Ты - мой дом

Усилием воли Ягыз подавил душевную смуту, решая, что должен вернуться домой. Он бросил полупустую тару в ближайшую урну. Личная драма снова должна быть отодвинута на задний план. Тем более, что не с кого спрашивать. Отец не поймет, а матери больше нет. Впервые Ягыз думал о ней… спокойно. Без той необъяснимой тоски, что начинала ныть в сердце каждый раз, когда он вспоминал Севинч. А может это произошло как раз потому, что всему наконец нашлось свое объяснение. Ягыз не заметил, как с первыми лучами солнца он доплел до городского кладбища, что было с обратной стороны холма. Здесь была похоронена Севинч. Найдя могилу, он присел у надгробия и сидел так долго, молча, перебирал пальцами сырые пригорошни чёрной земли. «Ты такая же жертва ситуации, как и я… отец и тебе не оставил выбора. Да и себе тоже… Как бы я хотел знать всё вовремя, как бы я хотел сказать тебе спасибо за то, что читала со мной книги, что причёсывала мне тонкой расчёской волосы, что прививавала хороший вкус и дала мне прекрасное воспитание. Что научила понимать добро и зло, учила верить в первое и бороться с последним. Благодаря тебе я уже в детстве мечтал стать адвокатом. Спасибо что старалась не обидеть, спасибо что пыталась быть мне матерью…». Мать… Ягыз задумался о Кериме. Ещё одна жертва обстоятельств. Возможно больше всех от жизни досталось именно ей. И она жива и он ещё может успеть узнать её и понять, тем более что она сама его нашла. Спустя столько лет и стольким препятствиям вопреки. Надо будет её увидеть. Холодок внутреннего сопротивления сжал ему сердце. Однако Ягыз решил, что увидеть её он должен. Примерно час спустя, когда солнце уже рисовало длинные тени, одна из таких приблизилась к Ягызу. Парень поднял голову. Это подошёл Гёкхан. — Ты искал меня? — спросил Ягыз. — Нет, рано проснулся не мог уснуть, захотел прийти сюда. Но встретив тебя здесь, честно говоря, не удивился, — он присел возле Ягыза. Какое-то время они молчали. Вчера они много сказали такого, что могло надолго испортить их отношения. И особенно зол был Гёкхан. И на отца, который по сути «выгораживал» Ягыза, держа его вдали от дел, и на Ягыза, что тот, живя на всём готовом, без страхов и забот, ещё что-то тут предъявляет. Гёкхан вздохнул. Как-то горько прозвучал этот вздох. Он опустил голову. — Мои отношения с госпожой Севинч тоже были отнюдь не простыми. Только вряд ли ты помнишь… — Я помню! — перебил его Ягыз. Гёкхан внимательно посмотрел на брата. Затем снова опустил голову. — Послушай, сынок. Я вчера сказал всякого. Я был зол и раздражён. Я понимаю, что ты ни о чём не знал и потому действовал самостоятельно. Просто ты должен знать. Когда речь идёт о семье о самостоятельных поступках не может быть и речи. Нужно сообщать свои планы. Нужно советоваться, понимаешь. — Понимаю… мне жаль. Гёкхан не ожидал такой быстрой победы в споре. Он снова внимательно оглядел профиль Ягыза, как бы сомневаясь — искренне ли тот сожалеет? — Я понимаю, тебе обидно. Знаю, Ясемин тоже задела тебя, прости её. — А когда твоя жена пыталась быть вежливой, Гёкхан? Я давно перестал обращать внимания. Не утруждай себя. Она всегда будет считать меня источником всех несчастий семьи Эгемен. — Ты не знаешь что ей пришлось пережить. Попытайся не судить. Нашей семье действительно не раз угрожали. Она переживает за меня. Мы давно хотели ребёнка. Ясемин сомневалсь. Я как-то не настаивал. Два месяца назад мы узнали что она беременна. Я упросил её сохранить малыша. Но потом начались новые угрозы, а затем вот это предупреждение — покушение на Синана. Всё могло плохо кончиться. На следующий день после аварии Ясемин, не сказав мне ни слова, сделала аборт. Ей очень плохо. Это должна была быть девочка. Я даже имя ей успел придумать. Омрюм — жизнь. Жизнь смерти вопреки. Но видишь не суждено, — голос Гёкхана дрогнул, рот скривился в мимике жестокой скорби. Он сжал пальцами припухшие веки, пытаясь не выпустить рвушиеся наружу слезы. Ягыз слушал вполоборота, хмурые тени ложились ему на лоб. Выходит он вообще ни о чём не знает. Оказывается столько всего происходит в семье. Он смотрел на старшего брата, что с трудом сдерживает слезы и ему самому саднило горло. Ягыз знал Гёкхана как сильного и даже грубого по натуре человека. Оно так и есть, раз уж тот умудряется жить в обстановке постоянного риска и угроз. Но сейчас он видел только неприкрытую жизненную драму этого мужчины, перед лицом которой он сам совершенно бессилен. Ягыз, желая показать свою поддержку, положил руку брату на плечо. Гёкхан вдруг встрепенулся, скорее подавил слезы и похлопал Ягыза по руке на своём плече. — Что бы я не сказал вчера в порыве гнева, это не имеет значения. И что еще ни скажу. В данную минуту я говорю ту самую правду, которую ты должен навсегда запомнить: мы с тобой семья и ты всегда будешь мне братом! При этих словах, Гёкхан привлек Ягыза и они обнялись. Старший похлопал его по длинной спине, погладил загривок. — Ты меня понял? — Понял, брат. Для меня ничего не изменилось. Этот год был очень тяжёлый. Без вас, без семьи. Я сам себя наказал. — Ну знаешь, надеюсь не пожалеешь о своих словах, — хмыкнул Гёкхан, — быть частью семьи Эгемен это практически вызов для любого. Они разомкнули объятия. Ягыз потер подбородок. Слова Гёкхана создавали пространство для вопросов, которые всю ночь не давали ему покоя — а именно как так случилось, как такое возможно, что сердцевина семейного бизнеса — криминал? Бизнеса, который уважаем общественностью, который цитируют и на который ссылаются в предпринимательских сводках. — Ты вчера говорил о бизнесе… эм… Это правда? — Ягыз цеплялся за надежду, что брат погорячился и на этот счёт. — Правда. И этой правде много лет. Мне было 20, когда ты надолго уехал в Америку. Именно в тот год я совершенно случайно обо всем узнал. А потом отец, видимо решив что прятаться больше не стоит, сам стал посылать меня на сделки. Я знаешь ли, проявил себя как неплохой переговорщик. С каждым годом моя ответственность только росла. Мне многое нужно тебе рассказать. Наберись терпения. — Прости. — За что? — Я ничего не знал… я всё время был недоволен положением дел на фирме и не мог предположить, чем ты занят. Возмущался, что тебе всё равно. — Ну, ты и сам сказал — ты ни о чём не знал… Ягыз, мне нужна помощь. Мне нужен ты. Хорошо, что я тебя вот так встретил. Смогли по-доброму поговорить. — Я знаю когда ты добрый. Небось приложился с вечера хорошенько, — Ягыз быстро понял частичную причину сговорчивости Гёкхан. Его готовность просить прощения сразу надоумила на то, что он не трезв. — Ну знаешь, я смотрю ты тоже не стёклышко, — Гёкхан пожурил Ягыза, махая перед носом рукой, словно пытался развеять запах перегара. Они посмеялись. Но то был притворный смех. Не то чтобы неискренний. Просто поводов для смеха у них на самом деле не было. И Ягызу предстояло узнать почему.