***
Они были практически возле Святого Франциска, когда трансляция на волне Сопротивления вдруг ожила. С момента их побега на волне было тихо, с тех пор как Стэйси тихо расправился с Илаем и Тэмми. Не было ни музыки, ни хитро закодированных посланий, ни насмешек — ничего, до этих самых пор. Иаков тяжело опёрся на руль и увеличил громкость. Для него стало обычным делом проверять эту волну, в попытках выяснить в самом ли деле Сопротивление сдалось или оно копит силы. Он задержал дыхание, когда помехи наконец-то уступили место словам. — Наступил конец осени. Все возвращаются в Рощу в горах Уайттейл. Всего два предложения, произнесённые глухим мужским голосом. Несчастным, обессилевшим, будто от них не осталось и половины. Затем волна снова стихла, наполняя салон джипа тихими помехами. Иаков выключил радио и откинулся на спинку сидения. Этот голос он не узнаёт, но все голоса в рядах Сопротивления, на которые Иаков обращал внимание, либо замолкли навечно, либо их обладатели оказались в ловушке в Фоллс-Энде. Мёртвые, пустые интонации тоже ни о чём не говорят, но когда Иаков переключает станцию на песни, которые поёт семья, когда он осторожно, безмолвно скользит рукой по ноге Стэйси, устраивая её на привычное место между его тёплых бёдер, Стэйси надеется, что это голос не того парня с косами. — Роща, хах, — бормочет Иаков, кривя губы в улыбке, и выводит джип из крутого поворота. — Звучит забавно. Стэйси ничего не говорит, просто сжимает бёдрами ладонь Иакова и обхватывает пальцами его запястье, слегка улыбаясь, когда они встречаются взглядами.***
Две недели спустя в горах выпадает снег, покрывая пушистыми слоем внутренней двор Святого Франциска. Каждые несколько часов под бдительным присмотром эдемщиков, новоприбывшие пленники расчищают подъездную дорожку и разгрузочную площадку. Эта работа тяжёлая и изнурительная, но она всё равно легче, чем тренировки. Она даже больше похожа на отдых. Холодный, пронизывающий воздух приятно успокаивал ноющие израненные тела. Несколько раз к ним присоединялся Стэйси, закутавшись в зимнее пальто, которое бросил ему Иаков несколько дней назад, не сказав ни слова. Бессмысленный физический труд позволял разуму отключиться, сужая мир до прерывистого дыхания и приятного жжения в предплечьях и бицепсах. В первый раз, когда он берёт лопату у Верных, несколько пленников пятятся назад с трясущимися руками, опустив глаза. Он не пытается их успокоить, не пытается завоевать доверие фальшивыми сладкими речами. Он просто перекатывает вкус их страха на языке и втыкает лопату в снег, зачерпывает и отбрасывает в сторону. Несколько долгих напряжённых мгновений он просто раскидывает снег, пока новобранцы в конце концов не встают рядом с ним. Тяжёлый толчок в снег, снова и снова, пока шеренга избитых мужчин и женщин не расчищает грунтовую подъездную дорожку, соединяющую комплекс с главной дорогой. Группой они стоят в конце дорожки и переводят дыхание, несколько человек с тоской разглядывают раскинувшийся пейзаж. Стэйси втыкает лопату в землю и поворачивается, чтобы посмотреть на своих пленников — практически его людей, поскольку Иаков несколько отошёл от дел, позволяя Стэйси проводить большую часть тренировок, чтобы сам он мог заняться другими делами. Стэйси не сильно изменил подход к тренировкам, оставляя всё что связано с музыкальной шкатулкой Иакову и только ему. Однако, он добавил больше стимула, больше мягкости. Он вознаграждает и умиротворяет больше, чем Иаков, добиваясь добровольного подчинения, а не выбивая его силой. Больше похвалы и мягких прикосновений, материальных удобств, таких как хорошая еда и постельное бельё. В конце концов, на мёд ловится больше мух. Все их новые пленники, за исключением одного, вышли из загонов внутрь Святого Франциска. Клетка по-прежнему остаётся клеткой, но внутри нет снега, а бегство от непогоды в тёплое помещение принесло больше пользы для семьи, чем бессмысленное избиение. — Не переживайте, — просто говорит им Стэйси, опираясь на лопату. Он тоже смотрит вдаль, на заснеженные сосны и