Сборник интервью поп-звезд волшебного мира

Я поднимаюсь по последней лестнице с нарастающим мандражем — чтобы добраться до Нью-Йорка из Лондона пришлось покорпеть над кипой бумажек и зарегистрироваться, где только можно,ну а порталы мне никогда не нравились. И все ради встречи лицом к лицу с ним, легендарным Сильвестром Уайтом, адрес которого доверен менее, чем десяти людям. Он встретил меня на пороге своего нового квартирного пентхауса совершенно обнаженным, в переносном смысле — домашняя одежда глубокого черного цвета, абсолютно никакого макияжа. Его тур "Sex Ino" кончился три месяца назад: три месяца он не появлялся на публике, и за них Сильвестр успел обновить цвет волос на кристально-белый и укоротить их до трех дюймов, не оставляя и следа от всем знакомого рокерского маллета. На лице отсутствовали брови, делая лицо еще тоньше, но сверкающая улыбка была такой же ослепительной, как и на прощальном концерте. Он пугал и одновременно завораживал. — Знаете, теперь вы еще больше напоминаете внеземное существо, — сказала я, проходя в просторный зал со стеклянным потолком на уровне второго этажа: жилые комнаты, по-видимому, располагались с одной стороны, рядом с лестницей на обоих площадках. Сильвестр рассмеялся, и только тогда я заметила в его руках маггловский инструмент, которым они завинчивают металлические держатели, чтобы прикреплять одну вещь к другой. — Ничего, если я буду параллельно вешать фотографии? — он махнул на практически голую стену, где уже висело несколько семейных снимков и абстрактных художественных коллажей, подписанных С. У.. — Конечно, — я присела на черный замшевый диван, и мне сразу принесли чашку крепеого кофе без сахара — другой здесь не в почете. — Но почему вы не пользуетесь магией? — Волшебник из меня никудышный, — скромно улыбнувшись, Сильвестр отвернулся и продолжил свое замысловатое занятие. — Как там старушка-Англия? Нет, не говорите, иначе я сорвусь и умчу туда прямо сейчас, хоть на метле. Невероятно скучаю. — Но все же вы остаетесь в Нью-Йорке. — Да, я хотел попробовать поработать с другими студиями звукозаписи, никогда нельзя стоять и стагнировать. Вышло, на мой взгляд, успешно. Я многое переосмыслил и все такое. — По некоторым слухам, в этот раз вы нырком вернулись к звездной тематике, близкой первому альбому. Предаетесь ностальгии? — Ах, — он с упоением просверлил глубокую дырку и примерил маленькую картинку. — Звезды всегда были со мной. Знаете, даже в вашем присутствии больше ностальгии, чем в моем новом, совершенно новом альбоме. Стопроцентный фотографический негатив, никакой ностальгии. — Неловкой левитацией он подозвал коробку с крепежами и взял один. — Карин, не хочу показаться льстецом, но вы остаетесь моей любимой интервьюеркой. Моя воля, общался бы только с вами. — Мне очень приятно это слышать. — Да, вы ни разу не выставляли меня дураком и мальчиком легкого поведения. Это смущает меня, и я долго не могу собраться с мыслями, наблюдая за работой. Видя мое замешательство, Сильвестр спрыгивает со стремянки и поднимается на второй этаж, а возвращается с толстым портфолио, полным эскизов и набросков одежды. — Хочу выпустить собственную коллекцию, — пояснил он. — Я не великий мастер шитья, но с правильной командой все возможно. Взгляните, этот образ вдохновлен тридцатыми, а это — отсылка на мрак семидесятого года… Я, правда, до сих пор не могу определиться со стилевым направлением, мне нравится все, и ни на чем конкретном не получается сконцентрироваться. Развешивая фотографии, он долго рассказывал о своих похождениях по барахолкам и поисках вдохновения. После смены стиля и цвета волос ему удается оставаться неузнанным даже в магических толпах, хотя он до сих пор предпочитает маггловские места. Выходы случались нечасто, потому что все время и после тура Сильвестр доводил наработки новых композиций до готовности, не покидая дома и студии неделями. Я не могла не отметить болезненную худобу, бледность и даже легкую загнанность — прости, Сильвестр, возможно, я не такая уж хорошая интервьюерка. — А где Дженнифер и Рейчел? — спросила я, закончив просмотр портфолио. На полу валяются детские