***
Арсений лежит под тяжелым одеялом и тупо смотрит в потолок. Ну что с ним делает этот мальчишка? Как он смог довести Арсения до такого состояния? Теперь это уже не психолог, ненавидящий назойливых подростков, а психолог, все также ненавидящий назойливых подростков, но теперь на одного меньше. Теперь одного такого подростка он любит больше жизни. Что уж говорить. Ради этого подростка Арсений готов на многое. Готов закрыть глаза на излюбленные правила и субординацию. Забить на свои принципы и просто любить, проявляя заботу. — Жаль, что заботиться не в моей компетенции, — шепчет Попов, не замечая, что сказал это вслух, а не в мыслях. — Кто из вас теперь влюбленный подросток, Арс? — брюнет приподнимается и садится на край кровати, поставив босые ноги на ковролин. Арсений трет глаза и берет с прикроватной тумбочки телефон. На экране высвечиваются яркие цифры. 03:41 Луна уже высоко в ночном небе, что через зашторенное окно просачивается ее бледный свет, погружая комнату в полумрак. Честно признаться, лицо психолога в лунном свете приобретает бледные оттенки. Напоминает фарфор. А глаза так вообще превращаются в небесно-голубые. Антон бы уже в обморок упал, — шуткует в голове психолог и встает с кровати, чтобы сходить за водой. В горле суше, чем в пустыне. Предстоящий, долгожданный разговор особо чувствительно действует на Арсения. Возможно, поэтому он и не может уснуть, а надо бы. Попов вообще в последнее время спит плохо. Все мысли были заполнены Антоном, а сейчас завтрашней встречей с этим подростком. Комбо. Хочется, чтобы эта ночь прошла быстрее, чтобы и Антоновские уроки промчались быстрее поезда, хочется, чтобы они оба прямо сейчас оказались в кабинете Попова. Именно сейчас. Арсений уже готов, уже хочет обо всем поговорить. И признаться. Он так долго этого ждал, так долго, что уже наизусть выучил признание и прокручивал его чуть ли не каждую секунду в голове. И на остановке он хотел его озвучить, но духу не хватило. Антон был каким-то особенным. Стоял так робко, делая вид, что уверен в себе. Арсения хватило лишь на прикосновение к щеке, а там уже Шастун начал ластиться к ладони психолога. У Попова в тот момент дыхание сперло. Такой котенок этот парнишка. У Арсения просто крышу сносит, когда он видит этого подростка. Честно признаться, он был готов его поцеловать. Задал вопрос, а Антон молчал. Он был готов, уже приблизился, но Антон ответил и открыл глаза. Не получилось. А когда они обнимались? Боже, сердце Арсения было готово остановиться вопреки его отличному здоровью. Попов честно пытался сопротивляться своему телу, но его как магнит тянуло к этому парнишке. А Антон тоже хорош. Послал дурацкий автобус и продолжил акт объятий. Попов открыл кран с фильтрованной водой, подставляя под поток стакан. От воспоминаний на лице психолога вспыхнула полуулыбка. Немного уставшая, которую так усердно пытались скрыть, но это получалось не очень хорошо. А ведь они проторчали на той остановке еще 25 минут. Как мило. Представьте. Психолог и одиннадцатиклассник. Оба по уши влюблены друг в друга. Поздним вечером стоят на остановке. Вдвоем. Ну что за прелесть? Попов одним глотком осушает половину кружки, а с остатком идет в гостиную. Сев на диван, мужчина заходит в социальные сети. Бессмысленно пролистывает ленту, делая по глотку каждые пару секунд, вслушивается в звуки вокруг и в какой-то момент шумно выдыхает. Запрокидывает голову назад и смотрит в потолок. — Пиздец, — шепчет Арсений, описывая, кажется, всю свою жизнь. У Попова висят настенные