захватывающие дух вершины. Здесь так спокойно и чисто, вдали от затянувшегося несчастья, что клубится подобно туману. — Здесь нет ничего, кроме Него, кроме Нас. Вашей Семьи. Чем раньше вы поймёте это, тем легче будет. Их лица серьёзны и несчастны, когда он поворачивается к ним. В синяках и с красно-розовыми пятнами от мороза и напряжения. Он узнаёт большинство лиц вокруг, часть его прошлой жизни, соседи, бывшие одноклассники. Нескольких из них он оштрафовал или задержал за невинные проступки, например, пьянство и нарушение общественного порядка возле «Крыльев Любви» или за то, что они превысили до тридцати пяти при разрешённых двадцати пяти. — Когда-то я был таким же, как вы. Может, даже хуже. Но здесь всё не так плохо, — Стэйси обводит губы языком и слегка улыбается. Он не думает о песне и о том, что его надежды просыпались, как песок в песочных часах. Он сосредотачивается на воспоминаниях о теле Иакова на своём, о ладони Иосифа, разминающей плечо, о пальцах Веры, переплетённых с его собственными. — Как только вы впустите Их, ничего больше не останется. И это не так уж плохо, обещаю. — Заместитель шерифа Пратт, — начинает было одна из женщин. — Заместитель шерифа Пратт мёртв, — тихо перебивает её Стэйси. Он делает глубокий прерывистый вдох и выдыхает, снова смотря на горы. Жмурится от яркого дневного света, от резкой белизны висящих в небе облаков, и пытается понять, сможет ли он разглядеть, где находится «Волчье Логово». — Лучше просто Пратт. Когда она больше ничего не добавляет, Стэйси встряхивается, чтобы отвлечься от мыслей, и выдёргивает лопату из земли. Снег всё ещё идёт, но уже меньше и, хотя, скорее всего, им придётся вернуться сюда через несколько часов, чтобы начать всё заново, пока они закончили. — Хорошая работа. Вы все заслужили чего-нибудь вкусненького, а? Как насчёт оленины? Вам всем нужно набраться сил, зима будет долгой.***
Зима замедляет работу даже больше, чем дождь. В основном дороги расчищены, но гости в горах бывают редко. Без младшего помощника шерифа, бегающей по всему округу и сеющей хаос всё словно выравнивается. Их не разграбленные аванпосты сохраняют свои припасы, и с каждым днём они теряют всё меньше Верных в противостоянии с оставшимися очагами Сопротивления. Всё до странности мирно, как в зимней стране чудес братьев Гримм. И поскольку Иаков частично отказался от тренировок, у него появилось время, которое он смог целиком и полностью посвятить выяснению того, где находится загадочная Роща. У него меньше дел, чем было при существовании «Волчьего Логова», но необходимость сосредотачиваться на этом отвлекает его от других вещей. От Иосифа и того, что ему никогда не бывает достаточно. Всегда берёт, берёт, потому что то, что принадлежит им — принадлежит Отцу, что принадлежит Иакову — принадлежит Отцу. Он хочет сделать Стэйси Вестником, и хочет этого очень сильно. Достаточно, чтобы поддерживать почти постоянный контакт с комплексом Иакова, звоня всякий раз, как появляется настроение. Иаков ждёт, когда однажды он материализуется во дворе с добродушной улыбкой и увезёт с собой Стэйси, такова воля Божья, брат. Нам нужен Вестник в Долине Холланд, и я верю, что ты создал его в лице Стэйси Пратта. Иаков не мог сказать, что не горд и не рад, что его Стэйси, его, его, его, его стал таким сильным, чтобы превратиться в маяк. Но. Но. Ему хотелось бы, чтобы все они просто восхищались им издалека. Держали свои грёбаные грязные руки при себе и позволили ему сохранить его при себе, только для себя. Мысль о том, что семья потеряет Стэйси, оставляет кислый привкус во рту, острый и едкий, как при рвоте. Иаков не просил и не требовал многого от Иосифа, от Врат Эдема, но он не должен быть просить об этом — чтобы ему было позволено лишь это, остаться рядом с этим человеком, не беспокоясь о том, что его отнимут у него для служения во имя высшего блага. Откровенно говоря, к чёрту всеобщее благо. Он его, Иакова Иакова Иакова Иакова. Не украден, как все, кого он когда-либо любил — Иоанн и Иосиф, когда они были детьми, армия, когда он стал