игрушки, но самого ребенка не слышно. — Рейчел спит, сейчас ведь середина дня. А Дженнифер, как менеджер, ушла договариваться с портным насчет моего костюма для презентации альбома. Так скоро, совсем не верится. С прошлого альбома прошло больше года... — И вы оставляете ребенка одного? — А? Боже правый, конечно нет, — он посмотрел на меня, как на умалишенную. — При ней всегда няня (отлично владеющая заглушающими чарами), — помахав рукой, он снова включмл свой странный прибор. — Мы же, ввиду деятельности, не можем находиться при Рейчел круглосуточно. Таковы реалии знаменитостей, ничего не поделать. — Слышал, вы брали ее в тур. — Ну да, — будничным тоном ответил он. — Может, я и «с придурью», как выражаются некоторые, но я не смог бы бросить своего ребенка на другом краю континента и распевать песенки, зная, что она непонятно где в непонятно чьих руках. На самом деле, мне нравится гулять с ней и показывать всякое, хотя она сейчас мало что понимает. Он прервался только для того, чтобы закурить или, вспомнив о еще какой-нибудь находке с барахолки, сбегать и показать ее мне. Также он поделился некоторыми воспоминаниями о туре: — Мне нравится Америка, хоть и не так, как Европа, но тур здесь был… не очень. Много беллазинщиков, ужасно много. Они как волны бушующего океана. Однажды мы с Дженнифер и Валентайном Торном, моим другом, сидели в баре, и одно такое стадо вломилось туда и разнесло все к чертям, пытаясь до нас добраться. Настоящее безумие. Нам пришлось эвакуироваться через запасной выход, и я полмесяца боялся выходить из дома без охраны. Еще американцы не совсем (или правильнее совсем не?) понимают концепцию моего творчества, даже жанра. Я не только про взрослых, из-за которых пришлось цензурировать строчки песен и сценическую программу, но и про целевую аудиторию. В Британии все совсем не так — ты идешь по любому, неважно какому городу, и просто на каждом шагу хочешь расплакаться от того, насколько ты свободен. Единственный лондонский отыгрыш «Sex “Ino”», который был перед нашей свадьбой, был поистине легендарным. Я мог делать все, что угодно, даже раздеться и ******** гитару вживую, и никто ничего бы мне не сказал. А в Лос-Анжелесе в меня прилетела рыбина, хорошо хоть не тухлая. Хоть я люблю рыбу, это было неприятно. Сильвестр говорил без умолку, а я разглядывала просторное помещение, исполненное черно-белым минимализмом. Кардинально отличается от прошлого жилища в Лондоне и совпадает с концептом нового альбома, промо которого красуется на билбордах больше полумесяца. Вскоре он закончил со стеной и принес демо пластинки, которая растиражируется уже девятнадцатого числа. Я — одна из везучих людей, удостоившихся прослушать ее первее остальных. Альбом содержит всего пять треков, но, по моему мнению, потенциально каждый из них — хит. Сильвестр изобрел новый музыкальный жанр, отойдя от рок-н-ролла и уходя в кардинально отличающуюся ото всех поднаправлений сторону, новое измерение, в котором магическое начало тесно граничит с электричеством и другими маггловскими изобретениями. Могу уверить, что вы никогда такого не слышали — это не похоже ни на хард-рок, ни на фанк, ни на что либо еще. Выделенные двадцать четыре минуты я провела в неком трансе прямиком в открытом космосе. Как я и говорила, альбом содержит пять композиций, и вот что говорит о них Сильвестр Уайт: — Первая, SN 1054, названа в честь сверхновой из созвездия Тельца, разорвавшейся в Крабовидную туманность в десятом веке нашей эры настолько мощно, что взрыв было видно с Земли невооруженным глазом достаточно продолжительное время. Я использовал в этом и других треках зацикленные электронные сэмплы, созданные вручную — записанные и обрезанные дорожки звучания различных электрических приборов или просто интересных звуков, вроде скрежета стекла. Они прошли тысячу слоев обработки и составлены в мозаику новой волны музыки, поражающей воображение. Мой голос тоже пришлось немного обработать — так, чтобы он стыковался со стилем, но оставался узнаваемым. Я долго тренировался, чтобы брать ноты второй октавы: как можно заметить, в этом альбоме в основном я использую верхний