часы, стрелку которых мужчина сверлит взглядом уже второй час. Часовая стрелка двигается так медленно, вернее, не двигается совсем. Минутная хотя бы делает неуверенные шажки каждый раз, когда секундная совершает круг, а вот часовая видимо решила вздремнуть. Арсению бы тоже поспать, но перевозбужденный мозг отказывается отдыхать. Что уж там, Арсений готов прямо сейчас взять и поехать к Антону в квартиру. Хотя это навряд ли. Все-таки Попов не такой решительный. В этом плане, что Антон, что Арсений застревают на одном месте. Они что-то решили в мыслях, а на действиях ничего не могут. Даже обидно, согласитесь. Но если Антону не хватает духу, ну и он как-то откладывает свое признание без зазрения совести, то Арсений начинает винить себя. А винит он себя потому, что считает влюбленность Антона ошибкой, не предвещающей ничего хорошего. Порезы подростка уже говорят сами за себя. Психолог считает, что одиннадцатиклассник режется именно из-за любви. И он прав. Но почему же он винит себя? Все дело в том, что чем дольше он молчит, тем ближе возможный конец. Конец — именно так Попов называет суицид Антона. Он не хочет в это верить, но знает, что такое бывает. Сначала селфхарм, потом совершенно наплевательское отношение к жизни, не взаимная любовь и конец. Арсения такой расклад не устраивает. А кого устроит? Он хочет его изменить. Проблема в том, что он не планирует быть с Антоном. Он надеется поговорить с Шастуном и объяснить, что у них нет счастливого будущего. Пожалуй, это самый трудный в исполнении план в жизни психолога. А Антон лежит в кровати и даже не подозревает, что Арсений думает о таких важных вещах. Сам подросток проговаривает в голове слова-признания. Он должен. Нет. Он обязан признаться. Он все продумал идеально. Предусмотрел все. Что будет делать, если зайдет Станислав Владимирович — признается при нем. Если зайдет кто-то другой — будет молча дожидаться, пока этот человек не покинет кабинет. Главное не упасть духом. Если во время признания на школу обрушится метеорит — маловероятно, но если так будет, то в признании смысла не будет, можно просто засосать психолога. Таких пунктов много, но они менее важные в отличии от этих двух: Если ответит взаимностью — начинают встречаться и радоваться совместной жизни. Свет. Занавес. Конец. Всем спасибо! Если не взаимностью — … С последним тяжелее всего. Тут у Антона целых три варианта и это уже зависит от того, как он себя поведет. Выбор будет совершенно случайным. 1. Отмазка, мол, неудачный анекдот. 2. Клятва, что Шастун разлюбит психолога. 3. Побег на мост. Ну и камнем вниз. Главное не перепутать. А то получится «Отмазка, мол, побег на мост», «Клятва, что Шастун камнем вниз», «Неудачный анекдот разлюбит психолога». Несостыковочка. Самое главное это не разнервничаться, а то Антон и двух слов связать не сможет. А позориться перед человеком, которому признаешься в любви, как-то не хочется. Но это все, конечно же, мелочи. Нужно еще суметь оправдать порезы. Но мы не забываем, что Тоша очень умный одиннадцатиклассник. Он объеденит объяснение и признание. Ну гений же! Без ни…***