взрослым. Он его. Трубка проводного телефона дребезжит, упав на рычаг, когда Иаков вешает трубку, кажется, в миллионный раз за неделю. Иосиф, снова, Стэйси и в этот раз занят, брат? Мне стоит навестить тебя лично? Иакову удавалось держать его на расстоянии до сих пор, почти до наступления декабря, но даже по телефонному разговору он может понять, что терпение Иосифа на исходе. Единственное, что держит его подальше — снег, но даже он не задержит его надолго. Иаков проводит руками по волосам, вставая из-за стола, касаясь обритых наголо боков. Он всё ещё чувствует, как невесомо скользит по коже головы лезвие бритвы, а сзади доносится, окутывая его, весёлое мурчание Стэйси. Если Иосиф добьётся своего, Иакову придётся отправиться в Долину Холланд, чтобы повторить это. Ему придётся ездить туда за многими другими вещами. Ему удавалось скрывать это от Стэйси, добавляя немного напряжения в их отношения. Назойливость и требования Иосифа заставляют Иакова колебаться между яростью и поразительной пустотой, между навязчивостью и полной неприязнью к чьему-либо присутствию, даже Стэйси. Горячо, холодно, горячо, холодно. Иаков не совсем понимает, почему ему требуется прилагать столько усилий, чтобы скрыть это от Стэйси. Он принадлежит ему, он говорит это снова и снова, но мысль о том, что он потеряет его, всё равно гложет Иакова. Он раздумывает, будет ли его сумасшедшей, изуродованной любви достаточно, когда Стэйси предложат власть и свободу. — Чёрт, — фыркает Иаков себе под нос, проводя руками по лицу. Десятого декабря Иосиф звонит сказать Иакову, что он меньше чем в часе езды от Святого Франциска. «Меньше чем в часе» намеренно расплывчатое понятие и Иаков предполагает, что на самом деле Иосиф имел в виду двадцать минут. Иаков отвечает невпопад, руки трясутся. Жестом он подзывает ближайшую Верную и изображает, как пишет ручкой, наблюдая, как она несётся к ближайшему столу, чтобы порыться в ящиках. Он едва слышит её тихое, торжествующее ага! сквозь звуки шин машины Иосифа, хрустящих по утрамбованному снегу, и стуку крови в ушах. — Надеюсь рядом с твоим комплексом дороги в лучшем состоянии, это просто ужасно, — лениво говорит Иосиф, но Иаков слышит его словно издалека. Он берёт предложенные бумагу и ручку, прижимает лист к стене и начинает писать, пока его Верная заглядывает ему через плечо. — Подъездная дорога расчищена. Внутренний двор тоже, но мы не пускаем Верных дальше. Снег помогает охотиться. На нём легче найти следы, — отвечает Иаков, пока его мозг лихорадочно придумывает предлог увести Стэйси за пределы комплекса. ПУСТЬ ПРАТТ ВОЗЬМЁТ ОТРЯД ИЗ ОХОТНИКОВ. СКАЖИ ЕМУ, ЧТО ЭТО ЧАСТЬ ОБУЧЕНИЯ НОВООБРАЩЁННЫХ — ИХ ЗАДАЧА — СНАБЖЕНИЕ — НЕ РАССКАЗЫВАЙ ЕМУ О ТЕЛЕФОННОМ ЗВОНКЕ. Верная выглядит смущённой, но ничего не говорит, просто кивает и направляется к главной двери. Иаков откидывается на спинку стула и тихо стонет. — Что-то не так, брат? — спрашивает Иосиф. Даже за его весёлым и приятным тоном, Иаков слышит скрытое раздражение, Отец недоволен тем, что влияние его недостаточно велико, чтобы Иаков уступил без лишних вопросов. Взбешён тем, что ему приходится проделывать весь этот путь, чтобы добиться своего, пока все остальные подчиняются без малейших сомнений. Иаков не сдастся, просто не может сдаться без борьбы. Не когда дело касается Стэйси. — Ничего, брат. Всё в порядке. Иосиф мычит что-то неопределённое. Если Иаков сосредоточится, то услышит, как шипы на его шинах щёлкают по дороге. — Стэйси сейчас дома или занят чем-то ещё? — Вообще-то он на охоте. Часть новых тренировок, которые он проводит, — Иаков пожимает плечами, надеясь, что его самодовольство не слишком отчётливо слышно. — Хм. Тогда, полагаю, мне придётся подождать, пока он не вернётся, верно? — вопрос стирает всё самодовольство с лица Иакова и, судя по весёлому звенящему смеху Иосифа, он прекрасно это знает. — Такова воля Божья, Иаков. Наверняка ты уже понял это. — На всё воля Божья, конечно. Да, Иосиф. Как скажешь. Они ведут светскую беседу, пока расстояние между ними неумолимо