёптывая и напоминая о том факте, что освободили её, а не его. Он никогда не был первым в своей прошлой жизни, никогда, никогда, никогда. Его руки, обхватывающие приклад винтовки, дрожат, а палец осторожно отодвинут со спускового крючка на случай, если он сделает что-то необдуманное, например, начнёт кричать. Ему требуется несколько вдохов, чтобы успокоиться. Всё это время Джоуи продолжает настороженно смотреть на него, стреляя глазами и пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь толстый затемнённый пластик. Она его не узнала, что ж, тем лучше. Лучше бы ей думать, что он мёртв. Прежний Стэйси Пратт, во всяком случае. В конце концов, ему повезло. У него есть Иаков, и сейчас не он смотрит в дуло винтовки AR-C с поднятыми руками. — Сядь, — приказывает Стэйси, и она желает ему смерти, когда он толкает её на сломанную детскую кроватку, заставляя подчиниться. Как и Мэри Мэй, она умоляет убить её. Безумные глаза Хадсон бегают по противогазу Стэйси, надеясь найти в нём хоть какую-то человеческую часть. — Убей меня. Я-я не могу вернуться назад. Я не вернусь, — говорит она, и Стэйси вспоминает как сам играл в ту же самую игру в «Волчьем Логове». Грустный взгляд Илая, устремлённый на него, и опустошённое понимание. Он думает о том, какой Хадсон была раньше, о её длинных каштановых волосах, заплетённых в косу, перекинутую через плечо. Патриотическая татуировка на предплечье под коротким рукавом формы в честь её службы на флоте, как служили практически все Хадсоны до неё. Её смех: хихиканье наполовину с фырканьем, когда они выходили в патруль, отчаянно ища, чем бы заняться. Чашка кофе, сунутая в его раскрытую руку, снова неправильный, но он не может винить её за это, лишь пьёт слишком сладкое пойло, которое она приносит, с чем-то похожим на улыбку. Она стояла рядом с ним на похоронах абуэлы, стойкая и способная поддержать. Гордая, красивая, его подруга. Возможно, самому ему повезло, но если Джоуи Хадсон снова поймают, то она либо получит пулю от Иакова, либо потонет в блажи, одурманенная Верой, до конца своих дней оставаясь рядом с салагой. Чувство вины охватило его с новой силой, когда он заметил, что она наблюдает за ним. Вдалеке он слышит, как продолжаются бои, стрельба и крики, кажется, где-то загорелось здание. — Тебе нужно уходить, — выдохнул Стэйси, едва слышимый из-за противогаза. Он не снимет его. Не может. Когда она не двигается с места, он вскидывает винтовку. — Иди, — чеканит он. — Но следи за дорогами. Там блокпосты. Ангелы. Тебе пора уходить, и немедленно, Хадсон. При упоминании своего имени она наклоняется вперёд, отчаянно пытаясь разглядеть его лицо. Противогаз полностью закрывает его, а одежда, надетая на нём, совсем не похожа на прежнюю гражданскую из его прошлого. Он надеется, что этого будет достаточно, чтобы помешать ей сложить всё вместе и прийти к общему знаменателю. Со всем произошедшим хаосом, с Верными со всех регионов, он надеется, что она никогда не поймёт. Проще если она будет думать, что он мёртв. Так будет лучше. — Почему… — Вали нахер, ты что оглохла? Уходи! Она вздрагивает, перепрыгивая через кроватку и пятится к двери, так ни разу и не повернувшись к нему спиной. Слёзы на её глазах высохли, но взгляд затуманен, а зрачки расширяются от блажи, витающей в воздухе. — Попробуй уходить с подветренной стороны, в воздухе много блажи, — говорит он ей грустным голосом. Дуло винтовки опущено, а плечи поникли. — Беги к озеру или куда-нибудь ещё, где нет блажи. Уходи, Хадсон, пока не стало слишком поздно.***
В конце своего рейда они насчитали всего десять погибших, включая мистера Уэйворта и эдемщиков в «Крыльях Любви». Однако, Фоллс-Энд почти разрушен. Круглосуточный магазин через дорогу стал в сто раз удобнее, лишившись всей передней стены. Неподалёку горят автомобили, потрескивая, пока пламя от них отбрасывает тени в постепенно проясняющейся дымке блажи. Пожар, шум от которого Стэйси уловил, будучи рядом с Хадсон, случился в церкви пастора Джерома. Он не знает был ли тот взят живьём или же убит до пожара. Не знает, какую судьбу предпочёл бы для этого человека. Остаться живым, но захваченным в плен, или мёртвым, но свободным. Стэйси вспоминает о мужчине, который приходил в квартиру его бабушки проповедовать, когда она была слишком слаба, чтобы пойти к нему на проповедь или в другую католическую церковь, и тяжело сглатывает. Встреча с Хадсон накалила его нервы до предела. Чувство вины просачивалось в тело, будто в противогазе была течь, и он борется с этой тяжестью, наблюдая, как Верный отправляет отравленных блажью жителей в фургоны сектантов. Стэйси задаётся вопросом, что стало с тем, кем он был, прежде чем решительно оборвать эту мысль. Прямо сейчас он тот, кто он есть. Каким это место сделало его. Он не вздрагивает, когда Иаков хлопает его по плечу. Не думает, что может сдвинуться с места под тяжестью своей вины, густой и тяжёлой, как цемент. — Ты молодец, — Стэйси едва может разобрать его слова через противогаз, и большая часть вины рассеивается, сменяясь раскалённым добела удовольствием от преисполненного гордостью замечания Иакова.