Открыл бы? Да. Выгнал бы Катю? Нет! Тогда что? — мыслил Дима. Слова Кати заставили его задуматься. Кого он действительно любит? С кем готов прожить всю жизнь? Но, блять, он любит обоих. Как же сложно. Есть надежда на то, что Попов с Шастуном сойдутся и тогда выбирать не придется. А пока Дима будет просто ждать. С Катей они не встречаются, а значит он может спокойно любить Антона. Это же так работает?.. Проклятый будильник нарушает идиллию своим неприятным звонком. И как такой отвратительный звук можно было поставить в качестве будильника? Зато эффективно. Позов поднимается с кровати, трет глаза и надевает очки, что лежат в футляре рядом с подушкой. Немного посидев на кровати, Дима понимает, что будильник он не выключил. Вот вам и отвратительный звук. Может и отвратительный, но к нему привыкаешь быстро. Выключив злосчастный будильник, подросток собирается и идет на кухню. Никого, естественно, нет. Квартира пуста. Дима один. Хотелось бы здесь увидеть***
Уроки шли долго. Время текло тягуче, словно мед. Антон искусал все губы, а нога то и дело начинала стучать по полу в нервном тике. И даже успокаивающие и ободряющие слова Димы не смогли успокоить Шастуна. Еще больше нервничать заставляло ощущение, будто все знают секрет Антона. Кидали на него то ли обеспокоенный, то ли насмешливый взгляд, причем Антон считал второй вариант правдивее, как-то перешептывались и переглядывались. В общем все Антона заставляло лишь сильнее закусить губу и вновь посмотреть на часы, хотя школьник ровно минуту назад точно так же смотрел на эти сломанные часы. Сломанными Антон считал их потому, что они замедляли время. Ну не может минута длиться 113 секунд. Или это Антон слишком быстро считал. В любом случае, Антону казалось это нечестным и неправильным. Когда последний, за этот понедельник, звонок прозвенел, Антон первым собрал вещи, но увы, вышел не первым. Его опередила Маша. Спешила куда-то, но Шастуна это не сильно заботило. — Ты сейчас к нему? — спросил Дима, заставляя друга притормозить. — Да. — Ты… хочешь ему признаться? — Да. — Ты меня не слушаешь? — Да. — Ты ему отсосешь? — Да. — Пизда, Антон. — Да. — Шаст, блять, — Позов схватил парня за плечо. — А? — кажется, Антон даже не знал, что с ним кто-то разговаривает. — Ты меня вообще не слушал? — Слушал, конечно… Я, да, иду к нему. И признаюсь. И… Что ты там еще спрашивал? — подросток рассеяно очерчивал взглядом уже опустевший коридор, словно вопросы, заданные Димой, будут написаны на стенах. Позов выдохнул. — Желаю тебе удачи, Шаст. И… Если что-то пойдет не так, ты можешь на меня положиться. Ты можешь написать мне или позвонить в дверь квартиры, я тебя всегда впущу, — говорит Дима, смотря в зеленые глаза, в которых легко можно увидеть влюбленный взгляд, жаль, что адресован Попову. Антон как-то неуверенно кивает, словно над чем-то задумался. Моргает пару раз, уже поворачивается спиной к другу, но в ту же секунду разворачивается и снова смотрит нечитаемым взглядом. — Надеюсь, что это сказал мой друг, а не тайный поклонник, — Антон это говорит в шутку, но Позов улавливает смысл. Улыбается и отвечает. — Не волнуйся. Друг, — теплая улыбка на лице заставляет Шастуна еще раз убедиться, что Дима его любит, как друга или как парня, это уже вопрос, но то, что он его все равно любит заставляет улыбнуться так же тепло в ответ. И обнять своего лучшего друга.***
Лёша, особо не церемонясь, бежит на остановку, где они договорились встретиться с Сережей. Возможно, он когда-нибудь пожалеет, что вообще решился на это, но сейчас он совершенно не жалеет, а бежит навстречу любви. На остановке уже стоит Серёжа и, кажется, курит. Щербаков подходит ближе и хмурится. — Ты куришь? — вопрошает Лёша. Его это удивляет, ведь он ни разу не чувствовал запах сигарет от друга. — Иногда, — говорит парень, затягиваясь. — Будешь? — Серёжа выдыхает едкий дым чуть ли не в лицо Лёше, протягивая пачку сигарет. — Не, — мотает головой Щербаков. — Пройдемся? Матвиенко