сокращается, но беседу, в основном, ведёт Иосиф. Иаков в разговоре почти не участвует, то мыча утвердительно, то фыркая отрицательно. Для него это не проблема: Иосиф наслаждается звуком собственного голоса на меньше, чем он сам. — Я почти у поворота, увидимся через несколько минут, — сказал Иосиф. — Увидимся, — пробормотал Иаков, вставая. Он повесил трубку, пока Иосиф ещё что-то говорил, и хотя эта идея была не самой лучшей, ему необходимо было убедиться, что Стэйси и Верные уже ушли. Он в состоянии разобраться с любым пассивно-агрессивным дерьмом, которое позже за дерзость вывалит на него Отец. Звук его ботинок на ступеньках, приглушённо отдаётся в ушах, заглушаемый постоянно усиливающимся биением крови в черепе, которое он ощущает всякий раз, когда Иосиф звонит или вмешивается в его дела. Он сосредотачивается на нём, на этом странно успокаивающем глухом гудении, подобному белому шуму, когда преодолевает сразу три ступеньки и выскакивает на лестничную площадку первого этажа. Двор был пуст, за исключением одного заключённого, свернувшегося калачиком в дальнем углу камеры. Иаков почти уверен, что он мёртв, давно мёртв, но его присутствие служит напоминанием их новоприбывшим, что в горах Уайттейл смерть может поджидать за любым поворотом. По крайней мере низкая температура не позволяет ему слишком уж вонять. Он вполне может остаться лежать там до весны, Иакову плевать. Засунув руки в карманы своей довольно тонкой куртки, Иаков наблюдал, как на подъездной дорожке показался пикап. Он снял рацию с шлёвки на джинсах и прижал холодный металл к губам, с силой вдавливая в корпус кнопку для переговоров. — Ты уже в пути, Персик? На несколько мгновений воцаряется тишина, Иосиф с каждой секундой всё ближе и ближе, но затем рация оживает в руках Иакова. — Да, да. Здесь чертовски холодно, — жалуется Стэйси, продвигаясь вперёд по колено в снегу. От одних только нежных ноток в его голосе напряжение в позвоночнике Иакова немного спадает. Он почти жалеет, что Стэйси не рядом, ему так хотелось получить немного больше его утешения, но расстояние сейчас к лучшему. — Сейчас зима. Когда рация снова оживает, в ответ ему раздаётся фырканье. — Мы охотимся на кого-то конкретного? — Нет, просто осмотрись хорошенько. Думаю, нам нужно что-то пожирнее, чтобы накормить семью. В грядущие выходные выпадет ещё больше снега, неплохо было бы пополнить запасы, — Иаков слышит торможение противоскользящих шин, двигающихся по грунтовой дорожке. Когда Стэйси снова говорит, он уже направляется к воротам, чтобы открыть их Иосифу. — Пополнить, хорошо. Немного расплывчато, но ладно. Только мясо или меха тоже? — Удиви меня. И будь осторожен, — выдохнул Иаков. — Само собой, если ты пострадаешь или что похуже, это обернётся полным кошмаром для тех, кто тебя сопровождает. Металл визжит, когда он тянет створку на себя, и ему приходится вжаться в ворота спиной, чтобы открыть их одной рукой, поскольку снег мешал движению. Голос Стэйси тёплый и тронутый, когда он отвечает: — Конечно, Иаков. Увидимся через несколько часов. Иаков задумался, насколько же он размяк, когда Иосиф заезжает во двор, паркуясь в зоне разгрузки и погрузки. Он вовсе не возражал, особенно когда Стэйси согревал его постель, при этом яростно защищая Иакова. Учитывая все обстоятельства, это вполне себе равная сделка. Он вешает рацию обратно на пояс, убавив громкость, когда Иосиф выпрыгивает из машины и захлопывает дверцу. Он одет в плотно запахнутую пуховую парку, что смотрится почти комично, и по меньшей мере три пары брюк, заправленных в тёплые зимние сапоги. Иаков вспоминает о том, как сильно Иоанн ненавидел зиму и холод, грустно улыбаясь. — Брат, — зовёт Иосиф. Стоит им встать друг перед другом, как Иосиф обхватывает его бицепс, прижимаясь своим лбом к его. Кожа Иосифа тёплая от прогретого салона авто, приятно касающаяся обветренной кожи Иакова. — Прошло так много времени. Слышать твой голос по телефону просто ничто в сравнении с твоей компанией. На мгновение у них обоих перехватывает дыхание, Иаков ждёт, что Иосиф отстранится