регистр. Вторая песня имеет одно название с альбомом — Spectrum. Это название пришло ко мне во сне после того, как я зачитался маггловским научным журналом. Сначала может показаться, что все вертится вокруг спектральных сущностей, вроде призраков и остальных потусторонних явлений, но на самом деле я долго изучал световые спектры, излучаемые небесными телами и земными тоже. Знаете, магглы наловчились использовать свет просто где угодно, они делят его на волны отдельных спектров и с помощью них изучают просто все, от микромира до далей Вселенной. Я тоже разбил свой голос на целые нотные спектры, по которому можно играть целые гаммы — и задействовал это в музыке. Это несравнимо с пианино или даже органом, ведь сюда вступает магия и взрывает, сжимает, дробит ноты до неузнаваемости. В третьей песне Taurus, которая как бы продолжает первую, слышно пение Дженнифер Буш-Уайт, моей жены — я про нижние строчки, у нее ведь контральт. По сути, как и во всех пяти песнях, смысл слов не особо важен и весь упор делается на музыкальную чувственность, а все, что вам удастся вычленить из перегруженного шугейза , то оно будет о депрессивном осознании бесконечности космоса. Холодгого и пустого. Lights out немного возвращает нас на Землю, к земной иллюминации и городскому одиночеству. Я вспоминал подростковые годы, проведенные с самим собой среди каменных пейзажаей, и захотел попробовать перенести это непередоваемое ощущение болезненности вперемешку с задыхающимся восторгом в ваши уши. Не знаю — на мой субъективный взгляд вышло неплохо. По крайней мере я сделал то, что планировал. Почти никакого вокала — только личностные переживания. И последняя, Meteor, где большую часть поет Дженнифер (до сих пор не понимаю, как уговорил ее на фит). Она тоже немного "земная", но с припылением улета в стратосферу. Как будто попрощался со всеми и взлетаешь ввысь, сгорая и распадаясь на частицы и волны, которые разнесутся по всему космосу. Метеорит наоборот. Альбом получился мрачным и снова "не для всех". Остается надеяться, что нам удастся избежать провала — хотя с моим состоявшемся именем люди примут все, что я смогу дать. Я ведь не собираюсь продавать ******. Возможно, после переиздания первого альбома вместе с кавер-треками и концертными изданиями мне придется ненадолго вернуться к истокам и дать людям именного того, что хотят они, а не того, что хочу я. Следующий микро-тур точно планируется по Европе, от Восточной, в начале лета, до Западной, ближе к августу. Не хочу загадывать наперед, но мне бы хотелось остаться там как можно дольше, по крайней мере, пока Рейчел не придет пора отправляться в школу (не в обиду Хогвартсу, но нам не нравится политика некоторых его факультетов, так что мы с Дженнифер отдаем голос Ильверморни). Я едва успела записать все, что он говорил — не имею привычки держать Прытко-пишущие перья, перевирающие все слова. Мы поговорили о новой литературе, он рассказал мне о маггловском кинематографе. За минувший год я и не могла подумать, как соскучилась по общесву Сильвестра Уайта, человека, необычного во всех спектрах. Когда отряхнула руку и допила остывший кофе, через окно без занавесов ворвался патронус Дженнифер Буш-Уайт — огромная пантера больше человеческого роста, и безэмоционально сообщила Сильвестру, что его ждут на примерке. Он унесся принять душ и переодеться, предлагая мне подождать и пойти вместе. Во время ожидания я рассматривала фотографии, которые он успел развесить. На большинстве из них Сильвестр или Дженнифер стояли поодиночке или с маленькой Рейчел на руках, и очень редко — вдвоем, исключительно на торжественных мероприятиях. Дело ли в том, что супруги не любят запечатлевать моменты единения или искра между ними погасла, если вообще существовала? Покидая необычный дом Уайтов, я не перестаю думать об этом, а также о многочисленных друзьях крошечного семейства, гостящих здесь в другое время. Тот же упомянутый Сильвестром Валентайн Торн — восходящая звезда, которому Уайт собирается продюссировать первый сольный альбом этой осенью. Не пропустите его и взрыв сверхновой Spectrum, пока в небе виден "Телец" — 19.05.1974!

Карин Портсмен