кивает, выкидывая сигарету в урну. Парни идут вдоль жилых домов и оба громко смеются, обсуждая прохожих. Знаете это чувство, когда ты проводишь время с человеком, вроде общаешься, все дела, но мысленно ты не с ним. Словно наблюдаешь от третьего лица, следишь за ним и собой. Пытаешься понять хорошо ли человеку с тобой. Ищешь детали в поведении, которые раньше не замечал, хотя, казалось, ты выучил человека уже наизусть. Но больше всего тебе хочется увидеть взаимность, те же чувства в глазах напротив, что и в твоих. Именно это ощущает сейчас Лёша, как, собственно, и Серёжа. Смотрят, общаются, смеются, а у самих в голове совершенно другое. Честно признаться, Лёша готов рассказать. Серёжа не совсем, хотя очень хочется. Но Щербаков хочет прямо сейчас. А потому парни как-то невзначай пытаются остаться совершенно одни, чтобы даже прохожие не напрягали. Серёжа подробно рассказывает о заброшке, показывает все углы, в которых когда-то впервые пил пиво, пробовал курить, между прочим, не только сигареты. На этой заброшке Серёжа вместе с Антоном и Димой высыпал дорожку какого-то наркотика, который купили у какого-то пьяного бомжа. Важно добавить, что попробовать белый порошок никто не осмелился, а Дима потом несколько дней ходил, задрав нос, мол, я же говорил, что наркотики вред, а вы купили, но даже не попробовали! Парни садятся на край крыши, Матвиенко достает пачку сигарет и закуривает, не забыв предложить Щербакову. Тот, на удивление, принимает сигарету и также закуривает. — Как ты вообще куришь? Это же, — кашляя, спросил Лёша. — Ужас. — А ты никогда не курил? — Нет. — Не было у тебя детства, — смеется Серёжа. — Я попробовал в 13. — А я попробовать не мог. Мне не продадут, а друзей, которые могут поделиться не было. Ну а я особо не претендовал на малолетнего курильщика. Серёжа рассмеялся. А Лёша уже и ждать не может, хочет побыстрее рассказать и забыть. Признаться один раз и не мучаться. — Серёж, ммм, я хотел… — Щербакова прервала вибрация телефона. Кто-то позвонил Серёже. — Отчим, прости, — Матвиенко кинул на друга виноватый взгляд и, поднявшись на ноги, ответил на звонок, отходя. Обидно. Вся атмосфера улетучилась. Признаться не получится.***
Антон шел к кабинету психолога, как загипнотизированный. С каждым шагом коленки тряслись сильнее, а руки становились холоднее. Шастун старался не забывать свой мини план, по которому будет следовать всегда, когда захочет что-то сказать. Вот только план как-то его подводит, ведь он никак не мог ожидать, что подойдя к двери, из кабинета выбежит плачущая Маша. — Маша? Ты что, плачешь? — Антон недоуменно уставился на одноклассницу, преграждая путь. — Нет. В глаз просто что-то попало, — хныча, отмахнулась Маша. — А что ты у Арсения Сергеевича делала? — ревновал Шастун. — А тебе какое дело? Отстань! — Маша оттолкнула одноклассника в сторону плечом и быстро убежала, кажется, снова заплакав. Подросток лишь пожал плечами, но что-то ему подсказывало, что плачет она неспроста и Арсений Сергеевич имеет здесь не последнюю роль. Парень неуверенно постучал несколько раз в дверь, а затем приоткрыл ее. Сердце забилось с новой силой, прерываясь на сальто, когда его глаза столкнулись с глазами психолога. Толпа мурашек, тремор в руках, румянец на щеках и незнание, что говорить. — Привет, Тош, — улыбнулся Арсений Сергеевич. — Почему Маша плачет? — спросил Антон. Почему-то именно это ему пришло в голову, когда он думал «Какой вопрос сейчас можно задать?». — Оказывается, она любила меня. — Да? — отстраненно переспросил Шастун, не