первым. Он улыбается младшему брату, пусть ему и приходится заставлять свои губы двигаться. Иаков надеется, что выражение его лица не выдаёт неловкости и страдания, чувствуя комок в животе. — В горах зима, Иосиф. Иногда мой голос — это всё, что доступно тебе, — Иаков идёт в ногу с Иосифом, направляясь ко входу в комплекс, желая спрятаться от непогоды. Они поднимаются по той же лестнице, по которой несколькими минутами ранее с топотом спускался Иаков, когда Иосиф спрашивает, небрежно бросив через плечо: — Ты со Стэйси сейчас разговаривал? Иаков тихо промычал, соглашаясь. — Просто проверял, как у него дела. Пучок светлых волос на затылке Иосифа подпрыгивает, когда он качает головой, изображая искреннее недоверие. — Какое странное время для охоты, — размышляет Иосиф, открывая дверь в комнату Иакова. В ней уже не так пустынно, как когда он был здесь в прошлый раз — теперь больше похоже на жилую комнату, чем на казарму. Обжито, уютно. Неподалёку в стороне стоит новая доска, исписанная каракулями, которые Иосиф не узнаёт. Должно быть, это почерк Стэйси, с наклоном, написано второпях и скорее неряшливо, совсем не похоже на плотные печатные буквы, которыми пишет его брат. Отметка о «Волчьем Логове» была убрана и заменена новыми рукописными заметками и фотографиями с вопросительными знаками над ними. И надо всем этим красовалась подпись «РОЩА» оставленная Иаковом. Одежда, развешанная по спинкам стульев и торчащая из ящиков комода, большинство из вещей выглядели слишком маленькими для крупной фигуры Иакова. Две пары грязных ботинок возле двери, посуда на столе Иакова, сдвинутая в сторону. Теперь в комнате стояла кровать побольше, заняв место старой койки, на которой спал Иаков. Простыни смяты и не заправлены. На полу возле ножки кровати, рядом с брошенной на пол футболкой, стояла наполовину пустая бутылка смазки. Пахло здесь тоже по-другому. Как будто запахи Иакова и Стэйси слились воедино, мускусные и пряные. — Люди должны есть, даже если они по колено в снегу, — пробормотал Иаков. Он намеренно вёл себя грубо, потому что знал, что Иосифу это не понравится. Он ухмыльнулся, присаживаясь на край своего стола и смотрел, как Иосиф сморщил нос. Тот небрежно взял стопку одежды со стула возле колен Иакова и сел, раздражённо положив одежду на захламлённый стол Иакова и закатив глаза. Он скрестил ноги в лодыжках и откинулся на спинку, сложив руки на коленях. — Прости за беспорядок, — неприкрытая ложь. Обычно Иаков более аккуратен и собран, но Стэйси неряшлив, почти не обуздан по природе своей. Иаков привык к тому, что одежда как Стэйси, так и его собственная, теперь валялась по всей комнате. При виде их общих вещей, внутри всё переворачивалось, а сердце тяжело билось в груди. Какой-то первобытный инстинкт внутри него восхищался тем, насколько гармонично выглядит их разделённое на двоих пространство. — Похоже, заместитель шерифа Пратт чувствует себя как дома, — улыбка на лице Иосифа пусть и смущённая, но голубые глаза сверкают жёстким блеском. Острым, рассекающим. Настоящий подвиг — не заёрзать, пока Иосиф отрывисто осматривает комнату, постепенно улыбка исчезает, а губы поджимаются. — Похоже на то, — его дом здесь, с Иаковом. Не в Долине Холланд, не в том большом пустынном ранчо, что оставил после себя Иоанн. — Послушай, Иосиф… — Ты рассказал ему о моём предложении? — взгляд Иосифа вернулся к Иакову, голова наклонена, когда он наблюдает, как его старший брат отводит взгляд, стиснув челюсть. — А, Понятно. На это была какая-то особая причина? — Я не думаю, что он готов, — тихо ответил Иаков. — Ему нужно больше времени, он… — Ты хочешь сказать, что тебе нужно больше времени. Очень эгоистично с твоей стороны удерживать Стэйси Пратта от его собственной судьбы, Иаков. Даже жадно, — лицо Отца спокойно, когда он наблюдает, как Иаков вскакивает со стола и направляется к двери, ведущей на балкон во внутренний двор. Он наблюдает, как его брат сцепляет руки за спиной и делает несколько глубоких вдохов, тихо удивляясь тому, что Иаков подставил ему спину в такой