потому что не услышал, скорее не захотел верить в услышанное. — Ага. Взяла и призналась, — кажется Арсений забывает, что общается с Антоном. Нет, вы может тоже не поняли. Он общается с Антоном! С одиннадцатиклассником, который так-то влюблен в этого брюнета. И Попов знает этот секрет, но кажется, забылся. — А вы что? — имея ввиду «А вы что ответили на признание?», спросил школьник. — Сказал, что даже если бы это было взаимно, не стал бы с ней начинать отношения. Я никогда не стану встречаться с несовершеннолетними школьниками, которые, между прочим, учатся там, где я работаю. Арсений понял, что сказал только тогда, когда заметил страх, ненависть, вину и еще тонну эмоций в одном лишь пустом, на вид, взгляде Шастуна. Глупо было говорить эту чушь, ведь Антон то самое исключение, которое есть во всех правилах. Вот только Арсений не может начать оправдываться. У него свои идиотские принципы. — Я… я… — заикался парень, ища взглядом подсказку. Нашел. — Ой, мне мама написала. Я зайду потом, когда-нибудь. Сегодня не могу! — Антон достал телефон из школьных брюк, имитируя чтение сообщения. В горле уже был неприятный ком слез, а глаза начинало щипать. Надо бежать. — Тош, постой, — но Антон уже выбежал из кабинета. Арсений уже был готов наплевать на принципы, крикнуть что-то вроде «Но тебя я люблю!» или «Но с тобой я буду, если ты готов». В общем, все что угодно, но голоса совершенно не было. Словно кто-то отключил звук на пульте от телевизора. Но это реальность. — Арс, я Антона видел твоего. Надеюсь, что мне уже просто мерещится, но он плакал, — сказал Станислав Владимирович, заходя в кабинет. — Арс, че с тобой? Неужели мне он не мерещился. Че ты ему сказал? — Пиздец сказал, — выдохнул психолог, поворачиваясь к окну, наблюдая, как школьник выбегает из школы. Видно, конечно, плохо, но разглядеть, что подросток достает сигарету было возможно. — Закурил. — Ты можешь нормально объяснить? Вы поговорили уже? Он признался? Ты признался? Ты его отшил? Или что-то про порезы? Ты же его не выпорол? Говори, блять! — бесился Стас. — Успокойся. Он просто не так все понял. Или я не так сказал. Боже, как тяжело быть человеком. — Да ты что, но я же как-то живу! — фыркнул историк. — Так что произошло? Поподробнее. — Я сказал, что никогда не буду встречаться с несовершеннолетним. Но я имел ввиду Машу, которая мне призналась не так давно. — Пиздец, — подытожил Стас. — Но зная тебя, ты так бы и с ним поступил, если бы он тебе признался до того, как ты узнал. — Возможно. Но сейчас не те обстоятельства! Он меня любит, а я его. Но он не знает, что я знаю! И он не знает, что это взаимно! Бля-я-ять, — протянул брюнет. — Если бы мы сегодня поговорили. Я бы ему объяснил почему мы не можем быть вместе, я… — Ты еблан, Арс. Что значит «не можем быть вместе»? Еще как можете! — Как? Ты не забывай, что у нас 11 лет разницы! — Возраст — это лишь цифра! — закатил глаза учитель. — Действительно. А тюрьма — всего лишь комната! Историк ничего не ответил, а лишь уставился в окно на Антона, который стоял прислонившись к воротам школы и курил. Глядя на то, как подрагивают плечи юноши, не сложно догадаться, что он плачет. — Может я совершаю большую ошибку, пуская его к себе так близко? — спрашивает Арсений, наблюдая, как Антон кидает сигарету на сырой, все еще не покрытый снегом, асфальт и уходит в сторону остановки, вытирая рукавом куртки лицо, видимо, от слез. — Ты совершаешь большую ошибку своим бездействием. Я бы на твоем месте поговорил с Антоном. Если в живую ты не можешь, то ты всегда