момент. Сейчас Иосиф самый крупный хищник в округе, хотя Иакову не стоит его опасаться. Иаков всматривается в далёкие горы, гадая, среди которых из них ходит со своей командой Стэйси. Его пальцы так и чешутся схватить рацию и позвать его снова, просто чтобы услышать его голос. — Мы можем подождать, пока не будут готовы новые Врата. Мы можем… — Ты лишь оттягиваешь неизбежное. Это хорошо, Иаков, для нашей семьи, для нашего дела. Для Стэйси. Ты не можешь держать его здесь взаперти вечно, люди хотят встретиться с ним, — Иосиф смотрел, как стиснулись пальцы за спиной Иакова, а костяшки покрытых шрамами пальцев медленно белели. — Это может подождать до оттепели, Иосиф. Он никуда не денется, — сказал Иаков, и говорил он искренне. Стэйси никуда не денется, если Иаков сможет ему в этом помочь. Но к сожалению, будто стиснутые ледяной рукой внутренности подсказывали ему, что он не сможет. Он уступит Иосифу, как всегда, сжав нижнюю губу между зубами так сильно, что кровь окрасит язык в красный цвет. Он не хочет думать о том, что произойдёт, когда Стэйси неизбежно окажется вдали от него. Иаков заметил перемену в себе с тех самых пор, как отношения между ними выровнялись, после их разговора в ванной комнате того домишки. Его эмоции успокоились, теперь гнев не так часто захватывал его. И маловероятно, что это приведёт к новой волне насилия, скорее к тому, что он потеряет бдительность. Его люди тоже это заметили. Иногда они наблюдали за ними, за их Вестником и его любовником, как они прогуливались вместе или работали, строя друг другу глазки, когда думали, что никто не смотрит. Время от времени Иаков поднимал взгляд и встречался с кем-нибудь из своих Верных, находя в чужих глазах искреннюю теплоту, смешанную с уважением. А затем случился Иосиф, как всегда. Он запустил руки в каждую стоящую в досягаемости банку с печеньем, на то воля Божья, Иаков. Ввергая эмоции Иакова в хаос, пока Иосиф временно не отступит. — Я не пытаюсь забрать его, Иаков, лишь возвысить. Ты ведь веришь мне? — Иосиф стоит у него за спиной, а его тёплые, мягкие пальцы лежат на чужом плече. Он сжимает их, вдавливая кончики в кожу чуть повыше ключицы. Мысленный образ Иосифа, стоящего слишком близко к Стэйси, вспыхивает в мыслях. Запах мыла и шампуня Иосифа на теле Стэйси забивает ноздри, как в тот самый первый раз, в его крошечной импровизированной палате в комплексе Иосифа. Большие водянисто-голубые глаза Иосифа следили за Стэйси, едва различимые за жёлтыми линзами. Верит ли он ему? — Я верю тебе, — выдохнул Иаков. Он был рад, что стоит к брату спиной, потому что на самом деле он не был уверен, что верит. Он любит своего брата, правда любит, но Иосиф может оправдать любое своё действие Богом или его голосом. — Ты должен гордиться… — Я горжусь… — Тогда к чему всё это сопротивление? Он будет всего лишь на небольшом расстоянии, а не за океаном. Клянусь, Иаков, тебе несложно будет добраться к нему, — Иосиф обхватил его предплечье и мягко развернул лицом к себе. Зимние сапоги, в которые был обут Иосиф, скрывали их небольшую разницу в росте, и он использовал это преимущество, чтобы поддерживать зрительный контакт. Глаза Иакова такие голубые и противоречивые смотрели в глаза Иосифа, раненые и уязвлённые, почти признавшие поражение. Иосиф никогда не видел в них такого страха. — Мне просто нужно ещё немного времени, Иосиф. Обещаю, скоро я скажу ему, — выдохнул Иаков, вздрогнув и разорвав зрительный контакт. Ему едва удаётся скрыть дрожь в руке, когда он проводит ладонью по лицу. Вдавливает кончики пальцев в глазницы до тех пор, пока за веками не запляшут разноцветные пятна, лишь бы не видеть пронзительно голубых глаз Иосифа. — У тебя есть время до нового года, Иаков, — тихо сказал он. Когда Иаков кивнул, Иосиф убрал руку. — Я не лукавлю, когда говорю, что не заберу его. Это хорошо для семьи, Иаков. Для Стэйси. Разве он всегда должен быть заперт здесь, в твоём комплексе? Внутри Иакова закипал гнев. Он снова отстранился, разворачиваясь, чтобы посмотреть на стеклянные двери. Интересно, сколько времени ему потребуется, чтобы добраться до Стэйси, если он свяжется с ним по рации и сию же секунду отправится в путь? Он хочет, чтобы Иосиф ушёл. Хочет, чтобы он вернулся в свой регион и занимался своими чёртовыми делами. Но всё это было делом Отца, каждая мелочь, которую совершал любой из членов семьи в округе Хоуп. — В этом и состоит главная проблема, да? Ты думаешь, что если он уйдёт, то никогда больше не вернётся, — теперь всё так очевидно, ясна сама суть дискомфорта его брата. Колючка, застрявшая в лапе волка, глубоко вонзившись в плоть. — Иосиф, — предупреждает Иаков. Его сердце лихорадочно бьётся о рёбра. Он слышит его стук даже сквозь шум в ушах. Иаков задаётся вопросом, слышит ли его Иосиф — тук-тук-тук-тук. Словно таран, готовый пробить грудную клетку. — Ты боишься, что он найдёт кого-то другого или обнаружит, что не хочет тебя, когда у него появится возможность сказать «нет», — Иосиф ждёт, что Иаков резко отреагирует на последние слова, и будь он кем-то другим, он был бы напуган яростью в глазах Иакова. Неистовый, лихорадочный гнев, приправленный чувством вины. Как бы то ни было, Иосиф не сдвинулся с места ни на дюйм, даже когда грудь Иакова тяжело вздымалась и опускалась прямо напротив его собственной. Иакову хотелось бы отрицать это. Слова вертелись на кончике языка в ожидании, что их выдохнут. Но в словах Иосифа нет лжи. И даже пылкое отрицание Иакова не сделало бы их менее правдивыми. — Иосиф, — повторил он, и имя его брата было насквозь пропитано страданием. Иосиф сжалился над ним, осторожно положив ладонь на щёку Иакова. Шрамы на его щеках, на виске, были странными на ощупь под пальцами Иосифа. Он провёл кончиками пальцев по щеке, наблюдая, как дрожит Иаков, а затем прижался своим лбом к его.***
Отряд охотников во главе со Стэйси вернулся поздно ночью, без пятнадцати минут до двух часов ночи. Стэйси был немного удивлён, что Иаков не встречал его во дворе, но вся эта охота была неожиданностью. Их отправили в снежную пустыню, не сказав почти ни слова, лишь Стэйси и небольшую группу Верных. Даже некоторых из самых многообещающих новобранцев он тоже взял с собой. Это была занятная вылазка, их группа разделила ужасные условия, поддерживая друг друга песнями и духом товарищества. Оказавшись за пределами стен комплекса и ограждений те, кто вскоре станут Верными, казалось, позабыли, что их заставили ассимилироваться, а некоторые из их друзей и вовсе умерли. Стэйси наблюдал, как медленно с них спадало напряжение, как они охотно принимали участие в песнях и шутили с другими избранными, и с лёгкой улыбкой сделал себе мысленную пометку поблагодарить Иакова за эту спонтанную идею. Они пробыли снаружи несколько часов, не найдя ничего, кроме пухлых сугробов и маленьких зайцев, но когда солнце начало садиться, горные обитатели вышли на свет. Первыми они заметили оленей — небольшую стайку, щиплющую редкую траву, не припорошенную снегом. Все мигом притихли, когда Стэйси указал, какого оленя подстрелить. У него не было большого опыта в охоте, но он хорошо обращался с винтовкой, а после тренировок стал ещё лучше. Пуля рассекла воздух, попадая точно в череп оленя, а затем остальные попадали вслед за ним: один, двое, потом трое. После этого, волоча за собой добычу, они наткнулись на одинокого лося, уже спускаясь вниз по горе. Это убийство потребовало большей координации и коллективных усилий — им нужно было скоординироваться на случай, если первые выстрелы не достигнут своей цели. Лось был убит тремя выстрелами, двумя в череп и одним в горло. С рёвом он рухнул и чуть скатился вниз по склону горы, оставляя после себя яркие красные дорожки. Не имея возможности унести больше, отряд отправился обратно к грузовикам, припаркованным у подножия горы, напевая от опьянения удачной охоты. Стэйси велит Верным припарковать грузовики на разгрузочной площадке и отнести добычу на кухню, наблюдая, как они продолжают петь даже на территории комплекса. Он отдал приказ вознаградить тех, кто вскоре станет Верными тёплой едой, выдав порции чуть больше, чем