можешь написать, — дает совет Шеминов. — Я сомневаюсь, что он мне ответит. Что мне ему написать? — Напиши, что любишь и хочешь засосать! — фыркает Стас. — Арс, я не психолог. Просто напиши что-то, что считаешь нужным. Что может его успокоить. Что даст тебе возможность поговорить с ним завтра. — Я тебя понял, — кивнул Арсений. — Все мы ошибаемся, Арс. На то мы и люди, но важно исправлять ошибки, а не копить их. В конце концов ты в них погрязнешь и уже ничего не сможешь сделать, — историк, хотя возможно в душе философ, положил руку на плечо Попова, как бы говоря, что он рядом. — Ты прав, но, — психолог тяжело выдохнул. — Как я могу исправить ошибку, если я не понимаю, как ее допустил. Я же ничего такого не сделал! Да, сказал глупость, но… Блять. Не знаю я. Сложно все. — Уверен, ты найдешь нужное решение. На то ты и психолог, чтобы понимать людей и их ошибки.***
— Ну и чего ты этим добиваешься? Стоишь и куришь, игнорируя дурацкие слезы. Че ты как баба, Шаст? Прекращай реветь. Ты думаешь, он к тебе сейчас выйдет из школы? Да кому ты такой нужен? Иди поплачь в другом месте. Как девчонка. Ира бы тебе сейчас врезала за сравнение с женским полом, но ты нюни не распускай. Соберись, затяни сигарету и едь домой. Не к Диме, Шаст. Нет. Ты сейчас докуриваешь, вытираешь слезы и едешь домой, ложишься спать, нахуй вырубив телефон, понял? — шептал Антон, крутя в замороженных пальцах сигарету, которую подросток успел затянуть не больше двух раз. Антон делает затяжку, а затем швыряет окурок на асфальт, топча носком промокшего кроссовка. Слезы остановить сложно, поэтому подросток просто вытирает их рукавом, когда глаза уже совсем не видят. У Антона есть вариант приехать к Диме и засосать его, но все-таки играть на чувствах других не самый хороший поступок. Поэтому парень стоит на остановке, шмыгая носом, дожидаясь своего автобуса. Придя домой, Антон обессилено падает на кровать, утыкаясь лицом в подушку, которая тут же намокает от новой волны слез. Перестань плакать, Шаст. Прекращай. Ты уже взрослый парень. Че как тряпка? Размазня! — такие были мысли в голове школьника, который не переставая старался вытереть слезы с щек и глаз. Следующим решением было написать Диме, что план вышел из-под контроля, но он в норме. Написав короткое сообщение, Антон отключает телефон. От греха подальше. Если честно, то хочется уснуть и забыться. Но это сложновато, ведь эмоций много, как и мыслей. Что ж, Антону действительно обидно от слов Арсения, но какая-то частичка души, где-то глубоко, так глубоко, что ее почти невозможно увидеть, верит, что эти слова были адресованы только Маше. Что у Шастуна есть шанс. Может крохотный, может совсем незаметный, также как и надежда в душе, но есть. Антону хочется верить. Подросток включает телефон перед тем как лечь спать. Сердце замирает, когда он видит сообщение от «Краш». Краш 18:23 «Жизнь подчиняется правилам, но состоит из исключений.» © Анатолий Рыбаков Антону обидно, потому что он не может понять ничего. К чему эта цитата? Зачем психолог отправил ее именно ему? Может это розыгрыш? А может это имеет тайный смысл? Но какой? Антону кажется, что ему никогда не понять эту загадку. Антону кажется, что он наверняка выглядит глупо со стороны. Антону хочется понять, но единственный способ это сделать: спросить у самого Арсения. Подросток ничего не отвечает на сообщения, ведь нет смысла. Оно отправлено 6 часов назад, а говорить Шастуну нечего. Поэтому парень просто ложится спать, безмолвно надеясь на лучший исход событий завтрашнего дня.