обычно, и чистой сухой одеждой. Когда они скрылись из виду, он вздохнул и направился в свою комнату, зная, что застанет Иакова ещё бодрствующим. Толкнув дверь в их спальню, он замечает Иакова, сидящего с своём рабочем кресле лицом к дверям, ведущим на балкон. За последние несколько недель Стэйси уже несколько раз заставал его в такой позе: Иаков смотрел вдаль, будто звёзды каким-то образом смогут поведать ему свои секреты. Дать ответы на вопросы, что крутятся у него в голове и которыми он не желает делиться со Стэйси. — Хэй, — зовёт Стэйси, сообщая о своём возвращении. Он хмурится, когда Иаков не отвечает, пусть и смутно видит, как Иаков смотрит на него в отражении на запотевшем стекле дверцы. Иаков хмыкнул в ответ, но не двинулся с места. — Всё в порядке? — спросил Стэйси, закрывая за собой дверь. Он скинул мокрые ботинки и в беспорядке свалил их рядом с другими, стоящими у двери. Стэйси снял куртку, стараясь не слишком стучать зубами. Здесь слишком тепло, а может это просто Стэйси чертовски холодно. Его волосы намокли от снега, а кожа покрылась румянцем от мороза и волнения. — Что-то случилось, пока меня не было? Мы неплохо поохотились. Отловили четырёх оленей, лося и нескольких зайцев. Тишина. Беспокойство сжало внутренности Стэйси ледяным кулаком. С Иаковом что-то происходило с тех пор, как они взяли Фоллс-Энд, горячо, холодно, горячо, холодно безо всякого предупреждения, и хотя отношения между ними резко улучшились, каждый раз, когда Иаков уходил в себя, Стэйси паниковал, отчаянно пытаясь исправить проблему, которой он, чёрт бы её побрал, даже не видел. — Иаков? — прошептал Стэйси. Ему хотелось сбросить всю мокрую одежду и часами торчать под горячим душем, но ему необходимо было услышать ответ Иакова. Чтобы он посмотрел на него, а не на его отражение. Назвал его приставшим дурацким прозвищем, назвал как угодно. Просто впусти, Стэйси. Он пересёк расстояние, разделяющее их, и нерешительно развернул кресло Иакова лицом к себе. Мужчина не сделал ничего, чтобы остановить его, просто позволяя развернуть кресло. Он даже поставил ноги на пол, чтобы затормозить движение, когда оказался прямо перед Стэйси. Но он по-прежнему ничего не сказал, лишь сидел, уставившись куда-то на шею Стэйси. — Похоже, всё прошло гладко, — наконец, Иаков, но в его голосе не было смеха или гордости, что обычно сопровождали его слова. Он звучал так, словно доносился откуда-то издалека, оттуда, где сейчас были его мысли. — Ты хорошо справился, Стэйси. Однако, такого ощущения не было, не когда Иаков сидел, не двигаясь, будто часовой. — Пойдём в душ со мной, — тихо сказал Стэйси, нежно касаясь челюсти Иакова и приподнимая его подбородок, чтобы позволить их глазам встретиться. Иаков выглядит опустошённым, будто оболочка прежнего себя. Несколько тихих ударов сердца он изучает лицо Стэйси, прежде чем со вздохом отвести взгляд. — Может в следующий раз. Иди, погрейся. — Пожалуйста? — шепчет Стэйси. Он не слишком горд, чтобы умолять, даже если обычно Иаков мог отчитать его за подобное. — Стэйси… — Не отгораживайся от меня, Иаков, — потребовалась секунда, чтобы отодвинуть руки Иакова и забраться верхом на него, не обращая внимания на мокрую одежду. Он сел на его коленях, поставив свои по обе стороны от чужих бёдер, и крепко сжал жетоны. — Стэйси, — снова сказал Иаков, но по крайней мере, на этот раз он пошевелился. Его руки вскинулись, обхватывая бёдра Стэйси, и его движения скорее инстинктивны, чем осознаны. Стэйси придвинулся ближе, заставляя Иакова прижаться лбом к своей груди. Он чувствовал, как тот прерывисто дышит, ощущал, как кончики его пальцев глубже впивались в бёдра Стэйси. — Что бы это ни было… побеспокоишься об этом утром? Пойдём в душ со мной, — молил Стэйси. — Скажи это, — приглушённо, возле ключицы, едва слышно, но Стэйси узнал бы эти слова где угодно. — Твой, — прошептал он. Стэйси оказался в воздухе раньше, чем осознал, руки Иакова подхватили его под бёдрами. Они молча направились в ванную, пока сердце Иакова бешеным биением отдавалось в груди напротив.